ХИМИК-СКЕЛЕТ И 16 страница

Оставался Фомин, но последняя встреча с Меркиным сильно поколебала в Реброве веру в журналиста-массажиста.

Когда Валентин позвонил Рите. Трубку никто не поднял. Это сильно обеспокоило моего героя. Дерзские мысли о Лизе и малодушные об Амине – вылетели в одно мгновенье. Десятого декабря Ребров не выдержал и отправился в Затон.

На этот раз он почти не смотрел в окно тридцатого автобуса. А тот гнал как бешенный, временами задевая провисшей гармошкой асфальт, так, что салон наполнял удушающих запах гари. Задохнуться в самый раз, если бы не открытая на зиму форточка. Но Валентин не чувствовал ни запаха, ни холода. Чем ближе делался Затон, тем больше он вырастал в его воображении в нечто сверкающее, подобно сказочному городу из чистейшего редкого металла.

Ребров не помнил себя от волнения, когда приблизился к Ее дому. И длинный панельный девятиэтажный монстр, унылый выкидыш позднего совка, с обязательными лоджиями и невообразимо длинными балконами сталкерского типа, представился ему сияющим замком. Валентин задрал голову, пытаясь вычислить окно Ритиной кухни. Его охватила робость. Он чувствовал, что ежеминутно сходит с ума. Руки дрожали как в лихорадке, лоб горел.

Валентин в первый раз шел к девушке в гости и притом незваным гостем. На самом деле подъезд был прегадкий. Скамейка – покрыта комьями грязи, нанесенной предпочитающей сидеть на спинке ее молодежью. Дверь, покрытая тремя слоями масляной облупившейся краски, бухала беспрестанно. То какие-то подростки с наркоманскими глазами вбегали внутрь, то выползали хронически безработные мужики. Но мой герой ничего этого не замечал! Он видел шустрых детишек с веселым взглядом, розовым цветом лица, он видел славных работяг, довольных отцов семейств, спешащих на какой-нибудь спектакль с участием собственной дочки или сына в Дом Культуры. Ребров был готов боготворить даже матерные надпись на побелке! Все, даже зверская пружина на двери, казалось ему верхом совершенства.

Умирая от счастья, ожидания, собственной смелости, он вошел в подъезд, нажал кнопку. И поползла вниз, дрожа в шахте, как стакан в подстаканнике, кабина лифта.

Через долгие мгновения Валентин был у врат рая. Звонок прозвенел словно гонг. Дверь неожиданно легко открылась, и на пороге возникла Алина в домашнем халатике. Она сразу узнала гостя.

– Вот так сюрприз! Проходи, не стесняйся! Ты, наверное, звонил нам? А у нас телефон за долги отключили.

Пока Ребров нерешительно раздевался, Алина быстро говорила. Похоже, это была семейная черта сестер Вежниных.

– А Ритки пока дома нет, она на рынке. Я так рада за нее! Наконец-то она с хозяином нашла общий язык. Пал Палыч признался, что только она может продавать откровенные вещи. А то иногда девушки стесняются брать эротическое белье. А я сама тоже зальюсь краской и предлагаю что-нибудь попроще. Мама в химчистку только что ушла. Но ты ведь посидишь у нас, чай попьешь? Так мне хочется вас познакомить. Мама слышала о тебе от Ритки. Только, если честно, она думает, что Ритка тебя выдумала, потому что так, конечно, никто с людьми не общается – раз в полгода.

Узнав, что Риты не будет, Валентин испытал приступ жестокого разочарования. Он стал лихорадочно соображать, как бы убедительнее сбежать из оказавшегося пустым чертога, но Алина одной фразой переменила его решение.

– А хочешь, я тебе комнату Риты покажу? Только чур потом не выдавать. Сестренка убьет. Я знаю, где она свой ключ прячет. Честно, не подумай, что сестренку предаю. Я не собираюсь ее дневники показывать.

Валентин испытал священный трепет, когда открылась белая дверь комнаты. Для обычного посетителя в ней не было ничего сверхъестественного. Бумажные горчично-белые с невзрачными цветочками обои, побеленный, с неровностью в центре, потолок, коврик на полу перед кроватью. Из мебели в темном углу комнаты, образуя закуток, был стол, заваленный рисовальными принадлежностями, и книжный шкаф без дверец. Конечно, главной достопримечательностью был вовсе на скособочившийся на окне кактус, а рисунки. Обе стены, обычно занавешанные в российских квартирах коврами, от пола доверху были покрыты живописными листами. Стены напоминали два огромных иконостаса. Валентин ожидал увидеть сплошных монстров, но увидел спокойные, даже чем-то сентиментальные акварели, карандашные рисунки старых домиков и неряшливых деревьев. Один рисунок цветными мелками изображал прикорнувшего на скамейке дворника с метлой.

Алина кивнула.

– Ты ождал сплошной мрак и ужас? Да, все удивляются, кто Ритку знает. Только я хочу предупредить. Она обычно гостям мерзкий альбомчик предлагает посмотреть. Вот там точно не на что глядеть.

Тут раздался звонок. Алина потащила Реброва в коридор.

– Это, наверное, мама ключи забыла!

Каково же было смущение обоих, когда в квартиру вошла Рита. Валентин задрожал как в лихорадке. Девушка пришла с декабрьского морозца (хотя не снега еще не было) раскрасневшаяся. Румянец как будто изнутри озарял алебастр ее кожи. Антрацитовые глаза пылали. Не менее примечательным был наряд Риты – почти прозрачная блузка с кружевами на длинных рукавах, юбка до колен, лаковые сапожки на шпильке и темно-фиолетовые чулки. Валентин сглотнул судорожный комок. Под блузкой загадочными холмами темнели полукружия лифчика.

Рита только смерила Реброва быстрым взглядом. Она, казалось, совсем не удивилась вторжению.

– Меня хозяин уволил! – бросила Рита сестре с какой-то озлобленностью.

Алина так и раскрыла рот.

– Рита, как это случилось? Что такое ты говоришь? Вы ведь с ним общий язык нашли!

– Как нашли, так и потеряли.

Алина непонимающе уставилась на сестру, снимавшую пальто.

– Как же так, Рита!

– Ой, елки-палки, даже сапоги снять спокойно не даешь! Вот человек ко мне впервые в жизни в гости пришел, а ты по каким-то пустякам разоряешься.

Алина бессильно опустилась на кушетку возле трюмо.

– Ты меня убила своим известием, сестренка. Что у тебя именно с хозяином случилось?

– Ничего особенного. Просто этот козел ко мне приставать стал.

– Пал Палыч? Этого не может быть! У него жена, дети.

– Значит может. И давай эту тему закроем. Я бы тоже тебе советовала у него больше не работать.

– Но как же мы теперь будем без работы?

– Так у нас же есть спонсор? Вот Михаил нас всем обеспечит.

– Рита!

– Алина!

Сестры обменялись красноречивыми взглядами. Потом Рита немного смягчилась.

– Ты сама говорила, что все равно Пал Палыч собрался бизнес через год закрывать. Будем приемщицами в цветмете работать. Мне дядя Сергей обещал. Тем более, там рядом нам с «Добротой».

По глазам Алины было видно, что ей жалко расставаться с чистенькой, гламурной работой в бутике. Однако от Риты исходили такие волны уверенности, что не было никакой возможности спорить с ней.

Дальше произошло ровно то, что предсказала Алина. Рита сунула Валентину прямо в прихожей неизвестно откуда вынутый чернушный альбомчик, а сама, никого не приглашая пить чай, побежала в кухню. Алина закричала вслед сестре:

– Ты опять будешь сырые сосиски есть?! Дай я хоть сварю немного в кастрюльке.

Альбомчик Ребров быстро пролистал (действительно, там была куча скелетов, даже одна парочка, занимающаяся любовью).

В кухне Валентин и Алина застали Риту за лихорадочным перекусом. Криво срезанный кусок хлеба, торопливо очищенные сосиски, политые томатным соусом, лежали на блюдечке. Валентин засмотрелся, как отчаянно блестят волосы Риты, зацепляются за края клеенки, когда она наклоняется к столу, как они вообще напоминают волосы египтянки.

Как ни была Алина сражена известием о ссоре Риты с хозяином, она не могла не всплеснуть руками.

– Малыш, я просто поражаюсь, своего друга в коридоре бросила, сама к столу не приглашаешь.

Рита подмигнула Валентину.

– Давай, подсаживайся корешок жрать.

Алина возмутилась.

– Нет, так не пойдет!

Она поставила чай, воду для сосисок. Это было, впрочем, лишнее. Валентин и так чувствовал себя в раю!

Алина еще несколько раз пыталась порасспросить сестру. Та, наконец, прибегла к решительному доводу.

– Сейчас мне лететь к Кулибину надо.

Алина вздохнула.

– Опять твои тимуровские дела? Вот если бы ты так к работе, которая деньги приносит относилась.

– А он, ваш Кулибин, случаем не изобрел вечный двигатель? – спросил улыбнувшись Ребров.

Рита кивнула.

– Составишь мне компанию?

– Не каждый день тебя приглашают посмотреть на нового Эдисона.

На улице Валентин принялся объяснять причину своего визита.

– Я помню, что мы условились, но я столько много узнал о Мишгане, то есть, Михаиле! Это конфиденциальная информация, не для телефонного разговора.

– А я думала, по мне соскучился, – вздохнула Рита. – Ладно, выкладывай.

Ребров рассказал девушке о том, что услышал от Лизы о проклятии горбуна и в красках расписал эпизод с тайником. Он думал, что сейчас Рита расцелует его, но она только тряхнула головой.

– Не верю я теперь в совпадения! Они для фильмов хороши, а в жизни все проще.

Валентин подумал, что здесь Рита не права. Начать с их встречи на крыше. Да и потом, он сам ведь мог сообщить о ночи в обезьяннике, об Изольде, о том, что дядя Сергей оказался водителем Амининого отчима. Но его остановила мысль о том, что тогда нужно будет признаваться в порочных мыслях относительно Амины и Лизы. Сам того не замечая, мой герой начинал попадать под влияние развращенно-эгоистической философии Фомина. Яд проник глубоко в кости химика. Валентин как никогда верил в свою высшую любовь к Рите, но теперь он мог, хотя бы теоретически, разделять свои чувства к девушкам на платонические и физиологические. Сохранить любовь к Рите в чистоте можно было только одним способом: изолировать девушку от ненужной ей информации.

– Письма Михаила у тебя? Он, конечно, мог изменить почерк, но все равно любопытно было бы взглянуть, – вывел его из задумчивости голос Риты.

Валентин хвастливо выдохнул.

– Письма пришлось положить на прежнее место. А ключи от подвала остались у Фомина или Киршовеева.

Рита задумалась.

– Твой Фомин и Михаил друзья с 1997 года? Знаешь, после того, что ты рассказал мне о Горбуне, я, кажется, даже немножечко зауважала его.

– В каком смысле? – изумился Валентин, который, по правде сказать, до сих пор не мог совместить образ неформала с образом зловещего мошенника-риэлтора. – Ты вроде сама говорила, что он хочет втереться к вам в доверие, а потом обобрать до нитки.

– Не только к нам. А, например, к Нине Афанасьевне, матери Дэна.

– Какого еще Дэна?

– Кулибина, к которому мы сейчас идем. Он мой единственный друг в Затоне. В свое время учились в одном классе, когда я ненадолго перевелась в местную школу. Он знаешь, мне понравился тем, что девушками совсем не интересуется. Только электротехникой. Говорит, она надежнее. Но ты не подумай, что мне заняться нечем. Мать Дэна много успела разузнать о проклятом Горбуне. Только опасается пока мне рассказывать.

Из объяснений Риты Ребров узнал, что все дело было в двухуровневой квартире. Лет десять назад Кулибины получили ее в порядке очереди от щедрого советского государства. Нина Афанасьевна всю жизнь проработала на вредном производстве и имела соответствующие льготы. Однако квартира Кулибиных понравилась одному бизнесмену. По привычке, не утруждая себя тратами, он вошел в сговор с Горбуном. Кулибиных попытались банально выписать. Но Нина Афанасьевна была начеку и обратилась за помощью к адвокату. Дело передали в суд. Адвокат оказался бывшим учителем русского языка и на суде только делал, что пучил глаза.

К несчастью для бизнесмена, у матери Дэна оказалась очень хорошая память на законы. Кулибина с такой бойкостью стала перечислять нужные статьи, что судья, который уже планировал провести с «клиентом» вечер в ресторане, пришел в негодование и стал грубо кричать на Нину Афанасьевну, грозить, что «вызовет охрану, если гражданка продолжит нарушать порядок проведения судебного заседания».

После столкновений с суровой продажностью российской Фемиды, у матери Дэна развилась настоящая мания. С почтальоном Нина Афанасьевна предпочитала встречаться исключительно в подъезде, на «нейтральной территории». Кроме того она перестала расписываться в получении пенсии. Нина Афанасьевна вдруг подумала о том, что ей могут нарочно подкинуть «нужную» бумагу.

Но самым главным источником опасности для планов Кулибиных был отец семейства. По словам Риты, этот субъект, впрочем, больше годился на исполнение ролей злодеев в фильмах «В постели с врагом», «Чужой» или «Хищник». Петр Петрович, так звали негодяя, беспробудно пил, но выгнать его не было никакой возможности. Более того, прежде чем развестись с женой, он успел приватизировать часть жилплощади, точнее говоря зал, в котором с тех пор и отсыпался после буйных кутежей с друзьями. Однако Нину Афанасьевну не так легко было объехать на кривой козе. Она прекрасно знала слабое место бывшего супруга, а именно любовь к ее фирменному рассолу, как рукой снимающему похмелье. Стороны заключили шаткое перемирие. Петр Петрович обещался не вступать в сепаратные переговоры с противником, а Нина Афанасьевна настраивать сына против отца.

– Твои в курсе, что друг семьи мошенник и хочет отобрать квартиру у Кулибиных? – спросил Ребров.

– Сам Горбун не в курсе, что я в курсе, – усмехнулась Рита. Пока ты вел философские споры в подвале, я уже кое-что успела, как видишь, разнюхать.

Дом, где жили Кулибины, принадлежал к числу элитных. Это был не панельный корабль советского образца, столь же величественный снаружи, сколь гнилой внутри, а монументальная конструкция из красного кирпича с длинными лоджиями и обязательным цокольным этажом.

К Нине Афанасьевне, как и предупреждала Рита, оказалось нелегко прорваться. Сначала металлическую дверь на третьем этаже никто не открывал. Потом за ней раздались тихие шаги и напряженный голос:

– Опять водопроводчики? Уходите, звери, я ничего подписывать не буду!

– Это я, Рита!

Чтобы быть более красноречивой, девушка знаком велела Валентину отойти в сторону.

– Вот, видите в глазок?

– Теперь вижу, – раздался ворчливый голос. – А кто это рядом с тобой был?

– Друг мой хороший.

Голос только этого и ждал.

– С другом не пущу!

Рита аж запрыгала.

– Постойте-постойте, он больше мне чем друг. Он мой… жених!

Валентину показалось, что прошла вечность, прежде чем за дверью не началась возня с ключами, запорами и цепочками.

Наконец, с большими предосторожностями дверь приотворилась. Пара блестящих глаз испытующе скользнула по лицам гостей.

– С вами больше никого нет? Я знаю, они дворника наняли своего, караулить.

– Да нет, Господи, Нина Афанасьевна!

На минуту образовалась достаточная щель, в которую смогли прошмыгнуть молодые люди. Ребров огляделся. Квартира носила явные следы черновой отделки. Мать Дэна была худенькой востроносой старушенцией, изможденной бесконечной борьбой с российской бюрократической машиной. Слово «жених» оказалось воистину волшебным. Оно вернуло робкие краски жизни лицу Нины Афанасьевны.

– Дай-ка я на вас полюбуюсь!

Женщина умильно всплеснула руками.

– Ну вот, наконец-то! У моей заступницы появился хоть кто-нибудь. А как жениха зовут?

Валентин представился, отвесив легкий поклон.

– Как приятно увидеть интеллигентного человека среди нашего быдла! – воскликнула Нина Афанасьева тоном дамы серебряного века. Она показала на лестницу, ведущую на второй этаж.

– Идите, Денис мой рад гостям будет. Бедный мальчик, работает целыми днями, у меня пенсия маленькая, а алкаш свою пропивает.

Комната на втором этаже могла бы поразить убогостью обстановки, если бы не была почти доверху забита всевозможными железяками. Валентин невольно вспомнил рассказы Риты о еще одном затонском чудике Факланове. Но у Дэна был чисто деловой мусор: микросхемы, коробки магнитофонов и усилителей. Сам хозяин копался с какими-то детальками. От стола, больше похожего на верстак, поднималась струйка дыма. Дэн, засучив рукава, паял.

Гостям пришлось прождать минут десять, прежде чем хозяин не подойдет к ним. Его лицо с карими глазами и тонким, с легкой горбинкой носом, сияло.

– Наконец-то получилось разобраться! У фирмешников сволочей на лазерном специальный чип был, а я его перепаял. Теперь принтер и на левых картриджах работать будет.

Валентин, который по привычке пользовался услугами матричных скрипящих устройств, тем не менее, оценил истинные масштабы радости самоделкина российского капитализма. Рита, не тратя времени на технические подробности, сообщила с важным видом:

– Дэн в детстве вечный двигатель изобрел.

Кулибин широко улыбнулся.

– Наверное, только потому, что все говорили, что это невозможно. Представляете, ночами лежал и разрабатывал один за другим проекты. А потом, когда понимал, что какая-то шестеренка работать не будет, так расстраивался, что тут же засыпал!

– А Валентин, между прочим, настоящий ученый химик! – воскликнула Рита.

– Вот как? Здорово!

– Еще только готовлюсь стать, – засмущался Ребров. – Пока студент, а там видно будет. А ты чем занимаешься, учишься?

Дэн махнул рукой.

– Закончил радио-технический, потом на завод и почти сразу под сокращение попал. Вот сейчас на дому разную хрень чиню. Не до изобретательства, но за это платят. А нам с мамой денежки нужны. Папаня то у нас чудит. Наверное, опять приперся нажрамшись.

Словно в подтверждение догадки Дэна снизу донеслись дикие крики. Кулибин весь изменился в лице.

И тут в комнату вбежала Нина Афанасьевна.

– Денис, сыночек! Ой, что творится, что творится! – запричитала она. Женщина бросила умоляющий взгляд на Валентина и Риту. – Ой, вы тоже пойдемте с нами, вам это обязательно видеть надо!

Спустившись в зал, они увидели лежащего на поролоновом диване плешивого мужичонка. Рядом с ним, как ни в чем не бывало, сидела размалеванная девица из числа «студенток по вызову». На вид ей было не больше двадцати.

– Ну что зенки вылупили?! – спросила она с вызовом.

Нина Афанасьева аж затряслась от гнева.

– Да ты, тварь, как вообще со мной разговаривать? А ну, вали отсюда, шалава!

Девица усмехнулась, сделала движение рукой, будто хотела достать сигарету из сумочки.

– Мамаша, ты не кипятись…

– Какая я тебе мамаша!

Девица, переставив затянутые в чулки ноги, невинно моргнула.

– А, так ты жена что ли его?

Нина Афанасьевна почти всхлипнула.

– Денис, Денис, видишь как она со мной разговаривает? Зашла в чужой дом… Очи свои поганые прикрой! На них же семь слоев блядства!

Девица вежливо протянула женщине выпуск «Курьера».

– Не виновата я, меня он сам привел. Вот, между прочим, наше объявление. Тут даже ручкой обведено.

В этот момент лежащий бревном мужчина вдруг дернулся. Волна напряжения прошла под сбившейся складками рубашкой. Подняв вверх руку, ужасно скрипя зубами, он произнес:

– Небесный рай – выбирай. VIP-персоны для знатных людей – поимей сто друзей. Розы большого города. Эх, что за время… Никакого романтизму нет… Вот туда и позвоним.

Потом рука его, чиркнув по спине девицы, безвольно рухнула на диван.

Нину Афанасьевну это окончательно вывело из себя. С диким воем, как защищающая свое потомство кошка, она вцепилась в волнистые волосы проститутки.

– А! Сука! Б…! – закричала та.

Рита и Дэн бросились разнимать дерущихся женщин. Дэн схватил мать, Рита – взбесившуюся от боли девицу.

– Кто, кто тебя подослал?! Этот вонючий бизнесмен что ли? Или Миша горбатый, друг его?! – ревела Кулибина.

– Дура долбанутая! Никто меня не подсылал! Ты мне чуть все волосы не выдрала, ведьма! Когти свои лучше бы постригла!

– Да я специально для тебя их в следующий раз отращу! Еще раз, тварь, заявишься сюда, я тебе все лицо твое изрежу. Потом тебя даже на трассе никто не возьмет, к таджикам на рынок пойдешь!

– Ты за свой базар то хоть отвечаешь? Да сейчас я позвоню, человек приедет и с тобой, старая кошелка, разберется!

– Чего? Я полицию вызову! Небось обобрала этого алкаша уже.

И тут девица явно болтнула лишнее

– Давай, вызывай! Я-то знаю, что не вызовешь! Мишган говорит, что ты мусоров боишься!

Нина Афанасьевна торжествующе взвыла.

– Ага! Вот и попалась-проболталась!

Проститутка поняла, что ее песенка конспираторши спета и почти обвисла в наших руках.

– Да отпустите вы меня! Всю уже измацали!

Увидев, что Кулибана тоже как будто пришла в себя (добилась своего), Рита, с согласья Дэна, отпустила девицу.

– Ну и ну, – сказала она, критически осматривая себя, как будто нападавшие причинили повреждение ее скудному гардеробу. – Ладно, покеда. Пошла я из этого гадюшника.

– Ты хайло свое закрой! – сказал Дэн, интеллигентным движением поправив очки на переносице.

Девица сделала густое «хм», вздернула носик и двинулась в коридор.

Открыв коридорную дверь, она вдруг резко повернулась к Нине Афанасьевне и гаденько-сладенько улыбнулась.

– Arrividerci!

ГЛАВА XXVI

ОХОТНИК ЗА «СНИКЕРСАМИ»

Помощь гостей не осталась безнаказанной. Кулибины практически насильно всучили Рите и ее кавалеру мятый червонец.

На улице девушка сказала:

– Сегодня гуляем! Айда в магазин.

Валентин скромно предположил:

– Что-нибудь к чаю?

– Смеешься? Возьмем портвешка, плавленый сырок и в подъезд!

Ребров только хмыкнул. Он поймал себя на мысли, что привыкает к вежнинским шуточкам.

– Я как тебя увидела у нас в квартире, хотела разорвать в клочья, но потом подумала, что так даже лучше будет, – призналась Рита. – Честно говоря, меня задолбали интриги. Я хочу, наконец, перед мамой и сестрой вопрос ребром поставить. Или я, или он. А ты очень кстати будешь. Поддержишь меня в случае чего.

– Всеми имеющимися средствами! – воскликнул Валентин.

Дорожку вдоль шумной дороги, в то время не было объездной мимо Затона, уже накрыл ноябрьский ледок. Валентин и Рита шли так тесно рядом, что сами не заметили, как взялись за руки. Слева, впрочем, как и сейчас, до самого судоремонтного завода, тянулись избенки городских обывателей. Продовольственный магазин был одной высоты с частными домами-хижинами. Он представлял собой несколько срубов под красной крышей. Фасад магазина был толсто оштукатурен, так что создавалось впечатление, что он каменный. Открыв пластиковую дверь, молодые люди вошли внутрь. У входа кучковалась пара бомжеватых граждан. Охранник кричал на них:

– Что встали? А ну убирайтесь, сейчас милицию вызову!

– Холодно на улице, – отвечал бомж посмелее.

– У… алкашня! Чтобы вы околели в ближайшей яме, чтобы собаки вас покусали.

– Зачем сердится так?

– Вы нам покупателей распугаете!

Продуктовый выбор Риты поразил Реброва экзотичностью. Девушка выбрала явно малосъедобные вещи: консервированную кукумарию, галеты с чесноком и тыквенный сок.

– Я смотрю оригинальный у тебя вкус! – похвалил Валентин Риту, когда они встали в очередь к кассе.

– А тебе, может, хлеба с майонезом и колбасой купить? – спохватилась она. – Вот чего не люблю я – это майонез. Понимаю, конечно, все от бедности. Мать с сестрой пластиковое ведро майонеза купили, так продавщица сказала, может пять лет стоять в тепле и не скиснуть. В Европе и Америке трупы умерших людей поэтому годами не разлагаются.

Ребров, увидев устремленные на Риту испуганные глаза теток, улыбнулся.

– Ты всегда на такие темы в магазинах говоришь?

Бледное личико девушки под коричневой вязаной шапочкой сверкнуло непередаваемой белизной.

– Не обращай внимания на глупых обывателей. Они задолбали своими тривиальными приличиями!

Эта реплика так ярко напомнило Валентину прежнюю, еще черниковскую Риту, что он чуть приобнял девушку за талию. Стоявшая рядом тетка со злым, вечно недовольным лицом, не выдержала.

– Хоть бы посовестились при людях-то! Совсем никакого стыда у молодых не стало. Осталось только сексом на людях заняться!

Рита уперла руки в бока.

– А он мой жених, между прочим!

Очередь расхохоталась, довольная ответом девушки. Тут на кассе раздались крики, и Валентин увидел, как охранник держит за ухо смуглого мальчугана.

– Попался, охотник за «Сникерсами»!

Толпа пришла в возбуждение и даже не возмущалась тому, что кассирша выскочила из кабинки, чтобы вцепится в воровские вихры.

– Сучонок! Всю смену крал мою! Нет, чтобы в Гузелькину!

Мальчуган держался стоически. Из его губ не вылетало ни слова. Ребров, узнав в «охотнике за «Сникерсами» Гришаню, старшего сына Изольды, пробился к кассе.

– Отпустите его, я заплачу за шоколадки!

Охранник посмотрел на Валентина с недоумением. У продавщицы так вообще отвисла челюсть.

– Это наш сосед! – воскликнула протиснувшаяся следом за Ребровым Рита. – У него мать с работы хозяин на днях уволил. Она лифчиками на рынке торговала, а там пожар случился. Может, слышали?

– На Центральном, говорят, половина бутиков сгорела, – подтвердил мужчина из очереди.

Железные пальцы охранника немного ослабили хватку. Однако продавщица не была готова так легко верить на слово.

– Ну, платите за него, раз такие добрые!

Валентин полез в карман и вынул десятку. Продавщица скривилась.

– Издеваетесь? – Она обратилась к охраннику. – Так, Фануз, вызывай милицию.

Рита, выложив продукты на стойку кассы, протянула женщине червонец.

– Вот, возьмите.

Очередь, довольная благополучным завершением спектакля, даже зааплодировала.

– Отпустите парня! Раз уж так за него просят! – раздались крики.

Охранник Фануз заставил Гришаню вывернуть карманы и, отвесив оплеуху мальчугану, вытолкал на улицу.

Валентин подозревал, что цыганята будут ждать их на улице, и не ошибся. Гришаня уморительно серьезно поздоровался:

– Здравствуйте, почтеннейший. Спасибо за то, что заступились.

Рита заметила:

– Вот так бы наши бабки русские говорили, а то такое впечатление – все из деревни или гребанной подворотни.

Костя совсем не смутился. Валентин сдерживался, чтобы не рассмеяться рукопожатию девятилетнего мальчугана. Впрочем, цыганенок, в старой куртке и шапке-ушанке из искусственного меха, выглядел очень серьезным.

– А где твой братишка? – спросил Ребров. – Сбежал что ли?

Гришаня надулся.

– Я младшего не бросаю! Вон он, Костя, идет.

И точно. Не успели Рита и Валентин дойти до угла многоэтажного дома, как навстречу им вылетел смешной карапуз в пальто на вате и некой пародией на головной убор, представлявшей что-то вроде меховой каскетки.

Ребров рассказал Рите о том, откуда он знает цыганят. Девушка, при имени Изольды, прищурилась.

– Помню, ты говорил, что она нашу встречу предсказала.

Валентин кивнул.

– Предсказала.

Костя с гордостью встрял в разговор.

– Да, наша мама все знает, что с каким человеком приключится. Только она не всем правильно гадает. Плохим людям неправильно, а хорошим – правильно. Но всей правды никогда не говорит, потому что правда очень страшная.

Рита усмехнулась.

– А ваша мама может рассказать о человеке, например, по фотографии? Например, про одного плохого типа, который ходит по квартирам и людей обманывает?

Костя испуганно посмотрел на брата. Но Гришаня был невозмутим. Он ответил с прежней, необычной для ребенка, высокопарностью:

– Разумеется. Вы только принесите, она рукой проведет – и готово!

Меньше чем через пятнадцать минут, все четверо сидели в кухне сестер Вежниных. У плиты суетилась веселая женщина в апельсиновом платье. Разглядывая мать богини по имени Рита, Валентин никак не мог сказать, сколько ей лет определенно. Она казалась ему куда моложе и энергичнее Виктории Павловны. Надежда Владимировна, как и предупреждала Алина, не уставала удивляться неожиданному знакомству. Цыганята предпочитали лишнего не говорить, гремели ложками, расправляясь с рисом и сосисками.

– Представляешь, мама, – говорила Рита, – этим бедным детишкам некуда податься.

– Как некуда? А родители?

– Родители… – Рита закатила глаза. – Какое слово ты произнесла, мама! Их отец – уличный фонарь, их мать – мостовая.

Надежда Владимировна всплеснула руками.

– Они сироты что ли? А табор?! У них ведь, у цыган, такой порядок. Если посадили за наркотики женщину, то на воспитание детей родственники или соседи берут.

Рита порывисто вскочил с места и, подойдя к цыганятам, приобняла их.

– Их мать обманули, из табора выгнали.

– Кто же ее обманул?

– Один нехороший человек. Он втерся к ней в доверие, обещал помощь, она переписала на него квартиру, и вот теперь вся семья – бомжи.

Валентин только тут понял, куда клонит Рита. Появившаяся в дверном проеме Алина воскликнула:

– Мама, ты что, не видишь?! Она опять разыгрывает перед нами спектакль!

Надежда Владимировна вздохнула.

– Дочки, не ссорьтесь при гостях-то.

Рита пожала плечами.

– А я ни с кем не ссорюсь. Просто поражаюсь доверчивости глупых людей, которых ведут на убой как скотину.

Алина, схатившись за сердце, опустилась на табуретку. Ритиной язвительности как не бывало. Она кинулась к сестре со словами.

– Прости, прости меня, дуру!

Валентин, смущенный разыгравшейся перед ним сценой, даже не расслышал звонка. Но, представь, читатель, реакцию моего героя, когда Надежда Владимировна вошла в кухню с самым торжественным видом.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 14 151617 18 19 Следующая ⇒