Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ХИМИК-СКЕЛЕТ И БЛЕДНОКОЖАЯ ЭЛЕН 6 страница



Лев Нурман, лохматый парень с украшенной атласным бантом гитарой, студент авиационного и по совместительству выпускник училища искусств по классу контрабаса, расстелил на шелковистой мураве скатерть. Артурик шепнул Валентину:

– Его на трассе подобрали. Из Ижевска, бедняга, в Уфу шел, да не по той дороге.

Уже разоблачившаяся до сиреневого купальника Ксюха стала резать сыр, ветчину, зелень. Лев достал полиэтиленовую бутыль, наполненную алой жидкостью.

– Арбузное вино! – похвастался он.

– Клюшница делала? – схохмил Артурик.

– Да нет, что ты! Медсестра. То есть, моя сестра. Она в 21-ой больнице работает.

Каринэ, сверкая покрасневшими щечками, мечтательно улыбнулась.

– А у меня бабушка умела арбузы солить. Они такие с пузырьками, язык щипали.

– Ух ты, клевая закуска! – согласился Нурман, разливая вино по пластиковым стаканчикам, так, что вся полянка на берегу наполнилась благоуханьем.

После первого стакана Лев вынул из-за пазухи прямоугольную фляжку водки.

– Мужики, сейчас напьемся.

Голос Юлии зазвучал бряцающим кимвалом.

– В такую жару водку жрать?! Вы бы хоть палатки поставили!

– Успеем! Цыц, женщина, – отмахнулся подключившийся к делу Евгений.

Валентин не стал отказываться от протянутого стакана. Закуска была свежей, а выпивая, он как бы лишний раз плевал на предупреждения Рената. Кроме того, ему нравилось наблюдать за сузившимся, от скрываемого с трудом бешенства, лицом Юлии.

Хотя солнце жарило вовсю и день был бесстыдно ясен, не обошлось без рассказывания анекдотов и страшных историй.

– Кто-нибудь слышал о вечном студенте? – округлял глаза Евгений.

– О том, которого в лаборатории закрыли или о том, который умер во время сессии и теперь все пытается зачет сдать по стереохимии? – переспрашивала Ксюха.

Каринэ, гордая как кавказская лань, начинала дрожать от любопытства.

– Помните, фильм «Призрак оперы»? Певица Кристина знакомится с ужасным уродом, который живет в подвале здания театра. Когда-то он был успешным композитором, сочинившим спектакль под названием… сейчас уже не помню, вроде о мести Донжуана.

– «Торжествующий Донжуан», – со знанием дела заметил Нурман. – Меня один товарищ Ипатов достал со своим «давай оперу напишем». Я сплю и вижу: приходит ко мне Ипатов и начинает за мной с нотной тетрадью в руках гоняться…

Каринэ, оставив без внимания эскападу Льва, тем боле, что музыкант говорил все тише, глуше, так, что казалось разговаривает сам с собой, продолжила:

– Но его сочинение отвергли, и он укрылся в подвале. Так вот, точно такая же история произошла с одним химиком, – при этом Каринэ многозначительно посмотрела на Валентина. – Он решил, что если щелкает задачки по молекулярному моделированию, то теперь для него все возможно. Но потом тупорылый бедняга погиб во время опытов. Говорят, он хотел изобрести любовный напиток.

– Зачем изобретать? – искренне удивился Нурман. – Его Менделеев давно изобрел. Бесцветную жидкость, крепостью сорок градусов.

– Потому что одно дело воображать, что тебя любят, а другое, чтобы тебя любили по-настоящему, – и Каринэ еще пристальнее и насмешливее посмотрела на Реброва.

Лев добродушно почесал свою лохматую репу.

– Блин… сложно-то как! Мне легче. Для меня вы все бездарности. Но я бы тоже умер, еще в детстве от двухстороннего воспаления легких, если бы не мой папа. Он меня собачьим жиром натирал, а на ноги надевал носки из собачьей шерсти. А теперь, можно, я вам сыграю свою песню об учебе в Авиационном университете? Там, кстати, тоже есть магические места, про страшного человека, который в подвале протягивает тебе черный-пречерный учебник под редакцией Яблонского.

И Валентин услышал одну из самых странных песен в своей жизни. Там не было обычных соплей, а был настоящий гимн дешевому пиву в баллонах.

 

Если взять в библиотеке учебник физики

Под редакцией Яблонского…[2]

 

Присутствующие не могли сдержать улыбок. Наивный, незлобивый стиль общения Нурмана вызывал невольную симпатию. И тут понервничать пришлось внезапно присоединившимся к полдневному пиршеству Юлии и Ренату.

– Ну ладно, раз все тут решили устроиться, мне что, одной сидеть?! – возмутилась Юлия.

– Шла бы ты купаться, – неожиданно резко сказал Ренат супружнице.

– Сам пошел, – огрызнулась та.

С этими словами она резко вскочила и ушла.

– Что с ней? – спросил Евгений.

Ренат хмыкнул.

– Ревнует. Как будто я должен отчитываться перед ней.

Для Валентина это было настоящим откровением, выслушивать подобные признания при девушках. Однако ни Ксюха, ни Каринэ не думали смущаться. Они как будто давали ясно понять, что он, Ребров, вовсе не переходил запретной грани соблазнения мужниной жены. Он просто был не тот человек, не «их круга». И, тем не менее, Ренат решил своим долгом шутливо уточнить:

– Конечно, мне не хочется с ее мужем связываться.

Каринэ вдруг озарило.

– А ты нарочно свою таинственную Элен не позвал? Она, кстати, говорят, этот сериал терпеть не может. Правильно, сама из Павловки, киснет в сраной общаге вот и невыносимо смотреть на то, как люди нормальные в цивилизованных странах живут!

Нурман, хотя спрашивали не его, простодушно удивился.

– Ух ты, из телевизора что ли? У них во Франции возможности. Я бы тоже в гараже репетировал. Только у меня в гараже отец старые железяки хранит. Они пропахшие маслами и бензином, и от них болит голова.

Каринэ продолжила язвительно сплетничать.

– Она расчетливая, согласна, далеко не уродина. Только непонятно, что в ней мужики находят. Правда, я слышала, что они с нашей Юлией на самом деле подруги. Стервочки, как известно, притягиваются.

Взгляды Каринэ и Юлии скрестились.        

И тут Валентин не сдержался. Он вспомнил последний разговор с Ритой.

– Это сериал заслуженно критикуют за то, что в нем не показано как студенты учатся. Только одна кафешка, тренажеры и общага. Ни разу не показали, как они к экзаменам готовятся. И вообще, одни разговоры про любовь. Бр-р!

– А ты оказывается не такой глупый! – похвалила его Каринэ.

Обед наступил раньше, чем отдыхающие успели закончить возню с палатками и розжигом костра. Юлия явилась на берег будто из примерочной: в черных трусиках и лифчике. У Валентина помутилось в глазах. Переброшенное через округлое, блестящее плечико полосатое полотенце как будто раздевало девушку догола.

– Кто со мной купаться?

Ребров почувствовал, что покрывается испариной. Юлия смотрела прямо на него, то ли насмешливо, то ли испытующе. Слова сами собой сорвались с его языка:

– Я пойду.

Валентин был пьян и поэтому ограничился стоянием в воде. Но Юлия наслаждалась вовсю: плавала, ныряла будто прирожденная русалка. Потом вышла на берег сушить волосы. Ребров, не в силах держаться на ногах от выпитого вина и водки, разлегся на земле. Юлия словно нарочно стояла перед ним, поставив правую ногу на прибрежный камень. Будь девушка нагой, она произвела бы на Валентина куда меньшее впечатление. Но теперь вся она, с небольшими, но крепкими бедрами, упругими, так что трещала материя, округлостями, источала желание.

Постелив полотенце, Юлия, прежде чем растянуться на земле, как ни в чем не бывало, сняла лифчик. От неожиданности Валентин чуть не проглотил язык. Такое с ним случилось лишь однажды, в пятом классе.

Дядя Вова привел Нику ночевать. Реброву пришлось уступить свою кровать подружке по детским играм, а самому устроится на раскладушке возле дедушкиного шкафа. Рано утром, когда он завтракал в кухне, вошла сонная Ника в короткой, до колен, ночнушке. Девушка потянулась к дверце шкафчика за стаканом для воды, ее одежда поползла вверх… И тут уже двигавшийся по направлению ко рту бутерброд застыл в руках Валентина. Ребров увидел, что под ночнушкой у Ники нет трусиков.

Перевернувшись на живот, Юлия, смотря на Реброва из-под полуопущенных ресниц, спросила:

– А ты чего не раздеваешься?

Валентин, пыхтя, стянул футболку через голову, потом, смешно скача на одной ноге, принялся за штаны. Юлия невозмутимо наблюдала за ним.

– Теперь… спину мне помассируешь?

Ребров, пристраиваясь к девушке, опомнился: «зачем она попросила меня раздеться?» Юлия, словно догадавшись о его мыслях, блаженно прохрипела:

– Не люблю, когда касаются верхней одеждой.

Валентин не был профессионалом, но в детстве ему часто делали массаж в больнице. Реакция Юлии не заставила себя ждать. Скоро из ее груди стали вырываться клокочущие стоны.

– Хватит, – наконец через силу сказала она.

Потом они долго гуляли. За прибрежным ивняком трещал костер, бренчала гитара Нурмана, выдавая по заказу захмелевшей Ксюхи то «Бессаме мучо», то «Отель «Калифорния», а то хохляцкое «Ты ж мэне пыдманула». Пять кубиков «Магги» булькали в котле.

– Ты не представляешь, как нас дрючили в ресторане! – признавалась Юлия.

Ребров не понимал, воображение рисовало неприятную картинку.

– В смысле?

Девушка закатывала глаза.

– Начальник чокнутый попался. Гонял нас туда-сюда. Как я уставала! Как я уставала! Я выкуривала по две пачки сигарет. А потом с глазами бешеной кошки на смену. Тут еще клиенты дерзили. Было нечто.

– А что ты там делала? – спрашивал Валентин.

Веснушки прыгали на щечках Юлии.

– Работала. И, кстати, не забывай, я мужняя жена.

Ребров досадливо морщился. Он уже успел забыть о своей обиде на девушку. И хотя хмель давно выветрился из его головы, близость почти обнаженного тела и желанного личика не могли не настраивать на игривый лад.

– Мы же только разговариваем. Ну и сейчас, в конце концов, не средние века.

Эта мысль расслабляла Юлию.

– Пожалуй…

Они прошли еще немного и вышли на песчаный мыс, с которого открывался чарующий вид на водохранилище.

Высокий противоположный берег, весь заросший черными исполинскими елями, круто обрывался к воде. Он тянулся сплошной ровной линией. Только в одном месте воды Павловки глубоко и широко вгрызались в него. Это было что-то вроде уединенной бухточки с новеньким деревянным причалом и двумя домиками на берегу. К райскому месту можно было подобраться только по воде.

Валентин перевел взгляд на курносый, осененный бархатом ресниц, профиль Юлии и увидел, что спутница не меньше его очарована открывшимся видом.

– А слабо туда сплавать? – вдруг спросила она.

Хотя Ребров с трудом держался на воде, возможность наконец доказать, что он чего-то стоит как мужчина, заставила его пойти ва-банк.

– Надеюсь, хозяев там нет.

Юлия посмотрела на Валентина почти с любовью.

– Ты не шутишь? Не боишься?!

Скоро весь лагерь был взбудоражен известием о таинственной бухточке на противоположном берегу. Каринэ отказалась сразу, заявив, что не умеет плавать. И рисковать даже с лодкой резиновой не станет. Ксюха, подумав, сказала:

– У меня купальник слишком светлый.

А что Нурман? Вот уж кто должен был четырьмя конечностями «за». Но бедняга оплошал. То ли от вина, то ли от водки, но его стало пучить. Лагерь великовозрастных скаутов огласили неромантические звуки. Лев оправдывался:

– Простите сфинктер поэта.

Однако Каринэ и Кюха придерживались иного мнения. Пришлось Нурману забирать свою гитару (не помогли импровизации) и валить к костерку за соседние кусты, где пировали не столь взыскательные бражники.

Оставшаяся мужская часть высокомерно проигнорировала новость. Ренат и Евгений собрались в Павловку за пивом и водкой. Реброву показалось, что теперь Юлия сожалеет о своем внезапном решении. Взяв матрас и большой кусок пенопласта одолженный запасливым Артуриком, Валентин и девушка поплыли. Как будто нарочно, Ребров схватил Юлию за упругую попку. Но та даже не думала возмущаться, только шептала:

– Ой мамочки, ой боюсь! Крепче держи!

Где-то на середине водохранилища Реброву стало действительно страшно. Оказалось, здесь гуляют настоящие волны. Несмотря на энергичные гребки, их стало подкидывать. Юлия зашипела как кошка.

– Дура, дура! Зачем только согласилась с тобой! Ты же меня утопишь!

Валентин в душе был согласен с ней. Если бы в этот момент пошел какой-нибудь теплоход или катер, их бы точно захлестнуло. Но опасная ситуация только придала Реброву силы и решимость. Он загреб как бешенный, осыпая Юлию целыми водопадами брызг, покрывая ее кожу мурашками.

Наконец они достигли берега. Вода в бухточке оказалась теплая и прозрачная. Но больше всего Валентину понравился длинный причал. Он радовал глаза свежестью недавно обструганных досок. Между камней желтели крупные, еще не потемневшие, щепки. Положив матрас сушиться, Юлия разлеглась на досках, раскинув ноги и руки. Она приобрела сходство с морской звездой (читатель, далекое воспоминание, не правда ли?)

Реброва еще трясло от пережитого напряжения. Он сел на причал, свесив ноги. Сначала Валентин тупо переживал мгновение на середине водохранилища. Но, как ни странно, его совсем не пугал обратный путь. Маленький подвиг возвысил молодого человека в собственных глазах.

Тихий голос Юлии заставил Реброва повернуть голову.

– Интересно, а что будет, если хозяева вернутся?

Валентин увидел, что девушка лежит теперь на боку, сложив ноги. Черная грань трусиков, отделяющая матово-смуглую плоть от материи, струной резала глаза.

– Да, прямо как в одном фильме… – начал был Ребров. Но Юлия перебила его:

– Все у тебя «как в одном фильме». Давно хотела спросить: ты, вообще, живешь реальной жизнью? Уж извини, что я не хотела, чтобы ты ехал с нами. У тебя девочка есть?

Только сейчас до Валентина дошло, что Юлия глупа и ограниченна. Но он ничего не мог подделать с пробудившимся вулканом желаний. Меньше всего Ребров любил юлить.

– Была. Давно.

Юлия от неожиданности приподнялась на локтях, захлопала ресницами.

– Да?! Ой, расскажи!! Я ведь ничего такого не подозревала. А по тебе – не скажешь. Обычный вид вечного девственника.

Валентин печально усмехнулся. Если бы с ним теперь была Рита. И тут на моего героя нахлынула такая тоска, такое безмерное желание вновь увидеть сильфиду-гурию, Ее, что он, как в бреду, все, за немногими, особо интимными мелочами, выложил Юлии.

Та долго, потрясенно молчала.

– Не против, если закурю?

Оказалось, она предусмотрительно взяла сигареты и зажигалку, завернутые в полиэтилен.   

Красиво выпуская дым, Юлия стала рассказывать о том, как познакомилась с Ренатом.

– Мы с ним, можно сказать, в одной песочнице встретились. Так что у меня было время изучить его характер. Ты даже не представляешь, какой он иногда бывает настоящий изверг. Но я ничего не могу поделать с собой. Это какая-то сумасшедшая страсть, не проходящая с годами. Мы сто раз разбегались, но я все равно, вопреки всякой логике возвращалась. Однажды, когда слишком долго задержалась у подруги, он даже ударил меня. Вот, помнишь, на английский пришла в темных очках?

– Уйди от него!

– Нет-нет, это невозможно. О, если бы кто-то знал, как мне иногда страшно возвращаться домой вечерами! Проспект, крыла ночи, распростершиеся над Землей. Монреаль и Нью-Йорк стыдливо курят в сторонке. Ты не знаешь. У нас такие сцены разыгрываются, такие сцены! О, это слишком ужасно все! чтобы можно было об этом нормально говорить.

В это самое время со стороны реки раздалось тарахтенье катера. Оно делалось все громче и громче. Скоро до их слуха донеслись отчетливые мужские голоса.

– Держи крепче, сейчас всю лодку кровью забрызгаешь! – кричал первый.

– Топор у меня из-под ног убери! – ревел второй.

Катер приближался. Гроза вот-вот готовилась разразиться.

ГЛАВА Х

 

ПАДЕНИЕ ТРОИ

 

Юлия вцепилась в доски, как будто ее прибили гвоздями. Валентин стал озираться в поисках путей возможного отступления. В последнее время по телевизору только и сообщали о маньяках. Но тут мотор катера заглох, и лодка вплыла в бухту. В ней сидели два молодых человека, не считая Рената. Один держал свежеразделанный бараний бок, другой только что добытый из-под скамейки топор.

– Ой, а мы тут перепугались! – воскликнула Юлия.

Ренат бодро вскочил на причал, уверенным движением, как шарф на шее жертвы, захлестнул на деревянном столбе швартовочную цепь. Оказалось, все уже приготовлено для барбекю.

Когда на берегу запылал костер, Ренат съездил за Ксюхой, чтобы Юлии не было скучно. Артурик, Каринэ и Евгений остались на левом берегу. Валентин, разумеется, не стал унижаться до того, чтобы просить отвезти его обратно. Теперь пришел черед мстить Ренату. Мой герой с утра ничего не ел, и теперь аппетит, разбуженный свежим воздухом, переправой через Павловку, начал терзать его. Муки стали невыносимыми, когда в нос ударил запах запекаемого над углями мяса.

Чудовищный хохот Юлии, пьяный визг Ксюхи далеко разносились по реке. Стемнело. Левый берег сверкал огнями костров, машин. Оглушительные звуки автомагнитол пушками взрывали воздух. Исполинский двухпалубный теплоход медленно прошествовал по глади водохранилища, подняв волну. Его гудки слились с ревом мини-оркестров, так, что Валентину показалось – наступил конец света.

Ребров сел к костру, машинально взял протянутое кем-то из прибывших с Ренатом парней сожженное ребрышко. Он не чувствовал вкус мяса. Теплый ночной воздух лип к коже.

Валентин пошел к домикам за причалом. Один был закрыт, за его дверью раздавались писки и возня. Зато у другого имелось что-то вроде навеса.

Зарывшись в кипу то ли тряпок, то ли обрывков канатов, Ребров задремал. Далеко за полночь, может даже ближе к утру, его разбудили доносившийся за стеной разговор.

– Можно я тебя хоть в ушко поцелую? – увещевал Ренат.

– Я уже сказала, – отбивалась неизвестная девушка, – останемся друзьями. – У тебя был шанс, а потом ты связался с этой… Юлькой.

– Она бы тебя убила за Юльку.

– Мне плевать, мне плевать на ваши замашки золотой молодежи. 

– Тогда зачем ты со мной кокетничала?

– Ренат, я сначала не думала, что ты все воспримешь серьезно, потом – поменяла мнение, потом ты сказал, что у тебя с Юль… Юлией типа свободные отношения.

– И все-таки, ты приехала, ко мне.

– Не к тебе. Ты же знаешь, что я из Павловки. Я к родителям на каникулы приехала. Блин, но лучше бы в общаге осталась. Там хоть веселее, не то что здесь. Бла-бла… что ты делаешь!

– Тебе лифчик не жмет?

Засыпая, Валентин поразился массе ахов, вздохов и какому-то хлюпанью. Что касается Юлии и Ксюхи, то Ребров был почти на сто процентов уверен, что они кувыркались в другом домике с пришлыми парнями. Наверняка отрабатывали барбекю. Валентин заснул под аккомпанемент криков с реки.

«Ой, вы психи!»

«Сисечки-писечки»

«А… мудаки, я из-за вас его потеряла!»

«Мужа?»

«Лифчик!»

Пробудился Ребров от сильного плеска. На минуту ему показалось, что он на берегу моря. Вот-вот соленая вода польется с экрана телевизора. Но бодрая утренняя прохлада сразу взяла моего героя в клещи. Стуча зубами, Валентин прошелся вдоль берега. Он пугающе напоминал оставленный греками лагерь под стенами Трои. Угли еще дымились. Но вокруг лежали кости, облитые соусом камни, бутылки из-под пива.

В одном месте Ребров увидел сморщившийся, весь в соре, мокрый лифчик. Он только наклонился, чтобы подобрать его, как услышал резкий, будто воронье карканье, голос выглянувшей из первого домика Юлии:

– Ты чего делаешь, извращенец?!

Ребров даже не успел обернуться, как в голове зазвенело. Но он все же удержался на ногах, чтобы увидеть искаженную злобой рожу неизвестно как оказавшегося за спиной Рената.

– Тебя кто вообще сюда звал?! Сказали же по-хорошему! – взревел тот, потрясая кулаками, чуть не роя кроссовками прибрежную гальку.

Валентин, ощущая вкус соли на губах и легкое гудение, сплюнул розоватую слюну.

– Его чуть волной не смыло.

Вылезшие следом за Юлией и Ксюхой (она зевала спросонья) два молодых человека в спортивных трусах мало были осведомлены о взаимоотношениях своих гостей. В любом случае, хозяева домиков и причала остались вполне довольные поведением мужниной жены. Их появление разрядило обстановку. Было понятно – Юлия и Ренат отомстили друг другу и теперь жаждали мира. Валентин служил для обоих укором, его надо было уязвить и поставить на место. Однако супруги побоялись продолжать травлю парии на глазах павловских.

Завтрак прошел в упоительной атмосфере поглощения холодных кусков мяса. Хозяева домиков оказались известными в 90-е годы братьями Газизовыми. Они, не стесняясь, признались в том, что «уралмашевские», что под ними лежит вся Свердловская область, но любят они отдыхать на Уфимке. Братья были крепкие, одинаково бритые, с бронзовыми мускулистыми телами.

Юлия, внаглую, не стесняясь Рената, облизывалась на них, вероятно припоминая подробности прошедшей ночи. Валентин не чувствовал ничего, кроме чугунного безразличия. Как ни странно, он не сердился на Юлию. Его собственное рыльце было в пушку. К тому же, с самого начала, титул мужниной жены как бы подразумевал, что Юлия не робкая дева с берегов Уфимки, не единственная юная дочь рыбака-любителя в роговых очках. Однако даже сейчас, с легкими тенями под глазами, Юлия оставалась безумно соблазнительной. А как она проводила кончиком языка по краю коралловых губ! Как при этом сверкали веснушки на ее бледном личике!

Ренат краснел, кипятился. Хотя он отомстил Юлии, но как видно таинственная Элен в последний момент обманула его и с утра пораньше удрала наверх по горной тропинке. А потом бедняга ходил искал ее за елками. Понятно было, почему он с такой ненавистью накинулся на Валентина. Пути мести неисповедимы. Не мог же Ренат наброситься с кулаками на Юлию?

Тем временем братья Газизовы, голые по пояс, с настроением на миллион долларов, прохаживались по берегу, представляли законченный тип хозяев жизни. Они не гнушались ничем, они, было видно, уже тщательно следят за своим здоровьем. Зубы у обоих были сахарно-белые.

– Ах, как здорово жить в России, вы не представляете! – восклицал первый. – Сейчас столько возможностей. И главное – деньги. Сейчас мир можно за деньги купить, всего – добиться. Ладно, понятно, что это при удачном стечении обстоятельств, притом, что одному из тысячи повезет. Вон, Русланыч не даст соврать, у нас стольких постреляли!

Русланыч, тот, что был повыше и поквадратнее, наворачивал мясцо, запивал чуть ли не стаканом водки и кивал.

– Точняк, Ильгизка. Герычу пять дырок в башке сделали, ноги в цемент и – плавай якорем в Исети.

– Но тут голову надо иметь, – продолжал делиться откровениями Ильгизка. – Надо уметь договариваться и с властями, и с авторитетами, и вообще, старших надо уважать. Вот мы с братом старших уважаем, законы тоже, когда они нас уважают. Главное – не барзеть. В Москве беспредел полный. Там люди друг друга не уважают, поэтому у них проблемы выходят. Правильно говорю?

– Правильно, Ильгизка. Береза совсем обарзел, двери ногой в Кремле открывать. Нет, не спасет его Татьянка.

Это было время сплошной политики, так что даже девушки сразу поняли, что речь идет о дочери Ельцина Татьяне и банкире Березовском, который выступал Ришелье и Рокфеллером в одном лице. Он был серым кардиналом ельцинской пьяной России.

– Да, сейчас возможностей немеряно. Вот раньше у меня батя что мог максимум? Ну дачу хорошую с бассейном купить, ну «ВАЗовскую» приличную модель, ну в ресторане «Галле» столик забронировать. А сейчас?

Да нам с братом по восемнадцать, а мы уже по заводу имеем. Конечно, ни хрена не производим. А зачем? Там на складах столько цветмета, что за десять лет не вывезешь! У нас по две секретарши, да такие… Да нам, знаете, матери сами девочек приводят: мол, мы жили, не знали красивой жизни, а вы то хоть устройте куда-нибудь наших пигалиц, хоть в любовницы возьмите! А нахрена нам это надо? Мы не извращенцы какие-нибудь, у нас модели профессиональные на день рождения торт голышом разрезают. Между прочим, эти, как их там, из Большего театра. Вот, представляете, в консерваториях учились – а у нас как последние шлюшки на вертеле. Раньше как при коммунистах жили убого. Способные люди ни за что пропадали, а теперь только захоти! Мы как-то утром в Париже или Куршавели проснулись. Уже не помню где. Так ведь было, брат?

– Так было. Это потому что в бассейне из шампанского купались, а потом нас погрузили.

– Ох, как здорово, я тоже хочу! – воскликнули разом Ксюха и Каринэ.

Валентин не мог оставить без ответа такое бесстыдство.

– А почему бы вам не заняться производством или спонсорством? – обратился он, что называется на голубом глазу, к Ильгизке. – Даже у нас на факультете нет ни одной современной лаборатории, некоторые препараты нужно ждать по полгода, когда из заграницы привезут. И это все будет, в конце концов, на благо России. Я думаю, что у нас реформы не пойдут, пока наши предприниматели не станут вкладывать в экономику, вместо того, чтобы разворовывать заводское оборудование и продавать его на цветной металл!

– Да на хера кому нужны твои заводы, – зло буркнула Ксюха. – Сейчас у нас постиндустриальное общество.

– Нашла с кем спорить! – воскликнула Каринэ. – Да вы знаете вообще, о чем Ребров мечтает? Вывести формулу любви, чтобы все девушки его были!

Одногруппники были готовы кинуться на Реброва, растерзать за неуважение к гостям, но Ильгизка сделал повелительный жест. Не трогайте мол, этого блаженного. А потом случилось еще более нечто необычное. Русланыч вдруг прекратил жевать мясо. Куда-то исчезла его манера говорить «да, брат; так было, брат». Он прямо, трезво, неимоверно серьезно, посмотрел на Валентина как на святого, волей джина оказавшегося среди заклятых грешников.

– Слышь, я же тебя знаю! Профессор Финдиперсов, типа твой шеф, он диссертацию папане нашему пишет, про тебя только и говорит. Мол, среди других студентов ты светлая голова. Короче, не буду мусолить, не люблю этого. Если надо, парень, мы тебе все сделаем, всю лабораторию от и до! Мы что, по-твоему, рвачи тупые какие-нибудь? Мы что, о России, мать ее, не думаем? – Вытерев масляные губы, он протянул Реброву визитку. – Если что, обращайся, звони.    

Такое неожиданное возвышение парии, конечно, взбесило одногруппников. Валентину было достаточно видеть их позеленевшие от злобы лица. Но Ребров знал, что его лафа закончится, как только они вернуться в лагерь. И действительно, когда катер Газизовых скрылся за поворотом реки, Ренат первым делом прошипел:

– А ну, нахал, собирай свои манатки!

Для любого другого это было бы полным и окончательным поражением. Валентин почувствовал себя прокаженным. Собирая вещи, он натыкался на злые, как наточенные ножи, взгляды. Даже Евгений смотрел на него подозрительно. Однако очень скоро Ребров ощутил громадное облегчение: ему дважды удалось досадить своим обидчикам. Отличился один Артурик. Когда Ребров поднялся до середины склона, обладатель рыжей щетины, размахивая топором, нагнал его.

Мой герой инстинктивно отпрянул от преследователя, как вдруг услышал:

– У тебя деньги на обратную дорогу есть?

Валентин не стал играть в глупую невозмутимость.

– Ни копейки.

– Хм… ну вечно с тобой какие-нибудь штуки приключаются, – пробормотал Артурик и, отводя взгляд из-под толстых линз, торопливо, как будто виновато, протянул мятую десятку. – Возьми, может, хватит.

Ребров взглядом показал на топор.

– А этим что, сквайр Ренат приказали-с меня зарубить?

Артурик сверкнул крупнозубой улыбкой.

– Блин, Валек! Ты, оказывается, приколист, а я-то думал, молчун. – Отведя в сторону тесак, он добавил: – Да нет, дровишек решил нарубить. Но как тебя увидел, решил финансово помочь. Или, в самом деле, свердловским браткам звякнешь?

 

ГЛАВА XI

 

АМИНА – 2

 

Случалось ли тебе, читатель, вглядываться в мутную поверхность старого зеркала? Сначала ты ничего не видишь, кроме отражения комнаты за твоей спиной. Но вдруг зеркало словно заволакивает поволокой и призрачное колыханье в его глубине рождает ясный в мельчайших очертаниях образ!

Когда Валентин пришел на местный автовокзал, выяснилось, что последний автобус ушел полчаса назад. Мысль воспользоваться визиткой братьев Газизовых отпала сама собой. Это было бы слишком унизительно.

Не зная, что делать, Ребров вышел на улицу. Но он не прошел двух шагов, как увидел стоящий возле калитки деревянного дома «катафалк». Мой герой еще раздумывал, как поступить, когда калитка распахнулась, и из нее вышел таксист с черноглазой девушкой. Ее черты показались Реброву знакомыми.

– Эй, парень, ты чего это здесь делаешь?! – удивился таксист. – Что, не нашел своих?

При этом девушка пристально, с явным любопытством, посмотрела на Реброва.

– Нашел, – протянул Валентин.

Таксист, усмехнувшись, кивнул. Он взялся было за ручку двери, как вдруг повернул к Реброву голову.

– Садись, чего обманываешь. Тебе зачем здесь торчать? Поедешь с нами, заодно поможешь гроб вынести. А я, так и быть, бесплатно тебя обратно довезу.

Мой герой, честно говоря, опешил от такой отзывчивости. Однако встреча с давней знакомой по турбазе «Ромашка» успокоила его. Им даже не надо было обмениваться приветствиями. Шестнадцатилетняя Амина вовсю стреляла глазками. А глазки, совсем не маленькие, скорее с восточным разрезом, у нее были загляденье: невыносимо яркие блики превращали их в настоящее подобие таинственных зеркал. Черты лица стали ярко-выраженными башкирскими: небольшой носик, высокие скулы. Девушка еще ходила в подростковом наряде, в какой-то клетчатой юбке, открывающей загорелые в ссадинах ноги, в футболке с буквами латинского алфавит, но под материей уже круглились тугие грудки.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.