Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Обязательная 9 страница



Единство внутреннего и внешнего образует действительность. В категории взаимодействия Гегель фиксирует идею всеобщей связи. Учение о сущности завершается анализом категории свободы, которая определяется как постигнутая в понятии необходимость.

Третьим разделом логики является учение о понятии, которое, по Гегелю, не есть простая форма мышления и результат абстра­гирующей деятельности. «Понятие есть то, что живет в самих ве­щах, то, благодаря чему они суть то, что они суть, и понять пред­мет означает, следовательно, осознать его понятие. Не наша субъек­тивная деятельность приписывает предмету тот или иной преди­кат (свойство. — А. Г.), когда мы переходим к обсуждению пред­мета, а мы рассматриваем предмет в положенной его понятием определенности».

Понятие реализовано в вещи, как душа в некотором теле. Под­черкивание Гегелем первичности понятия добавило еще один ар­гумент в определении основного вопроса философии как вопроса о первичности материи или сознания.

«Объективность, по Гегелю, есть, таким образом, как бы толь­ко покров, под которым скрывается понятие». После этого Ге­гель дает определение идеи. «Идея есть истина в себе и для себя, абсолютное единство понятия и объективности. Ее идеальное со­держание есть не что иное, как понятие в его определениях. Ее реальное содержание есть лишь раскрытие самого понятия в форме внешнего наличного бытия». Это определение, по мне­нию Гегеля, близко тому, которое давал Аристотель. «Идея есть истина, ибо истина состоит в соответствии объективности по­нятию... Но также все действительное, поскольку оно есть ис­тинное, есть идея и обладает своей истинностью посредством и в силу идеи».

Аристотель поместил платоновские идеи в действительность, Гегель отождествил их с нею. Его рассуждения кажутся абстракт­ными и далекими от жизни, но речь идет об обосновании возможности и способах познания окружающего мира, а именно познание и последующее преобразование мира определили его современный облик.

Природа — бессознательная мысль («окаменелый интеллект», по Шеллингу). Истина постигается разумом, но предпосылкой адекватного постижения является то, что истина чувственного предмета есть мысль. Гегель использовал скептические аргументы против догматиков, свидетельствующие о том, что их определе­ния лишь относительны (правое не может существовать без лево­го и т.п.). Но если скептики делали отсюда вывод, что все проти­вополагаемые определения неистинны и истины, таким образом, нет, то Гегель, признавая неистинность конечных определений, находит истину в абсолютных бесконечных определениях, в кото­рые конечные определения входят как «снятые».

Еще Платон в «Филебе» писал от лица Сократа: «К чему мы не примешиваем истину, то никогда не может на самом деле воз­никнуть, а возникнув, существовать». Гегель пошел гораздо даль­ше и все существующее объявил истинным. Древние искали исти­ну в «золотой середине». У Гегеля часть истины содержится и в крайностях. Она — переход и единство.

Кант отверг все потустороннее как нерациональное, то есть совершил в философии то, что в целом в культуре эпоха Просве­щения. Гегель сделал следующий шаг — рационализировал посю­сторонний мир, тем самым обоготворив его. Только богом он стал (в соответствии с западным представлением о прогрессе) в его становлении, подтвердив, что в философии какой-либо эпохи и нации признается то, что соответствует духовному ядру данной культуры.

Философии свойственна тяга к единому и неизменному. Но сущность западной культуры в отличие от восточной — движение. Как примирить это? По Гегелю, неподвижная Абсолютная Идея присутствует в начале и в конце, а не за чувственным миром, в котором все течет, все изменяется. Гегель развил диалектику, при­дав ей предельно четкую и логичную, но схематизированную форму.

Единство разумного и действительного утверждается Гегелем в афоризме: «Все действительное разумно, все разумное действи­тельно», вызвавшем много споров и возражений.

Гегель различает чувственное как единичное, представление как чувственное по содержанию и мыслительное по форме и мысль как всеобщее. Говоря, что истина познается только мышлением, Гегель возвращается от Канта к Декарту. Человек, по Гегелю, ко­нечен в жизни и бесконечен в познании.

Гегель поставил познающее человеческое Я выше мира, и ин­дивид почувствовал себя всесильным. Философия при Гегеле вер­нула себе ранг средства достижения абсолютной истины. Подъем духа и последующее разочарование были громадными. Гегель пред­ложил своим последователям стать владельцами абсолютной ис­тины, и многие польстились, причем позаимствованную у Гегеля абсолютную истину применяли к различным областям жизни, например к общественной, как Маркс и Энгельс, которые, посчитав, что мир философами уже объяснен, поставили перед философией задачу его преображения.

Источник развития — борьба нового, прогрессивного со ста­рым, отживающим, из которого остается только необходимое для будущего, а все ненужное уничтожается («снимается») по третье­му закону диалектики. Эта борьба составляет источник прогресса, по Гегелю, основное содержание книги бытия, а страницы счас­тья — пустые страницы истории. Маркс наполнил гегелевскую диалектику социальным содержанием.

В соединении несоединимого в философских системах — ключ к пониманию повсеместного их принятия и последующего ни­спровержения. Все, что бросил Гегель ради журавля абсолютной истины, последующие философы восстанавливали в своих пра­вах. Л. Фейербах и С. Кьеркегор возвратили в философию конк­ретного человека, Э. Гартман ушел в бессознательное, О.Конт обратился к науке, Г. Спенсер вернулся к опыту. Артур Шопен­гауэр (1786—1861) направился от интеллекта в сторону воли — по пути, по которому пошел Кант после «Критики чистого ра­зума». На место кантовской «вещи в себе» Шопенгауэр поставил волю как основу существования и развития мира, и это вполне экстравагантная гипотеза. Можно, впрочем, заметить, что шопенгауэровы представление и воля очень напоминают лейбницевы способность представления и стремление как основные свой­ства души.

 

Материализм

Зачатки материалистического направления в философии при­сутствуют в представлении Анаксимандра о бесконечном начале (апейроне) и в представлении Демокрита об атомах. В Новое время материализм возрождается преимущественно во французской философии, но окончательно оформляется в XIX в. Этому спо­собствовала гегелевская философия, которую в схематичной форме можно представить в таком виде:


где АИ — Абсолютная Идея, П + И — природа, в которой содер­жатся идеи, Ч + И — человек, в котором также присутствуют идеи. Стрелка означает процесс развития, идущий в рамках геге­левской триады (три основных этапа). В истории философии пер­вый этап соответствует миру идей Платона, второй этап — фило­софской системе Аристотеля, третий — системе Канта.

Из этой схемы легко вывести материализм. Если мы зачеркнем Абсолютную Идею, а также идеи из второго этапа, то у нас обра­зуется основная схема материализма, в соответствии с которой бытие (природа) первично, а сознание вторично.

Развернутое материалистическое учение было создано вскоре после смерти Гегеля Людвиком Фейербахом (1804—1872), а затем в другом варианте Карлом Марксом. Маркс, сохранивший в своем учении гегелевские законы диалектики, назвал его диалек­тическим материализмом в отличие от материализма Фейербаха, который он считал метафизическим за то, что в нем вместе с гегелевской Абсолютной Идеей отрицались и законы диалектики. Маркс наполнил гегелевскую диалектику конкретным социальным содержанием. Новое, призванное победить старое, предстало в виде единственного передового класса — пролетариата, который в про­цессе классовой борьбы побеждает буржуазию и революционным путем захватывает власть (насилие, по Марксу, — «повивальная бабка» истории; вспомним, что у Сократа метод спора помогал рождению истины, но не нового общественного строя) и создает идеальное общество, в котором осуществляются социальная справедливость и такие прекрасные принципы, как «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех», «от каждого по спо­собностям, каждому по потребностям» и т. п. Исторический мате­риализм Маркса оказал огромное влияние на социальное развитие в XX в., особенно в таких странах, как СССР, Китай и др.

 

Позитивизм

Огюст Конт (1789—1857) предположил после Гегеля, что эпо­ха метафизики закончилась. Гегель следовал Декарту и Канту в том, что предметом философии сделал мышление. Но мышление в процессе самодвижения далеко отходит у него от чувств, рас­щепляясь с ними. Критика системы Гегеля способствовала нарас­танию неверия в разум у всех последующих мыслителей, и это симптом кризиса философии. Эпоха Просвещения сменяется в XIX в. периодом Истории и Прогресса.

Позитивизм О.Конта продолжил традиции эмпиризма. Конт полагал, что идеи могут быть сведены к чувственному восприя­тию. В соответствии с присущей XIX в. историчностью он рассмат­ривал эволюцию человеческой культуры как проходящую три последовательные стадии: религиозную, метафизическую и пози­тивную — стадию науки, основанной на эксперименте. Сначала человеческое мышление было религиозным (теологическим) и объясняло все происходящее действием богов. Потом оно стало философским (метафизическим) и выводило все из умопостигае­мых идей и сущностей. В последовавшее за эпохой Возрождения Новое время мышление стало научным (позитивным), и оно делает выводы на основе эмпирической проверки теоретических построений, открывая законы природы.

Такое мышление утверждается в исследовании природы, затем в изучении общества. Вначале возникли естественные науки — астрономия, физика, химия, биология, затем должна появиться наука, изучающая общество. Для нее Конт и предложил название «социология», что в буквальном переводе означает «наука об об­ществе».

Позитивизм Конта отражал реальный факт превращения на­уки в господствующую отрасль культуры в Новое время, но его излишняя категоричность не вполне соответствует действительно­сти, в которой сохраняют свое значение и философия, и религия.

 

Эволюционизм

Гегель полагал, что принцип становления имеет силу лишь в царстве духа; природа хотя и существует во времени, но не разви­вается, а только разнообразится в пространстве: «между духовным и природным миром существует... еще и то различие, что последний постоянно лишь возвращается в самое себя, между тем как в первом, безусловно, имеет место также прогресс».

Герберт Спенсер(1820—1903) нашел прогресс и в природе. Он хотел примирить традиционный английский эмпиризм, модный в то время позитивизм, дополненный им эволюционизмом, с философией Канта. По Канту, формы созерцания и мышления существуют с самого появления человека и не могут быть резуль­татом постепенных изменений. Спенсер признавал наличие априорного в данном человеке, но считал, что оно не предшествует эволюции и не результат индивидуального опыта, а врожденная и унаследованная им способность.

Эволюционная концепция базируется на естественно-научных данных. Под эволюционизмом понимается учение о постепенном развитии всех живых существ, общественных учреждений и верований. Научную основу его составила теория Дарвина. Социал-дарвинисты распространили учение Дарвина на общественную жизнь. Спенсер еще до Дарвина предположил, что человечество в своем развитии проходит два состояния: воинственное и сменяю­щее его промышленное. Борьба за существование, по Спенсеру, уменьшается в человеческом обществе по мере перехода от войн к промышленному сотрудничеству.

Историческая и эволюционная концепции подают хорошую надежду на будущее. Но вместе с тем такие взгляды ведут к пас­сивности людей, думающих, что объективные законы, олицетво­рением и исполнителем которых являются знающие их правите­ли, сами пробьют себе дорогу, а подданным достаточно испол­нять идущие сверху приказы.

XIX век доверился историзму, и XX век пожинает плоды этого. Если в истории все осуществляется с железной необходимостью, то к чему индивидуальные нравственные усилия? Духовное оску­дение вело к нигилизму и к тому, что Серен Кьеркегор(1813 — 1855) назвал «отчаянием» как «смертельной болезнью» эпохи.

 

Воля к власти

Считая, что в основе человеческого поведения лежит не воля к жизни, как полагал Дарвин, а воля к власти, Фридрих Ницше(1844— 1900) видел в ней источник развития от обезьяны к сверхчелове­ку — следующему после Homo sapiens эволюционному виду. Про­гресс, по Ницше, находится по ту сторону добра и зла, и эти понятия неприменимы к процессу выживания наиболее приспособленных. Человек имеет право, осуществляя волю к власти, на любой посту­пок по отношению к другим людям и всему, что ему противостоит.

В основе мира, по Ницше, лежит воля, понимаемая много­значно: как некоторая движущая сила «становления», имманент­ная действительности; как «сущее» в его динамичности; как страсть, чувство, аффект с различными оттенками; как «воля к власти», к расширению своего Я, к экспансии. Ницше заменил Шопенгауэров монистический волюнтаризм признанием множе­ства конкурирующих и сталкивающихся в смертельной борьбе «центров» духовных сил. Он решительно отверг учение Шопенга­уэра об отказе от воли и аскетизме, как «намеренном сокрушении воли путем отказа от приятного и взыскания неприятного».

Воли к власти Ницше придает значение, выходящее за преде­лы жизни, рассматривает ее как космическое начало, основу и движущую силу мирового прогресса. Один из источников идей Ницше — дарвинизм в мальтузианском русле. Как мальтузианство видело в рождении людей опасность перенаселения планеты, так Ницше видит в культуре упадок «высшего типа человека».

Ницше считал, что возвышенные идеи есть не что иное, как «завуалированное» зверство, где за добрыми словами скрывается воля к власти, которая у людей слабых проявляется как воля к свободе, у более сильных — как воля к большей власти, и если безуспешно, то как воля к справедливости, у самых сильных — как любовь к человечеству, которой прикрывается стремление к подавлению чужой воли: Взамен христианской «морали рабов» Ницше провозгласил «мораль господ», не знающую жалости и сострадания, по которой сильному позволено все.

 

Философия бессознательного

В конце XIX в. усилился скептицизм. Истина, по Ницше, есть  «род заблуждения». Отрицание высшего начала и истины порож­дало иррационализм. Отказ от гегелевского всесилия логики привел к философии бессознательного Эдуарда Гартмана(1842—1906).

Бессознательное, по Гартману, является единой духовной суб­станцией, общей для природы и людей и лежащей в основе их деятельности. В человеке бессознательное действует на уровне ин­стинкта, который никогда не ошибается. Представление о бессоз­нательном присуще не только западной культуре. В древнеиндий­ской философии ему уделялось большое внимание — как подсоз­нательным мотивам, так и сверхсознанию, под которым понима­лась часть человеческого существа, находящаяся в контакте с Еди­ным.

Гартман продолжал Канта и особенно Шопенгауэра в том зна­чении, которое они придавали воле. К сознательной воле Гартман добавил волю бессознательную, которая, по его мнению, пер­вична и более сильна.

Одно из свойств бессознательного — моментальность действия. Если мы что-то делаем, не раздумывая, по первому побуждению, это и есть проявление бессознательной воли. Она может находить­ся в конфликте с сознательными желаниями, и этим объясняется состояние, когда мы разумом понимаем, что нужно делать, но что-то внутри, непонятное нам самим, мешает приступить к вы­полнению намеченного, и делаем мы совершенно иное. С помо­щью представления о бессознательной воле можно объяснить, по­чему удовольствие часто переходит в свою противоположность. Че­ловек отдает себя во власть инстинкта, являющегося выражением бессознательной воли. Но после его удовлетворения последняя осла­бевает, зато более сильной становится сознательная воля, недоволь­ная происшедшим; отсюда чувство неудовлетворенности собой.

Делая вывод, что небытие мира заслуживает предпочтения пе­ред «безумным карнавалом бытия», Гартман перебрасывает мос­тик в философию XX в.

 

Контрольные вопросы

1. Каковы основные черты философии XIX в.?

2. Как связана философия Фихте, Шеллинга и Гегеля с философией Канта?

3. В чем сходства и различия между философией Шеллинга и Гегеля?

4. Каковы основные законы диалектики Гегеля?

5. Что такое Абсолютная Идея?

6. В чем сходство и различие между системами Гегеля и Аристотеля?

7. Как представлял эволюцию человеческой культуры Конт?

8. Каковы этапы развития общества по Спенсеру?

9. Какую роль играет бессознательное у Гартмана?

10. В чем своеобразие учения Ницше?

 

Рекомендуемая литература

Гартман Э. Философия бессознательного: В 2 т. — М., 1875.

Гегель Г. Энциклопедия философских наук: В 3 т. — М., 1975 —1977.

Конт О. Курс положительной философии: В 2 т. — СПб., 1899 — 1900. —

Т. 1.

Ницше Ф. Собрание сочинений: — М., 1990. — Кн. 1, 2.

Спенсер Г. Сочинения: В 7 т. — СПб., 1898. — Т. 1.

Фейербах Л. Избранные философские произведения: В 2 т. — М., 1955.

Фихте И. Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о под­линной сущности новейшей философии. — М., 1937.

Хрестоматия по истории философии: В 2 ч. / Отв. ред. Л. А. Микешина. — М., 1994.

Шеллинг Ф. Сочинения: В 2 т. - М., 1987. — Т. 1.

Шопенгауэр А. Собрание сочинений: В 5 т. — М., 1992. — Т. 1.

 

Глава 11. ФИЛОСОФИЯ XX ВЕКА

 

Экзистенциализм

В XX в. на смену универсальным системам приходят философия науки как методология познания, прагматизм как философия дей­ствия и герменевтика как истолкование текстов и т.п. Одно из основных отличий философии XX в. в том, что она больше занята человеком как конкретной индивидуальностью.

В поисках реальной связи субъекта и объекта Гегель пришел к Абсолюту, низведя личность до уровня его орудия. Серен Кьеркегор, идя от Канта и осознав выводы, которые следуют из системы Гегеля, в противоположность последнему, представил личность как «вещь в себе» и тем утвердил ее ценность и абсолютное значе­ние, умерив ее познавательные амбиции. Гегель претендовал на абсолютную истину, но потерял конкретного человека. Кьеркегор отказался от абсолютной истины во имя индивида и стал предте­чей экзистенциализма — нового направления, которое появилось в западной философии в начале XX в. (от слова «экзистенция» — существование).

Знаменитый афоризм Декарта «Мыслю, следовательно, суще­ствую», которым он хотел подчеркнуть важность разума, экзи­стенциалисты перевернули, поставив на первое место существо­вание: «Существую, следовательно, мыслю». Даже не зная, что значит быть, человек может сказать «Я есмь». Здесь-то, по Мар­тину Хайдеггеру(1889— 1976), и открывается доступ к бытию как таковому: к нему можно проникнуть через наше «существова­ние».

Основные черты экзистенциализма — обращенность к отдель­ной личности, восстановление и возвеличивание роли индивиду­альности в общественном развитии. Главное внимание экзистенциалисты уделили наиболее важным, с их точки зрения, состоя­ниям и чувствам человека, таким, как тревога, страх, совесть, забота, отчаяние, любовь и т. п.

 

Страх

Висторических и эволюционных концепциях упор делается на объективные законы развития, которые ведут к неизбежному луч­шему будущему, а человек предстает как простой исполнитель мировой необходимости. С точки зрения экзистенциализма, таких законов нет, и человек остается с самим собой перед лицом неиз­бежной смерти. Поэтому самым естественным состоянием челове­ка, в котором он раскрывается наиболее полно, является страх — «прапереживание, лежащее в основе существования... В состоянии страха мир как бы берется в скобки и человек оказывается наеди­не с собой, со своим существованием». Преследуемый страхом смерти, человек ищет свое место в обществе. Но социальная жизнь индивида неистинна. В глубине его личности скрыто подлинное, одинокое существование, которое доступно немногим. Страх смерти раскрывает человеку его индивидуальность и его одиночество, ибо никто не может умереть вместо другого, каждый уходит из жизни сам.

Экзистенциализм вернулся к Сократу в том смысле, что про­блема смерти стала для него основной, как и для Сократа, кото­рый говорил в «Федоне», что философствование есть умирание. Но там это было, так сказать, конструктивное «умирание», свя­занное с выработкой позитивной жизненной программы, здесь — с острым ощущением абсурда существования. Казалось бы, один и тот же вывод, но направленность в каждом случае совершенно разная и разное распределение энергии, затраченной в одном слу­чае на решение проблемы, а в другом — на переживание ужаса от факта ее осознания.

В то время как верующий христианин считает, что страх наго­няют на человека бесы, и признает только страх Божий, экзи­стенциалисты полагают, что страх естествен, и даже обоготворя­ют его за то, что в нем проявляется подлинность человека. Несо­мненна связь страха с отсутствием веры в загробную жизнь. Экзи­стенциалисты обосновывают беспокойство человека его конечно­стью, как теологи этим же — необходимость Бога.

В эпоху Возрождения на смену аскетизму церковной морали пришел идеал жизнерадостности и наслаждения. Прошло несколь­ко веков, и основатель экзистенциализма немецкий философ Хайдеггер вернулся к обычным для стоиков разговорам о смерти своим утверждением, что только в сильных переживаниях — страха, тревоги, ужаса — человек раскрывается таким, каков он есть на самом деле. Однако если стоики не видели в смерти ничего страшного, а скорее освобождение от тягот бытия, то в экзистенциа­лизме, отказавшемся от представления о Высшем Существе и загробном существовании, смерть предстает концом данной лич­ности.

 

Абсурд

В XX в. поблекли идеалы Просвещения и Прогресса. Остались идеалы материального потребления, дополняемые пессимизмом людей духовного склада. На первое место выходит понятие абсур­да существования.

Альбер Камю(1906 — 1960) обращается к весьма характерному образу Сизифа, занятого бесполезным трудом — вкатыванием на гору камня, который затем летит вниз. В жизни нет духовной цели, а стало быть, она нелогична, абсурдна. Экзистенциалисты убеди­тельно показали (например, Камю в «Постороннем»), что, если быть последовательным, вере в Бога можно противопоставить толь­ко убеждение в абсурдности бытия.

Жизнь, кончающаяся неизбежным распадом, предстает как нонсенс. Если нет Бога и человек умирает насовсем, то жизнь бессмысленна — таков пессимистический вывод экзистенциализ­ма. Душа без веры в Бога и без истории, предоставленная самой себе, оказывается во власти абсурда, который Жан Поль Сартр(1905—1980) определял так: «Абсурдность изначальная — прежде всего разлад, разлад между человеческой жаждой единения с ми-ром и непреодолимым дуализмом разума и природы, между по­рывом человека к вечному и конечным характером его суще­ствования, между «беспокойством», составляющим самую его суть, и тщетой всех его усилий».

 

Свобода

Сартр подчеркивает значение личного выбора, который мы можем делать только сами и для себя, потому что не существует какого-либо одного, пригодного для всех решения. Даже если и есть наилучший вариант, мы его не знаем. «Выбирать можно все, что угодно, если речь идет о свободе решать». Поэтому свобода — главная ценность и основание всех ценностей.

Экзистенциалисты показали такой идеал личности, что на его фоне померк обычный человек и усилились разговоры об отчуж­денности, одномерности, деперсонификации и т. п. Экзистенциалистов беспокоило, что в современных условиях, когда большин­ство людей живут в крупных городах и подвержены сильному вли­янию средств массовой информации, они становятся все больше похожи друг на друга и теряют свою неповторимую индивидуаль­ность и свободу, которая начинается по ту сторону социальной сферы — в духовной жизни личности. Быть свободным — значит быть самим собой, не думать и не поступать так, как поступают и думают другие.

Человек, по Сартру, обречен быть свободным, если нет Бога, который руководил бы его поступками, и нет объективных зако­нов, которым бы он подчинялся. В отличие от Ницше экзистенци­алисты признают свободу не только для себя, но для всех людей. Это абсолютная свобода в том смысле, что нет ничего над челове­ком, что определяло бы его поведение.

Обеспечить такую свободу нелегко. Сартр утверждает, что кон­фликт — изначальный смысл социальной жизни. Человек — эго­ист, поэтому зло и борьба с другими людьми неизбежны. Используя военную терминологию, Сартр пишет: «Я являюсь про­ектом отвоевания для себя моего бытия». Жизнь — как бы ис­ходный плацдарм, с которого надо начинать битву за себя. «Но это невозможно себе представить иначе, как путем присвоения мною себе свободы другого. Выходит, мой проект отвоевания самого себя есть, по существу, проект поглощения другого». Вы­вод, что «единство с другим фактически неосуществимо», Сартр обсуждает на примере любви. Для любви нужен отказ от самого себя. В действительности же «мы хотим овладеть именно свобо­дой другого как таковой». Но человек не хочет властвовать над автоматом. «Полное порабощение любимого существа убивает любовь любящего», потому что он хочет владеть свободным че­ловеком. Выхода из этого противоречия как будто нет, но другой знаменитый экзистенциалист — Хосе Ортега-и-Гассет(1883 — 1955) — высказал идею, что влюбляемся мы в того, кто близок нам, и это способ узнать, кто мы (скажи мне, кого ты любишь, и я скажу, кто ты).

Чем больше отвоеванная свобода, тем больше ответственность. Ведь некого винить за то, что мы сделали, коль скоро мы свобод­ны. Если человек создает самого себя и все его поступки — резуль­тат личного решения, на которое не влияют ни гены, ни обще­ство, и нет никого, кто стоял бы за человеком — ни Бога, ни дьявола, — то именно он, и никто другой, ответствен за себя и мир. Как на свободу, человек осужден на ответственность и на вину за свои грехи. Камю в романе «Падение» говорит: «В конце всякой свободы нас ждет кара: вот почему свобода — тяжелая ноша».

 К середине XX в. экзистенциализм начал распадаться на не­сколько течений, чему способствовала Вторая мировая война. Эссе А.Камю «Бунтующий человек» начинается с утверждения: «Мы ничего не сумеем сделать, если не будем знать, имеем ли право убивать ближнего или давать свое согласие на его убийство». И да­лее Камю формулирует свой разрыв с прошлым: «Во времена от­рицания небесполезно поставить перед собой вопрос о самоубий­стве. Во времена идеологий необходимо разобраться, каково твое отношение к убийству. Если для него находятся оправдания, зна­чит, наша эпоха и мы сами вполне соответствуем друг другу».

Единение возможно, по Камю, только в бунте против абсурд­ного мира. Но «революция, не знающая иных границ, кроме ис­торической эффективности, означает безграничное рабство». Сомневался Камю и в нравственных возможностях политики, кото­рая «отнюдь не религия, а став таковой... превращается в инквизи­цию».

Сартр утверждал, что экзистенциализм исходит из тезиса ге­роя Достоевского: «Если Бога нет, то все дозволено», но Камю понял, что не все дозволено, и сделал вывод: «Справедливость бессмертна». Обратившись к человеческой душе, экзистенциализм вернулся к нравственности. Начав со стремления к свободе, осо­знал масштаб ответственности.

Экзистенциалисты исследовали расщепление человека на социальные и технические функции, которые он выполняет. Обра­тившись к личности, они поняли, что души как нравственного ядра у современного человека нет. Поставленный в центр Вселен­ной в эпоху Возрождения, человек оказался лишенным внутрен­ней целостности. Особенно это трагично для привыкшего посту­пать по велению разума. Габриэль Марсель(1889 — 1978) заключает: «...для сегодняшнего человека мудрость явно может быть только трагической». Она была опасной для Сократа, но теперь угрозы таятся внутри. Мудрость становится трагичной к концу каждо­го этапа развития философии, проходя три стадии — опасную, восторженную и трагичную.

Экзистенциалистское понимание сущего как мира безгранич­но чуждого, «абсолютно случайного» (Сартр), в котором нет упо­рядоченности и законосообразности, противостоит попыткам тео­ретически отобразить объективную реальность. Действительность нельзя познать с помощью науки, потому что научное познание — это частное познание, имеющее дело с определенными предме­тами, а не с самим бытием, утверждает Карл Ясперс(1883 —1969). Это как бы противоположные полюса, но сходятся они в одном: в противопоставлении сущего и смысла бытия, с одной стороны (у экзистенциалистов), и объективного знания и человеческой де­ятельности — с другой (у неопозитивистов).

Экзистенциализму свойственно внутреннее убеждение, что «чисто научный и технический прогресс не в силах сам по себе способствовать установлению между людьми согласия, без кото­рого невозможно никакое счастье». Социальный прогресс, в ко­торый верили в XIX в., тоже стал иллюзорным в абсурдном мире.

Более того, Хайдеггер призывает к отказу от рационализма, как слишком схематичного и удаленного от реальной жизни. Бы­тие познается через интуитивный акт «переживания», «схватывания» предмета, а не посредством абстрагирования от него, и только так достигается единство человека с миром. Философии следует вернуться к досократическому взаимопроникновению мышления и ощущения. У Платона, по Хайдеггеру, истина стала пониматься как «соответствие мыслительного представления с предметом», а у досократиков была чувственно-образная трактовка истины (несокрытость ее в сущем).



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.