ХИМИК-СКЕЛЕТ И 18 страница

Валентина как будто низвергли из рая в ад. От досады на свою находчивость мой герой готов был кусать локти. Как он так мог опростоволоситься? Реброву даже на какое-то время пришла в голову нелепая мысль: отчего он раньше не набрался смелости и не пошел к своей возлюбленной? Тогда, когда он был чистый, невинный, еще не совращенный всякой организационной деятельностью и речами из подвала?

– Да это для меня на самом деле не характерно, – мрачно заметил Ребров. – Но ты посмотри на себя! Если все правда, что ты говоришь про ум, зачем тогда ты наряжаешься как…

Рита совсем не рассердилась.

– Как последняя шлюха, хочешь сказать?

Валентин вспыхнул.

– Нет, я такого не говорил… Но твой черный наряд, кружева, которые ты сама хаешь…

– Это проще всего объяснить. Ты прав, девушки часто нарочно одеваются так, чтобы соблазнять парней. Не обязательно при этом им щеголять откровенными нарядами. Надела юбку весной и готово. А теперь следи за моей мыслью. На первый взгляд мне следовало поступить радикально. То есть не просто хреново одеться, но и, например, повредить свое лицо, другие открытые части тела. Я знала одного молодого человека. У него пол-лица было обваренным. Ну и что, думаешь, к нему девки не липли? Еще как! Но я женщина, и ко мне бы сразу чудики всякие и уроды перестали на улице подходить знакомиться. Однако я еще тогда, когда меня перед нашим знакомством посещали мысли о добровольном уродстве, решила, что тогда даже умный парень сбежит от меня.

– Я бы не сбежал! – соврал Валентин.

Рита как будто не услышала его.

– А теперь главное. Самый главный удар по гламурным курицам я нанесу тогда, когда они увидят, с каким человеком я связала свою судьбу. Я, сексуальная, красивая. Я не позволю сломать свою жизнь какому-нибудь глупому красавчегу. Вот у нас в классе одна вышла замуж за моряка, а он потом ее в руку так укусил, что пришлось ампутировать. Другая девка загуляла, заразилась СПИДом и повесилась. Нет, я хочу показать, что домашний умный мальчик, что мальчик, который на дикотеках не задирал девкам юбки, прилежно читал книжки, интересно рассуждал, думал – достоин награды. Что и я, одинокая, с книжками в руках, достойна не быть с пьяницей или грубым скотом. Ведь как часто получается. Девочка трогательная, из семьи интеллигентов. Потом бац и с нехорошей компанией связалась. Была у нас такая, Надя Карпова. Очень тонкая, нежная. Всегда старалась, а ее ваша Колба гнобила по химии, говорила, что у нее способностей нет. Так Надя к репетитору ходила. Какое-то время она была моей единственной подругой. На выпускном она преобразилась. Такой роскошной дамой явилась в черном платье, в жемчугах. Она планировала поступать на престижную специальность. И что потом? Прошло года два всего, и я увидела ее на встрече выпускников, в грязном подъезде, в пальтишке каком-то жалком на вате, с сигаретой, разом постаревшую на десять лет. Она пила из горла винище и повторяла бесконечно, что ждет своего быдловатого жениха из армии.

Валентин не мог отвести взгляда от Риты. С каждой новой фразой ангел-демон становилась все прекраснее и недоступнее. Глаза – вмещали разом бесчисленное множество миров. Раскрытые уста – сокровища не поддающихся никакому счету Эльдорадо. Голос Риты, преисполненный тончайших, расположенных на грани слуха, модуляций – завораживал. Чем более убедительно он звучал, тем больше походил на пение сирены. Мой герой чувствовал, что его бросает то в жар, то в холод. Никогда прежде ему не случалось внимать столь эмоциональной, но вместе с тем точнейшей, в мельчайших деталях, мысли. Идеи Риты, словно предугадывали его собственные, пока только парившие, подобно бестелесным призракам, в сокровенных глубинах души. Это была неповторимая, ни с чем несравнимая минута единения двух логик.

Однако склонность к легкой театральности, пока еще не к позерству, прочно укоренилась в Реброве. Валентин изобразил грусть.

– Но ты говоришь, что я оказался не тем человеком, разочаровал тебя…

Рита усмехнулась.

– Ну уж нет. Я слишком много поставила на твою карту! А то, что ты меня подловил на слове – молодец! Да, я не должна как глупая курица поддаваться чувству. Давай поклянемся вообще не поддаваться чувствам. У нас будет союз не сердец, а умов.

Наступила минута, которая выпадает только в романах. Валентин испытал священный трепет. Волна жаркого чувства накрыла его. Как девственник он был еще не развращен женскими прикосновениями. Он был вполне готов проводить время с любимой девушкой в одних разговорах. Теперь Ребров ощутил глубину той мерзостной пропасти, в которую чуть было не рухнул по милости своих низменных инстинктов. Если бы он обладал даром слова, он бы сказал, что почувствовал себя Фомой Неверущим, вложившим перста в раны Иисуса!

Пылая одной высшей, не помышляющей ни о чем физическом, страстью, он схватил Риту за руку. Глаза его горели, голос срывался от восторга.

– На самом деле меня давно тянуло к таким отношениям! Я думаю, это новый этап после наших детских по существу встреч. Мы будем общаться, обмениваться различными мнениями по всем вопросам жизни и науки. У нас впереди будет большая долгая жизнь, мы будем наслаждаться каждым днем, каждой минутой!

Рита, наклонив голову, буднично осведомилась:

– Когда ты собираешься вернуться к своим опытам?

Ребров, безмерно счастливый, легко соврал:

– В самое ближайшее время. Вот только разочтусь с «Красной гвардией». По всей видимости, она вот-вот развалиться. А потом, кстати, я могу пригласить тебя на один из экспериментов. Могу даже попросить начальство тебя лаборанткой устроить.

– Я думаю, что белый халат и красные чулочки будут сексуально смотреться, – пошутила Рита.

Наконец общение между молодыми людьми достигло такого градуса, когда по всем признакам романа они должны были переместиться на кровать и заняться… просмотром семейных фотографий.

ГЛАВА XXIX

СКЕЛЕТ В ШКАФУ,

ИЛИ НИЗВЕРЖЕНИЕ В МАЛЬСТРЕМ

Они сидели рядом. Валентин касался Ритиного голого плеча. Он долго выбирал время, наконец протянул руку, как будто потягиваясь. Мрамор человеческого тела оказался приятно прохладным. Но Реброва всего пронзило, как будто он прикоснулся к статуе божества. От кончиков пальцев пошло покалывание, в глазах защипало. Валентин чувствовал, как рисунки на стенах вправду начинают казатся иконами. А Рита как будто не замечала всего этого. Она доверчиво склоняла перед ним голову. Он видел ее в профиль: тонкое лицо с чуть заносчивой нижней губой, черное крыло волос, на котором лежал блик. Свет из белого окна за окном вливался в комнату каскадами. Это была торжественная, незабываемая минута. А Рита сидела по контрасту в своей комнатке в черной, в кружевах, блузке. Но, конечно, во внешности Риты была современность. Взять слишком короткую юбку. Рита села очень своеобычно. То есть вытянув вперед правую и согнув в коленях левую. Юбочка скомкалась, и прямо в глаза Валентину била широкая узорчатая полоса темно-фиолетового, с золотистым переплетом, чулка. Чтобы отвлечься, он смотрел на лиф, плечи. Но и там таились ловушки. Несмотря на хитрую конструкцию лифа, с каким-то фальшивым бюстгальтером, который как будто просвечивал через кружева, он конечно был стократ сексуальнее обнаженной груди!

Впрочем, Валентин не мог долго пялиться на свою богиню. Она уже стучала пальчиком по черно-белой фотографии с пожелтевшими листами (обложка семейного альбома с листами из зеленого бархата была стандартно красной с головой Ленина и датами 1870 – 1970).

– На этой фотографии мамин дедушка, то есть мой прадедушка!

Ребров напряг зрение, но ничего не увидел, кроме бревенчатого дома под соломенной крышей с открытым окном.

– Где?

– Он в глубине окна, нечетко вышел. Но мама говорила, что как сейчас он ей улыбается. Я маме и Алинке говорила, что нифига на этой фотке не видно. Но разве их переспоришь? Типа, семейная реликвия, а я Иван не помнящий родства и бла-бла остальное. Но да ладно, я тоже не люблю этой всякой фигни.

На одном дыхании они пролистнули ряд ничего не говорящих Валентину фотографий. Все были аккуратно прикреплены уголками к листам альбома. По российскому обычаю это были фотографии непонятных свадеб непонятных родственников. Но не успела Рита открыть очередную страницу, как Ребров почувствовал, что оказался в состоянии невесомости.

С четкой цветной фотографии на него смотрела пара. В мужчине он сразу узнал своего отца! Валентин зажмурил глаза, но когда открыл, фотка осталась на прежнем месте.

– Это мой настоящий папа, – сказала просто Рита, тыкая в лицо «траченного мушкетера». – Мама хотела оторвать его от себя, но мы с Алиной не дали.

Валентин, выпустив руку девушки, открыл рот. Язык распух, кожа покрылась пупырышками, по которым невидимые человечки ударяли молотами. Забыв о всяких приличиях, Ребров бросился лихорадочно перелистывать альбом, но больше не нашел ни одной родительской фотографии.

Рита смотрела на него как на сумасшедшего.

– Что ты ищешь?!

Валентин покачал головой. Нет, этого просто не могло быть. Логика вдруг стала отказывать ему. Он подумал о том, что фотографию подкинул Мишган, но тут же сообразил, что в таком случае ему нужно было сговориться с Ритой. Но тогда выходит что…

Мысль оказалась настолько невыносимой и ужасной, что у Валентина выступила испарина на висках. Ребров ткнул в отца.

– Он твой родной? Не отчим?! Ты не разыгрываешь меня?

Длинные ресницы Риты задрожали, словно веточки на сильном ветру.

– С чего ты взял? Все совершенно серьезно.

– Но ты на него совсем не похожа! – прибег к посленему аргументу Валентин.

Рита пожала плечами.

– В этом нет ничего удивительного. Ты заболел?

Валентин с трудом произнес (глаза его сделались туманными и смотрели куда-то в сторону).

– Знаешь, он копия моего отца.

– Очень смешно, – нахмурилась Рита. – А теперь скажи, что происходит. Ты в Лизу или… Алину влюбился?

Валентин медленно покачал головой.

– Хочешь, поклянусь чем угодно? Хоть собственным здоровьем, хоть здоровьем матери. – А потом надежда вспыхнула в его голосе, так что он снова, теперь уже за обе руки, схватил Риту. – Послушай, а ведь бывают такие случаи, когда два разных человека бывают удивительно похожими? Может быть это тот случай!

Тут в голове моего героя мелькнула спасительная мысль. Что если Алина тогда там, в Новоалександровке, сказала неправду? Поддавшись уговорам сестры, она уже однажды сумела обдурить его.

– Постой, ты же рассказывала, что вы жили на берегу Шугуровки в начале 80-х? Ваш отец снимал тебя с сестрой на любительскую кинокамеру.

Рита, побледнев, произнесла:

– Неужели Алина тебе не сказала? Я нарочно наговорила в «Волне» тебе полгода назад черте что. Снимал на камеру сосед. А здесь на фото наш настоящий с Алинкой биологический отец. Сперва наша мама с ним познакомилась, встречаться стали, а потом, когда мы родились – он ушел. Бросил ее, козел!

Но тут щеки Риты окрасил малиновый румянец. Ее всю затрясло как в лихорадке. Не выдержав, она вскочила на ноги и принялась кружить по комнате.

– А когда твои родители поженились?

– Я на год всего младше тебя. Значит, в январе 77-го.

Рита нахмурилась.

– Валентин от мамы ушел в сентябре. Она все время беременности пыталась его удержать, а он, оказывается, просто с хорошей работы не хотел уходить, выжидал, когда придет направление на другую.

– Выходит…

Глаза обоих сделались одного цвета.

– Выходит, что ты мой единокровный брат, а я твоя единокровная сестра, – произнесла медленно Рита и тут же бросилась к Валентину на шею. – Ух… поверить сложно. Точно, тайны Сансет Бич! – Рита всплеснула руками. – Ты извини, что я так в адрес нашего отца. Никто не виноват, что он бросил нас. Мне просто маму жалко. У нее первый жених был – любовь со школы. Они только пожениться успели, как он погиб.

Рита осеклась, а потом хлопнула себя по лбу, как будто только сейчас осознав невероятность ситуации.

– Нет, что я сижу и просто так болтаю?! Надо побежать маме и Алине все рассказать. Представляю, какой шок у них будет!!!

Валентин не успел ничего сказать, как Рита, с фотокарточкой в руках, ринулась в кухню.

Через показавшийся Реброву вечностью промежуток времени все трое вошли с потрясенно-сияющими лицами.

Алина открыла рот, но Рита протестующее замотала головой.

– Дай я скажу, сестренка!

– Разве ты не наговорилась?

Но тут выдержка изменила Надежде Владимировне. Она бросилась к Валентину, принявшись рассматривать его как чудо.

– Не может быть, этого просто не может быть! У тебя волосы как у отца, волнистые, осанка безукоризненная… Почему я сразу не поняла? И плечи широкие.

Валентин жалко улыбнулся.

– Меня папа ложкой по лбу бил, если я сидел криво!

Надежда Владимировна, все еще как будто сомневаясь, спросила:

– А деда своего помнишь?

– Папа из детдома. Только со стороны матери.

– Точно, Валентин детдомовский был. Из родственников, кажется, никого. Только друг вроде Федя был. Да он не любил особо о себе рассказывать. Когда с отцом твоим познакомилась на танцевальной площадке, на нем рубашка гавайская была с воротником-бабочкой. – Из груди Надежды Владимировны вырвался мечтательный вздох. – Жил в общаге, сырками плавлеными обедал. У них в комнате столько бутылок было пустых! Зато среди всех Валентин был самый добрый. На девок, правда, молодых заглядывался, но я сама была молодой, неопытной. Зато насчет одежды всегда безукоризненный был. Одних галстуков и запонок. Франт одним словом, тем меня и пленил. Какая грязь не будет на улице – пройдется так, что на брюках ни пятнышка. А осанка, спина? Я с тех пор таких стройных мужчин вообще не видела! Ну а как он поживает сейчас? С вами ведь живет?! – Последнюю фразу Надежда Владимировна произнесла с легким нажимом, с плохо скрытой завистью.

– Он… умер недавно совсем. Этой осенью. И перед смертью кричал что-то про… цыган.

Женщина, охнув, села на стул.

– Как?

Валентин смутился. Не мог же он сказать, что отец пил много в последнее время, потом лежал беспомощный.

– У него тромб оторвался.

Надежда Владимировна тоскливо кивнула.

– Какое горе… Подумать только, думала буду обижаться на Валентина до конца жизни, а теперь самой тяжело на сердце стало, как будто он с нами все это время жил, не уходил к… другой. Ну, а мама твоя, как, очень сильно переживала?

– Сильно.

– Я бы тоже переживала.

Тут женщина обернулась к дочерям. – Ну а вы что, молчите?

Алина развела руками.

– Мам, я только хотела сказать, что не знаю что сказать. Я в шоке.

Надежда Владимировна шутливо возмутилась.

– Ну кто так говорит: «я в шоке»! Что за молодежь у вас язык. Вы братика нашли своего. Одна вбегает, вываливает все разом, другая глазами хлопает.

«Братик» между тем чувствовал себя заживо погребаемым. Все, что происходило теперь с ним, происходило как будто с другим человеком. До сих пор Ребров думал, что в его жизни больше не будет ничего ужаснее безобразной сцены в общаге на Свердлова. И вот теперь сияющий чертог счастья в Затоне, предел его мечтаний с детских лет обратился в склеп, вокруг которого, как на картине Брейгеля, торжествовала Смерть. Рита навсегда отдалялась от него. Их чувства были преступны с самого начала. Любовь между единокровными братом и сестрой…

А что творилось в голове Риты? Валентин не мог знать этого. Он видел перед собой ее сверкающее снежной белизной лицо, ее тонкие, как гитарная струна, брови. Он видел изящный овал ее лица, ее каскад черных волос, ее черные анимешные кружева, словно пытался в последний раз, пока еще сохраняется шаткая призрачная надежда, что их родстенная близость не настощая, что это все глупое совпадение, насладиться видом возлюбленной. Ребров ощущал себя алхимиком, наблюдающим за превращением благородного металла в черный уголь. Но Рита не отводила от него взгляда. Она смотрела прямо, и от этого ее глаза напоминали мультяшные, со сплошными бликами.

Роковые слова должны были прозвучать, и они прозвучали в мягкой тишине комнаты, увешанной идиллическими картинками.

– Мне с вами, Валентин, Рита, надо поговорить, – сказала строго Надежда Владимировна.

Алина, понимающе кивнув, вышла из комнаты.

Рита, сверкая белыми тонкими руками выше локтей, подошла к белому окну. Валентин залюбовался тем, как золотистые искорки дрожат на кончиках ее ресниц.

– Я знаю, вы друзья, но… вы парень и девушка. Между вами ничего не было такого? – спросила Надежда Владимировна.

Валентин задохнулся от сокрушительного предположения. Хотя он предчувствовал подобный вопрос, для него он прозвучал вроде: «Вы ходили сегодня в туалет, Господь?»

Губы Риты дрогнули, словно у ожившей статуи.

– В смысле, спали без трусов?

Надежда Владимировна даже не покраснела.

– Я серьезно спрашиваю. Вы – единокровные брат и сестра, у вас общий отец. Я знаю, какие сейчас у девушек нравы. Это мы раньше до свадьбы только в кино с мальчиком или на танцы.

– Ха, сама рассказывала, как пошла в туалет, а там парень делил девушку с друзьями!

Женщина рассердилась

– Ну, знаешь, были и такие конечно. Но их как называли? Они сами себе были противны, да у них подруг не было! Их никто не уважал, понимаешь? Им воды бы никто попить не дал! Брезговали с ними общаться.

Валентин хотел сказать, что ничего между ним и Ритой не было, но шальная мысль, как ниоткуда взявшийся исполинский водоворот, с грохотом, воем, увлекла его на дно страшной пучины. «Мы ведь не родные брат и сестра! А даже если бы и были родные?»

Мысль о кровосмешении вообще только по-началу показалась Валентину дикой. Он частенько слышал шуточки, еще во дворе, что родные брат и сестра ходят под ручку и даже кувыркаются в кровати. В памяти всплыло лицо Вероники, разговор с матерью про уродов: «У вас уроды родятся!» Однако потом Валентин из литературы узнал, что браки между кузеном и кузиной обычное дело и от них практически не родятся больные дети.

Но ведь он не воспринимал Риту как сестру, а она явно сама испытывала к нему больше чем братские чувства! Как же им поступить? Может, продолжать встречаться тайком, как герои эротического фильма, родные брат и сестра, фильма, рекламу которого крутили по телевизору, «Богатые тоже любят?»

К горлу подступил комок. Валентин увидел себя и Риту как бы со стороны. Они лежали на каких-то сырых досках. Это было крыльцо старого дома с заросшим садом, сбрызнутым свежестью недавно пронесшегося дождя. На блестящем от капелек влаги бело-продолговатом бедре девушки покоился сорванный ветром зеленых лист. Вокруг – на досках, земле, крупные белые лилии. Они как будто прорастали через щели крыльца. На Рите не было ничего, кроме короткой джинсовой куртки. Но она даже не закрывала ее облачно-округлых грудей с темными колпачками сосков…

Рита неожиданно резко повернулась к матери.

– Да что ты такое говоришь, мама! А как же твой жених Коля? Не прошло несколько мясяцев с похорон, как тебя на дискотеку понесло! Вот в 19-ом веке тебе бы траур надо было по нему год носить. Потом у папы римского разрешения спрашивать.

Надежда Владимировна покраснела. В глазах показались слезы.

– Ты ничего не знаешь! И Валентин тем более не знает. Вот, пусть послушает. – Я одна была, отец с матерью в Свердловске, а Николая распределили в Уфу. Тогда ведь не как сейчас, там пожили, здесь. С пропиской, с документами столько мороки было! Я не могла его оставить. А потом несчастный случай на заводе…

Рита закатила глаза.

– Да знаю я, ты же сто раз об этом рассказывала!

Надежда Владимировна чуть не плакала от стыда и гнева.

– Тогда… тогда зачем ты меня перед человеком позоришь?! Мы с Николаем год встречались, прежде чем он меня поцеловать решился. Если бы раньше полез, я бы его сразу по морде. И так все нормальные девушки поступали.

– Быстро ты его же забыла!

Только сейчас до Надежды Владимировны дошло, какую промашку она совершила. Плечи ее свела судорога. И она заплакала навзрыд.

– Рита, Рита, я не пойму, почему ты такая злая, в кого?! Вот Алина никогда бы таких гнусных вещей мне не сказала, никогда бы так разговаривать со мной не стала!

Валентин упавшим голосом пробормотал.

– Не расстраивайтесь так. Она не хотела вас обидеть. Но чтобы вы не думали, я скажу, что у нас ничего такого не было.

Женщина подняла на молодого человека заплаканное, внезапно постаревшее, лицо.

– Да, правда? Ой, спасибо тебе, успокоил! А то бы я не знаю, как со стыда бы не умерла. Тогда бы мы на весь Затон ославились. Вон, в соседнем доме брат с сестрой все под ручку ходили, бабка ихняя умилялась, до чего дружные. А потом раз – и девочка забеременела!

Лицо Риты сделалось строже камня.

– Мама, если ты боишься, что братик меня обрюхатил, то на самом деле я до сих пор девственница. Ну что, теперь успокоила?

Еще немного и Надежда Владимировна бы бросилась на шею к дочери с благодарным лепетом: «Как хорошо, что ты не дала мне фотокарточку сжечь, до того как вы узнали, что у вас общий отец!»

Но бедного моего героя ждало последнее испытание. Когда Надежда Владимировна, все же не без опасений, оставила новообретенных брата и сестру наедине, Рита взяла Валентина за руку. У моего героя целый вихрь безумных мыслей пронесся в голове. Он ждал, что скажет девушка. И она сказала с сияющей на устах чистой улыбкой.

– Валентин, теперь ты понимаешь, что мы никогда больше не расстанемся? Я всегда мечтала о брате!

Ребров через силу выдавил.

– Но, извини конечно, но разве мы не парень и девушка?

Рита помрачнела.

– Теперь – нет.

– Тогда зачем ты назвала меня при матери Дэна женихом? И потом, в очереди сегодня в магазине. Я подумал, что… Ну вот, тот наш разговор про союз умов.

Девушка вздрогнула. В ее глазах изобразилось запоздалое раскаянье. Настолько искреннее, что у Валентина не было никаких шансов усомниться в нем.

– Так ты… так ты… – зашептала Рита с широко раскрытыми глазами – подумал, что я…

Валентин медленно кивнул.

Девушка вдруг поцеловала его в горячий, как раскаленная поверхность Меркурия лоб.

– О прости дурочку меня! Я ведь это в переносном смысле употребила, ну, что ты очень мне близкий друг. Да и чтобы в очередной раз поиронизировать над обывательскими стереотипами! Нет-нет, я когда тебе свидание назначила в «Волне», а потом увидела в офисе «Доброты», я подумал, что у нас что-то может быть. Но теперь, сам понимаешь.

Что творилось в этот момент в душе моего героя? Мир как будто разорвался на тысячи кусков и перестал существовать. Вспомнился давний, очень давний разговор с Ритой на похоронные темы. Тогда, до смерти отца, Валентин находил даже какое-то жуткое очарование в смерти.

Но теперь перед его глазами не было идиллического прогнившего крыльца во влажном саду; теперь он видел нескончаемый, покрытый буро-красной травкой пустырь во дворах на Кремлевской.

Ребров как обезумевший кружил по пустырю, который был на самом деле гиганским кладбищем, под дерном которого в гробиках лежали скелетики бесчисленного количества Рит. Хотя ангел-демон стояла рядом, более того, он еще ощущал на своей коже прикосновение горящего коралла ее губ, все было нелепо кончено, все было жестоко изорвано тупой дэвид-комперфильдовщиной, как выразился Селинджер, певец пубертатов.

И чем больше думал о случившемся мой герой, тем больше его охватывало отрезвление. В какой-то момент ему даже подумалось, что на него смотрит не Рита, а череп в обрамлении иссиня-черных волос. Рита вдруг представилась внезапно истлевшей, превратившейся в скелет. Оскал черепа явно проглядывал под бледной кожей!

Продолжение следует…

[1] Пелевин только входил в моду. Сорокина как писателя не существовало. Венечка Ерофеев и Войнович владели умами интеллигенции. Оба знаменитых романа Фаулза «Коллекционер» и «Волхв» вышли в русском переводе в 1993 году. Довлатов был многократно растиражирован в чернушных перестроечных фильмах. Достаточно вспомнить нечистую, хотя и остроумную «Комедию строгого режима» (1992) с Сухоруковым.

[2] Название органов местного самоуправления в Уфе до 2002 года.

[3] Семечки, бакалея, соломка, – название опиумного мака в среде наркоманов.

[4] Музыка и слова Новеллы-Матвеевой.

[5] Лаве, с цыганского деньги.

[6] Беда, парк Победы в Черниковке.

[7] Гористый участок леса за Школой МВД, где находится «Президент-отель».

[8] О чрезвычайной рассеянности рения говорит тот факт, что в мире известно только одно экономически выгодное месторождение рения. Оно находится в России на острове Итуруп.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 14 15 16 171819 Следующая ⇒