ХИМИК-СКЕЛЕТ И 5 страница

[1](См. повести «Женщина из золота» и «Прикованный к батарее)

Изольда не соврала. На следующий день раздался звонок.

– Привет! Как дела? – пропела трубка Ритиным голосом.

Кусок желтого пластика задрожал в руках Валентина, словно гигантская гусеница, но иллюзия длилась недолго. Это была Лиза. 

– Ты куда вчера пропала? – спросил Ребров, откашливаясь.

– Я часы искала. Ты их не находил?

– Какие еще часы?

Лиза нервно рассмеялась.

– Ой, ты даже не представляешь, что вчера дома творилось! Мне пришлось придумать, что ты со мной пошел. Потом я сама еще масла в огонь подлила, сказала маме: «как будто часы были из золота!» Она после этого рассвирипела и сказала, что ей надоели парни, которые меня спаивают. Теперь тебе нельзя у меня появляться.

Ребров был неприятно поражен такой новостью. Его замечательный план рушился. Самым обидным являлось, что Лиза пожертвовала его честным именем, чтобы оправдаться перед матерью. Валентин огромным усилием воли придал своему лицу глупую улыбку. 

– Мы ведь… можем на улице встречаться?

– Конечно.

Ребров вздохнул.

– Я видел вчера объявление секты алхимиков. Пойдешь со мной в «Теремок»?

Лиза облегченно рассмеялась.

– Валентин, это здорово! Сейчас бы Ася спросила: «интересно, у них золото какой пробы будет? 925 или 999 пробы?» В последнее время она бесит меня своей гламурной дуростью. Не, мне на золото наплевать.

ГЛАВА VII

ПУТЕШЕСТВИЕ В ПРОШЛОЕ

Валентин как всегда пришел вовремя. Потянулись мучительные минуты. Несколько раз ему казалось, что он неправильно понял Лизу и даже сбегал на другую сторону улицы. Наконец Ребров увидел девушку. На ней был простой наряд: синенькие джинсы, красиво обтягивающие ноги, зеленая блузка, с завязанными в узел на животе рукавами. За плечами у Лизы болтался легкий матерчатый рюкзачок.

– Давно ждешь?

– Если честно, уже собрался уходить, – сказал Ребров и тут же поинтересовался: – Как Изольда поживает? Она, кажется, что-то мне хотела насчет Мишгана сказать.

Лиза, оставив без внимания заброшенный ей молодым человеком хитроумный крючок, пожала плечами.  

– Это точно. Изольда – кошка, которая гуляет сама по себе. Сама бы хотела знать, где она сейчас.

Сначала они долго искали кинотеатр.

– Так вот же он! – вдруг закричала Лиза. – А мы все это время вокруг него кругами ходили!

В холе кинотеатра их остановила вахтерша: человеческое ископаемое, в темно-синем халате.

– Вы куда, милки?

Валентин ткнул в вывешенную в холле афишу.

– На Золотую Бабу. – В старорежимном обращении вахтерши ему послышалось «мелки». В детстве, в ломких картонных по краям коробках, они продавались в Промтоварном на Вологодской улице. Местная детвора упражнялась в покрытии мостовых настоящими картинами. Были среди них домики с дымными трубами, пароходы, стреляющая «Аврора» и даже космические корабли. Но с тех пор минуло время, и в 90-х как-то разом исчезли не только конкурсы рисунков на асфальте, но даже безобидные классики. Да и сейчас, разве ты найдешь их, читатель? Сейчас детки сидят за компьютерами, резинки и скакалки обросли пылью на дальних антресолях.

– Сегодня у них занятий не будет, на завтра перенесли, – ответила вахтерша и не удержалась от замечания: – Такие молодые, зачем вам эта секта?

Тут бы Реброву промолчать, но его задел назидательный тон гардеробной стражницы.

– На психов поглядеть.

Вахтершу как будто подменили.

– А ну, валите отсюда! – закричала она, тряся щеками как вскочивший на забор при виде незнакомцев, бульдог. Ишь, пришли над людьми измываться. Я вам покажу, занятия!

Она чуть не выгнала их метлой. Такого удара великий мечтатель не знал давно. Лиза, все время красневшая, нахмурилась.

– Спасибо за испорченный вечер! Вот, Мишган бы никогда себя так тупо не повел. Он взрослый человек, в отличие от тебя.

Валентин зло рассмеялся.

– Извини, я же не знал, что занятия отменят. И вообще, у тебя ведь с ним был «Личный фронт».

– Ничего у нас с ним, кроме музыки, не было! – рассердилась девушка. – Не представляешь, как мне стыдно стало за тебя. Если у тебя внешность поэта, это еще не дает право пренебрежительно относиться к другим людям, оскорблять их.

Поскольку выяснилось, что время Лизы, отведенное на свидание, ограниченно, девушка подобрела.

– Ладно, давай в четверг сходим куда-нибудь. Только на этот раз без всяких Золотых Баб. Договорились?

– Ты давно в планетарии была?

Ребров посчитал ниже своего достоинства обижаться на вздорную девчонку. О планетарии он вспомнил потому, что с детства не был в этом заведении. Как человека науки его манило распростершееся над головой звездное небо. Но лучше всяких рассказов про другие планеты были расставленные под куполом макеты городских зданий и автомобилей. Подсвеченные лампочками они представляли Нью-Йорк или Солнечный Город из «Приключений Незнайки» в миниатюре. А еще над игрушечным городом всходило и заходило солнце. Соответственно менялось освещение: от бледно-лазоревого до интенсивно-багряного.

Придя домой после условно неудачного свидания, мой герой подумал, что непокорность Лизы заводит его. Эта мысль показалась настолько многообещающей, что очередная запись в карточке оранжевой барсетки гласила: «Рыбка заглотила крючок. Теперь, действуя где лаской, где таской, главное, осторожно…»

Конечно, если бы на месте Лизы сейчас была Рита, одна идея соблазнения показалась бы Валентину кощунственной. Но Лиза – другое дело. Ее фигурка, миниатюрная, ладная, вызывала желание заняться постельной акробатикой.

Молодые люди договорились встретиться на следующей неделе в субботу, на «Цирке» в пять вечера. Предвкушая свидание, Ребров каждый день таскался по улицам, наблюдая за тем, как делается ярче и гуще расчерченное белыми дымными хвостами самолетов уфимское небо.

В пятницу 9 мая ему пришло в голову, что он бездарно тратит время. Валентин открыл окно и стал глядеть на улицу. Однако на улице не было ничего примечательного кроме стаи бродячих собак, взявших в кольцо какого-то прохожего. Ужасная, до тошноты и мошек в глазах, тоска стеснила грудь моего героя. Нет, он не может долго ждать исполнения своих желаний!

Наконец Валентин не выдержал и, кое-как причесавшись, поехал к Лизе. Не доходя до перекрестка улиц Айской и «Восьмого марта», он вспомнил, что завтра будет суббота. Но Ребров не смог себя пересилить и, выбрав ближайший к проезжей части столик уличного кафе, принялся караулить жертву.

Пожалуй, он бы просидел на улице до вечера, если вдруг не увидел Лизу, одетую в белое платье в горошек. Она очень спешила и поэтому прошла мимо, не заметив поклонника. Ребров тихонько направился следом за ней. Лиза села на второй автобус. К счастью, «Икарус» был полный, и Ребров незамеченным доехал до ипподрома. Валентин не решился преследовать Лизу дальше: девушка сошла одна, как в чистое поле.

Придя домой Ребров, чуть ногти себе не изгрыз и кожу в кровь не расчесал, пока не дождался вечера. Ася обычно появлялась поздно, после 21.00. Валентина сжигала неожиданная вспышка ревности к Лизе.

– Ты не в курсе, Лиза занимается верховой ездой? – спросил он, когда в трубке раздалось вальяжное «алле, кто звонит?»

– Я даже не знаю, что можно тебе ответить, – как показалось Реброву напряглась Ася.

– А тогда, может быть, у нее кто-то работает в «Акбузате»?

Ася часто задышала.

– Мать в трамвайном депо работает, а отец, кажется, он был инженером, давно бросил. Ты тоже хочешь научиться кататься на лошади?

Валентин с радостью ухватился за глупое предположение.

– Хочу научится ставки на тотализаторе делать.

– Ой, знаешь, я тут подумала. Давай сходим как-нибудь втроем с Василием? Я его упрошу билеты купить! А с Меркиным вашим я больше дела не хочу иметь. Представь только, пригласил в баню, а когда я собралась, сказал, чтобы я еще подружку захватила, я возмутилась и когда все-таки поехала с подружкой…

Ребров, не выдержав, повесил трубку. Он знал, что Ася, в идиотской своей простоте, не обидится.

Наконец настал долгожданный день. Приехав за полчаса, Валентин вначале небрежно зевал и считал целые и отбитые бордюры. Но чем ближе стрелки часов приближались к условленному времени, тем тревожнее делалось у него на душе. Он поставил слишком много на свидание с Лизой. Теперь не встретиться с ней, хотя речь близко не шла о любовной страсти, – было сокрушительным ударом по его самолюбию.

Ребров стал поминутно всматриваться в подходящие трамваи. Лиза должна была приехать на том, что шел из Старой Уфы и заворачивал в сторону улицы Зорге. В каждой сходящей с трамвая девушке Ребров видел Лизу, бросался к ней, а потом убеждался, что это мираж.

Когда прошло полчаса, Валентин вдруг подумал, что мог что-то перепутать. Он сбегал к цирку. Там не было никого, кроме важного маляра с густыми вилами хохляцких усов.

– Вы не видели девушку? – спросил Ребров.

– Видел.

– Давно?

Забрызганный побелкой казенный живописец неспеша загрузил в тележку кисть, краски, потом хитро подмигнул Валентину.

– Сигареткой угостишь?

– Я не курю.

Маляр вздохнул.

– Жалко, а девушек вправду здесь много ходит. Училище-то рядом.

– Извините, мне надо идти.

– Что, продинамила? – догадался казенный живописец. – Да, бабы они такие.

На остановке Валентина охватил страх. Что если пока он точил лясы с маляром Лиза, не увидев его на остановке, уехала? Однако потом другая мысль, холодная, резкая, словно отравленный промышленными выбросами ветер из Черниковки, ударила в голову. Если Лиза потеряла часы, она могла не рассчитать со временем.

Прошло еще минут двадцать. Небо между зданием научного центра и темно-зеленым краем парка сделалось розовато-синим, обозначив прежде невидимые, узкие, как лезвия, облака.

Но, как и в прошлый раз, Реброва спасла цыганка. Изольда вынырнула из-за павильона остановки. Валентин, что есть силы, закричал. Изольда приветливо махнула рукой. Рядом с ней крутились два кучерявых малыша девяти и пяти лет – вихрастые, темноглазые, в выцветших футболках.

– Гришаня и Костя, познакомьтесь с дядей Валентином, – сказала цыганка, когда Валентин подошел ближе. – Это мои.

Гришаня был тот, что постарше, с вздернутым носом и не по-детски гордой осанкой. Костя, больше в мать, не сводил с Реброва любопытного взгляда. Изольда потащила молодого человека за собой.

– Пойдем. Знаю, стоишь Лизу дожидаешься. А она, между прочим, совсем в другом месте.

Валентин побледнел.

– С кем?

– Ой-ой, какой ты горячий! Тебе везде парни чужие мерещатся. Да по делам ей надо было, вот и не смогла тебя предупредить. Приедет – сам обо всем ее расспросишь.

– Куда приедет?

– Постой, ты вроде с Мишганом хотел переговорить.

– Ага, так значит он все-таки парень Лизы?!

Изольда сердито топнула ножкой.

– Ух, вечно чем-то ты недовольный. Чего же ты тогда приставал с Мишганом? Думаешь, я много знаю? Э, гадание одно, а жизнь другое. Стояла я на Центральном Рынке как всегда, тут Лиза подходит и говорит, что сегодня благотворительный концерт этой, Красной Армии будет в Новоалександровке. Мишгана, говорят, туда пригласили. Сбор на трамвайной остановке.

– В Новоалександровке уже два года как никто не живет, – задумчиво сказал Валентин.

Цыганка тряхнула кудрями.

– Да я почем знаю. Мне сказали – народ продавать-покупать будет. Значит, мне тоже работа найдется. 

Тут, откуда ни возьмись, подошла толпа людей во главе с Василием. Американец протянул Реброву пятерню.

– Молодец, что пришел, а то мы уже тебя потеряли. Нелегкое дело это, на свидания ходить.

Валентин, покраснев, пробормотал:

– Мне Изольда сказала про концерт.

– Отлично сделала. Значит, ты в курсе программы сегодняшнего мероприятия. Это инициатива Лизы. Надо крепить смычку между политически и творчески активной молодежью. Я подумал и решил организовать инсталляцию.

– Чего?

– Узнаешь. Короче, назад в СССР! – отфутболился Американец загадочной фразой.

Взгляд Валентина пробежал по столпившимся за спиной Василия знакомым и незнакомым личностям.

Нарядились как в поход. Поэтому неудивительно, что не было франта Меркина. Американец щеголял в гороховой ветровке. Вместо рюкзака за его плечами висел дедовский вещмешок. Ася – в красном плаще и полосатом шерстяном платье, из-под которого торчали ноги в блестящих сиреневых колготках.

Василий тут же познакомил Реброва с другими «красногвардейцами» и примкнувшими к ним «творческими личностями». Звероящер, в очках из грубой пластиковой оправы, оправдывал свое прозвище. Голова его, с обвалившимися землистыми щеками, челюсть, напоминающая выпирающий перед кабиной капот древнего грузовика, казалась естественным продолжением непомерно узкого тулова в грязной джинсовке. Куртка Звероящера была двойной, как капустные листья.

Следующий участник предполагаемого мероприятия – настоящий Леголас: молодой человек в коричневых трико и плаще из ворсистой материи, скрепленном на плече пряжкой в виде дракона. У эльфа было нежное, как у девушки, лицо, но читающиеся в глазах усталость и презрение к окружающим портили впечатление. В руках Леголас держал некий длинный предмет, завернутый в тряпки.

Кроме Звероящера и толкиенутого было еще человек пять неформалов с гитарами и студентка филфака Клара Непомчук, маленькая девушка, с кудрявой челкой. Стекла трогательно больших очков скрывали цепко-доверчивые черненькие глазенки. Голос Клары был детский, с мягким «р», с какими-то дивно-девственными перекатами. Девушка была в белой блузке с очаровательно элегантным бантом на горле, придававшим ее обладательнице оттенок беззащитности.

Изольда взяла Реброва за руку.

– Американец говорит, что ты ведь, как профессор, химичить умеешь, поэтому без тебя сегодня Звероящеру никак.

Валентин не мог привыкнуть к тому, что все смешалось в новой России – цыганки, красногвардейцы, толкиенутые, неформалы…

– Так это рок-концерт будет?

Лицо Американца расплылось довольным блином. И, наклонившись, он зашептал в ухо молодому человеку:

– Хорошо, что сейшен не сказал. Вот это другое дело, а то Клару эту послушать, которая с Асей, или Ельфа, так валить за кордон не нужно. Кавайный, рулезный, няшный…  Тьфу да и только. Это ж как надо над русским языком измываться! Что, трудно сказать по-нашему: мазовый или клевый? – Тут, сопровождая слова действием, Василий всем носом втянул черниковской атмосферы. Его глаза заблистали алмазами, кончик обструганного, будто рубанком, носа порозовел: – Уф, как хорошо! Уф-а, Уфа, и дым отечества нам сладок и приятен! Чуешь, как формальдегидом тянет? А? Это не какой-нибудь тебе заграничный запах. Там у них мочой пахнет, плесенью. Заросли.

– Так что будет? – повторил вопрос Ребров.

– Путешествие в прошлое будет.

Валентин пожал плечами.

– Это противоречит всем известным законам физики.

Американец похлопал его по плечу.

– Только законам, накладываемым буржуазной наукой. Наша, советская наука, не знает ограничений.

Валентин вспомнил, как он с мамой пять раз носил в магазин швейную машину «Подольск» советского производства, чтобы поменять брак. Но возможность наконец взять вверх с Лизой искупала любой бред.

И все же Реброву стало не на шутку любопытно. В самом деле, как Василий собирается вернуть их в прошлое? В голове возникла абсурдная картина: давно умерший дедушка, выходящий из шкафа с проволочными человечками в руках, девочка восьмиклассница, выбросившаяся с балкона на восьмом этаже. Однако оставался еще один вопрос. Признаться, он куда больше смущал моего героя:

– А то, что я «химичить умею», это при чем?

Американец усмехнулся.

– Мы же на заводскую окраину едем! Среди нас инженеров нет, одни филовлоги и историки, мать их. Да вот еще, Изольда с детишками. Она вообще, можно сказать, безграмотная. А кто нам будет про крекинг-установку объяснять, про производственный цикл? Это ж была основа основ отечественной промышленности!

Ответы Американца не удовлетворили Реброва. Более того, его подозрения только усилились, когда Звероящер побежал в аптеку. Красногвардеец вернулся с упаковкой одноразовых шприцев и кульком с лекарствами, среди которых проглядывала уксусная кислота – необходимый ингредиент не только для производства фальшивых пищевых продуктов, но и дурманящего зелья. Теперь уже присутствие Изольды перестало казаться случайным. Цыгане и семечки[3] были почти что половинками верного равенства.

Мой герой начал рефлексировать. Сначала он задумался над тем, что Риту, как всякую девушку, не могла интересовать политика. Но потом ему припомнилось, как Рита с жаром рассказывала о своем пионерском детстве, о том, как она шла по улице с повязанным на шею красным галстуком и, еще не успевшие разочароваться в перестройке, прохожие восхищались ей. Лиза же принадлежала другому поколению. Ее приняли в пионеры за год до крушения макуллатурно-металлоломного ордена. Она и школьной формы не успела поносить. А Рита… Рита совсем другая. Она теоретически успела побыть комсомолкой, отроковицей в темно-коричневом платье, стыдливо скрывающим колени. Ее сшитый в ателье маньячный наряд стоил много дороже турецких цыплячье-желтых кофточек.

В чем-то Рита успела обойти его. Ребров припомнил, как в 1989 году, кажется, была ранняя осень, к ним на классный час пришла девочка из восьмого. Классная, Колба, обленилась в тот день, хотя вообще всегда с прохладцей относилась ко всему, что не касалось прямо химии. Как всегда, красавчик Костя Милославский хулиганил, стреляя из ручки бельевыми резинками по спинам товарищей (товарищи отвечали ему тем же), Танька Красноперова вертелась, бесконечно расстегивая пенал-кошелек с круглым зеркальцем, Петька Мухин списывал русский.

Но отворилась дверь и вошла высокая девушка. Девочкам она показалась страшно большой, почти тетенькой, зато мальчики чрезвычайно возбудились и даже забыли о стрельбе. Девушка была в парадной пионерской форме, то есть в белых гольфах, темно-синей плессированной юбке, рубашке с золотистыми пуговицами и в синей пилотке. Она оказалась старшей пионервожатой, кандидаткой в комсомолки.

И вот она начала показывать политический учебник с синей обложкой и гербом Советского Союза. В учебнике было много интересных картинок, про злобного дядюшку Сэма в звездно-полосатом цилиндре, про бомбу-акулу с надписью «Блок НАТО».

Девушка, ни имени, ни лица которой Валентин не запомнил, таким образом, стала предвестником встречи с Ритой три года спустя. А в 91-ом, как раз, когда по программе должен был быть тот самый политический предмет, гордый учебник с гербром сверхдержавы заменили гнусной брошюрой-подтиркой в переплете цвета свежего компоста. Ведь Советский Союз то исчез! Но Рита… Рита, успела проучиться по настоящему учебнику!        

ГЛАВА VIII

НОВОАЛЕКСАНДРОВСКОЕ ЧТИВО,

ИЛИ ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ

Валентин не успел ничего ответить, как подошел трамвай. Мой герой хотя и вырос в Черниковке, но только один раз был дальше Монтажников. На пути в бывший славный город Черниковск не случилось ничего примечательного, если не считать вдруг подсевшего на Горсе остроносого мужчину лет сорокапяти. По кончикам его темных волос художественно серебрилась пыль прожитых лет. Незнакомца можно было принять за вдруг перенесшегося на машине времени рыбака из Глумилино начала пятидесятых, когда Проспекта не существовало, и вся эта местность уфимского полуострова, между Старой Уфой и Черниковском, представляла собой поля, дубравки, деревеньки: Дубки… кстати, очень даже к месту название, учитывая останки невыкорчеванного графского парка купца Черникова.

Но Серебряный Вихор, как назвал мысленно нового пассажира Ребров, разом развеял атмосферу таинственности. Он бросился обниматься с Американцем. По долетавшим до слуха Валентина обрывкам разговора, можно было понять, что Серебряный Вихор старше Шевчука, БГ и Макаревича, тех, кто был музыкальной оппозицией официальным певцам советской эстрады в скучных костюмчиках или концертных фраках с бабочкой. Ребров не удержался от того, чтобы не окрестить новое лицо Рыцарем Неформального Образа.

Изольда не сидела на месте. Пользуясь многолюдьем, она ходила в другой конец салона, пока Гришаня и Костя заводили шарманку:

– Памагите парагарельцам!

На Ульяновых Американец зашел в продуктовый. Потом Ася и Клара надолго отлучились к лотку странствующего книготорговца. Леголас тоже нашел там продукцию для себя: блестящий от значков, как бок звездолета, треугольный вымпел. Серебряного Вихора притянула стайка хаерастых молодых людей в рваных джинсах. Изольда пошла гадать, Гришаня и Костя весело попрошайничать. Остальные бестолково кружили по остановке.

Трамвайное кольцо напоминало средневековый рынок. От выставленных солений в стеклянных банках, бутылочек, фляжечек – рябило в глазах. Кроме бабушек деньгу зашибали самодеятельные рыбаки, сборщики трав и грибники. Рыба слегка попахивала нефтью, травы и грибы, по всем уверениям собранные за 300 километров от ближайшего человеческого жилья, разве что не светились от радиации. Подозрительного вида личности бойко перекладывали порнографические кассеты. Два скучающих милиционера мягко журили торговцев клубничкой и интересовались экзотическими позами. Тут же стояли серьезного вида мужики с компьютерными играми. Хайерастые студенты Нефтяного университета со стуком, как будто передергивая затворы автоматов, тасовали пластиковые коробки. Были и такие негоцианты, которые торговали чуть ли не спиленной арматурой стратегического назначения и могильными плитами. Дух легкой наживы и жажды обладания наносил несмываемую печать на лица уфимцев. В воздухе носилась дичайшая смесь чеснока с тосолом.

Наконец, грохоча как пустая тара, подъехал третий маршрут. Перед Базаром (то есть перед Колхозным Рынком) повернули налево. И пошли остановки детства: «Ламповый Завод», «Монтажников», «Степановский Поворот (Коллективный сад № 6)», «Лощинная». А еще и «Коллективный сад № 1», «Кислородная» и три трамвайных кольца.

Оставленная жителями в 1997 году, то есть меньше чем два года назад, Новоалександровка встретила путешественников заросшей главной улицей. Хотя у ее начала была вкопана в землю табличка: «Воры будут наказаны!» Становилось понятно, что джентльмены удачи успели уже не единожды пройтись по брошенным жилищам. Природа брала свое. Тополя, высокие, необыкновенно разлапистые, стояли немыми убийцами над кирпичными трупами домов. В архитектуре развалин господствовал сталинский ампир.

Не сговариваясь, члены красного братства разделились на группы и начали занимать брошенные здания. Американец и Изольда облюбовали продуктовый магазин с круглой, как в Римском Пантеоне, дырой в потолке. Рыцарь Неформального Образа направился за ними, но по дороге пропал. «Сталкерничать пошел!» – заметил Василий.

Любому, кто жил при советской власти, было понятно, что перед ним именно продуктовый магазин: прилавок, в виде длинного ряда тумбочек с полочками, на которых можно было удобно попридержать товар для своих; тумбочки позади, для фортификаций из консервов; прямоугольный проход в подсобку, как вход в рай; наконец настенные надписи:

Рыба, Мясо, Соки-Воды.

Американец велел застелить прилавки старыми выпусками «Правды». Ребров опомниться не успел, как их заполнила провизия: домашние колбасы, пирожки с ливером, пара банок тушенки, склянка с солеными огурцами, овощные и мясные консервы, плавленые сырки с острым перцем.

Однако, несмотря на долгую дорогу, Реброву меньше всего хотелось есть. Он решил посмотреть, как устроились другие. Смысл акции начал смутно доходить до него.

– А ты еще заходи к нам, не стесняйся! – бросил ему на прощание Василий.

Ася и ее интеллигентная подруга разместились под лжекоринфскими колоннами двухэтажной школы. Это было одно из примечательнейших сооружений. Когда-то желтые, а теперь похожие на использованные горчичники стены украшали круглые барельефы-медальоны. На одном барельефе были изображены циркуль и угольник, стыдливо замаскированные дубовым листом, – явно масонские мотивы. Другой демонстрировал застывшую на без двадцати восьми стрелку часов; циферблат подпирали два рога изобилия.

Здесь тоже намечался небольшой перекусон, но без васильевского размаха. Так, что-то схваченное наспех, какие-то два чебурека и вино в тетрапаке. Зато девушки не поленились разложить разный полиграфический хлам: пожелтевшие журналы и фотографии. На этом фоне выделялись отпечатанные на принтере заголовки самопальных журнальчиков: Сутолока, Квартира «Х-лучей», Литературная стенка.

Ася и Клара, как единственные свободные особи женского пола, перетянули на себя неформалов, включая Леголаса. Молодым людям явно было наплевать на выражающее глупость лицо Аси, но, похоже, только до того как бухло вышибет пробки.

Пока Леголас развлекал компанию вынутым из тряпиц мечом и стрельбой из арбалета (арбалет, как оказалось, находился у него под плащом), Клара морщила нос и перекладывала свои журнальчики. При виде первого посетителя она заметно оживилась.

– Молодой человек, журнал «Трепанация Бумбараша» приобрести не желаете? Таким образом, вы придадите хотя бы видимость полезности нашей совместной акции.

– Спасибо, я не патологоанатом, – легкомысленно отмахнулся Валентин.

Клара Непомочук обиженно зафырчала:

– Я давно знала, что Американец хреновый организатор. Ему бы поучится у Кочунова или Ильяса Худабердыева. Вот наши флагманы местного культурного процесса! Идея интерактивной экскурсии принадлежит мне. Путешествие во времени, «Кам бак ту ЮССР». Разве не наблюдаете интерьеры? – и Клара обвела рукой развалины школы.  

Ребров вздохнул.

– Сколько?

– Не жмотьтесь, всего 10 рубликов. Помогите уфимским поэтам и художникам.

Валентин, надеявшийся по дешевке прослыть меценатом культуры провинциального мегаполиса, вздохнул.

– Не хочу.

– У вас нет денег?

– Есть.

Черные глаза Клары слились со стеклами очков.

– А почему вы тогда не хотите купить? Вы отказываетесь вложить свою посильную лепту в уфимскую культуру? Вам не будет стыдно потом за бесцельно потраченные деньги на бутылку «Соляной пристани»?

– Не отказываюсь. Потрачу – узнаю, – сожалел о своей затее Ребров. Однако Непомочук допытывалась:

– Тогда почему не хотите купить?

– Просто не хочу.

Третьим центром генерации сгустков советского прошлого, как и подозревал Валентин, оказалась местная больница. Прежде чем добраться до Звероящера, ему пришлось пройти несколько комнат, заваленных приметами 90-х – белыми одноразовыми шприцами. Компания Звероящера оказалась самой маленькой и скудной. Кроме Звероящера присутствовали еще два хмурых неформала. Они нанесли какой-то дряни и подожгли. Костерок больше вонял, чем согревал и освещал.

Здесь, читатель, ты ждешь, что автор увлечется содранным из черно-белого фильма киностудии им. Довженко, диалогом. Но лучше, для разнообразия, сказать, что Ребров увидел на стене чудом уцелевший плакат о том, что алкоголики заражают себя туберкулезом, выпивая из общих граненых стаканов. В углу стояла покосившаяся тумбочка с баночками из-под майонеза и детского питания для анализов.