ХИМИК-СКЕЛЕТ И 10 страница

Ребров не делился с отцом переживаниями. А тот знай, только повторял, что «бабы до добра не доведут», что «эти самки меня все-таки поймали». Цыган-горбун с украденным на вокзале чемоданом в полубредовых рассказах появлялся все чаще. В последний месяц отца трудно было понять.

И все же, смерть Валентина-старшего произвела тяжелое впечатление на молодого человека. Он ходил задумчиво по занавешенной черными платками квартире, думал о том, что вот она, жизнь человека.

Подготовка к похоронам прошла быстро. Даже врач не пришел, чтобы подтвердить факт смерти. Мать сама сходила за свидетельством в поликлинику. Потом явилась соседка, помочь обмыть покойника.

После обеда прибежал дядя Вова. Мамин брат заметно постарел, как-то пооблез. Его рыжие усы выцвели, волосы на голове поредели. Но он все также отличался вздорными резкими движениями, все также выкатывал глаза.

Дядя Вова вспомнил, что как-то покойник заявил, что хочет, чтобы после смерти его кремировали, а прах поместили в урну под могильной плитой. К ужасу богомольной соседки, Виктория Павловна неуверенно и отрешенно согласилась. Соседка подняла вой, схватилась за сердце.

– О, люди добрые, что деется… Вы в уме своем? Это не по-христьянски, не по обычаям будет!

– Так он не был христианином, карга старая! – не удержался от колкостей дядя Вова.

– Так разница какая! Все после смерти воскреснем на Страшный суд пойдем. А Валентин-то ваш как пойдет, если сожжете его, аки отрока в печи?

В конце концов, решили похоронить просто, по-советски. Договорились с местом на кладбище. Рабочие были новой формации: отказались от водки, взяв деньгами.

День похорон выдался теплым, сухим. По-летнему ярко светило солнце. Валентин стоял молча, думал о странных словах отца и, сам не замечая того, щупал руками нос, подбородок, как будто хотел определить в себе что-то цыганское. Потом, ночью, его долго мучили кошмары: горбун, цыганка, чемодан с вещами, барсетка. Неожиданно появлялся отец, живой и здоровый. Валентин удивлялся: «Папа, мы же тебя похоронили!» Отец зажигательно смеялся. «Ты что, сынок, сбрендил? Давай-ка лучше пельмешек налепим, дяде Вове позвоним. Пускай с Никой и Виталиком приходит! Эх, так и жили, так и жили…»

На третий день после похорон Виктория Павловна сняла черные платки с зеркал. И продолжилось, теперь не омрачаемое болезнью главы семейства, существование Ребровых. Запах лекарств, к которому, впрочем, мать и сын привыкли, делался все тише, слабее, пока совсем не выветрился.

Смерть мужа сильно изменила Викторию Павловну. Старые песни о том, что копейка рубль бережет были забыты. Приходя с работы, мать говорила: «Я выжатая как лимон. Валя, вот тебе деньги, пожалуйста, купи что-нибудь вкусненькое на ужин и не гляди на цену. Хватит, настрадались, один раз живем». Хотя по-прежнему Ребровы были обеспечены льняными простынями и хлопчатобумажным бельем на годы вперед, прежним супам из костей и картошки пришел конец. Старея, Виктория Павловна пристрастилась к деликатесам: куриной грудке под ананасами, оливкам с анчоусами и каперсами, осьминогам в собственном соку. Она стала капризной и разборчивой в еде. Реброву же было не до гастрономических изысков. Он вполне довольствовался чаем с хлебом. Страсти, мысли, планы питали его.

ГЛАВА XV

ФЛИБУСТЬЕРЫ КАМЕННЫХ ДЖУНГЛЕЙ

Однажды, на исходе октября, выполнив просьбу матери, Валентин заперся в своей комнате. Сев в кресло, он стал бессмысленно пялиться в окно. На тусклом дворе сгущались сумерки. Сначала тени таились между чахлых рябин, потом метнулись к покосившимся доскам футбольной коробки. Здесь на Менделеева не было никаких спортсменов, одни собачники. И вот сейчас в раскрытую форточку слышался чудовищный вой огромного черного пса из шестой квартиры.

Часов в одиннадцать раздались разливанно-народные звуки баяна. Толпа пьяных женщин в платках и ситцевых платьях, наверняка чьи-то родственники из деревни, проследовала мимо бойлерной. В двенадцать улицу наполнили девчачьи визги, нестройное бренчание гитар. Потом все резко стихло. В разрыв рванных, как ошметки грязной марли, облаков выкатилась луна. Ребров не стал включать свет. Грудь разрывала вселенская тоска. Сперва он думал о Рите, потом о Лизе, потом о них обеих. Засыпая, Валентин жаждал увидеть прекрасных дев во сне.

Но его ждало хмурое и холодное воскресное утро. Мать постучалась в комнату.

– К тебе товарищ. Что сказать?

Ребров, протирая глаза, сел в кровати. В подъезде его ждал Меркин. Он не стал тратить время на предисловия.

– Помнишь, я тебе про Американца рассказывал, что он планирует бизнесом заняться? Не все же нам по советскую власть трындеть! Эх-да, пора отправиться в плаванье, капитан Крюк. По чем нынче потроха обывателей? Короче, сейчас мы поедем в Дему, договариваться с директором Дома Культуры.

Валентин непонимающе посмотрел на красногвардейца, хотя на самом деле был страшно рад его приходу. Тоска по Рите становилась невыносимой.

– Какая еще к черту Дема? Ты о чем?

Лицо Меркина скривилось.

– Как хочешь. Я Леголасу могу звякнуть. Он, хоть и ельф, но бабло любит.

Ребров поправился.

– Да нет, я про то, о чем договариваться собрались.

Меркин облегченно рассмеялся.

– Вот так бы сразу спросил. Танцы-шманцы будем устраивать, дискотеку. А доход, естественно, пополам. У нас ведь общественная организация, сечешь? Бизнес налогами облагаться не будет. Эхма, время сейчас такое, пиратское! Есть видеопираты, а мы будем как флибустьеры каменных джунглей. Р-р, посторонись конкуренты, закусаем!

Собрались, поехали. До сих пор Ребров не был в Деме (не удивляйся, читатель, некоторые уфимцы, дожив до 35-ти лет, ни разу не лицезрели серых башен Шакши, я, например). Монумент Дружбы чиркнул в окне старого пучеглазого автобуса одинокой каменной иглой.

Перемахнув через арочный мост, ходячая корзина металлолома почти сразу свернула направо. Недавно отремонтированная четырехполосная дорога сменилась старой однополосной, пятнистой от множества нашлепок. Остановки были все как на подбор безликими, посреди голого, облетевшего леса. Только одна из них могла похвастаться расположенным на высокой насыпи домиком летнего кафе под крышей из красной металлочерепицы. Возле домика стояла пара «шестисотых» и бежевая «Лада»-комби с помятым бампером.

Перед самым въездом в микрорайон дорога внезапно пошла вверх. Под мостом распростерлась огромная, до горизонта, болотистая равнина, разлинованная железнодорожными путями. До сих пор пасмурное небо вдруг прояснилось и выглянувшее из разрывов серых облаков солнце заиграло на кровлях дачных домиков, пожухлых квадратиках огородов, рельсах и проводах. Но вот и Дема – настоящий городок со своими улицами, магазинами и скверами.

Когда Валентин и Меркин, выйдя на остановке, повернули налево, в сторону площади перед зданием местного Дома Культуры, Ребров ненадолго остановился возле паровоза с прибитой к постаменту табличкой. Ее текст отличался похвальной краткостью: «Здесь, в 189…, был открыт первый на Южном Урале вагоностроительный завод».

Демский Дом Культуры оказался двухэтажным зданием сталинской постройки. На входе молодых людей встретила сонная вахтерша в теплом свитере и с неизменным клубком шерстяных ниток.

– Вам к ко… – начала она и вдруг, покраснев, громко чихнула. – Проклятый ремонт. И чего только начальству недостает? Отличная крыша была шиферная, так нет, теперь надо какой-то металлической черепушкой крыть. А рабочие по-нашему ни бельмеса. Все в сапожищах своих, тонны две побелки натаскали в коридор и люк на крышу забывают закрыть. А потом сифонит сверху.

– Нам бы Епифана Дормидонтовича, директора, – с доверительной важностью сказал Меркин.

Вахтерша, видимо оставшись довольной тем, что незнакомцы вежливо выслушали ее сердечные излияния, набрала внутренний номер. Усталая улыбка на ее лице тотчас сменилась внимательно-покорным выражением. Положив трубку, вахтерша, кряхтя, сама взялась проводить молодых людей. В ее поспешной услужливости Валентину почудилось что-то фальшивое, холуйское, совсем не идущее уже пожилой женщине. «Что с людьми рынок делает!» – вспомнилась Реброву любимая поговорка Американца.

Впечатление еще более усилилось, когда красногрвардейцы оказались в огромной приемной с мягкими кожаными диванами вдоль стен. За возвышающейся на столе громадой монитора сидела секретарша, черноглазая девушка лет двадцати, и, качая головой в такт раздающимся из колонок звукам, красила ногти. Увидев посетителей, секретарша, исторгнув из груди тяжкий стон, пошла доложить директору. Ах, она совсем не была Ритой!

Меньше чем через минуту дверь кабинета открылась, и навстречу посетителям вышел плотный низенький мужчина в белой рубашке и серых брюках-бананах. У Епифана Дормидонтовича оказалось почти идеально сдобное лицо с глазами-пуговками.

– А, здравствуйте! – воскликнул Епифан Дормидонтович, пожимая руки. – Милости прошу.

Кабинет оказался еще больше приемной. Его роскошная обстановка мало сочеталась с видными в окно стандартными хрущовками: натертый до янтарного блеска паркет и огромный письменный стол с черным, широким, как крокодилья морда, факсом.

– Не стесняйтесь, – сказал Епифан Дормидонтович, широким жестом указывая на придвинутые к столу стулья.

Секретарша принесла поднос с чаем и пирожными. Отослав девушку, Епифан Дормидонтович скрестил пальцы.

– До того как мы подпишем договор, мне хотелось бы еще раз уточнить некоторые детали.

Меркин застыл с уже поднесенным ко рту пирожным.

– Разве мы не договорились обо всем по телефону?

Епифан Дормидонтович добродушно повел плечами.

– Ко мне уже подходили кооператоры, заверили, что все сами организуют, а сами даже первую дискотеку толком не смогли провести. Конечно, что тут удивительного, если из оборудования у них оказался один катушечный магнитофон и старенький усилитель!

Меркин нахмурился.

– Гарантирую, с аппаратурой у нас будет все в порядке.

Маленькие глаза Епифана Дормидонтовича впились в него черными буравчиками.

– Конечно, иначе бы я не стал говорить с вами. От вас требуется всего ничего, пустяк – предоплата.

– То есть как предоплата?

– Ну я же должен как-то себя подстраховать?

Валентин неожиданно решил нарушить свое молчание.

– Можно мы посоветуемся с товарищем в коридоре?

Епифан Дормидонтович с явным неудовольствием посмотрел на Реброва.

– Разумеется. Я пока попрошу Инну приготовить документы.

Не успели красногвардейцы прикрыть за собой дверь, как Меркин буквально вцепился в товарища.

– Нет, ты только подумай, какой рвач! Все решил отыграть. Разве так дела делаются? Теперь еще билеты выдумал печатать через кассу. Боится, что мы лишний рубль заработаем. Ладно, хорошо. Главное, что у нас свои охранники будут и аппаратура. Я ведь чувствую, сейчас он нам навяжет буфет с кремом-брюле и охранников левых. Нет, этого нам ничего не надо. Мы сами с усами.

После этого Меркин принялся пересказывать содержание своего телефонного разговора с Епифаном Дормидонтовичем, произошедшим накануне, без конца отвлекаясь на общие рассуждения о каких-то давно прошедших делах: стройотрядах, фарцовщиках, цеховиках.

Наконец Валентину надоело многословие.

– Я лично не настаиваю ни на какой доле. Сейчас главное раскрутить дело, а потом посмотрим.

Меркин даже обиделся.

– Я как раз именно так хотел сказать! Между прочим, я ходил на курсы микроэкономики и бухгалтерского учета. Вот там у нас был предпод, не то что наш Барлыбай. Настоящая советская бухгалтерша. Она сразу нам так и заявила, что всякие 1С полная хирня. Кто на бумаге умеет, тот все финансы, считай, будет в руках держать. Самолетики главное. А то сейчас развелись: трык-трык на тоненьких ножках и типа бизнесмены. Вот, знакомый меня чуть в «Гербалайф» не затащил. Приперся он с товарищем, в костюмчике, упакованный, и начинал втирать про перспективы, завалил массой красивых слов: лизинг, шмизинг. А оказалось за лицензию надо пять штук выложить. Вообще, охиревший народ. Потом он, значит, ходил к одной богатой толстухе…

Когда парламентеры-компаньоны вернулись в кабинет, их уже ждали распечатанные Инной договора. Как ни был наивен в делах коммерции Ребров, однако ему потребовалось беглого взгляда, чтобы понять – от выручки «Красной гвардии Рифея» и К° остаются рожки да ножки. По договорам выходило, что из своей прибыли устроители обязались оплатить не только аренду зала, но и аппаратуру, буфет и услуги трех охранников.

– Давайте без буфета, – сказал решительно Ребров. – Впрочем, и без кассы, а охранники у нас будут свои.

Меркин уважительно взглянул на своего спутника, мол, молодец, я бы так одним ударом не смог. Епифан Дормидонтович искренне удивился:

– Как так без буфета? А что будет персонал делать? Ему же надо работать, я не могу людей просто так на работу вытаскивать.

– А вы не вытаскивайте.

Епифан Дормидонтович нахмурился.

– Лицензия-то у ваших держиморд есть?

Валентин, припомнив, что кто-то из красногвардейцев хвастался работой в охране рекламного агентства, решил пойти в ва-банк.

– Имеется.

ГЛАВА XVI

О ТОМ, ЧТО СЛЫШАЛОСЬ ЗА ОБИТОЙ РЕЙКАМИ ДВЕРЬЮ

Коммерческая деятельность красногвардейцев началась бурно. Прежде всего, было покончено с посиделками на природе и сомнительным сожительством с региональным отделением КПРФ (само отделение ужалось до приемной депутата-коммуниста на улице Ленина). Найти отдельное помещение для «Красной гвардии» оказалось сложно. Директора муниципальных заведений дрожали, как бы им не пришили «политику».

Через неделю после похода в Дему, Валентину позвонил Меркин.

– Американец только что из Москвы вернулся со съезда левых молодежных организаций. Приходи, теперь у нас есть свой офис, – сообщил он таинственным голосом.

Офис оказался комнатушкой на втором этаже лакокрасочной мастерской на улице Рихарда Зорге. Сразу выяснился секрет почти символической арендной платы в помещении бывшего НИИ. Но зал, несмотря на легкий вонизм, был большой. От прежнего роскошества оставалась даже сцена, несколько рядов соединенных между собой откидных кресел, обитых зеленым бархатом. Кроме Меркина там была Ася. Она как всегда скалила зубы, рассказывая пошлый анекдот.

Стукнула стеклянная дверь, и в зал вошли Американец вместе с Кларой и Леголасом. Мужчины были в кожаных куртках. Но Непомочук выглядела настоящей модницей. На ее ногах сверкали сиреневые китайские мокасины. Их сочетание с сарафаном из варенной джинсы с полосатой футболкой малиново-салатных цветов смотрелось сногсшибательно.

– Ну молодцы! – сразу набросился Американец чуть не с объятьями на Реброва и Меркина. – Правильно сделали, что не стали соглашаться насчет буфета и охранников. Тогда бы у нас выручки вообще не было. А теперь хватит даже на маленькие ставки. Обязательно надо будет сделать ставочки для замов секретаря организации. Мне зарплата самому не нужна, своих источников хватает. А вот Кларе и Ле… Леониду? помогу, чем смогу. Можете репетировать хоть каждый вечер. Только, смотрите, должен быть старший, который будет отвечать за ключи и помещение.

Затем Василий вместе с Меркиным затворились в маленькой комнатке за сценой. До слуха Реброва донеслись возбужденные голоса и непонятный грохот, как будто сыпали на противень сушеный горох.

Клара брезгливо оглядела развалины сцены. По всей видимости, действительность оказалась горькой. И все же она нашла в себе силы заявить:

– Мы тут с Леголасом посовещались… в общем – мы думаем организовать театральную студию. – Она сделала значительную паузу. – Главное, чтобы было без дурацкого гламура, но стильно.

Наверное, именно в этот момент, Валентин задал себе сакраментальный вопрос: что он делает в этой организации? Нет, он не был чужд всякого рода постановкам. Даже в школе играл какие-то мелкие роли или сидел на сцене на правах статиста. Но он почувствовал, что неожиданное появление безумной Клары уже несло в себе семена будущего краха. Одно дело предаваться фантазиям на развалинах бывшего сталинского лагеря, другое дело превращать бизнес в фарш, винегрет, мешать романтические прожекты с подсчетом прибылей. И вообще, чем на самом деле собирался заниматься Американец? Его всеядность казалась подозрительной.

В тот же вечер Ребров поспешил поделиться сомнениями насчет задумки Клары с Лизой. Он бы конечно с большим удовольствием сделал это с Ритой, но не мог. Ангел-демон сковала его уста колдовскими заклинаниями. Лиза, вопреки ожиданиям Валентина, сразу вдохновилась.

– Театральная студия? Это здорово! А можно я еще людей приглашу?

Когда Ребров пришел на следующий день в офис, собрание уже началось. Американец и Меркин по-прежнему сидели запершись в задней комнатке. На этот раз через обитую реечками, но хлипкую, дверь долетали фразы: «сто двадцать», «за бензин пацанам надо», «перебьются».

Лиза, как всегда, опаздывала. Непомочук важной пигалицей ходила по сцене и бесконечно, как мантру, повторяла:

– Должно быть креативно. Главное, избежать набившего оскомину академизма. Ну ладно, – она бросила ехидный взгляд на Реброва. – Опоздавшие, думаю, включатся в работу нашего кружка постепенно. А сейчас я бы хотела представить моего знакомого, начинающего театрального режиссера.

На сцену к трибуне вышел пухлощекий почти мальчик в синенькой спецовке и судорожно зажатой в руках кепке-афганке.

– Юра Савенко, – представился он, зачем-то церемониально поклонившись присутствующим, как в начале представления старинной комедии. – Вообще-то я еще в школе учусь. Но не смотрите на мою молодость. У нас класс с театральным уклоном. Товарищ Непомочук была на представлении нашего школьного спектакля «Бурная молодость Чапаева». Думаю, это очень интересная и своевременная тема. Чапай он ведь наш, уфимский герой. Но почему-то люди воспринимают клишированный буржуазными СМИ образ какого-то мужика на лихом коне. На самом деле это был щеголеватый красный командир, который и лошадей то не любил, передвигался исключительно в штабном автомобиле.

Валентина неожиданно пробило на смех. Он еще никогда не встречал юношей подобного сорта. По сравнению с Меркиным, этот самородок-старшеклассник фонтанировал какой-то безумной энергией. Он как будто играл роль в собственном спектакле.

– А я предлагаю не тратить время на идеологическую дребедень, – заявил ни с того, ни с сего Леголас. – Давайте ставить «Короля Артура в гостях у Гермеса Трисмегиста». Можно с философским подтекстом.

Меркин заворчал:

– Ну да, только королей нам не хватало. Есть уже один, спившийся вся Руси.

Однако Юра оказался на диво расторопным для школьника.

– Я не призываю начать сразу с постановки «Чапая», – сказал он. – Для начала нам всем не помешало бы позаниматься теоретически. Одну минуточку.

С этими словами он исчез под трибуной, а потом вылез с двумя ужасающе пухлыми кирпичами «трудов».

– Вот, два тома руководства Немировича-Данченко, – пояснил он. – Для начала предлагаю законспектировать девять лекций.

Клара даже привстала в кресле, чтобы обвести красногвардейцев торжествующим взглядом. Мол, я же говорила, что мальчик серьезный!

Но Ася быстро понизила градус интеллектуализма глупым выкриком:

– Ой, я ничего не буду писать, потому что у меня ручки нет. И бумаги тоже.

Между тем офис начал наполняться гостями. Валентин даже заметил несколько студенток-смугляночек. В распахнутых куртках, с мокрыми от снега капорами в руках, они принялись внаглую флиртовать с обезумевшим от прилива женского внимания Савенко. Клара, заострившаяся, похудевшая какая-то, начала сурово выговаривать:

– Товарищи, давайте все-таки заниматься делом. Мы пришли сюда конспектировать.

Однако конспекты не продвинулись больше полстраницы. Вонизм из лакокрасочной мастерской достиг таких пределов, что у свежеиспеченных последователей реалистического искусства Немировича-Данченко стало щипать в носу. Было решено проветрить помещение, а потом немного порепетировать.

Валентин почти не обращал внимания на заскоки Клары и игривое поведение старшеклассника-театрала. Его раздражало отсутствие Лизы, то, что проваливается их план с Ритой.

Наконец Лиза явилась. Запыхавшаяся, она стала шептать в ухо Реброву о том, что дома у нее настоящий ералаш: опять поссорились с соседями на кухне. Непомочук бросила на девушку сердитый взгляд.

– Кому неинтересно, могут выйти в коридор и там с вахтершей продолжить свои интересные беседы.

Учительский тон девушки с кудрявой челкой задел обоих.

– Фу, она что, зануда? – спросила Лиза.

Однако припозднившаяся красногвардейка не одна была источником шума. Американец с Меркиным уже как час, запершись в крохотной гримерке за сценой, что-то обсуждали. Иногда, в промежутках между визгливо-заунывным диктантом Непомочук, за обитой реечками дверью таинственный грохот достигал такой силы, что все прислушивались.

Ребров, впрочем, еще меньше хотел во чтобы то ни стало проникнуть в тайны бизнеса. Страсть к Рите жгла его изнутри. Любая мысль о деньгах казалась смешной, нелепой. Если бы в его руки попал миллион, и ему бы сказали, что этот миллион надо будет бросить в разожженный камин, и тогда, в огне, как богиня, явится Рита, он бы, ни минуты не раздумывая, сделал это. В какой-то момент пленка стала настолько тонкой, что – лопнула. И тогда Валентин, взвыв от почти осязаемого укола в сердце, вскочил, потому что ему показалось, что за стеклянной дверью мелькнула тень Риты…

Но вместо этого открылась обитая рейками дверь и из нее, как два гнома, скособочившиеся, вышли Василий и Меркин.

– Шабаш, друзья, – сказал Американец, – театр на сегодня закончен. Нам надо тут будет о делах поговорить.

Все, включая Валентина, ломанулись к выходу. Но Василий жестом остановил Реброва.

– А вас, Лиза, Ася и Валентин, я попрошу остаться.

Лиза вздохнула.

– Ой, меня дома ждут.

Василий махнул рукой.

– Ладно, держи связь через Асю.

Американец начал рассказывать о том, что им уже удалось заработать первые деньги, которые пойдут на развитие организации (правда, мелочь, на продаже контрафактной партии шампуня). После этого пошел разговор о подготовке к грядущей дискотеке в Деме. Ее апофеозом должна стать «идеологическая часть» – речь Василия о «Красной гвардии Рифея».

– Мы не должны ни на минуту забывать о том, что конечной целью нашей организации является захват власти. Да, именно так. Но, еще раз подчеркиваю, на основе долгой и кропотливой работы с потенциальным электоратом, а не размахиванием сабель на улицах, – напомнил Американец.

Однако Реброву пришла в голову совсем нелепая идея о том, что он, смертельно скучая среди грохота попсы, а потом политического кликушества, в одиночестве поднимется на крышу тамошнего дворца культуры и снова увидит девушку в черных гольфах и короткой плиссированной юбке. И, в самом деле, ведь похожее предчувствие было у него перед неожиданной встречей с Ритой в Новоалександровке! Что если она, узнав каким-то образом о демской дискотеке, решит тайно свидеться с ним?! Убогий офис внезапно заблистал красками роскошного чертога. Валентину вспомнилось, как они девять лет назад с Ритой гуляли допоздна по октябрьской Черниковке. У ангела-демона вдруг стало смешно урчать в животе. Но она не смутилась, а только сказала:

– Блин… как жрать хочется!

Они зашли в продуктовый магазин на Коммунаров и купили один на двоих плавленный сырок.

–… Итак, теперь пришло время поговорить о рекламе мероприятия, – только расслышал Валентин конец фразы.

– Охрану я беру на себя. У меня друг с машиной будет, – сказал Меркин глухим голосом.

Американец кивнул.

– Отлично, я беру на себя общее руководство. – Он поглядел на Реброва. – А плакат получается за тобой.

Валентин как бы нехотя спросил:

– Какой еще плакат?

Ася скорчила противную мину.

– Опять, наверное, как для митинга будем красить. Только, Василий, у нас ведь кистей нет, и красок тоже нет.

Мужчины переглянулись, а потом почти с жалостью посмотрели на девушку. Американец постарался быть добродушным и невозмутимым.

– Хек, хек, Ася, дорогая, сейчас времена изменились. У нашей организации между прочим есть компьютер.

Тут пришло время удивится всем, включая Реброва.

– Как компьютер?

– Какой компьютер?!

– Где компьютер?!!

Американец сделал значительный жест, подняв палец кверху.

– Одну минуточку.

Он сходил за гримерку и вернулся с двумя картонными упаковками.

Меркин не мог не обнаружить раздражения скрытностью шефа.

– А ты мне сказал, что в коробках списанное собрание сочинений В.И. Ленина из «Крупы»!

Василий рассмеялся.

– Это для конспирации я соврал.

Ася, забившись в пароксизме восторга, захлопала в ладоши.

– Давайте, давайте прямо сейчас плакат делать!

На этот раз радость Аси показалась присутствующим уместной. Дискотека должна была состояться чуть не завтра и времени на раскачку не было.

Из коробки были последовательно извлечены уже порядком пожелтевший от времени и пыли системный блок, пузатый крохотный монитор на 16-ть дюймов, полустертая клава и, меньше железного арифмометра, но такой же тяжелый принтер. Однако раритетная оргтехника, как оказалось заимствованная у прежних арендаторов помещения в счет неизвестного присутствующим долга Американцу, оказалась не единственным сюрпризом.

Леголас протянул Василию лазерный диск с «картинками». «Картинки» оказались сплошными девицами в купальниках и даже в таких бикини, которые просто съедались соблазнительными округлостями.

– Итыть… – возмутился Меркин – это же настоящая порнуха!

Американец отмахнулся.

– Поищите еще на диске. Там должны быть другие изображения: балерины что ли.

Валентин выбрал наугад несколько картинок, но они оказались даже групповыми сценами.

Ася второй раз за вечер подала трезвый голос.

– А что, мне нравится. Сейчас на всех коробках «Дискотеки-авария» такое, такое… Я маме рассказываю, и она схватывается за голову и говорит: «Ох уж эти современные нравы!»

Американец схватился за голову.

– Ах черт! Я же дома забыл другой диск с нормальными изображениями.

Пока суть да дело, Валентин решил распечатать одну, более или менее прилично закрытую девицу в сиреневом купальнике.

Но присутствующих ждало жестокое разочарование. Мало того, что принтер готовился к печати не меньше получаса. Потом, когда под громовые вопли восторга пошел заранее приготовленный лист белой бумаги, из щели над днищем чудо-техники полезла какая-то жуткая негритянка с неразличимыми чертами лица.

– Может на дискетку перекинуть и сбегать распечатать? Тут есть на автовокзале в здании с петушком копи-салон, – предложила Ася.

– Сдурела? – хмыкнул Меркин. – Какой копировальный салон в три часа ночи!

– Ну, сейчас не три часа ночи, а только десять вечера… – надувшись, слабо протестовала девушка.

В порыве отчаянья Американец велел распечатать пяток-другой плакатов. Но все девушки вышли как из фильма ужасов. Тогда было решено ограничиться стандартным объявлением в «Ворде»:

25 октября 1999 года в здании Демского Дворца Культуры состоится дискотека Вход 100 руб.

– Вот это другое дело! – расправляя усы, произнес Василий. – А можно двойную рамку сделать?

Виктор пожал плечами.

– Можно и двойную рамку.

В конце концов, объявление очень стало смахивать на некролог на пятой полосе «Вечерней Уфы».

– А теперь разрешите немного проинструктировать собравшихся, – взял слово Американец. – Время позднее, нам всем пора по домам, по женам и… хе-хе, любовницам, так что… Короче, всем быть, в рот спиртного не брать. Какие же мы будем бойцы, если сами накиряемся? Далее, тебе Ася, персонально, партийное задание – будешь сидеть в кассе с бухгалтером и фиксировать все билеты. Мимо нас не должно пройти ни одного левака. Знаю я этих шустрых завклубами. Выставят нам претензию, что прибыль – 0. Далее, это уже касается вас, парни. С местными девицами шашни не заводить, в кусты не уводить. Понимаете? Это чужая территория. Мы вначале должны заслужить доверие тамошней молодежи. Не забывайте – раньше вообще, дворы, районы, даже – микрорайоны – стенка на стенку бились. По Новостройке или Зеленке нельзя было гулять.

Теперь о сладком, суточных. Сейчас пока вы театральными делами занимались, мы с Меркиным все подсчитали. Из наших первых прибылей, за вычетом, как я сказал, нужд на развитие организации, получается на каждого по двадцать рублей.

С этими словами Американец стал класть на стол мятые купюры и огромные пригоршни монет. Секрет таинственного звона за обитой рейками дверкой благополучно разрешился.

ГЛАВА XVII

АДЕЛИНА ИЗ САНТА-БАРБАРЫ

Утро накануне седьмого ноября началось со зловещих предзнаменований. Обуваясь в коридоре, Валентин так дернул шнурок, что он порвался. Пришлось срочно бросаться на поиски летних штиблет. Это съело добрые пятнадцать минут, отведенные на пробежку до остановки. А с утра прихватило ледком. Вмерзшие в венецианскую синеву луж кленовые листья светились как огни погребальных костров. Мало того, что Ребров опоздал на лекцию, так и преподаватель был еще не в духе. Пришлось дожидаться звонка в коридоре. Предчувствие встречи с Ритой, необъяснимое, иррациональное, делалось с каждой минутой невыносимее.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒