Виктор БУРЯКОВ. И З М Е Н А . Часть первая

Стр 1 из 12Следующая ⇒

Виктор БУРЯКОВ

И З М Е Н А

Р о м а н

ТОМ 1

Любящий душу свою

погубит ее; а ненавидящий

душу свою в мире сем сохранит

ее в жизнь вечную.

Евангелие от Иоанна 12:25.

Часть первая

Ну и крепка же водка оказалась "Куликово поле", и как ни пытался Петр Протасов, инженер по технике безопасности хозяйства "Краснокалиновское", закусывать, а полеживал он на боку в лесополосе, среди девчат из бухгалтерии, отмечая свой день рождения, и сверху припекало осеннее солнышко, но развезло его крепко после первого же стакана. И самое что интересное – закусон-то был ничего. Тут тебе и баклажанная икорка, приготовленная главбухом Зинаидой Петровной, на которую давно косил свой глаз Протасов, тут тебе и колбаска вареная и сырокопченая с местного мясокомбината, а чуть в сторонке – салатик горкой наложен на тарелку, банка с самогоном, пара бутылок домашнего кваса, это бухгалтера из мехмастерской – работа Клавдии Калужиной.

В общем-то было где разгуляться, пображничать. Но нельзя забывать, что происходило все это в рабочий день, хотя и в обеденное время, и не где‑нибудь, а в пятистах метрах от свеклы свежевыкопанной и уложенной в длинные ряды.

Рабочих рук не хватало, вот и отправил суровый директор, который недолюбливал весь женский состав бухгалтерии за зоркие глаза и длинные языки, промывавшие его косточки в тиши своих кабинетов, растрясти свои телеса на переборку свеклы в поле. А до этого работали еще на току, перелопачивая зерно, затем помогали убирать картошку.

Да мало ли каких дел хозяйственных можно придумать, имея в руках неограниченную власть. Парткомы вот уже два года как разогнаны новой властью, а профсоюз, ну что ему профсоюз? У него и прав-то никаких теперь нет. Хотя и корячились еще эти профсоюзы недавно, с пеной и рта доказывали, что вот, мол мешает нам партия руководить рабочим классом. Ну и что, добились свободы, теперь по воле директора председатель профкома на ферме вкалывает, навоз со слесарями прочищает, механиком по трудоемким процессам. Вот и пусть на деле связь с народом доказывает да заботу о людях, да о быках, что на откорме стоят, проявляет. Меньше дурных мыслей о нем, о директоре, будет в голове у профсоюзного вожака ворочаться. Теперь занят конкретикой. Тяжелая работа – она всегда мозги прочищает, место теперь он свое знает.

Петра Протасова он, конечно, когда еще горком жив был в конце девяностого, где-то в декабре замом своим по социальным вопросам поставил, ну а потом, когда президент в горячку вошел с помощниками и всю партию разогнал, пришлось и директору меры принимать, перевести его инженером по безопасности. Машину даже хотел отобрать – потрепанного "Москвича", из кабинета выселить да телефон отключить, якобы ради экономии, да потом не стал. На что уж суровый был, а когда увидел, что его хозяйство, упорным трудом на ноги поставленное, стало лихорадить и разруха стала подвигаться, – решил пока подождать и сильно бывшего парторга не тревожить. Партия ему, конечно, много крови попортила за его различные махинации, но с поста не скидывали, и на том спасибо. А махинации-то ведь какие были – чисто хозяйственные, деловые: по плану не все получалось, что-то и в обход приходилось делать, чтобы людям хорошо жилось, а себя обижать тем более грех.

Вот и получилось, что зря его партия в пиночья била; а президенту – ему, небось, в свое время тоже не сладко жилось, раз решил под корень извести контролирующую и наказующую. В чем-то у него мысли с президентом сходились – никакой свободы при советской власти не было...

Вчерашний парторг Петр Протасов еще молод, новой должностью не напуган, он и на партийную работу попал случайно. Тот, кто был до него, почуяв носом запах перемен, добровольно ушел работать по специальности – ветврачом в районные службы. А порекомендовал на свое место Петра Протасова, бывшего до этого механиком по сельхозмашинам, который был на последнем курсе сельхозинститута. В 87-м это еще было почетно – секретарь парткома, фигура в хозяйстве не последняя. Но потом все разом обрушилось. "Это называется – подставил, собака", – мысленно рассуждал Петр Семенович, полеживая на боку и, полузакрыв глаза, наблюдая за разгулявшимися женщинами.

Клавдия Калужина, неравнодушная к нему еще с тех пор, как он работал механиком, и еще более зауважавшая его, когда он стал парторгом, подкралась к нему и решила сломанной с еще зелеными листочками, веточкой клена пощекотать ему нос. И те, кто не закусывал, из бухгалтерских, наблюдали за Клавдией с интересом, ожидая, что же у нее получится.

Но Петр, конечно же, не спал, а раздумывал о своем, чрезвычайно важном. Неожиданно для Клавдии перехватил ее руку и, завалив ее на траву, прижал к себе. Открыв глаза, увидел ее испуганное лицо рядом.

– Ты чего, Петя, мне же больно, – жалобно заныла она. – Я же шутя, а ты че, всерьез мне больно хочешь делать? – и продолжала, пытаясь освободиться: – У тебя же сегодня праздник, а ты злишься, можно как-то и помягче, понежнее.

– Правильно! – зашумела главбух Зинаида Петровна. – Ты ее, Петр Семенович, покрепче к себе прижми. А то ишь – к женатому человеку пристает; дома жена надоела, а тут ты еще к нему примахиваешься. Не возбуждай в нем мужика. Ладно, молодежь, кончайте. Давайте еще за день рождения Петра Семеновича выпьем, да на работу пора идти, не ровен час директор подскочит, шуму от него не оберешься.

Клавдия поднялась с травы, отряхивая с шерстяной юбки мусор, и хотела перейти подальше от Петра, с глубокой обидой в душе, но тот перехватил ее за ногу и не отпускал до тех пор, пока та не успокоилась, все ему простила и улеглась рядом на заботливо положенную Петром его же куртку.

– Ну вот и молодцы, вот и помирились, – порадовалась Зинаида Петровна. – А теперь выпьем за нашего Петра, за то, что не зазнавался никогда, а оставался таким, как есть, нормальным человеком; не обижал нас, когда был на посту и оставался всегда мужчиной. А то мне кажется – они уже повыродились.

Ее подчиненные засмеялись и поддержали:

– Правильно говоришь, Зинаида, мужиков настоящих нет, повыродились.

– Вот негры, говорят, мужики. Или вон те, с юга, что у нас на току зерно сортируют. У тех, говорят, не ломается и через пять минут.

– Тихо, богохульница, – шумнула главбух на одну, особо языкастую, – у тебя одно на уме, как у голодной куме. Мало тебе одного бугая, так подавай еще, чужака захотелось. А потом будут по нашей Краснокалиновке негритята да дети южных гор бегать, как различать будешь? Так выпьем же за то, чтобы своих мужчин хватало, да чтобы мы, бабы, на чужих после своих не заглядывались. Оно так вернее будет. Ну и чтобы в нашей стране мир и порядок быстрее наступал. А то вся эта смута да разруха замахала нас. Честное слово! Хоть глаза закрывай и убегай со своего хозяйства. Сил больше нет на все это смотреть. Спать ложишься и думаешь: господи, да когда же все это кончится. Проснешься и думаешь: а может это страшный сон и скоро все кончится, и мы заживем счастливо, как прежде. Хотя и раньше всякого хватало, но такого безобразия, как сейчас, не бывало. Правильно я говорю, бабоньки?

– Правильно, правильно, – зашумели, рассевшись вокруг расстеленной на траве скатерти, они. – При коммунистах оно спокойнее жилось, понадежнее.

И потянулись со стаканами к Петру, поздравляя с днем рождения. Он даже расстроился от таких неожиданных признаний и искренних слов. И попытался смягчить их слова в свой адрес, держа в руке стакан с водкой:

– Да не все и при советской власти было просто. И перегибы были, чего уж там, и лагеря.

– А сейчас мы все, как в лагере, только без охраны, в добровольном и пожизненном, – отозвалась лежащая рядом с Петром Клавдия. – На работу ходишь и никаких тебе палочек,как раньше в колхозе, не ставят, и денег не дают. Забыла, когда получала.

– Палочек ей захотелось, – загрохотала соседка Клавдии секретарь-машинистка Людмила. – Может тебе еще и крабовых захотелось? С такими темпами как бы отрубя вместе с поросятами не стали есть. А то ей палочек захотелось, а там еще скажешь – гарантированную зарплату тебе. Все, ушел поезд. Теперь лови его, не догонишь...

Подуло холодным ветром. Уже кончилось обеденное время и надо было подниматься с примятой, местами уже пожелтевшей, травы и двигаться на свекольные бурты, перебирать, сортировать, грузить в машины последний урожай осени девяносто третьего...

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒