ХИМИК-СКЕЛЕТ И БЛЕДНОКОЖАЯ ЭЛЕН 12 страница

– Мне надо что-то сделать с собой, пока я не принесла беды. Ведь, если подумать, мы несем проклятие в себе, мы заражаем им других людей! – Тут Рита с суеверным ужасом отшатнулась от Валентина, посмотрела на него широко раскрытыми глазами: – Я уверена, что право на жизнь имеют только такие девушки как моя сестра. А я сама лишняя, жалкая ксерокопия ее души!

Валентин, не понимая, как ему показалось, театральной выходки Риты, засмеялся.

– Да что ты говоришь глупости?! У меня тоже были черные мысли, но я как-то нашел в себе силы от них отказаться. Подумай о своих родителях, да о сестре, в конце концов! Они же тебя любят. И, кажется, теперь я узнал о тебе столько, что мне ничего не стоит вывести формулу идеальных человеческих взаимоотношений…

Глаза Риты затянула поволока слез.

– Заколебал ты своей формулой, чертов химик! Любят… Вот именно! А я как неблагодарная дочь и сестра украла Алинкин паспорт, чтобы в Кирове безобразничать. Я и не думала в педе учиться. Просто хотелось в общаге пожить вдали от тех, кто меня любит. Но там оказался настоящий Ад! Каждую ночь бухие пацаны с этажа долбили в дверь. С ними было бесполезно разговаривать, они ничего не видели.

Однажды устроили на этаже настоящий разгром, дежурную по общаге взяли в заложники. Ну вот я и решила тоже к ним присоединиться, чтобы не быть изнасилованной. Тогда без милиции обошлось. Но ночами я уже от девок наслушалась историй о хорошей жизни. Мне надоело питаться гречневой кашей в столовке. Я долго терпела и, наконец, не выдержала, взяла и потратила деньги, которые мне родители прислали на учебу. Кстати, на разную ерунду, получилось, столько ушло! Никогда бы не подумала, что можно за неделю столько растратить… Ну тогда мне в голову пришла идея кредит взять на алинкин паспорт. Теперь ты понимаешь, что я за дрянь, что я натворила?!

Валентин вскипел. Ему порядком надоел тон этой декадентки зари кровавого капитализма-2 в России. Но даже в этот момент он не мог не признать, как убийственно прекрасна Рита. И рассерженная кобылка, и обозленная гордая фея из страшной сказки одновременно. Особенно поражали ее глаза, смотревшие исподлобья. Они не то соблазняли, не то – проклинали, не то выражали глубокую, совсем не женскую задумчивость. Нет, такие девушки, чтобы они сами не говорили, не могли не вызвать восхищения. Шарф с серебряными нитями, уродливый на любой другой шее, только подчеркивал достоинства Ритиного лица.

– Все, достаточно! – воскликнул он. – Давай придумаем, как тебе выпутаться из этой ситуации!

Девушка не стала спорить. В голосе ее послышалась неожиданная и не согласная с прежними импульсивными речами робкая надежда.

– Что ты предлагаешь?

– Для начала надо проанализировать положение. Нельзя спешить, я вот тоже дров наломал.

Мысль о том, чтобы обратиться к братьям Газизовым была настолько очевидной, что Валентин чуть не плясал от восторга. Но когда он поведал ее Рите, девушка посмотрела на него как на сумасшедшего.

– Ты что?! Деньги у бандитов брать? Так они просто так не дадут. Еще заставят проституцией заниматься.

– Но я не скажу для чего, – попытался оправдаться Ребров. – Да и они вроде на вид нормальные ребята, визитку мне оставили, моего научного руководителя знают.

– Нет-нет, даже если так, я не хочу ставить тебя под удар. Да и к тому же они, быстро выяснят, на что ты деньги потратил.

На лицо девушки легла тень разочарования. Оно снова приняло холодно-фееричное выражение.

– Эх, а сам призывал дров не ломать! Да ты, сразу видно, настоящий практик, а не какой-нибудь жалкий теоретизатор. Тебе бы сразу поэкспериментировать. – И тут Рита разразилась настоящим демоническим монологом.

– Ты не представляешь, как я не люблю успешных людей, тех, кто все пытается нормально устроить. Нет, не успешных, как Алина. Вот она стыдиться своей успешности, она не тычет ей в нос. Но самое страшное, когда удачей не то что тыкают, а когда ее возводят в принцип своего мировоззрения. Когда заставляют смотреть на окружающее тебя пространство через очки успешного человека. Но хуже всего те люди, которые прикрываются выдуманными неудачами. Они напоминают мне клопов из старого дедушкиного дивана, который ошпаривали кипятком из чайника. Им повезло один раз укусить, они нажрались крови, и теперь в безопасности блюют в своей щели и еще – поучают.

Теперь настало время клопов. Все те, кто молчал в тряпочку после отмены пионерских галстуков, повылазили из щелей, начали вздыхать о том, как раньше было прекрасно, как они ходили строем. Я чувствую, как люди снова погружаются в болото лжи и лицемерия. Взять хотя бы обшарпанные советские интерьеры. А платья, сшитые из двух кусков материи? А тайные побеги во время работы за обувью? Это мне все известно из рассказов родителей, но по фильмам же художественным видно!

Сейчас зато все честно. Жестоко, но честно. Я смошенничала и теперь должна понести наказание за свои деяния.

– Сколько? – задал единственный, уместный в таком случае, вопрос Валентин.

– А, ерунда, пять лимонов.

Ребров вытаращил глаза.

– Да на что ты их потратила?!

– Теперь понимаю – ни на что – вздохнула Рита. По мелочи все растратилось. Вот, например, – она с такой силой дернула кончики шарфа, что закашлялась от удушья, – образец моего мотовства.

– Но все-таки, столько денег… – никак не мог поверить Ребров. Он был еще не искушен в тратах. Поездка на Павловку, оргия в общаге до сих пор представлялись ему чуть не пирами Валтасара.

Рита с жестоким смехом принялась загибать пальчики.

– Да всего лишь один раз заглянули с типа подружкой в магазин интимных товаров «Адам и Ева». А там – чудовищная плата за вход. Потом сходили на мужской стриптиз в ночной клуб «Зажигалочка» чисто поржать. Туда нас бесплатно конечно пропустили, зато потом мы нажрались коктейлей и я не помню, сколько денег какому-то Тарзану в плавки насовала. Дальше был ресторан «Золотой дракон», где мы отравились вареной курицей.

Валентин испытал настоящие муки, когда понял, как нужны были бы сейчас его накопления. Впрочем, их бы не хватило. Но он бы мог убедить Викторию Павловну помочь Рите.

– И все-таки, – решил Ребров быть на чистоту, – почему бы тебе честно не признаться?

В глазах девушки свернулись колечками золотистые змейки.

– А… вот оно! Так я и думала, что ты так скажешь!

Она надулась, снова став очень похожей на рассерженную кобылку, замолчала. Между тем вечерело.

Валентин медленно произнес:

– После того как меня обвинили в краже, мне легче было покончить собой со стыда. Теперь я понимаю, что жизнь идет своим чередом, что нельзя постоянно плыть против течения.

Рита аж затряслась.

– Это называется конформизмом. Слышал такое слово – «соглашатель»? Как тебя бишь по батюшке?

– Валентин Валентинович…

– Валентин Валентинович, я думала у нас более близкие отношения, а теперь вижу какие мы на самом деле чужие. Ты предлагаешь мне согласиться с мерзостью этого мира? Фу… – теперь уже было непонятно, кто Рита, но в этот момент она точно не походила на фею, скорее на рассерженную богиню дикого племени, – я не знала, что ты такой мелочный. Ты рассуждаешь как молодой старичок. Разве тебя никогда не бесили миллионы мелочей? Меня сразу начало раздражать вранье взрослых.

Вот, к примеру, они всегда говорили, что пить шампанское вредно, а сами пили на Новый Год. Или, почему в фильмах показывают школы со стенами из мрамора? Да у нас в школе они кривые были, их грязными тряпками терли. Особенную пытку выдумали выковыривать грязь из батареек в коридоре. А училки, которые впаривали, что надо с мальчиками вежливо разговаривать, а потом, когда мальчики уходили, начинали про маньяков рассказывать? Типа, они могут нас в подъезд заманить, трусы снять, а потом – убить бутылкой по башке.

Меня просто до содрогания бесила вся их лживая пропаганда! У нас девки однажды после заседания совета отряда чуть не передрались из-за того, кому подарки вручать. Все хотели красавцу Редискину. А я плевать на него хотела с двадцать первого этажа! Так эти негодяйки мне травлю устроили! Почему нельзя писать и говорить, так как есть? Да монстры, которых я в тетрадях рисовала, симпатичнее многих субъектов в нашей реальной жизни! На самом деле большая часть мужского населения Уфы – это быдло. Я вообще не понимаю их языка. У них все такой тухлый базар – «как баба», «ты че как баба кипешуешь». Фу, не люблю их примитивную лексику!

Валентин подумал, что после таких заявлений Рита успокоится, но она, судорожно переведя дух, начала говорить еще быстрее, еще жарче:

– Нет, я никогда не соглашусь окунуться в их тупую обыденность! Они, на самом деле, трусы. У меня отец – инженер. Мама вначале хотела, чтобы мы с Алиной стали дружить с мальчиками из интеллигентных семей. А потом забредила экономистами и юристами. Она, ты не представляешь, как сумасшедшая бегала по Центральному Рынку в 1992 году в поисках алкоголиков, которые ваучеры готовы за кусок колбасы продать. Я тогда им всем сказала, что вы дураки, что никаких дивидендов не будет, вас обманут. Лучше давайте на эти ваучеры купим резиновую лодку и сплавимся по Уфимке или съездим в Тимбукту.

Думаешь, меня эти идиоты послушались? А потом, помню, меня взбесило, решили в 93-ем сад купить за Каменной переправой. Но я им сразу сказала, что потерянного не вернешь. Надо было на квартиру эту угловую в Затоне не соглашаться. Здесь у нас в зале всегда угол сырой, на потолке тоже бывают пятна. А на полу эта шкура медведя из Камчатки погоды не делает. Все равно холодно, как в морге! Нет, ты не представляешь, как чувства испепеляют меня! Наверное, если бы я была из фарфора, я бы потрескалась. Я бы развеялась в пыль, как вампирка!

Последний монолог вконец измотал Риту. Некоторое время она, как рыба, беззвучно дышала ртом.

– Хорошо, представим на минутку, что я пришла и сказала: так-то и так-то, примите назад блудную девочку. Да я потом им в глаза не смогу смотреть спокойно! Нет, я лучше придумаю другой план.

Валентин ощутил такое сиротство на сердце, что закололо в глазах. Он, чувствуя, что снова теряет Риту, выдохнул театрально, как Пьеро.

– Разве можно решать все наобум? Давай подумаем вместе, давай не будем спешить. Я все-таки считаю, что можно поговорить с твоей матерью. Она же не враг тебе, в конце концов.

Зловещая усмешка заиграла на лице воистину инфернальной красавицы. И только тут до Реброва дошло, кто был на самом деле бледнокожей Элен, о ком была сложена легенда. Ее голос, как удары погребального колокола, прозвучал надрывно глухо.

– Не бойся, никто не пострадает. Я лучше причиню вред себе, чем допущу, чтобы что-то случилось с моими родными. Я их люблю как добрых животных. Они не виноваты, что не могут думать о том, что можно изменить бытовым комфортом и счастьем «как у всех». Но твои конформистские речи все же сделали доброе дело. Теперь я думаю, что справлюсь со своими проблемами. Сама.

Валентин понял, что дальнейший разговор бесмысленен.

– Я пойду, а ты не иди за мной, – сказала Рита-Элен. – Засеки десять минут или иди другой дорогой. Вон там, впереди, есть дыра в ограде. Повернешь потом к «Нептуну» и сразу на остановку выйдешь.

– Мы еще встретимся?

– Спроси у своей цыганки! – хохотнув, воскликнула Рита, прежде чем исчезнуть за черными стволами деревьев.

ГЛАВА XXI

ПЕРВОЕ ИЗВЕСТИЕ О «КРАСНОЙ ГВАРДИИ РИФЕЯ»

Валентин в желтых сумерках направился в другую сторону. Им владели сложные чувства. Хотя Рите вновь удалось оставить его в дураках, но теперь она перестала быть бесплотной мечтой, теперь он знал, столько подробностей ее биографии!

Мой герой был юн, полон сил и не прошло пяти минут, как он уже шел бодрым шагом с выпрямленной спиной. Его взгляд горел, бросал молнии. В сердце расцветали невероятные розаны надежд, от которых кружилась голова. Не пройдет нескольких месяцев, как Рита станет его настоящей девушкой!

Но когда Ребров вышел на аллейку, ведущую к выходу из парка, за его спиной зашуршали прошлогодние листья, как будто разом несколько человек заскребли железными перьями по почтовым бланкам из плотной бумаги.

Валентин хотел было радостно обернуться, как мужской голос заставил похолодеть его.

– Наконец-то мы встретились, молодой человек. Далеко, однако, вас занесло!

Каким-то чутьем Ребров угадал, что рядом с ним идет кошмарный горбун-цыган.

– Кто вы такой? Что вам от меня надо?! – спросил Валентин, продолжая ускорять шаг. Ему вовсе не хотелось оставаться один на один с неизвестным в заброшенном парке.

Горбун-цыган хрипло рассмеялся.

– Ab igne ignem. Я вижу, дружок, что тебе не очень-то везет с женщинами.

Мой герой мельком посмотрел на странного спутника. Тот был в уже знакомом наряде. Только теперь его шею украшал теплый малиновый шарф.

Мысль о том, что горбун имеет самое прямое отношение к нагадавшей родовое проклятие цыганке, пронзила Валентина.

– Ты Борис, брат Изольды?! – спросил он.

Незнакомец замотал головой.

– Не там ищешь.

Ребров подумал, что, несмотря на затрапезный вид и характерные для представителей вольного народа черты, глаза у незнакомца ярко-синие. Да и откуда цыгану знать латынь?

Но вот и выход из парка. Валентин облегченно перевел дух и резко остановился, с намерением, наконец, заставить незнакомца признаться в том, кто он такой и что ему от него нужно.

Однако горбун, ничего не говоря, рысью припустил в противоположную сторону.

И в минуту пропал за темно-зеленой стеной елей.

Продолжая размышлять о зловещем незнакомце (неужели он сходит с ума?), Валентин вышел к бревенчатым баракам на улице Шмидта, под которыми тянулись делянки-одеяла под пенсионерский картофель.

Навстречу молодому человеку вышла странная компания. Отчасти она напоминала свиту Воланда, по какой-то причине отбившуюся от своего повелителя. Компанию возглавляла молодая женщина с глазами цвета полированного оникса, в хрустящих при каждом шаге, будто из латекса, брюках. Ошую и одесную от нее маршировали былинный детина в трико и бодрого вида мужчина в клетчатом пиджаке с коробкой шахмат под мышкой. Ребров хотел пройти мимо, но женщина окликнула его.

– Ой, извините гражданин за беспокойство. У нас разгорелся спор, а вы, как человек посторонний, наверное, рассудите?

Валентин остановился.

– Я не специалист по шахматам.

– Да Господи, дело не в них! – Красавица показала взглядом на детину в трико. – Павел, со ссылкой на секретные статистические источники, утверждает, что некоторые люди способны к суициду в силу генетических особенностей. Господин Загорский уверен, что все проблемы из-за женщин. Единственное место, где их нет, ни женщин, ни проблем – пляж на Уфимке в районе Трамплина.

– А что вы сами думаете? – спросил Ребров, чувствуя смертельную усталость от загадок.

– Вот это бы мне самой хотелось знать. Эти два гаврика меня окончательно запутали.

Мужчина с шахматами чуть не подпрыгнул на месте от внезапного восторга.

– Есть афоризм: женщина думает, когда не думает!

Они вместе вышли на остановку. Валентин не заметил, как разговорился с колоритной троицей. Красавицу в трескучих брюках звали Ланой Чудовой. Она была известной местной поэтессой. Недавно, в соавторстве с мужем, работником вневедомственной охраны Владом Карпинским у нее вышел роман о дьяволице-домохозяйке. Детина в трико представился краеведом и, по совместительству, студентом медуниверситета Павлом Базановским. Улучив момент, он таинственно зашептал на ухо Реброву:

– Ты, наверное, подумал, что мы какие-то… – здесь прозвучало матерное прилагательное на букву «е». – Но, на самом деле, мы действительно выделяемся в массе серых обывателей.

Мужчина с шахматами ограничился перечислением регалий:

– Журналист радио, типограф, идеолог уфацентризма, поэт Александр Загорский.

– Уфацеце… – с трудом выговорил мой герой и тут его осенило. – Это вроде уфологии?

Загорский с минуту созерцал Валентина, потом его зеленые глаза зажглись бешенным кошачьим восторгом, способным расплавить алмаз.

– Да! Именно такая аналогия! Шикарно. Наш город как непознанный объект. Мысль на миллион баксов!

В это время подошел автобус до Галле. Валентин решил дождаться скоростной тридцатки.

Прощаясь, Лана подарила Реброву экземпляр своей книги, Базановский потное рукопожатие, Загорский афоризм:

– Вот, послушай, вычитал в «Свойствах строки» у своего тезки: «Мужчина – это всего-навсего смысл прежде интонации. Женщина – это интонация настолько прежде смысла, что часто в нем нет уже решительно никакой необходимости».

Нужный маршрут подошел с большим опозданием. Валентин в глубокой задумчивости сел на то место, где когда-то с толстой сумкой на ремне, усеянным рулонами разноцветных билетов, возвышался кондуктор. Вот уже несколько лет проезд в автобусах был бесплатным. Общественный транспорт разваливался, всем было западло платить за проезд, американские путешественники удивлялись безбилетью, суровым уральским зимам и отсутствию рекламы на бортах скотовозов. По-другому назвать полуразвалившиеся, чадящие коробки производства Венгерской народной республики, было нельзя. Но не забывай, читатель, что в груди моего героя царила бешенная весна. Теплое время только разворачивалось в Уфе, но разворачивалось роскошно. Небо обещало быть недостижимо голубым и высоким.

И когда «Икарус» взлетел по мосту в сумеречное пространство над Белой, в почти ночь, с узкой, лимонно-багряной полоской на самом краю небесного купола, Валентин уловил на себе горящий взгляд.

Похолодев, он резко обернулся, готовый к новой встрече с горбуном-цыганом, но увидел всего лишь сидящего на заднем сиденье Меркина.

Хотя Меркин слыл плейбоем, он не принадлежал к разряду обычных городских студентов. Молодой человек воспитывался одной бедной матерью, хотя и жил на улице Фрунзе, тогда еще не Заки Валиди, прямо напротив университета, в развалюхе. Жильцы дома боялись, что их подожгут, а потом отправят жить в общежитие. Они, во главе с матерью Меркина, еще надеялись получить от государства площадь. Неудивительно, что Меркин питал острое отвращение к буржуазным порядкам Ельцина. Он был вечно на грани отчисления, но вместо того, чтобы приналечь на учебу, предпочитал гулять с бабами и ходить на собрания «Красной гвардии Рифея». О ней в университете слышали мельком. Девушки, конечно, не проявляли заметного интереса. «Игроки» – иронизировали. Оставалась масса деревенских и тех, кто был из рабочих семей. Но общая ограниченность последних, отсутствие даже намека на эрудицию, делали свое дело. Оставался, таким образом, один Валентин, как пострадавший от черствости и предательства богатеньких студентов. Но до сих пор Меркин явно не доверял ему, только присматривался.

Они обменялись парой ничего не значащих фраз,

– По бабам что ли в Затон ездил?

– Да нет, по делам.

Стыдливая краска, залившая лицо моего героя, еще больше развеселила Меркина.

Настоящий разговор состоялся на следующий день. В конце пары по экономической теории Валентин услышал, как Меркин костерит Барыя Барлыбаевича:

– Буржуй, приходит к нам и хорохорится! Сперва студенток на практике заставлял для своей конторки трудиться. Теперь фирму открыл, старую жену бросил, на молодой женился.

Валентин, не оборачиваясь, возразил:

– Если ты такой умный, то почему бедный?

У Барыя Барлыбаевича оказался чуткий слух. Оба студента не успели опомниться, как оказались в коридоре. Меркин чуть не с кулаками набросился на Реброва.

– Не надоело повторять, что по телевизору быдлу внушают?

Валентин, считая себя незаслуженно пострадавшей стороной, отмахнулся.

– Барыга не такой уж крупный бизнесмен. Максимум – квартира у него шикарная.

Глаза Меркина злорадно блеснули.

– Кстати, чего тогда ты с Юлькой на Павловку поперся? Я слышал, как они тебя обсуждали: мол, этот Валек как бомж: уже три курса ходит в кладбищенской одежде. С ним рядом стремно стоять, не то что за руку держаться.

С Реброва как будто заживо содрали кожу. Но Меркин, вместо того, чтобы еще больнее задеть самолюбие Валентина, простодушно сознался:

– Юлька сказала, что у меня грязное лицо. Так что это не только про тебя. Они, блин, твои бывшие из коммерческой группы, вообще обарзели! Золотая молодежь! А эта Эльвира – проститутка. Она половине общаге дала. Слышал я, как они тебя обвиняли. Ну знаешь, я в травле людей не участвую. Ты же не нарочно деньги из кармана этого дурака Алмаза вынул, просто пошутил. Нет, ты наш человек. Ну, даже если бы вынул? Вон, министры миллионами воруют, а тут у одного мудака скоммуниздил!

Валентин покачал головой.

– Они правы в одном: не надо было мне пить с Алмазом. Эти алаярки подбили меня на то, чтобы я растратил деньги алхимического ордена.

– Вот я о чем и говорю!

Лицо Меркина приняло загадочное выражение. Он огляделся, как будто боялся, что их подслушивают.

– Ты… про Короля что-нибудь слышал?

Валентин поморщил лоб. Кличка была ему незнакомой. Впрочем, он не был специалистом по уфимским криминальным авторитетам. Из всех только о Шаляпине слышал.

– Это что, авторитет местный?

Меркин хохотнул.

– Скорее – человек-легенда! О нем еще в «Вечерней Уфе» писали. Вначале 90-х он организацию создал по отъему денежных знаков у новых буржуев! Но увлекся мелкой уголовщиной, погорел. Теперь, бедняга, получает специальность швеи-мотористки в Читинской области. Зато его дело не пропало даром. Ты что-нибудь про Американца слышал?

– Кажется… это главарь вашей «Рифейской гвардии»?

– Не главарь, а председатель исполкома «Красной гвардии Рифея». Он мне поручил к тебе присмотреться. Нам нужны толковые люди науки. Хочешь в депутаты выдвинуться? Надо брать власть в свои руки на местах и проводить идеи социальной справедливости. Задолбали уже эти буржуи. Но ничего, мы помним кровь девяносто третьего года!

По лицу Валентина было, что он колеблется. Его прельщала перспектива с головой окунуться в какую-нибудь аферу. Он хотел отвлечься от тяжелых мыслей о Рите. Словно почуяв это, Меркин протянул Реброву маленькую цветную фотокарточку. На ней была девочка-подросток, как, показалось вначале Валентину, лет тринадцати-четырнадцати. У нее было поразительно чистое лицо и глаза. Глаза были с такой редкой для юного возраста глубиной, что он сразу подумал: «Как у Риты на крыше».

– Кто это? Твоя сестренка?

На лице Меркина заиграла удовлетворенная улыбка.

– Ага! Заинтересовался?! Да нет, она собирается поступать на филологический. Выглядит, согласен, очень юно. Вот такие у нас девушки есть. Ее зовут, ее зовут… Впрочем, сам узнаешь, если придешь числа двадцать второго на субботник.

– Как, разве у коммунистов не одни старики?!

– Кто тебе сказал, что мы коммунисты? – оскорбился Меркин. – Американец сотрудничает с местными депутатами от КПРФ, но у нас вполне самостоятельная молодежная организация со своей историей и уставом.

Студенты не стали дожидаться окончания лекции. Они пошли в пивнушку на Центральном Рынке (там, где сейчас ювелирный салон «Гранат»).

По грязному кафелю проходила шваброй толстозадая старуха. За прилавком наливала пиво дородная особа в белом, с кружевными дырочками, колпаке. Кружек не хватало, вместо них использовались литровые банки. Перед тем как приложиться к импровизированной пивной посуде, особым шиком было мазнуть кристаллами серой поваренной соли по краю банки.

От разведенного водой и стиральным порошком пива у Валентина закружилась голова. Меркин остался трезв. У него, как у всех настоящих Дон-Жуанов, был крепкий организм.

Друзья, чуть не держась за руки, вышли на улицу. Оглушительно чирикали воробьи. Из выставленной в киоске на улице колонки звучал «Чиж и К». От множества голых девичьих ног, высыпавших на лица веснушек, – кружилась голова. В воздухе пахло ландышами, сиренью, весной, любовью, хотя почти ничего из этого списка, кроме подсыхающего асфальта, голых деревьев и оглушительно синего неба – не было. Мир напоминал огромную стеклянную призму, расширяющуюся в бесконечность вселенной.

– Между прочим, я знаю про твою поездку с Аминой, – признался, хитро подмигнув Меркин.

Валентин, которому, казалось, было пора привыкнуть к неожиданным совпадениям, все же не мог скрыть своего удивления.

– Она что, тоже в «Красной гвардии» состоит?

Меркин разразился безудержным смехом.

– Кто? Аминка?! Ха-ха, из нее получился бы отличный товарищ, если бы она не была слаба на передок.

Валентина покоробило такое высказывание об Амине, хотя он и был еще зол на нее.

– Я бы так однозначно не судил о женщинах.

Меркин посмотрел на него удивленно-насмешливо.

– А-а, я же забыл, ты Валя романтик! Ну, хорошо. Не думаю, что это теперь такой секрет. Да ты, наверное, догадался. Водила ее отчима ведь оппозиционную литературу в гробу перевозил. А ты не сдал его, хотя все порывался за шторку заглянуть. Значит – прошел испытание.

Как автор, я должен сознаться, что до сих пор держал своего героя «про запас». Итак, удастся ли Реброву снова встретить Риту? Кто на самом деле этот зловещий горбун-цыган? Каким образом он связан с Валентином и прочими действующими лицами настоящей хроники? Может быть, все дело разрешат представители уфимской писательско-журналистской богемы? Или личности из таинственной «Красной гвардии Рифея»? И к чему была встреча с таинственной троицей любителей прогулок на свежем воздухе?

Читатель, имей терпение! Все ответы ты найдешь во второй книге моей летописи. А пока я раскланиваюсь и объявляю долгожданный антракт.

[1] См. отрывок «Подземный город».

[2] Читатели прекрасно знают слова этой песни, так что нет нужды приводить их полностью.

[3] См. рассказ «Дарина из ниоткуда».

[4] Смотреть рассказ «Дьявол курит «Приму».

[5] Подробнее о дальнейшей судьбе Костяна рассказывается в романе «Альбина и Альдестан».

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8 9 10 111213 Следующая ⇒