Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Обязательная 4 страница



Синтез Платона показал, что предшествующие философы не только спорили, но вносили свой вклад в создание в дальнейшем некоей целостности, оправдывая пословицу, что в спорах рожда­ется истина. Не во всех, конечно, спорах, а в тех, которые вдох­новлены именно поисками истины как высшего блага, а не стремлением одержать победу над противником и прославиться.

Мир идей нужен был еще и потому, что этим Платон объяс­нял убеждение Сократа, что все люди приходят к одинаковым мыслям — ведь идеи по природе своей одинаковы для всех и со­держатся в одном месте, откуда люди и получают их. Наконец, есть еще одна причина, вызывающая необходимость мира идей. Платоновское учение характеризует страстное влечение к идеаль­ному сверхчувственному миру («платоническая любовь») и стрем­ление сделать действительность насколько возможно полным от­ражением идеала (из-за чего он чуть было не поплатился жизнью, пытаясь создать идеальное государство).

 

Душа

Души, по Платону, до соединения с телом человека созерца­ют вечные идеи. Они обрекаются на существование на 10 000 лет и после смерти тела каждый раз попадают в Аид, ведя там жизнь, зависящую от поведения человека на земле. Этим же определяется и то, в кого она снова воплотится. «Кто предавался чревоугодию, беспутству и пьянству... перейдет, вероятно, в породу ослов или иных подобных животных». Это происходит на тысячном году пре­бывания души в потустороннем мире, и, таким образом, общее количество воплощений души, по Платону, равно 10. Учение о переселении душ известно нам по философии Древней Индии, а к Платону оно попало от пифагорейцев.

Душа способна к созерцанию мира идей и к воспоминанию о своем пребывании в нем, и благодаря этому идеи становятся до­ступны человеку. Представление о знании как воспоминании конкретизирует сократовский метод майовтики. Прежде чем истина появится на свет, она уже существует в душе, и остается только помочь ей «родиться».

Мысли Платона могут показаться нынешнему читателю не­обычными, однако безотносительно к представлению о душе на­личие врожденного знания (существующего в виде инстинкта) подтверждает современная генетика.

Душа, по Платону, состоит из разумной, страстной и вожде­ленной частей. Она подобна колеснице, управляемой возничим — разумом и запряженной двумя крылатыми конями — страстью и вожделением. Государство также должно состоять из трех частей: классов правителей, воинов, ремесленников и земледельцев. Трем частям души и трем классам общества — каждому присуща своя из трех добродетелей: мудрость, мужество и умеренность. Гармо­нию всех трех устанавливает четвертая добродетель — справедли­вость. Наибольшее благо в душе человека и в государстве — это единство и гармония, а наибольшее зло — раздор.

В своих этических воззрениях Платон исходил из предположе­ния Сократа, что добродетель как положительное нравственное качество и знание тождественны и, чтобы правильно вести себя, достаточно знать, что хорошо и что плохо. Считая, вслед за Сократом, что высшая добродетель — мудрость, Платон ставит рядоми другие добродетели и дает классификацию четырех основ­ных добродетелей, которые он нашел в народном сознании. Вводя добродетели, относящиеся к сфере чувств, Платон обогащает этику мотивами поведения человека, но еще ограничивает себя по методам нравственного совершенствования, замыкаясь в сфере ра­зума. Впоследствии Аристотель разовьет эти мысли.  Платон представлял главную линию учеников Сократа, и он существенно расширил и обосновал основные положения фи­лософии своего учителя. Но от Сократа берут начало и школы (прежде всего этические), которые развивали какое-либо одно из положений учителя, часто абсолютизируя и доводя его до абсурда. Одна из проблем, которую пытались решить эти школы, — проблема счастья. В чем оно? Удовольствие не может иметь абсо­лютной ценности, так как рождает все новые желания — и так до бесконечности. Стремление к удовольствиям должно подчи­няться разуму и добродетели. Платон дает такую формулу счастья: гармония знания и наслаждения по правилам меры, истины и красоты.

 

Киренаики и киники

В любой развитой культуре встречаются разные взгляды на про­блемы. Одни из них главенствуют и определяют душу культуры, другие находятся на периферии. После Сократа произошло разде­ление на теоретические школы академиков и перипатетиков (Пла­тона и Аристотеля) и практические школы. Мы рассмотрим две наиболее интересные из последних, остро противоборствовавшие друг с другом. Начавшись с Сократа, эти школы проходят через всю дальнейшую историю античной этики.

Расхождение между киренаиками, названными так по имени Аристиппа из Кирены, греческой колонии в Северной Африке, и киниками (от названия гимнасии «Киносарг», где вел беседы Антисфен, или от греческого слова «собака») было по вопросу о значении внешних обстоятельств, а также удовольствия и страда­ния для блага человека.

Киренаики основывались на представлении Сократа, что жить приятно — благо, а жизнь без удовольствия — зло. Из этого они делали вывод, которого избежал Сократ: что удовольствие и есть благо, а достижение удовольствия — высшая цель.

Киренаики подчеркивали стремление к личному счастью, ко­торое, по Сократу, присуще человеку; киники — сократовское понятие добродетели, которую они считали самодостаточной для счастья. Киренаики преувеличивали значение чувств для челове­ка; киники преуменьшали его, воспользовавшись тем, что у Со­крата чувства были на втором плане — после разума.

Если заострить противостояние между двумя школами, то мож­но сказать, что киники призывали к добродетели, чтобы стать счастливыми, а киренаики считали, что для осуществления этой цели надо стремиться к удовольствиям.

Обе школы были практическими. Это образ жизни, а не тео­рия; поведение и воздействие на окружающих своим примером, а не рассуждениями; этика поведения (греческое слово «этос» означает «нрав», «обычай», «характер»), призванная давать не зна­ние добродетели, а саму добродетель, когда наше отношение к тому, кто нас учит, определяется не столько получаемыми зна­ниями, сколько личностью учителя. «Добродетель не нуждается в многословии, в нем нуждается зло». Краткость выражений, про­званную лаконичностью, киники взяли у лаконцев-спартанцев, суровые нравы которых очень уважали. Практический характер обоих школ иллюстрируется легендой, в которой киник Антисфен опровергает апории Зенона собственным фактом хождения.

Кто такие киники? Преимущественно люди, или не принадле­жащие к свободным гражданам, или выбитые из господствующей структуры, настроенные резко против как обычаев государства, в котором жили, так и культуры, поддерживающей их. Основа­тель кинической школы, старший современник Платона Антисфен(ок. 444 — 368 до н.э.) был сыном афинского гражданина и рабыни и не пользовался правами свободного человека. Таковыми были и многие из его учеников — рабы, бродяги, люди, лишен­ные политических прав.

На вопрос, почему он так суров с учениками, Антисфен отве­тил: «Врачи тоже суровы с больными». Этот ответ следует пони­мать расширительно, не только по отношению к ученикам. Пре­зрение киников к внешнему миру доходило до того, что они про­гоняли приходивших к ним учиться, тогда как Аристипп снова стал, по примеру софистов, брать с учеников плату. Отвергая ос­новные принципы культуры и государства, в котором они жили, киники не могли не считать всех людей больными, а себя врачами. Поэтому они и проявляли суровость.

 

Диоген

Наиболее легендарная фигура в древнегреческой философии — киник Диоген (ок. 412 — 323 до н.э.) (не путать с автором книги «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов»; имя Диоген — «рожденный богами» — популярно в Греции) из Синопа, греческой колонии на южном побережье Черного моря, был сыном менялы, изгнанного с родины за изготовление фальшивых

денег. По некоторым сообщениям, сын помогал ему. Легенда гла­сит: Диоген обратился к оракулу с просьбой сказать, чем ему заниматься; тот ответил: «Перечеканкой монет»; Диоген воспри­нял слова оракула буквально и лишь потом понял, что речь шла о том, что его удел — «переоценка ценностей» в обществе.

О деятельности Диогена свидетельствуют наиболее любопыт­ные из древних легенд о философах, и это неудивительно, если знать образ жизни киников и практический характер их учения. Прославился Диоген жизнью в глиняной бочке и тем, что ходил днем с фонарем и на недоуменные вопросы отвечал: «Ищу чело­века».

Поступки Диогена не были случайными или спонтанными. Он был человеком выдающегося интеллекта и достойным предста­вителем рациональной, по преимуществу, древнегреческой культуры. Киники сознательно выбрали эпатаж как метод воздействия на окружающих, и Диоген превзошел здесь всех. Так же поступа­ют известные «звезды» эстрады, знающие свою власть над толпой. В Древней Греции эстрады не было, а престиж философов был столь высок, что они могли позволить себе все. «Почти у каждого человека за обеденным столом, — сообщает Тэффи во «Всеобщей истории, обработанной "Сатириконом"», — сидел какой-нибудь философ. Слушать философские рассуждения за жарким счита­лось столь же необходимым для древнего грека, как для наших современников — румынский оркестр». В конце XX в. сказали бы — рок-музыку.

Диоген был намеренно экстравагантен, утверждая, что людей видит, а человека — нет. Это был своеобразный метод воздей­ствия на окружающих, который в отличие от сократовского вли­ял не на их ум, а на чувства. В чем-то это напоминает дзэн-буд­дизм, считающий, что к истине приходят не посредством усвое­ния книжного знания, а путем внутренней углубленной медита­ции. Сам Диоген объяснял, что он «берет пример с учителей пе­ния, которые нарочно поют тоном выше, чтобы ученики поня­ли, в каком тоне нужно петь им самим», — сообщает Диоген Лаэртский. То есть Диоген не призывал к тому, чтобы все афиня­не походили на него, он как бы демонстрировал на практике иде­ал поведения, к которому, с его точки зрения, все должны стре­миться.

В отличие от многих других древнегреческих философов Дио­ген много путешествовал по Греции и был настоящим бродягой «без родины и дома, изгнанный из города своих отцов, — ни­щий, живущий лишь настоящим днем». Диоген отрицал необхо­димость семьи и брака, он говорил: «Я — гражданин мира» — и выражал этим идею внутренней свободы от социальных зависимостей. В своем известном ответе Александру Македонскому (встреча произошла в Коринфе) Диоген выказал не только на­ходчивость и мощь разума, но и внутреннюю независимость ки­ника. И Александр Македонский, говоря, что если бы он не был Александром, то хотел бы быть Диогеном, выразил мысль, что если бы он не обладал возможностью царя удовлетворять все свои желания, то хотел бы иметь такую же внутреннюю свободу, кото­рой обладал Диоген.

Диоген Лаэртский сообщает о нем такие сведения-легенды. «Диоген понял, как надо жить в его положении, когда поглядел на пробегавшую мышь, которая не нуждалась в подстилке, не пугалась темноты и не искала никаких мнимых наслаждений». Учился Диоген и у окружающих людей. «Увидев однажды, как мальчик пил воду из горсти, он выбросил из сумы свою чашку, промолвив: "Мальчик превзошел меня простотой жизни"». «Спро­шенный, какие люди самые благородные, Диоген ответил: "Пре­зирающие богатство, славу, удовольствия, жизнь, но почитаю­щие все противоположное — бедность, безвестность, труд, смерть"». «Диоген говорил, что знает многих, которые состязают­ся между собой в борьбе и беге, но никогда не видел, чтобы со­стязались в искусстве быть прекрасным и добрым».

Диоген умер в 323 г. до н. э., 90 лет от роду. На его могиле была воздвигнута колонна с мраморной собакой. Впоследствии сограж­дане почтили его медными изображениями, написав на них:

Пусть состарится медь под властью времени — все же Переживет века слава твоя, Диоген: Ты нас учил, как жить, довольствуясь тем, что имеешь, Ты указал нам путь, легче которого нет.

Киники ближе к Сократу по своему поведению, но утрирова­ли многие его идеи. Наслаждения для киников — зло, и это про­тиворечит Сократу.

 

Аристипп

Киренаики, подчеркивая сократовское, что человек стремится к приятному, отсекали вторую часть, что именно добродетель и благо дают наслаждение. Основатель школы Аристипп (ок. 435 — ок. 355 до н. э.) приехал в Афины, привлеченный славой Сократа. «Он умел применяться ко всякому месту, времени или человеку, играя свою роль в соответствии со всею обстановкой», — сообщает Диоген Лаэртский. Однажды, когда он проходил мимо Диогена, который чистил себе овощи, тот, насмехаясь, сказал: «Если бы ты умел кормиться вот этим, тебе не пришлось бы прислужи­вать при дворах тиранов». — «А если бы ты умел обращаться с людьми, — ответил Аристипп, — тебе не пришлось бы чистить себе овощи». Произошел ли такой разговор на самом деле или нет, но легенда свидетельствует о двух противоположных жизнен­ных установках.

Для киренаиков все наслаждения качественно однородны. Выс­шие удовольствия — телесные, которые более интенсивны, чем духовные (степень удовольствия измеряется интенсивностью). Са­мые сильные наслаждения — испытываемые в данный момент, поскольку движение души угасает с течением времени, прошлое прошло, а будущее еще не наступило. «Есть только миг... между прошлым и будущим». Смысл учения киренаиков: «Лови момент наслаждения». Такое мировоззрение получило название гедонизма (от греческого слова hedone — удовольствие).

Киренаики провозгласили в качестве высшей ценности жизнь человека в ее чувственных проявлениях,, и Аристиппа с полным правом можно считать основателем гедонизма.

Кардинальное расхождение между киниками и киренаиками шло по вопросу, что важнее: добродетель или удовольствие. Не только взгляды, но и образ жизни киников и киренаиков резко расходились: одни — бродяги, другие — придворные; одни гонят учеников палкой, другие берут деньги за обучение и т.д. Но нельзя не видеть и сходства. Оба течения — реакция против современной им культуры как таковой, обычная в эпоху крушения культа. Всегда, когда культура теряла свое религиозное значение, а это происхо­дило в Древней Греции 2500 лет тому назад, усиливались антикультурные настроения. Киренаики — реакция против рациона­лизма в культуре, подчеркивающая значение потребления удо­вольствий.

Однако бунт против культуры не может выйти за ее рамки, так как бунтари рождены в данной культуре и действуют в ней. Благо­даря культуре они и их поведение становятся известны всем. Здоровая культура в конце концов адаптирует бунтарские взгляды. Если же она больна, они помогают ее концу. Киников и кирена­иков не заметили бы, если бы это не происходило в Древней Греции в период становления философии и этики. Их деятель­ность осуществлялась в определенной культурной ситуации и была как бы приправой к ней, дополняя культуру до целостности. На фоне пиков — Сократа и Платона — это были горные равнины.

В конце концов и киники, и киренаики соглашались, что ра­зум должен главенствовать над чувствами. Диоген говорил: «Кто разумно станет обходиться сам с собой, тот будет черпать удовольствия и в слухе, и в зрении, и в пище, и в любви». Но и Аристипп полагал, что надо властвовать над наслаждениями, не подчиняясь им.

И киники, и киренаики извлекали из философии то, что им было нужно. На вопрос, что дала ему философия, Антисфен отве­тил: «Умение беседовать с самим собой», а Аристипп сказал: «Дала способность смело говорить с кем угодно». И для киников, и для киренаиков главное — отдельный индивид. В какой-то мере это возвращение к софистам.

У киренаиков мораль приспосабливается к обыденной жизни, к чувствам и желаниям обывателя, у киников — противопоставля­ется окружающей действительности. Но крайности сходятся. Анти­сфен говорил: «Я бы предпочел безумие наслаждению», а Диоген практически реализовал это, получив кличку «безумствующий» Со­крат. Кинизм — форма поведения, отходящая от общепринятой, почему и произошло от киников слово «циники», хотя значение его было во многом другим. От полной внутренней независимости один шаг к пренебрежению общественными нормами морали и превращению кинизма в то, что получило название с изменением одной буквы — цинизма — уже совсем не школы, а просто образа действий. В то же время ученики Аристиппа поняли, что постоян­ное осуществление принципа удовольствия невозможно, потому что чувственное наслаждение слишком скоротечно и труднодос­тижимо, быстро приедается, и один из них — Гегесий (ок. 320 — ок. 280 до н.э.), прозванный Учителем Смерти, начал нравственно оправдывать самоубийство и даже призывать к нему.

 

Контрольные вопросы

1. Что такое мир идей в понимании Платона?

2. Каково значение любви по Платону?

3. В чем специфика диалектики Платона?

4. Какова классификация добродетелей по Платону?

5. Как представлял себе Платон идеальное государство?

6. В чем значение Платоновской Академии?

7. В чем отличие киников от киренаиков?

8. В чем секрет известности Диогена Синопского?        

9. Каково соотношение в античной философии между знанием, удо­вольствием и добродетелью?

 

Рекомендуемая литература

Антология кинизма / Отв. ред. А. А. Тахо-Годи. — М., 1984.

Антология мировой философии: В 4 т. / Ред.-сост. В. В. Соколов. — М., 1969.-Т. 1.

Асмус В.Ф. Платон. — М., 1975.

Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых фи­лософов. — М., 1986.

Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А. Платон. - М., 1977.

Лосев А. Ф. История античной эстетики: Высокая классика. — М., 1974. Лосев А. Ф. История античной философии. — М., 1989. Платон. Сочинения: В 3 т. — М., 1968—1972. Рассел Б. История западной философии. — М., 1959. Хрестоматия по истории философии: В 2 ч. / Отв. ред. Л. А. Микешина. — М., 1994. - Ч.1.

 

Глава 6. ВРЕМЯ АРИСТОТЕЛЯ

 

Аристотель продолжил линию преемственности, которая на­чалась с Сократа. В отличие от Сократа и Платона он родился не в Афинах, а на севере Греции, вблизи Македонии, в г. Стагиры в 384 г. до н. э. Отец его был одно время придворным врачом маке­донского царя. В семнадцатилетнем возрасте Аристотель приехал в Афины и поступил в Платоновскую Академию. Ему суждено было стать самым известным учеником Платона и достойным продол­жателем его дела. Аристотель не только усвоил систему Платона, но постепенно стал создавать собственное учение, подвергнув взгляды предшественников серьезной критике. Слова Аристотеля «Платон мне друг, но истина дороже» стали расхожим афориз­мом. Даже стиль Аристотеля существенно отличался от платонов­ского. Если Платон создавал свои произведения в форме диало­гов, то Аристотель писал философские трактаты.

Платон и Аристотель различались не столько взглядами, сколько характером и отношением к поиску истины. Платон — вдохновен­ный художник и писатель, которого фантазия уносит из реально­го мира. Аристотель — собранный, вдумчивый исследователь, ко­торый ничего вокруг не склонен оставлять без внимания и опре­деления. Хотя в античные времена не было науки в современном понимании, Аристотель подошел к ней ближе всех и был, можно сказать, типичным ученым.

После смерти Платона Аристотель в 347 г. до н.э. покинул Ака­демию и вернулся в родные края. Он был в те годы уже известным философом, и поэтому неудивительно, что македонский царь Фи­липп пригласил его в 342 г. до н.э. в качестве учителя к своему тринадцатилетнему сыну Александру, будущему знаменитому за­воевателю. Аристотель как настоящий грек, никогда не пренебре­гавший общественными делами (по его определению, «человек — существо политическое»), согласился. На его решение повлияло то обстоятельство, что в отличие от Платона, считавшего, что в идеальном государстве должны править философы, Аристотель полагал, что правителю самому философствовать не нужно, а до­статочно прислушиваться к советам мудрецов.

Аристотель написал для Александра Македонского книгу о том, как надо царствовать и как необходимо для царя быть доб­рым. И могло бы показаться, что он выполнил свою задачу. «Се­годня я не царствовал, — говорил иной раз Александр, — ведь я никому не делал добра». Участие Аристотеля в воспитании Алек­сандра Македонского помогло тому стать человеком, обладаю­щим глубокими знаниями в различных областях, но в целом по­пытка философа оказалась столь же неудачной, как и стремление Платона создать идеальное государство в Сицилии. По мере того как Александр Македонский завоевывал одну страну за другой, он становился все более коварным, невоздержанным и скорым на расправу с теми, кто смел ему возражать. Уроки Аристотеля забывались, а дурной нрав Александра брал верх. Вместо благо­родного царя из Александра Македонского получился кровавый завоеватель. Может быть, именно этот неудачный педагогичес­кий эксперимент и привел Аристотеля в противовес Сократу к убеждению, что «знание... имеет малое значение или вовсе его не имеет по отношению к добродетели» и что большее значение имеют привычки, сформировавшиеся с первых лет жизни ре­бенка.

В 335 г. до н.э. Аристотель вновь возвращается в Афины и осно­вывает свою собственную школу возле храма Аполлона Ликейского (от греческого слова «волк», так как бог Аполлон почитал­ся в виде волка), по которому близлежащая местность называ­лась Ликеем. От аристотелева ликея получило имя учебное заве­дение — лицей.

Учил Аристотель во время прогулок в саду, отчего его после­дователей звали перипатетиками (rpeч.peripateo — гулять), тогда как учеников Платона — академиками.

Аристотелю в отличие от Платона, который уезжал из Афин устраивать идеальное государство, приходилось бороться с реаль­ной тиранией, угрожавшей Греции. Как полагается древнему гре­ку, Аристотель активно участвовал в политической жизни, смело проповедуя свои взгляды. Кончилось это тем, что в 323 г. до н.э. он был обвинен в нечестии за то, что «не поклоняется идолам, кото­рых чтили в те времена», — обвинение, сходное выдвинутому против Сократа. Не дожидаясь суда, Аристотель уехал на остров Эвбею. Спросившему, почему он покинул Афины, Аристотель ответил, что не желает, чтобы сограждане вторично совершили преступление перед философией.

Аристотель поступил не как Сократ, и связано это, возможно, с тем, что он не был афинянином по рождению и не обязан был Афинам своим воспитанием. Да и следовало ли повторять то, что на века прославило Сократа? Так или иначе, Аристотель посту­пил, как считал нужным. В изгнании он и умер, а если верить Диогену Лаэртскому, покончил с собой.

 

Материя и форма

Аристотель не отрицал существования идей, но, во многом отойдя от своего учителя Платона, считал, что находятся они внутри отдельных вещей как принцип и метод, закон их станов­ления, энергия, фигура, цель. Понятая так «идея» была названа впоследствии латинским словом «форма». В противоположность Демокриту, Платон говорил о бесформенности вещества, а Ари­стотель, синтезировав оба эти представления, рассматривал идею как оформляющую пассивную материю. Материя — это то, из чего все рождается, и имеет тот же корень, что и слово «мать». Поня­тие материи имеет в русском языке и бытовой смысл: материя как ткань. Еще одно однокоренное слово, употребляемое в том же значении, — «материал». «Под материей же я разумею, например, медь; под формой — очертание-образ; под тем, что состоит из обоих, — изваяние как целое».

Форма и материя — простые сущности, из которых возника­ют все вещи. Один и тот же предмет чувственного мира может рассматриваться и как материя, и как форма. Медь — материя по отношению к шару, который из нее отливается, но она же фор­ма по отношению к тем элементам, соединением которых явля­ется вещество медь. Форма есть действительность того, возмож­ностью чего является материя. Аристотелево деление на форму и материю можно проиллюстрировать генетикой. Наследствен­ный аппарат выступает в качестве формы, но формы матери­альной. Противоположность формы и материи тем самым пре­одолевается.

Определяя материю как возможность, Аристотель считал, что Анаксагор и другие древнегреческие философы близко подошли к этому выводу, утверждая, что «все вещи были вместе в возмож­ности, в действительности же нет».

Развивая взгляды своих предшественников на элементы, из которых состоит мир, Аристотель выделял в качестве основы первоматерию. Она наделена двумя парами противоположных качеств: теплое и холодное, сухое и влажное. Комбинации этих свойств дают четыре стихии: огонь, воздух, воду и землю. Каждое тело образуется из этих стихий, которые могут трансформироваться одна в другую (вода в пар и т.д.). К четырем стихиям Аристотель добавлял квинтэссенцию — божественный эфир, из которого со­стоят вечные тела — звезды и небо.

Природа находится в вечном движении и изменении, она всегда существовала и будет существовать. Аристотель различал формы движения по сущности (возникновение и уничтожение), по каче­ству (превращение), по количеству (увеличение и уменьшение) и по положению (перемещение). Каждое явление природы содер­жит в себе, по Аристотелю, изначальную внутреннюю цель свое­го развития. В растении актуализируется возможность, заключен­ная в семени, так же как в скульптуре — возможность, заключен­ная в мраморе. Представление о том, что все происходящее име­ет какую-либо цель, получило в философии название телеоло­гии (от греч. telos — цель). Последовательное проведение телеоло­гического взгляда привело Аристотеля к утверждению, что фор­ма предшествует материи, как план постройки предшествует зданию.

Понятия движения, развития, цели имели большое значение в философии Аристотеля. Рассматривая вопрос об источнике дви­жения и развития всех вещей, Аристотель предположил, что на них действует космический Ум, в который у него превратился по­тусторонний платоновский мир идей. Перводвигатель привел мир в движение, как, скажем, человек заводит часы. Однако аристоте­левское понятие Ума лишено непосредственно этического значе­ния, присущего платоновской идее блага.

Наличие вечного перводвигателя Аристотель объяснял вечным движением светил. Как светила вечны, так «и то, что движет их, должно быть вечным и предшествовать тому, что им приводится в движение».

Если, по Платону, материя без идеи «не сущее», то, по Арис­тотелю, также не может существовать и форма без принадлежа­щей ей материи. Отношение материи и формы Аристотель упо­доблял отношению мрамора и статуи, и это сравнение не случай­но, поскольку Аристотель весь мир рассматривал как произведе­ние искусства (недаром космос для древних греков — лад, гармо­ния, порядок и даже красота).                                                     

Платон воспринял слова Сократа о значении, которое для по­знания бытия имеют понятия, и шел от «идей» как первообразов мира через явления чувственного мира, в которых эти «идеи» как истинные формы бытия представлены в искаженном виде, к по­нятиям, схватывающим сущность явлений — их тождественную и неизменную основу.

Считая, что познание направлено на неизменную сущность вещей, а основные свойства предметов раскрываются в понятиях о них, Платон сделал вывод, что понятия — не только наши мысли о бытии, но существуют сами по себе, самобытно и, безусловно, независимо от чувственного мира. Против этого и выступил Ари­стотель.

 

Метафизика

Идея какой-либо вещи, скажем дома, находится, по Аристо­телю, в самой этой вещи как общее, что присуще всем отдельным домам. Это общее и познает наука. Познание наиболее общего, что есть в вещах, первых причин существования вещей — задача философии. «Философия исследует самостоятельно существующее и неподвижное». Оно находится за явлениями чувственного мира, за физикой и является, таким образом, метафизикой («мета» — предлог, означающий «за», «позади»). Данное определение закрепило за метафизикой в отличие от диалектики значение изучения бытия как выявления вечных и неизменных форм.

Главное для Аристотеля — определить причины движения, познать природу. Для Аристотеля более важен реальный мир, чем мир идеалов.

Для объяснения развития Аристотель определяет четыре при­чины: формальную, в силу которой вещь такова, как она есть; материальную — то, из чего что-либо возникает; движущую и целевую.

Обосновав важное значение причин и определив мудрость как «науку о первых причинах», Аристотель с полным правом может считаться родоначальником науки как таковой. Наука становится возможной тогда, когда идея и материя рассматриваются как со­единенные вместе и идея познается через исследование материи как ее истина. Утверждая, что «знание о чем бы то ни было есть знание общего», Аристотель дает тем самым определение научно­го знания.

Аристотель систематизировал и приблизил к реальности уче­ние Платона. Три величайших философа античности — Сократ, Платон и Аристотель — становятся в один ряд, олицетворяя торжество преемственности. Различия между Платоном и Аристоте­лем напоминают различия между индийской и китайской фило­софией. Истина индийской философии, как и мир идей Платона, находится по ту сторону чувственного мира, истина китайской философии — в этом мире, как в вещи Аристотеля неразрывно слиты идея и действительность. Философия Платона ориентиро­вана на мир мысли, идеалов. Это нормативная философия, анти­тезис по отношению к материалистической философии Геракли­та. Философия Аристотеля ориентирована на мир реальный, дей­ствительный.

Аристотель отбросил предпосылку Платона о предсуществовании души в мире идей, и разум человека для него — продукт развития. Не возникает только начало всякого движения — Ум. Душа, по Аристотелю, принадлежит к всеобщему ряду разви­тия форм жизни. Поэтому Аристотель определяет строение души, исходя из известной эволюции жизни на Земле, а не из мифо­логически-религиозных соображений, как Платон. Раститель­ная часть души обща для растений, животных и человека; стра­стная присуща животным и человеку; разумная — только чело­веку.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.