Что делает Рейн? 6 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 7 из 16Следующая ⇒

Его загорелое лицо расплылось в улыбке.

— Почему ты думаешь, что я с ней покончил?

Я представлял, как впечатываю его в стену в удушающем захвате.

— Я с ней не встречаюсь. Ты тоже.

— Ах, ты хочешь ее только трахнуть… Интересно, как она к этому относится?

— Это не твое собачье дело.

— Когда ты облажаешься и причинишь ей боль, я буду рядом, — он подмигнул мне. — Ей понадобится плечо, куда поплакать.

— И тебе понадобится хирург, чтобы исправить твое лицо после того, как я его подпорчу.

— Я поражен, насколько ты заблуждаешься. Можешь тоже научить меня игнорировать реальность?

— Что за херню ты говоришь?

— Ты знаешь, что я имею в виду, — Квентин сократил расстояние между нами, его лицо исказилось от гнева. — Ты взялся за это дело, потому что я в тот раз слишком сблизился с клиентом. Я был безработным целый год из-за тебя.

— Ты избил ее бывшего парня до больницы.

— Он заслужил. Я поступил правильно.

— Ты перегнул палку, — фотографии парня после избиения были ужасны. — Солнышко не твоя, чтобы с ней связываться. Брось это, или я тебя заставлю.

— Ты только послушай, — он усмехнулся. — Ты пускаешь по ней слюни, как пес.

Я проскользнул мимо него и вернулся на свое место, отказываясь позволить ему испортить сияние в моих глазах от зрелища сисек Рейн. То, как она целовала меня, сжимала мой член, а потом руку, когда я должен был уйти.

Боже, я снова нуждался в ней. Впервые за много лет мне стало хорошо.

Достаточно хорошо, чтобы посмотреть на Квентина и улыбнуться.

— Мне все равно, что ты думаешь.

***

Тупоголовый сенатор дал премию за спасение жизни своей дочери. Встретив нас в отеле, он сунул мне в руку чек. Пятьдесят баксов. Интересно, знают ли избиратели Монтгомери, сколько, по его мнению, стоит его дочь?

По-видимому, не очень много. Несмотря на отчет об оценке угрозы от его охранной фирмы, он удвоил свое участие в фотосессии на показ. Множество статей, сообщавших об обвинении конгрессмена в мошенничестве, потрясли Монтгомери.

Видеть его растерянным было приятно. У меня никогда не миллионов безвольных сторонников, которыми я смог бы управлять через Facebook. Но сейчас акулы почуяли кровь.

Я шел вдоль реки Потомак, обходя бегунов и туристов, направляясь к Национальному Моллу (или Национальная аллея - комплекс разнообразных памятников и музеев в историческом центре Вашингтона – ред.). Розовые цветы были сложены под деревьями вдоль реки. Грузовик с едой манил меня жареным мясом, теплый ветерок доносил дюжину запахов. Может быть, я пообедаю, обдумывая свой следующий шаг.

Я сошел с пешеходной дорожки и направился к ряду грузовиков, стоящих на зеленой дорожке, и тут мое внимание привлекла фиолетовая вспышка. Девушка в обрезанных джинсах и блузке с узором из маленьких голубых якорей разразилась хихиканьем. Она прижала руку к своим темно-красным губам, пытаясь подавить веселье, когда мужчина рядом с ней ухмыльнулся.

Рейн была с Квентином.

Все внутри меня закипало, когда она раскраснелась из-за сдерживаемого смеха, игриво ударяя Квентина. Он дал себя стукнуть, на его лице отразилось восхищение.

Все казалось таким реальным.

Они не были достаточно близки, чтобы их можно было посчитать парой, но то, что прошлось слово яд по моим венам — это её смех. Он делал её счастливой, и это раздражало меня. Их лица склонились друг к другу, когда Квентин снял цветок с ее волос. Она улыбнулась.

Я направился прямиком к ним, врываясь в их дискуссию.

— Эй.

— Кассиан! — Рейн оживилась, когда заметила меня. — Как дела?

Я обнял ее одной рукой, ухмыляясь Квентину через плечо. Когда я отошел, яркий румянец опалил ее щеки. Она хотела меня, а не Квентина. Засранец знал это и не оставлял ее в покое.

Почему?

Я проигнорировал Квентина, стоя лицом к Рейн.

— Хочешь пообедать? — я не планировал свидание, но мне хотелось уничтожить на корню все, что он пытался начать. — До моей смены еще целый час.

— С удовольствием, — сказала она. — А разве можно?

Квентин выдавил из себя улыбку.

— Не совсем.

— О, может, нам пойти вместе.

— Трое — это уже толпа, — мне было все равно, как это выглядит. Мне нужно было, чтобы она была подальше от него. — Не трудись тащиться за нами по пятам, брат. У меня все под контролем.

Я взял Рейн за руку, но она воспротивилась.

— Мы с Кью как раз разговаривали об этом…

— Все хорошо, — смягчился Квентин.

Ее улыбка померкла, когда он растворился в толпе пожилых людей в широкополых шляпах и с тросточками.

— Боже. Он выглядит злым.

— На меня, — сказал я. — Не на тебя.

Ветер играл с ее волосами, которые лезли ей в глаза. Я заправил их за ухо. Мы были на виду у всех, но я не мог остановиться. Я смахнул лепестки с ее плеча, и она покраснела еще сильнее.

— Почему он злится?

— Потому что я опередил его член.

— Кассиан, — выражение лица Рейн разрывалось между раздражением и весельем. — Просто потому, что мы дурачились, не значит, что я принадлежу тебе.

— Я же озвучил тебе правило, — я зарычал. — Ты моя, пока я трахаю тебя.

— Технически, мы еще не сделали этого.

— Ты моя.

— Это ужасно собственнически со стороны парня, который не вступает в отношения.

Я погладил ее по спине, единственную часть ее тела, к которой я мог прикоснуться, стоя в самом сердце Вашингтона.

— Солнышко, я не большой любитель делиться, и это еще мягко сказано.

— Знаю. Ты даже пирогом не поделишься. Думаешь, я влюблена в Кью?

— Он делает все, чтобы завоевать тебя.

— Я девственница, Кассиан. Поставь себя на мое место. Ты – кто-то новый и ошеломляющий, — ее хриплый голос надломился, как всегда, когда она замолкала. — Ты единственный мужчина, которого я хочу.

Рейн наклонила голову, словно ожидая поцелуя. Ее присутствие окутывало меня, как теплое одеяло, а я был слегка опьянен.

Люди заполонили аллею. Среди них мог быть и папарацци, но мне было плевать. Рейн наклонилась ко мне, ладони скользнули вверх по моему жилету. Она оставила неуклюжий поцелуй на моем подбородке, прежде чем я наклонился, чтобы встретиться с ней губами, тепло закрутилось в моей груди, когда наши губы соприкоснулись. Она вздохнула, поддавшись страсти, и обвила руками мою шею.

Я обхватил талию и сжал ее крошечное тело. Она провела пальцами по моим волосам. Я пожирал ее красные губки. Она застонала, впиваясь ногтями в мою кожу. Я толкнул ее за грузовик с едой, где гудели генераторы, заглушая ее вздохи. Она попятилась, фиолетовые пряди развевались на фоне золотой краски грузовика.

Мы целовались, как два подростка за школой, но только одному из нас было девятнадцать. Где, черт возьми, моя сдержанность? Бездыханная лежит где-то на земле.

Я целовал дочь сенатора в гребанном Национальном Молле.

Она притянула меня к себе и поцеловала, как будто не могла остановиться. Но… кто-то же должен быть взрослым. Я взял ее за запястья, надеясь, что она не почувствует мою чертову эрекцию.

— Это безумие, — мое сердце бешено колотилось.

И все же я не мог отпустить ее.

Она тяжело дышала, выглядя столь же пораженной.

— Что мы делаем?

А я и не знал.

Что бы это ни было, всё ведёт к катастрофе.

ГЛАВА 11

Мамины рыдания разрывали меня на части. Слушать ее плач всегда было больно. Лишь с пятой попытка она смогла произнести что-то внятное.

— Рейн, я не знаю, что случилось, — сказала она. — У всех объявления на дверях.

— В смысле у всех?

— В нашем районе. Трэвис вне себя. Это ужасно.

Я схватила ключи, прежде чем вспомнила, что нахожусь в Вашингтоне.

— Ты разговаривала с хозяином?

— Он не отвечает на звонки.

Я беспокойно наматывала круги по комнате.

— Он прикрывается законом Эллиса (закон, позволяющий владельцам выселять жильцов – ред.).

— В смысле?

— Акт Эллиса. Он хочет поднять арендную плату выше, чем ему позволено. Это незаконно. По крайней мере, я в этом почти уверена.

Арендодатели ссылались на спорный закон, чтобы избежать ограничений на выселение в этом районе. Этот акт позволял им выйти из договорных отношений с арендаторами, но большинство использовало его как лазейку для своих махинаций.

Через четыре месяца мама станет бездомной. Тем временем я сидела на двадцать третьем этаже роскошного отеля, окна которого выходили на темно-зеленые лужайки и реку Потомак. Ужасное, клокочущее чувство вины разъедало мой желудок.

Я схватила свой ноутбук. Я открыла десятки вкладок с сайтами адвокатов, борющимися с выселением.

— Мы будем бороться. Наймем кого-нибудь, кто знает все тонкости прав арендаторов. Это же ежедневная история, — я ждала, что она перестанет плакать, но рыдания не прекращались. — Я сейчас же прилечу.

— Нет. Ты ничего не сможешь сделать, и я не хочу вставать между тобой и твоим отцом.

— А что Трэвис делает?

В ее голосе послышалось беспокойство.

— Он написал хозяину грубое сообщение. Ты же его знаешь. Он не самый лучший коммуникатор.

Я со стоном хлопнула себя по лбу.

— Дай угадаю. Он выматерился по полной?

— Хуже, — пробормотала она. — Домовладелец пожаловался в полицию.

Мое горло сжалось, и я боролась с волной печали.

— Я пришлю тебе список адвокатов. Они предлагают бесплатные консультации. Ты должна позвонить сегодня.

— Да, может быть.

— Мам, ты должна связаться с ними. — я отставила компьютер, нахмурившись. — Сейчас не время стесняться. Ты теряешь свой дом. Ты должна что-то сделать.

— Ну, Трэвис говорит, что мы должны переехать в Дэвис.

К западу от Сака находился скучный университетский городок — Дэвис. Много сельскохозяйственных угодий. Я узнавала об этом университете, но бурый ландшафт, по которому разгуливает домашний скот, со стойким запахом коровьего навоза, не впечатлил меня. И это было слишком далеко.

— Это в двух с половиной часах езды. Я тогда вообще не смогу с тобой видеться, а это именно то, чего он хочет.

— Нет, милая. Речь идет о более дешевой арендной плате и меньшем количестве ограничений для арендаторов.

Мое разочарование переросло в гнев.

— Мама, это ужасная идея.

— Я так не думаю.

Я чуть не закричала, но прикусила язык. Я научилась держать язык за зубами после многолетних попыток добиться истины и приняла факт —у моей матери ужасный вкус на мужчин. Она не замечала, как они обманывают ее своими обольстительными улыбками. Картонные мужчины, которые прячут неуверенность под двусмысленными комплиментами. Я видела их насквозь, и меня бесило, что с ней все было не так.

Кассиан тоже это видел. Он через пять минут заметил, как Трэвис оскорбил меня, под видом комплимента. Это была одна из причин, почему мне нравился Кассиан. Он не обманывал. Он уважал меня.

Меня никогда не волновали скрытые мотивы. Кассиан объяснил, чего он хочет — секса без обязательств. Мама гонялась за страстными романами с гаммой эмоций. Я не потерплю безумных взлетов и падений. Мне нужна была стабильность, а Кассиан был настоящей скалой.

Однако моя бедная мать была рабыней. Она принимала одно плохое решение за другим во имя любви. Расставания бросали ее в пучину отчаяния, с которым мне неизбежно приходилось справляться.

Чувство вины кольнуло меня изнутри.

— Мам, тебе не придется переезжать. Я попрошу папу о помощи.

Она застонала.

— Твой отец не хочет иметь со мной ничего общего.

— Папа не скажет «нет». Он не может.

— Даже если и так, я не хочу этого.

— А почему бы и нет? — рявкнула я, и мой громкий голос отразился от стен. — У тебя нет других вариантов.

— Трэвису это не понравится, детка.

— Какая разница? Он платит за квартиру? Он делает тебя счастливой? Когда в последний раз он не был полным мудаком?

— Мне… мне очень жаль, — сказала мама, снова заливаясь слезами. — Я не должна была звонить тебе.

— Я хочу, чтобы ты звонила мне! Я не хочу, чтобы ты тратила свою жизнь на этого высокомерного придурка.

После долгой паузы из динамика донеслись мамины рыдания.

— Он не так уж плох.

Я стиснула пальцами виски.

— Ты серьезно? Ты должна выслушать меня, выслушать, что я чувствую! Я возненавидела его в ту же секунду, как мы встретились, — огрызнулась я, разрушая бульдозером стены, которые возвела, когда мама отказалась принимать мое мнение всерьез. — Я вообще ненавидела их всех. Хочешь знать, почему?

Она не знала, но я все равно ей скажу.

— Потому что они неудачники.

— Рейн.

Резкий вдох мамы подлил масла в огонь.

— Я никогда не говорила тебе правды, потому что ты хандришь целую неделю, прежде чем найти другого неудачника. Ты должна винить только себя! Себя, мам. Ты ужасно разбираешься в людях, но теперь это зашло слишком далеко.

— Мне жаль…

— Тебе не жаль! Потому что, если бы это было так, ты бы его бросила. Ты бы предпочла меня, свою дочь, этому мешку с дерьмом. Прекрати, просто прекрати!

Мое разочарование вскипело, когда я призналась в каждом мрачном чувстве, которое держала в себе. Когда ярость прошла и на меня навалилось осознание, ужас сжал мое горло. Я ни с кем так не разговаривала.

Тишина стояла гробовая, когда я закрыла рот, мои глаза защипало.

— Рейн, ты права.

Сквозь темноту пробивался свет. Да? Мои мысли рассеялись, как и любые слова, которые я пыталась связать вместе.

Я достучалась до нее.

Я подавила стон облегчения, жалея, что не могу обнять ее. Мы бы обнимались до тех пор, пока не стало бы больно. Наши отношения возобновятся, и как только это произойдет, мы станем сильнее, чем когда-либо.

— Мам, ты в порядке? Прости, что я была груба. Я не хотела тебя обидеть. Мама, ты меня слышишь?

Черный экран насмехался над моим терпением.

Она повесила трубку.

Я набрала ее номер. Она не ответила. Я позвонила, и меня перекинуло на голосовую почту. Прошло пять минут. Я попробовала еще раз. Голосовая почта.

Очевидно, я ошиблась.

Она игнорировала меня. Почему? Потому что я сказала правду? Гнев пульсировал в моем сердце, сопровождаемый острой, как бритва, болью. Я выронила телефон, чувствуя тошноту.

Я расстроила ее и теперь расплачивалась за это. Я потеряла единственного человека, который любил меня. Кто еще у меня есть? Отец, который неохотно предоставил мне комнату в своем доме? Ему было все равно.

Мой мир рухнул.

Это уже слишком.

Мои крики переросли в панические рыдания. Я не должна была говорить ей этого. Я была слишком честна, а она еще больше попала в лапы этого ублюдка.

Хлопнула дверь. В комнату вбежала пара ботинок, но я не подняла глаз от ковра. Мужская рука обхватила мое плечо и сжала его. Он опустился на колени и попытался привлечь мое внимание, но я была безутешна. Его рука скользнула вокруг моей талии, он сжал меня в своих объятиях, гладя по волосам. Моя голова уютно устроилась на изгибе его шеи, и я вдохнула аромат бергамота и жасмина.

— Что случилось? — пораженно спросил он.

Квентин.

Я хотела Кассиана.

— Мама.

— Ей плохо?

— Нет, — я впилась пальцами ему в спину, не выдержав. — Зачем она это делает? Я же люблю ее…

— Тише, тише. Я здесь ради тебя, Рейн.

Он обнял меня, и его объятия не наполнили меня желанием, но я чувствовала себя в безопасности. Поэтому я обняла его в ответ.

ГЛАВА 12

Монтгомери вел себя как родитель на стероидах, безостановочно названивая мне. Как только мы приземлились в Вашингтоне, он потерял рассудок. Чертовски контролирующий. Если она хоть на фут выходила за пределы радиуса гео-ограждения, он пугался. Один промах в ее расписании, и он требовал ответов.

Идиот тратил больше энергии, беспокоясь о том, поставит ли она его в неловкое положение, и не слишком парился о политических журналистах, папарацци и других представителях прессы, скрывающихся на виду. Общественное мнение висело темной тучей над столицей страны, когда люди обвинили еще больше конгрессменов в мошенничестве. Люди жаждали крови.

В этом городе все друг друга знали. Волосы Рейн привлекали репортеров. Монтгомери нужно было, чтобы она спряталась, но она не была ребенком или домашним животным, которого можно запереть в комнате. Поэтому его сообщения меня выводили из себя.

Что делает Рейн?

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒