Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Обязательная 5 страница



Платон говорил о бессмертии души, и это соответствовало его вере в обособленное существование идей, которые отражает душа в виде понятий.

По Аристотелю, как форма неотделима от самой вещи, так душа человека неотделима от тела и смертна. Страдания души в телесных оковах подобны страданиям живых людей, которых эт­русские пираты привязывали к мертвецам. Растительная и страст­ная части души находятся в постоянном становлении и умирают вместе со смертью человека, тем самым умирает его индивиду­альная душа. Остается только разумная часть души как средоточие всех идей, как «форма форм».

 

Логика

Аристотеля по праву называют также основоположником ло­гики и ее основных законов. В качестве универсального принципа бытия Аристотель формулирует закон непротиворечия как самое достоверное из всех начал: «...невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении». Аристотель сформулировал три основных закона логики, которые до сих пор составляют ее основу. 1-й закон логики носит название закона тождества, и в соответствии с ним любое понятие, суждение, умозаключение должны употребляться в процессе рассуждения в одном и том же смысле. 2-й закон — закон исключения третьего. В соответствии с ним одно понятие или равно, или не равно другому, и третьего варианта не может быть. О законе непротиворечия (3-й закон) ска­зано выше. Законы формальной логики Аристотеля составляют логические основания науки.

Ограничивая гераклитовскую диалектику и заземляя платонов­ские «идеи», Аристотель призывает изучать чувственный мир, а это и есть задача науки. Для того чтобы научное познание стало возможным, Аристотель формулирует две предпосылки: 1) име­ется неизменная сущность вещей; 2) началом познания служат недоказуемые определения. Предположенное Аристотелем нали­чие вечных причин обосновывает положение о наличии вечных законов природы.

 

Этика

Справедливо считающийся основателем многих наук, Аристо­тель сформулировал и основные положения этики как учения о добродетелях. Ему принадлежит само название этой науки (от слова «этос» — обычай, нрав, характер, образ мыслей) и первый трак­тат по этике — «Этика Никомахова», — обращенный к его сыну Никомаху.

Аристотель дает определения основных понятий этики. Так, благо — это «то, к чему стремятся». Благо для грубых людей — (в наслаждениях, для благородных — в почестях, для мудрых — b сознании.

Назначение человека — в разумной деятельности, отличающей его от растений и животных. Как на Олимпийских играх награж­даются не самые сильные и красивые, а победители, так и блага достигают, действуя. От нашей деятельности зависят качества ха­рактера, приобретаемые нами.

Высшее благо, или счастье, есть «деятельность, сообразная с высшей добродетелью». Для счастья нужна как полнота доброде­тели, так и достаточная обеспеченность внешними благами. Воп­реки киникам Аристотель считал, что не может человек быть сча­стлив во время пытки, а вопреки киренаикам — что никто не был бы доволен, если бы ему пришлось прожить жизнь, обладая разу­мом ребенка, даже если бы она прошла в удовольствиях. Понятие счастья Аристотель отделяет от понятия блаженства как не зави­сящего от внешних обстоятельств.

Аристотель отличает намерение как имеющее дело с тем, что в нашей власти, от желания, которое может от нас не зависеть. Так как достижение добродетели — деятельность, а не только созер­цание, для Аристотеля очень важно понятие воли, которое он определяет как стремление к цели. Аристотель на место судьбы и рока ставит свободу воли человека.

Проанализировав неудачу Платона с устройством идеального государства и свой собственный педагогический опыт, Аристо­тель пришел к выводу о необходимости воспитания нравственности с раннего возраста путем накопления нужных привычек. На­ука дает знания, отличающие истину от заблуждения, нравствен­ность дает ценности, различающие добро и зло. Знания приобретаются в процессе обучения, но, чтобы стать нравственной силой и деятельным началом, они должны сжиться с человеком, войти в его плоть и кровь, способствовать созданию определенной рас­положенности души, накоплению соответствующего опыта, пе­реживанию и привычкам.

Аристотель поясняет свою точку зрения следующим образом: зерно — знания, почва — внутренняя склонность человека, его желания. И то, и другое необходимо для получения урожая. Давая общую картину становления добродетели, Аристотель подчерки­вал, что нет неизменных правил, применение которых гарантирует похвальное поведение. Наличие в человеке определенных доброде­телей заменяет правила. Внутренними механизмами, свидетельству­ющими о добродетельности поступков, являются стыд и совесть.

 

Добродетель

Основываясь на изучении действительности как таковой, Ари­стотель проводил линию добродетели и в область этики. У Плато­на добродетель зиждется на первоначальных свойствах души, ко­торые возникают из отношения души к миру идей. Идеал добро­детели мыслился Платоном в виде нормы, лежащей вне реально­го человека. Аристотель, исходя из единства формы и материи, рассматривает добродетель как приобретенную душой в процессе воспитания.

Хотя Аристотель и соотносит добродетель с чувствами челове­ка, главенствующие добродетели для него в соответствии с ос­новной античной традицией — мудрость, рассудительность, здра­вый смысл. Эти добродетели имеют безусловную цену, так как не зависят от частных житейских обстоятельств.

Среди разумных добродетелей встречаем у Аристотеля науку, искусство, практичность, изобретательность. На различии мудро­го и практичного основан отказ Аристотеля от убеждения Плато­на, что философы должны управлять государством.

Различая мудрость и разумность, Аристотель пишет, что «муд­рость направлена на вещи доказуемые и неизменные, разумность же не на них, а на вещи изменчивые». Разум выступает в роли управителя у мудрости, и его задача — научиться управлять чув­ствами и подчинять действие определенной цели. Заботясь о своих душевных качествах, личность создает себя.

Растительная часть души, отвечающая за рост и развитие тела, не может, по Аристотелю, иметь добродетелей. Животная, или страстная, часть имеет добродетели, которые Аристотель называ­ет этическими. В отличие от чувств — гнева, страха, зависти, ро­бости и т. п. — они являются не врожденными, а приобретенными воспитанием и привычками, свободно и сознательно выбранны­ми. Этические добродетели, по Аристотелю, представляют собой Среднее между двумя противоположными чувствами: мужество — середина между трусостью и отвагой, щедрость — между скупо­стью и мотовством, великодушие — между самопревознесением и самоуничижением, умеренность в наслаждении — между невоз­держанностью и бесстрастностью. По природе люди склонны к крайностям. Одна из крайностей всегда более ошибочна, чем дру­гая. Поэтому из двух зол надо выбирать меньшее (отважность луч­ше трусости, бесстрастность лучше невоздержанности и т.д.)1. Поскольку наслаждение и страдание управляют всеми нашими действиями, надо научиться управлять ими, больше всего откло­няя себя от наслаждения.

Все имеет свою меру: корабль, растение, государство. «Усилен­ное или недостаточное занятие гимнастикой губит телесную силу, точно так же и недостаточные или излишние пища и питье губят здоровье». Наилучшей оказывается «золотая середина». «Легко промахнуться, трудно попасть в цель, поэтому-то избыток и не­достаток — принадлежности порока, середина — принадлежность добродетели». Несколько ранее то же говорил Конфуций.

Аристотель выделяет 11 этических добродетелей: мужество, умеренность, щедрость, великолепие, великодушие, честолюбие, ровность, правдивость, любезность, дружелюбие, справедливость. Последняя — самая необходимая для совместной жизни.

Нравственный человек, по Аристотелю, тот, кто руководству­ется разумом, сопряженным с добродетелью. Аристотель прини­мает платоновский идеал созерцания, но соотносит с ним дея­тельность, поскольку человек рожден не только для умопостиже­ния, но и для действия.

Для Платона человек — несовершенный бог, для Аристотеля бог — это совершенный человек. Поэтому мера всех вещей и исти­ны для Аристотеля — совершенный нравственный человек.

Подводя итог деятельности Аристотеля, можно сказать, что если Сократ заложил формальные основы философии, Платон обосновал ее объективный характер и наличие этического идеа­ла, то Аристотель завершил создание философии как дисциплины с четко обозначенным, реальным предметом исследования.

 

Эпикур

Философом, вступившим в борьбу с Аристотелем, был Эпи­кур, один из последних в плеяде греческих мудрецов, которым эта дисциплина обязана своим возникновением и расцветом. Эпи­кур родился на о. Самосе, по-видимому, в 341 г. до н.э. и, хотя, будучи на военной службе в Афинах, по некоторым данным, слу­шал лекции Аристотеля, учеником его не стал. Так прервалась линия преемственности и передачи знания от лица к лицу, кото­рая шла от Сократа, и это совпало с гибелью античной греческой демократии, которая была разгромлена воспитанником Аристо­теля Александром Македонским.

Интересуясь с детства тем, чем пристало интересоваться фи­лософам, Эпикур в 12 лет озадачил школьного учителя вопросом о происхождении Хаоса, из которого образуется Космос. Филосо­фией, как он сам говорил, Эпикур начал заниматься с 14-летне­го возраста. После окончания военной службы он много стран­ствовал, начав учить философии, а в 306 г. до н. э. основал в Афи­нах свою школу в приобретенном для этой цели саду, на воротах которого начертал надпись: «Гость, тебе будет здесь хорошо, здесь удовольствие — высшее благо». Посетителя при входе ждали кув­шин с водой и лепешка.

Школа получила название «Сад Эпикура». Все члены общины были связаны узами теснейшей дружбы и взаимной симпатии. На равных правах в нее входили женщины и рабы, чего не могло быть у Платона и Аристотеля. Эпикур основал общество друзей-единомышленников, и оно просуществовало 600 лет.

Главным для Эпикура было практическое значение филосо­фии. «Пусты слова того философа, которыми не врачуется ника­кое страдание человека. Как от медицины нет никакой пользы, если она не изгоняет болезни из тела, так и от философии, если она не изгоняет болезнь души».

Философия Эпикура основывалась на атомизме Демокрита и гедонистическом учении киренаиков. Для атомистов Вселенная вечна и бесконечна и, кроме нее, ничего нет. Все вещи состоят из мельчайших частиц — неделимых и неизменных атомов, и из них слагается мир, как из букв — комедии и трагедии. Буквы — ато­мы, драматические произведения — наш мир.

В отличие от Демокрита Эпикур считал, что атомы различают­ся не только по величине и форме, но и по весу (у Демокрита атомы невесомы). По Левкиппу и Демокриту, причинами недели­мости атомов являются их малость и отсутствие частей; под влия­нием критики Демокрита Аристотелем Эпикур пришел к выводу, что атомы имеют части, но неделимы из-за абсолютной непрони­цаемости. Эпикур также полагал, что бесконечно лишь количе­ство атомов, а не форм. В ответ на критику Аристотелем атомистов за то, что они не объясняют природы движения атомов, он вы­двинул гипотезу о самопроизвольном отклонении атомов от первоначального направления. В этике это соответствовало призна­нию свободы воли человека. «То, что зависит от нас, не подчине­но никакому господину».

Относительно проповеди Гегесия Эпикур высказывался так: человек, который призывает к самоубийству, сам должен уйти из жизни, если она ему не нравится. Сохранив основную предпосыл­ку киренаиков, что главная цель человека — наслаждение, Эпи­кур существенно преобразовал их систему.

Принцип удовольствия, по Эпикуру, заложен в самой основе жизни, и ему нужно соответствовать. На вопрос, для чего нужна добродетель, Эпикур отвечает: чтобы приносить человеку удоволь­ствие и делать его счастливым. Аристотель шел от идеализма Пла­тона к реальному человеку, рассматривая добродетели как его свойства; Эпикур пошел еще дальше и выше всего поставил чув­ства, а не разум. У Эпикура разум подчинен телу, а не наоборот, как у Сократа, Платона, Аристотеля. В основе человека лежат ма­териальные потребности. Но все же в соответствии с общегрече­ским представлением о человеке Эпикур считал, что наибольшие удовольствия человеку доставляет то, что оправдано разумом.

Эпикур иначе определил само наслаждение. Если киренаики понимали его как деятельность, то Эпикур отдал предпочтение наслаждению покоем, поскольку, с его точки зрения, динами­ческие наслаждения всегда сопровождаются предшествующим желанием, приносящим страдания, а статические удовольствия — нет. Статические наслаждения — это наслаждения от достижения цели, некое состояние равновесия. Разъясняя эти различия, Б. Рас­сел пишет, что киренаики наслаждением считают сам процесс еды, а Эпикур — состояние насыщения, когда есть уже не хо­чется.

Стимулом динамических удовольствий является желание. Но все ли желания следует исполнять? Эпикур делит желания на ес­тественные и вздорные (желание почестей, например), а есте­ственные — на необходимые (пища, жилище) и не необходимые (изысканные яства и т.п.). «Не следует насиловать природу, сле­дует повиноваться ей, а мы будем повиноваться ей, необходимые желания исполняя, а также естественные, если они не вредят, а вредные сурово подавляя».

Естественных необходимых желаний вполне достаточно для счастья. «Богатство, требуемое природой, ограничено и легко добывается; а богатство, требуемое вздорными мыслями, простирается до бесконечности». Желания человека, хочет сказать Эпи­кур, бесконечны, а средства их удовлетворения всегда ограничены, поэтому конфликт неизбежен. «Ничего не достаточно тому, кому достаточное мало». Отсюда зависть и т. п. Чтобы понапрасну не расстраиваться, лучше ограничить себя необходимым. А необ­ходимы лишь те желания, неудовлетворение которых ведет к стра­данию. От остальных желаний следует отказываться, так как само желание связано со страданием. Чтобы всегда делать правильный выбор — в пользу удовольствия, превышающего страдания, — необходимы мудрость и благоразумие.

При оценке удовольствия Эпикур отказался от критерия ин­тенсивности и предпочел в качестве такового длительность. При этом душевные критерии удовольствия и страдания оказываются большими, чем телесные, так как связаны с прошлым и будущим. Значит, именно к душевным удовольствиям следует стремиться, а душевных страданий избегать, побеждая их. Должно вырабатывать в себе нравственную стойкость в перенесении страданий, которые от нас не зависят, противопоставляя им ясность и силу мысли.

Мудрость избавляет от ложных страхов и ложного понимания удовольствия. Благоразумие учит, что «нельзя жить приятно, не живя разумно, нравственно и справедливо, и наоборот, нельзя жить разумно, нравственно и справедливо, не живя приятно».

К душевным удовольствиям Эпикур относил знания и дружбу, и, стало быть, термин «эпикуреец», которым мы называем чело­века, любящего вкусно поесть, понежиться в постели, больше относится к киренаикам, чем к Эпикуру. Лишь в силу того, что учение Эпикура приобрело большую известность, именно слово «эпикуреец» дошло до нас.

Для Эпикура, как и для киренаиков, чувства — источник сча­стья. Критерий счастья для киренаиков и Эпикура — чувство при­ятного, но уже киренаики говорили о разумном наслаждении, а Эпикур наполняет принцип удовольствия нравственным содер­жанием. Первое практическое правило для сохранения состояния удовольствия — умеренное пользование дарами жизни, предпоч­тение духовных удовольствий чувственным. Если для киренаиков высшим благом было мгновенное телесное наслаждение, то для Эпикура — длительное отсутствие страданий. Через устранение телесных страданий и душевных тревог человек приходит к здо­ровью тела и безмятежности души, что является целью счастли­вой жизни. Если для Сократа и Платона «философствовать — зна­чит учиться умирать», то для Эпикура философствовать — значит учиться жить.

Для понимания учения Эпикура важно знать, что смолоду он страдал тяжелейшим и неизлечимым недугом, причинявшим ему такие муки, что во время приступов он терял сознание от боли. Может быть, поэтому избегание страданий он и считал высшим благом. Собственная болезнь обращала его к физическому в чело­веке.

Эпикур изучал пределы страданий и наслаждений. Исследовал он чувства безопасности и страха, и это понятно, поскольку пе­ред его глазами были судьбы философов, да и вообще в Греции в период македонского давления жить становилось все труднее.

Чтобы преодолеть душевные невзгоды, надо, по Эпикуру, из­бавиться от страха богов, смерти и природы. Эпикур призывал не бояться ни богов, которые, блаженствуя на небесах, не оказыва­ют влияния на жизнь людей (иначе как, всемогущие и всеблагие, они допустили зло на земле), ни смерти, которой нет, пока мы живы, а когда она есть, нет нас. Эпикур хочет освободить людей и от страха природной необходимости, судьбы. «В самом деле, луч­ше было бы следовать мифу о богах, чем быть рабом судьбы физи­ков (имеются в виду изучающие природу и ее законы. — А. Г.); миф дает намек на надежду умилостивления богов посредством почи­тания их, а судьба заключает в себе неумолимую необходимость». Изучение природы, по Эпикуру, нужно только для избавления от страха.

Принципом свободы воли Эпикур обосновал возможность не­зависимости человека от общественных связей. Мы видели, как активно пытались воздействовать на окружающих киники, как пытался воплотить в жизнь свой идеал государства Платон. Ни к чему подобному не стремился Эпикур, и это связано с упадком общественной жизни и философии в это время. Его лозунг: «Живи незаметно». И хотя Эпикур основал свою собственную школу, она напоминала замкнутую пифагорейскую общину, а не Платонов­скую Академию.

Умер Эпикур в 271 г. до н. э. Спустя два столетия на мраморной стеле были высечены слова, выразившие суть его этики:

 

Нечего бояться богов,

 Нечего бояться смерти.

Можно переносить страдания.

 Можно достичь счастья.

Нарушилась нормальная, размеренная трудовая жизнь грече­ских городов, поэтому теперь проблемы страдания и наслаждения вышли на первый план. Эпикур жил в то время, когда независимая республика погибла, и он не считает юридические законы справедливыми. Жить надо не по законам общества, а по природе. Справедливость относительна и зависит от обстоятельств. Этот вывод подсказала Эпикуру сложная судьба древнегреческих городов. Государство для Эпикура уже не «общее достояние», а необ­ходимое зло. Кто желает сохранить душевный покой, должен жить в уединении. Вместо участия в общественных делах на первый план выходит личная дружба. Эпикур пишет: «В наших ограниченных обстоятельствах дружба надежней всего». Дружбу в отличие от своих предшественников — киников высоко ценили и стоики.

С годами последователи Эпикура все дальше отходили от сути его учения. Они помнили, что основа счастливой жизни — на­слаждение, а о том, что подлинное наслаждение, по Эпикуру, заключается в здоровье тела и безмятежности души, забывали. Неудивительно поэтому, что слово «эпикуреец» дошло до наших дней с негативным оттенком.

 

Стоицизм

Основателем стоицизма был Зенон(ок. 336 — 264 до н.э.) из Кития, греческого города на Кипре. Нескладный, слабосильный, с кривой шеей, он, попав в Афины, пришел в восторг, прочитав в книжной лавке «Воспоминания о Сократе» Ксенофонта. Зенон спросил у продавца, где можно найти подобных людей. Мимо лавки как раз проходил киник Кратет, ученик Диогена. «Вот за ним и ступай», — посоветовал продавец. Зенон стал учеником Кратета, а затем сам учил, прохаживаясь взад и вперед по портику, кото­рый назывался Расписной Стоей, почему его ученики и получили название стоиков.

Стоики говорили, что философия похожа на фруктовый сад, где логика является оградой, физика — деревьями, а этика — плодами. По их представлениям, вначале существовал только огонь
(так считал и Гераклит), затем появились другие первоэлементы (воздух, вода и земля), а из них произошла Вселенная. Но рано или поздно свершится космический пожар, и все снова превра­тится в огонь. Это не конец, а завершение цикла: процесс же будет продолжаться вечно. Все, что случается, случалось и раньше и случится снова — и не однажды, а бесчисленное количество раз.  

В мире два начала: страдательное — вещество и деятельное — бог, представляющий собой неотделимое от вещества дыхание. Бог (он же Ум, Судьба, Зевс) наполняет собой весь мир, как мед наполняет пчелиные соты. Бог — душа мира, и в каждом из нас содержится частица божественного огня.

Душа человека должна быть замкнута в себе, чтобы телесные страдания не сопровождались душевными. Человек должен посту­пать в соответствии с волей богов и проникаться внутренней си­лой и стойкостью от сознания этого. Важна не жизнь как таковая, а ее нравственное содержание. Зенон любил повторять: «Не в силе добро, а в добре сила».

В мире все предопределено, но лучше по своей воле действо­вать в согласии с природой, в то время как дурных людей можно сравнить с собакой, привязанной к тележке и вынужденной идти туда, куда она едет.

Природа для стоиков — закон, разум (как космос не просто все, находящееся за пределами Земли, а разумно и гармонично устроенный мир). Жить по природе означает стремиться к добро­детели, которая достигается таким усовершенствованием челове­ческого разума, при котором он тождествен природному закону, а жизнь человека, вследствие этого, становится согласной как с идеальной природой, так и с природой вообще. Это и есть обрете­ние назначения человека, ведущее к счастливой жизни.

Действие, согласное с природой, Зенон называл надлежащим. Надлежащие поступки — чтить родителей, братьев, отечество, любить друзей.

Стоики, как и киники, считали, что добродетели достаточно для счастья, но, с их точки зрения, состояние внутренней свобо­ды не является полным безразличием к внешнему, а связано с признанием его относительной ценности или отсутствием тако­вой. Богатство, славу, здоровье, силу и т.п. стоики относили к предпочтительному безразличному, как имеющему ценность для жизни, и таким образом они отходили от аскетизма киников.

 

Удовольствия и страдания

В то же время, вопреки Аристотелю, стоики считали, что ис­тинное назначение разума состоит не в том, чтобы находить «зо­лотую середину» между противоположными чувствами, но в ос­вобождении от страстей. Страсть, по Зенону, есть неразумное и несогласное с природой движение души или же избыточное по­буждение. Он выделял четыре основных вида страстей — жела­ние, страх, наслаждение, скорбь. Ключевые слова для стоиков: апатия — идеальное состояние души, не подверженной страс­тям, и автаркия — самостоятельность, независимость от чужого и умение довольствоваться своим.

Как и киники, стоики отрицали значение наслаждения, но главным для них была не естественная жизнь, а жизнь, отданная выполнению долга, как его понимал разум. Они считали, что надо не отворачиваться от мира, а принимать его таким, каков он есть. Главное правило практической морали стоиков — покорность судь­бе. Стоики были горды своей покорностью и этим отличались от христиан, которые проповедовали смирение. Над стоиками не стоял личный бог, пред которым необходимо смиряться, а было лишь безличное дыхание, к которому принадлежал и сам человек. От­сюда гордость и отсутствие жалости и сострадания к другому и к самим себе. Если же телесные страдания нарушают покой души, то лучше добровольно уйти из жизни. Так и поступали стоики, начиная с Зенона. Стоическая непривязанность ни к чему, кроме доб­родетели, близка индийской философии, но не так радикальна.

Пожалуй, учение стоиков дошло до нас в наиболее точном виде. Это свидетельствует о том, что оно подходило к условиям жизни в различные периоды истории. Следовать ему трудно, но идеал остался в памяти человечества, как помним мы имена ге­роев (любимым персонажем стоиков был Геракл). Это модель по­ведения, когда потеряна власть над внешними обстоятельствами.

Для киников добродетель — в избегании наслаждений, для сто­иков — в стойком перенесении страданий. Эпикур считал, что надо понять, что страхи напрасны, и пересиливать боль необхо­димо духовными наслаждениями. Способ стоиков: закалить чело­века, заставить его смотреть опасностям в лицо. Мы ничего не можем сделать с внешними обстоятельствами, но внутренне все зависит от нас: и добродетель (у стоиков), и удовольствие (у Эпи­кура).

В эпоху гибели древнегреческого государства-полиса наиболее умные люди начали понимать неизбежность происходящего. Для философа было два пути: удалиться от общественных дел, как Эпикур (единственное благо по отношению к миру, говорил он, быть свободным от мира), или, наоборот, несмотря на неминуе­мое поражение, бороться, к чему были готовы стоики, утверж­давшие, что человек не может быть лишен добродетели в силу внешних причин и в любом случае должен сохранять ее. Если ки­ники демонстрировали стойкость по отношению к природным условиям жизни, то стоики делали то же по отношению к соци­альным условиям.

 

Скептики

С течением времени в Древней Греции все большее влияние стали приобретать отрицавшие возможность что-либо доказать скептики (в буквальном переводе — «высматриватели»), которые, как писал Диоген Лаэртский, в противоположность догматикам («догма» — всякое признание какой-либо вещи) «всегда высмат­ривают и никогда не находят».

В древнегреческой философии всегда был силен скептический момент. Сократ говорил: «Я знаю, что я ничего не знаю» — и считал, что человеку не познать окружающий его мир, а все, что он может и должен, — это познать самого себя. Слова Сократа кажутся странными. Вот стол, и я знаю, что это стол, а не стул или что-либо еще. Но стол — это предмет, который мы воспринимаем нашими органами чувств. А наука утверждает, что на более глубоком уровне рассмотрения это совокупность атомов, физи­ческих полей, кварков. А на самом глубоком сущностном уровне? Тут и возникает философская проблема, осложняющаяся язы­ковой. В греческом языке несколько слов, обозначающих знание. В данном случае имеется в виду не знание как мнение, а знание конечных причин, абсолютное знание.

Главный аргумент античных скептиков в том, что существуют разные точки зрения по различным вопросам, а какая из них ис­тинна, определить невозможно. Скептики отрицали возможность доказать предпочтительность одного мнения другому и воздержи­вались от суждений. Их девиз: «Ничего не определять, ни с чем не соглашаться».

Из воздерживания от суждений следует невозмутимость, пото­му что мы не можем знать, что произойдет в следующий момент. Про известного скептика Пиррона(ок. 360—ок. 280 до н. э.), который «...ничего не называл ни прекрасным, ни безобразным, ни справедливым, ни несправедливым и вообще полагал, что истин­но ничто не существует, а людские поступки руководятся лишь законом и обычаем», рассказывают такую легенду. «На корабле во время бури, когда спутники его впали в уныние, он оставался спокоен и ободрял их, показывая на корабельного поросенка, который ел себе и ел, и говоря, что такой бестревожности и дол­жен держаться мудрец». Для скептиков тоже важна атараксия (не­возмутимость, хладнокровие, спокойствие), но она обретается ими не через знание, а через отказ от него.

Пройдя круг развития, философия вернулась к сократовскому «я знаю, что я ничего не знаю», но с добавлением «я не знаю даже и этого». Скептики напоминают своим релятивизмом софи­стов. Круг замкнулся. Однако он не был бесполезен. Именно в нем зародилась философия.

 

Упадок

Наступил закат древнегреческой мысли. Еще будут всплески волн, но единая творческая традиция передачи знаний от учите­лей к ученикам потеряна, и начинается застой.

В чем причина упадка древнегреческой философии? В соответ­ствии с теорией циклов можно считать причину естественной: как физический плод развивается, созревает и затем начинает портиться, так и духовный. Упадок можно объяснить причиной, о которой писал П. Флоренский: отрыв культуры от исходного культа. Несомненна еще одна причина — изменение общественной ситуа­ции. Одним из условий появления философии было утверждение демократического правления в Афинах. Гибель демократии стала одной из важнейших причин упадка философии и ее престижа.

Подведем итоги. В эпоху кризиса древнегреческих городов-го­сударств в связи с македонским завоеванием на смену мечтам об идеальном человеке и государстве пришли вопросы: можно ли быть добродетельным в порочном мире и счастливым в мире стра­даний? Выше всего стало цениться личное благо — добродетель и наслаждение. Отсюда дорога к цинизму и самоубийству. Отойдя от сократовских представлений об абсолютности знания, всесилии разума и бессмертии души, философы неизбежно впали в споры о соотношении знания, блага и удовольствия. Для киренаиков и эпикурейцев добродетель лишь средство для счастья, для киников и стоиков она — цель. Эти споры велись почти 100 лет, хотя меня­лись названия противоборствующих школ. Модифицированные край­ности стали в эпоху заката афинской демократии главенствующи­ми и потом перешли, в качестве основных, в римскую культуру.

Большое значение имеет уникальное сочетание обстоятельств. Философия появилась в Древней Греции именно в то, и ни в какое иное, время. И она могла жить полноценной жизнью имен­но тогда. Один новейший философ сказал, что все, чем занима­лись философы после Платона, — это обсуждение проблем, ко­торые он поставил. Философия не только появилась в Древней Греции, она достигла там своей высшей точки. Древнегреческая философия стала образцом философии как таковой, она опреде­лила ее возможные варианты развития и в этом смысле была за­кончена в себе, совершив самый большой и плодотворный в ис­тории философии круг. Конечно, и после люди определенного склада ума философствовали, но их усилия были как искры в ночи, в то время как в Древней Греции это был факел разума. Быть может, то же самое можно сказать в отношении греческой трагедии и скульптуры. Мы не можем утверждать, что трагедия и скульптура прогрессировали потом на другой почве, хотя они и возникали там. То же с философией. Мы изучаем плод, который никогда не вырастет вновь в таком же виде. Правда, плод культу­ры в отличие от физического плода сохраняет свое значение пре­емственности. Знание древнегреческой философии — ключ к фи­лософии средневековой и новоевропейской, ключ к Августину и Фоме Аквинскому, Канту и Гегелю.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.