Консерваторы 12 страница

* * *

— Гарри...

— Поттер! Эй, Поттер, ты это чё, серьёзно? Заснул, что ль? — мягкий баритон соседа-хаффлпаффца с задней парты возвращает с небес на землю. Ощутимый толчок в спину, хлопок по плечу, фырканье и смешки со всех сторон — и сновидение стремительно теряет краски, дрожит, угасает.

Лбом Гарри упирается в сложенные на парте руки, крепко зажмуривает глаза. Он ещё не готов отпустить сон, сражается за него, пытается запомнить ускользающие подробности. Ему необходимо понять: почему раз за разом он видит одно и то же? Кажется, ещё усилие, мысль, секунда, и Гарри поймает догадку за хвост. Но она вновь оставляет его с носом и головной болью, растворяется в тумане стремительно рассеивающегося сна.

Над ухом проповедует девичий голос, сосредоточиться не получается.

— Поттер! Сейчас урок начнётся, Поттер! Разве можно так себя вести?! — девчонка уже по-настоящему злится и переходит на официальный тон: — Мистер Поттер, если вы сейчас же...

— ...то что вы сделаете, мисс Гринграсс? — цедит Гарри зло, откидываясь на стуле, и с неприязнью разглядывает светловолосую слизеринку, старосту школы.

А та упорно продолжает читать нотацию о недопустимости его поведения, заодно припоминая все предыдущие проступки, нарушающие установленный в школе порядок и — о, ужас! — показывающие дурной пример «детям». Упрямо зудит, зудит и зудит.

Занудливей этой правильной во всех отношениях девицы Гарри в жизни не встречал. На его взгляд, единственное достоинство будущей миссис Драко Малфой состоит в том, что, окончив Хогвартс, она составит счастье, а точнее, смертельную скуку врага и по поводу и без будет жужжать надоедливым комаром уже вокруг него.

Гарри широко улыбается, что мисс Гринграсс совершенно не радует. Она тотчас замолкает, принимает оскорблённый вид и удаляется, бормоча, что директор требовал относиться к своему супругу с той же строгостью, что и к другим учениками.

— И чем нужно ночью заниматься, чтобы изо дня в день на первых уроках спать? — слышит Гарри её звонкий голос.

Возмущения старосты школы прерывает ломающийся басок:

— Астория, милая, приходи вечерком в нашу спальню, я тебе не только расскажу, но и покажу!

Общее хихиканье смолкает: в дверь бесшумно вплывает профессор Биннс, недовольно морщится на открытое окно, и Гарри вновь слышит голос мисс Гринграсс, спешащей угодить учителю. Высокие створки с шумом и лязганьем захлопывает один из тех, в зелёно-серых галстуках и, зарабатывая в копилку Слизерина очередные пару баллов, отсекает кабинет от промозглого ноябрьского утра.

* * *

Северус... Снейп никогда не стоял перед Гарри на коленях. О нет! Он был собран, деловит и пресёк всякую попытку обсуждать как свои, так и чужие чувства.

Тем ранним утром, больше двух месяцев назад, Гарри нашёл его на палубе, в привычной чёрной мантии, сосредоточенного, мрачного, вглядывающегося в клубящийся над водой туман — точно такого, как видел только что во сне. Вот только никакого раскаяния Гарри в нём не заметил, ни грамма.

Первое, что Снейп сказал подошедшему Гарри:

— Я понимаю ваше негодование. Но не собираюсь тратить время на бесплодные возмущения и сожаления. Вы зададите свои вопросы, я отвечу на них, и мы вернёмся в Хогвартс.

Само собой никаких извинений Гарри не дождался. Но ответы на вопросы получил даже до того, как успел их задать.

Прошедшие с тех пор недели доказали — Снейп держал слово.

* * *

Под бормотание профессора Биннса, невнятно вещающего о гоблинских волнениях начала века в Ирландии, Гарри обмакнул остро отточенное перо в чернила и справа от рисунка корабля, на всех парусах бороздящего морскую гладь, вывел:

Обучение.

Выяснилось, что, обещая учить, Снейп имел в виду не только разговоры политике, но и приобретение навыка общения с теми, кто ею занимался. Званые ужины и воскресные обеды, утренние визиты, приёмы, балы стали для Гарри практическими занятиями в лаборатории «политических наук». И занятиями нелёгкими — дома его всегда ждал зачёт по «пройденному материалу». Снейп требовал от него подробно рассказать о впечатлениях, проанализировать информацию, сделать выводы, и Гарри вновь и вновь убеждался, что политические игры сложнее трансфигурации, чар и высших зелий вместе взятых.

Драконья печёнка никогда не пыталась притвориться крыльями златоглазки, сожрать толчёный халцедон или перетащить на себя кусок марли, закрывающей банку с мотыльками. А министерские чиновники, политики и даже их родственники постоянно занимались именно этим. Разобраться в хитросплетениях ткущейся множеством пауков паутины, избежать ловушек из лести, прямого обмана или завернутой в правду лжи, легко и быстро у Гарри не получалось, скорее наоборот. Но Снейп терпеливо разъяснял ошибки, учил обращать внимание не только на слова, но и на такие мелочи, как направление взгляда, характерные позы, движения рук, звучание голоса, паузы между словами.

И Гарри усердно учился. Но не только странной науке о лжи и масках, скрывающих истинные цели. Снейп целиком и полностью контролировал его школьное обучение.

Он требовал от Гарри много больше преподавателей, ежедневно проверял усвоение пройденного материала, давал дополнительные задания, отвечал на вопросы... и спрашивал уроки — как у малыша. Вначале это возмущало, потом Гарри привык, больше того — ему понравилось так учиться. Ведь иногда, пусть и не так часто как хотелось, он замечал, что Снейп гордится его успехами.

И ему было чем гордиться: Гарри на своём седьмом курсе неожиданно для себя самого стал отличником. Не раз профессор МакГонагалл с нескрываемым удовольствием говорила, что «всегда знала — у мистера Поттера исключительные способности к магическим наукам». И только Гарри знал, что гриффиндорцы своим лидерством в соревновании факультетов во многом обязаны слизеринцу. Снейп контролировал успехи Гарри столь же ревностно, как когда-то следил за каждым набранным или потерянным баллом серебристо-зелёных. А Гарри прилежно учился, точно зная, что старается не ради уровня рубинов в гриффиндорских часах, а стремясь добиться от Снейпа...

Уважение.

Гарри кивнул своим мыслям: да, именно уважение — точная характеристика их отношений. Уважение, но ни в коем случае не дружба. Их общение со Снейпом во многом напоминало Гарри экзамен, сдать который может лишь ответственный, серьёзный, взрослый. Такой, каким Гарри пришлось стать.

Но не только ему пришлось кое-чем пожертвовать.

Да, ещё тогда, на корабле, Снейп безжалостно заявил, повторив то, о чём они договаривались давно, ещё до свадьбы: «Мои отношения с другими людьми вас не касаются». Но с тех пор Гарри ни разу не довелось увидеться с Чарли — да и не хотелось, что уж там говорить! Тот не появлялся ни у них в гостях, ни в Норе, стоило туда, всегда предупредив заранее, заглянуть Гарри. Со слов Рона, он знал, что Чарли почти безвылазно сидит в драконьем питомнике, загруженный работой по самое не хочу, и ни с кем не встречается. И хотя Гарри не должно было быть до этого никакого дела, он всё равно радовался. И неважно почему.

Гарри считал, что разрывом отношений с другим, Снейп проявил уважение к его мнению, чувствам и правам. Это было правильно, это было хорошо, и это было очень важно для Гарри.

О старом Принце они со Снейпом вообще не говорили. Гарри знал, что старик вновь пытался шантажировать правнука, но Снейп так и не простил его. Они даже с корабля аппарировали, предоставив судну самостоятельно вернуться в док, а деду — возможность в одиночестве поразмыслить о том, что он натворил. Но старик не сдавался, огромные белые птицы и спустя месяцы продолжали приносить его письма. Их появление в Большом Зале всегда означало одно — улететь им придётся с пустыми лапами. Гарри считал, что это и справедливо, и...

Честность.

Следующий пункт списка понятий, характеризующих их жизнь после свадьбы, заставил Гарри нахмуриться.

Он до сих пор стыдился срыва на корабле. Вместо того чтобы расспросить Снейпа, раз уж ему столько наговорил этот подонок Малфой, он поверил врагу, а не человеку, который изо дня в день поступками — а не словами, которые лгут! — подтверждал верность данных Гарри обещаний.

Исполняя их, Снейп проявил безукоризненную честность.

Никакого секса не было. Между ними абсолютно ничего не было. Гарри не ошибался — Снейп вообще не проявлял к нему интерес подобного толка. Скорее наоборот, его холодность и подчёркнутая отстранённость усилились. Ни одного лишнего взгляда, а о касаниях, чём-то большем и речи не было. На последнем званом балу Снейп весь вечер не отходил от Гарри... и не притрагивался к нему. Через камин туда и обратно они прошли по очереди — этот не слишком удобный способ путешествия, похоже, навсегда заменил совместную аппарацию.

И потому Гарри до сих пор чувствовал себя неудобно.

Воспоминания решительно наступили и одержали полную и безоговорочную победу над занудным бормотанием профессора-привидения...

* * *

Тогда, туманным утром на корабле, длиннющая тирада о строптивых невестах и будущих ужасах совместной жизни стала первым, что Гарри с чувством глубочайшего возмущения, ярости, гнева и, да, страха выпалил в застывшее невозмутимой маской лицо Снейпа. Не называя Малфоя, он говорил и говорил, распалялся всё больше и больше, изнывая от терзающего душу и тело проклятия, заставлявшего его даже сейчас смотреть на этого человека, походя разрушившего его жизнь, и не ненавидеть его. Хотя именно он, как никто другой — ну кроме, может, его престарелого обманщика-деда, давно заработавшего своими подвигами верёвку на рее — заслуживал ненависти.

Стоило Гарри на секунду прерваться, хватая ртом тяжёлый, сырой воздух, как Снейп огорошил его, заявив спокойно и абсолютно убеждённо, что не существует ритуала, заставляющего любить. Что это страшные сказки для малышей. Он не смеялся, нет, но стоило Гарри заикнуться о словах Малфоя, как Снейп, даже не дослушав, уничтожил их одним движением. Он взял Гарри за левую руку и потянул обручальное кольцо с пальца, а то с трудом, но поддалось его настойчивости и скользнуло вниз, до самого ногтя. Так же невозмутимо Снейп надел кольцо назад и отпустил его руку.

— Модернистский брак, — пояснил Снейп свои действия.

Гарри замер. Почему он вчера сам не проверил кольцо? Он же знал, что после церемонии его можно будет снять. Как же он мог об этом позабыть!?

— А что, при консервативном...

Снейп ответил, не дослушав:

— Консервативный брак вечен: и на земли, и на небеси. И как знак вечной верности — неснимаемое кольцо.

Гарри смерили тяжёлым взглядом, тыкнули в грудь и процедили раздражённо:

— Это предельно ясно написано в той книге, что я дважды предлагал вам прочесть. Почему же вы... — Снейп не закончил, разочарованно фыркнул и вновь скрестил руки на груди. Бледные пальцы с силой сжали предплечья.

Отчаяние, такое давящее, страшное, что едва удавалось дышать, отпустило резко, вдруг, что аж повело, что аж колени ослабли. Гарри вцепился в деревянные перила, словно наяву ощущая, как тяжеленные колодки освобождают шею и грудь, руки и ноги, с лязганьем летят вниз, тонут в болоте малфоевской лжи, а само оно растворяется, исчезает, становится ничтожным, как тот, кто его породил. Как же беспредельно хорошо распрямиться, вдохнуть, задышать свободно, почувствовать себя не куклой, а живым человеком, вновь стать самим собой!

Гарри вгляделся в лицо Снейпа: уставшее, измученное, будто он не спал всю ночь, с тёмными кругами под кажущимися непривычно тусклыми глазами, длинным крючковатым носом, острыми скулами, тонкими, упрямо сжатыми, почти серыми губами. Волосы обвисли тяжелыми прядями, прилипли к влажной коже. Так плохо, как этим утром, Снейп не выглядел давно — ещё с шестого курса Гарри в Хогвартсе.

Но всё-таки даже сейчас Гарри не мог честно и откровенно признать, что вид Снейпа вызывает в нём отвращение или даже просто не нравится. Дурацкое желание протянуть руку и дотронуться до бледной, очевидно замёрзшей щеки, погладить морщинку, залегшую посередине высокого лба, отвести прядь намокших волос за небольшое, аккуратное ухо не оставляло Гарри весь их разговор.

А разве такие желания могли быть естественными? Нет, это точно колдовство! Это всё проделки деда!

— Но мне сказали... Да я и сам вижу... — Гарри попытался объяснить ненормальные чувства, владеющие им.

— Кто? Кто вам сказал такую глупость? Вы доверяете этому человеку?

Гарри замер. Доверяет ли он Малфою? Ну конечно же нет!

Снейп прочёл ответ по выражению его лица прежде, чем Гарри успел открыть рот.

— Гарри, если вы будете слушать мерзавцев и глупцов, поддаваться на такие элементарные провокации, — вы проиграете, — и Снейп задал тот вопрос, который Гарри слышал от него чуть ли не ежедневно: — Скажите мне, как вы должны были поступить в такой ситуации?

— Собрать информацию, проанализировать её, если сомневаюсь в достоверности, спросить у доверенного лица. То есть у вас, сэр. Только потом делать выводы, — на одном дыхании выпалил Гарри давно заученное правило, которым неоднократно и успешно пользовался.

Само собой ничего из названного он не сделал. Как же глупо получилось!

Снейп коротко кивнул и отвёл взгляд, уставился в молочную дымку, скрывшую их от мира и мир от них.

— Гарри, наш брак будет таким, каким вы хотели его видеть, — заговорил он негромко. — Я ни в чём не отступлю от данного вам слова. Если вы пожелаете того, мы осуществим нашу связь. Если нет, то получите развод, когда придёт срок.

Снейп замолчал. Гарри тоже. Вопросы оставались, куда же без них, но почему-то спрашивать сейчас больше не хотелось. Не произнося ни слова, Гарри смотрел на сжавшиеся в тонкую полоску бледные губы, напряжённую шею с прилипшими к ней чёрными прядями, высоко поднятый подбородок...

Гарри невольно поёжился: ужасно холодно, им уже давно пора вернуться внутрь корабля. Какая может быть нужда мёрзнуть в этой противной водяной взвеси? Зачем часами стоять в слепом тумане, не видя ничего, дрожа натянутой струной, рискуя заболеть в насквозь промокшей мантии? Ведь всё оказалось вовсе не так и страшно, как представлялось вчера, а совсем неплохо, кое в чём даже хорошо. Ведь гости, шум, суета, ритуал — хотя бы это уже позади. Зачем же так нервничать? О чём ещё так переживать?

Сердце опять кольнуло. Похоже, из бесцеремонно топтавшейся в нём парочки книззлов не белый, а именно рыжий оказался куда противнее и злее. А, может, он всего лишь голоднее? Недаром царапает безжалостно, кусает до крови, рвёт больно, стоит лишь вспомнить большие веснушчатые ладони, погружающиеся в чёрные роскошные, пусть сейчас и совершенно мокрые, волосы. Но Гарри мог это вытерпеть. Кажется, мог. То есть в том случае, если никто не принуждает его любить Снейпа. Они оба должны иметь свободу выбора, сами решать, кого любить. Да, и Снейп тоже.

Хотя представлять его вместе с Чарли для Гарри со вчерашнего вечера стало настоящей пыткой. От одной мысли внутренности скручивало в узел, сжимались кулаки. Попытки понять, почему это его так бесит, Гарри пресекал на корню. Об этом не стоило задумываться, лучше довольствоваться малым. Дышать вот становится всё легче — чтобы радоваться жизни, хватит и этого. А о большем пока лучше не мечтать.

— Единственное, что я не в силах вам вернуть — это родовое имя вашего отца, — после долгого молчания тихо и сдавленно, явно нехотя проговорил Снейп.

Гарри с удивлением посмотрел на него: «Он что, из-за какого-то имени так волнуется? Да разве из-за этого стоит так переживать?»

По сравнению с только что развеявшейся угрозой потери свободы выбора, по сути, потери самого себя, изменение, пусть и безвозвратное, фамилии казалось Гарри сущим пустяком.

— Это же не ваша вина, — сказал он и улыбнулся. — Я замёрз, сэр. Может, вернёмся внутрь корабля?

Снейп не ответил, только посмотрел, словно не веря, что обвинять в произошедшем его не будут. Похоже, для Снейпа это было действительно важно, и Гарри повторил, чётко и уверенно проговаривая каждое слово:

— Это не ваша вина, сэр.

Эффект его слов оказался удивительным, будто Гарри сейчас не признал очевидное, а, как минимум, объявил взошедшему на эшафот преступнику о помиловании. Плечи Снейпа опустились, голова склонилась, мокрые чёрные волосы скрыли лицо от любопытного взгляда. Только сейчас, когда всё ушло, стало понятно, в каком страшном напряжении он находился всё это время.

Почему Снейп так отреагировал на прощение, о котором даже не думал просить? Разве это имело для него такое большое значение?

* * *

Да, тогда Гарри согласился с утверждением Снейпа: старик провёл модернистский обряд. Но к сегодняшнему дню от былой уверенности не осталась и следа. Гарри знал точно: дело тут нечисто, хотя и не считал, что Снейп его обманул. Просто тот явно ошибся, что-то не учёл или не заметил, а виновен во всём происходящем его мерзкий дед.

Гарри долго раздумывал над этим вопросом, вспоминал каждый шаг, поступок, слово, пока окончательно не убедился — Снейп ни разу не солгал напрямую. Он позволил самому Гарри обмануться в ночь помолвки. Да, это было. Но не больше. Снейп говорил честно, без видимых колебаний выставляя себя в худшем свете, как с поддержкой проклятой инструкции или признанием, что Пожирателем Смерти он стал по собственным убеждениям.

Снейп явно гордился, что держит слово. Всё говорило о том, что верность данным обещаниям для него — дело чрезвычайной важности. Гарри это казалось даже немного странным, если учесть, сколько бывшему двойному шпиону приходилось обманывать и хитрить. Но других вариантов, объясняющих его поведение, Гарри не видел.

По всему получалось: Снейп не обманывает — он сам обманут. Под воздействием магии ритуала он не запомнил, не разобрался, что именно наколдовал его дед. Снейп же не Мерлин. Так что это не его вина.

Чем чаще проявлялись симптомы дедова проклятия, тем больше беспокоился Гарри, но к Снейпу со своей проблемой не шёл. Уж слишком неловко и стыдно: Гарри даже представить себе не мог, что придётся кому-нибудь рассказать, как именно это изуверское проклятие проявляется.

Чтобы разобраться, что же с ним сотворил старик, Гарри сделал абсолютно всё, что только можно было придумать. Он изучил справочник по брачным обрядам от корки до корки, перерыл школьную библиотеку, включая закрытые разделы, даже слил собственные воспоминания в думосбор и просмотрел их. Правда, это ему не слишком помогло: что он не видел и не слышал во время брачной церемонии, то он не видел и не слышал сейчас, просматривая воспоминания. Некоторые заклинания, читаемые звучным голосом старика, ему всё же удалось запомнить. Гарри просмотрел информацию о них в книгах, подключил к своим исследованиям Гермиону (не слишком вдаваясь в подробности), но они так ничего так и не нашли. Её воспоминания тоже не помогли. Казалось, никакого обмана нет.

Но его не могло не быть!

Ему ли было сомневаться? За эти недели действие проклятия он испытывал на себе каждую ночь и каждый день, стоило ему с Северусом... то есть Снейпом встретиться взглядом или даже вспомнить о нём, всего лишь подумать.

Лицо Гарри покрылось густым румянцем. Вот же проклятье! Опять, и до чего ж не вовремя!

Гарри склонился над пергаментом, скрывая пышущее жаром лицо. Сидеть стало неудобно, и он пошире развёл ноги. После урока придётся сходить домой. Холодный душ не помогает надолго — вот он и убедился в этом очередной раз. Надо было, как и все дни до этого, снять напряжение, а не злиться, раздражаться и стыдиться естественных... точнее, неестественных реакций тела на проклятую магию старика.

Как Гарри не сопротивлялся, но с желаниями тела пришлось научиться считаться: разрешить прикосновения, забыть о стыде и о том, как этот процесс называла тётя Петуния, позволить себе всё — иначе тело не унималось, не сдавалось, брало своё в снах, жарких и мокрых, абсолютно сумасшедших, которые хотел бы забыть, а не получалось. Да в конце концов! Если он имел право дотрагиваться до своих рук, ног, лица, живота, то чем этот орган хуже? Но решения решениями, а стыд всё равно время от времени поднимался в душе и кончался холодным душем. Как сегодня.

Но ничего, он совсем скоро вернётся домой и успокоится, проведя время наедине с Северусом. Не со Снейпом, а именно с Северусом — любящим, нежным, дарящим невероятное по силе удовольствие. С тем, кого никогда не существовало и существовать не будет.

Гарри честно пытался представлять в эти моменты какую-нибудь девочку. Тем более что вокруг было полно симпатичных девчонок. Но у него не получалось. Даже если вначале ему и удавалось заставить себя удерживать в памяти чьи-нибудь пухлые, нежно-розовые, блестящие от помады губы, всё кончалось... тем, чем всегда кончалось. Прекрасным в своей идеальной цельности тонкогубым ртом, большим крючковатым носом и чёрными волосами, за которые в его мечтах было так удобно цепляться, удерживая воображаемого любовника то в одной позе, то в другой, то в третьей.

Да, теперь Гарри знал о сексе даже слишком много, спасибо справочнику по брачным обрядам. И применял свои знания на практике — спасибо проклятому дедушке, — сгорая от стыда, когда в финале одно и то же имя неудержимо срывалось с языка. И всё повторялось изо дня в день, по два, по три, а то и больше раз в сутки, даря острое наслаждение телу и жалящую совесть убеждённость, что он окончательно превратился в озабоченного извращенца и дело тут уже не только в магии.

Ведь Снейп — не Северус, который всегда был страстен, нежен и ненасытен, — а именно Снейп даже не смотрел в сторону Гарри. А вот сам Гарри, да, он смотрел и знал это за собой. Благо ещё, что на обеде в Большом Зале, единственной совместной трапезе, которую он посещал ежедневно, рядом с ним всегда садился Денни и каждый раз незаметно, но сильно дёргал за мантию, стоило Гарри засмотреться, как Северус подносит кубок к губам, ест очередное творение офранцузившихся хогвартских эльфов или разговаривает с коллегами.

А всё этот проклятый дед!

Вокруг было полно девчонок... и парней, да, парней было даже больше, и все они, казалось, были готовы на всё ради Гарри. Он получал любовные записки и даже поэмы в стихах, дважды его пытались отравить любовным зельем, один раз семикурсник из Хаффлпаффа (восемнадцатилетний дылда, по телосложению — хороший шкаф) зажал Гарри в маленьком коридорчике у кабинета трансфигурации и...

Впрочем, это была единственная попытка его насильно поцеловать — очень неудачная попытка: заголосивший портрет чопорной леди привлёк к ним внимание профессора МакГонагалл. Тогда заалевший, как гриффиндорский флаг, Гарри и позеленевший, вопреки цветам своего дома, неудачливый ухажёр получили по взысканию. А потом уже отдельно, отослав хаффлпаффца с запиской о назначении наказания к профессору Спраут, декан Гриффиндора устроила Гарри форменную выволочку.

— Вы должны хранить свою честь, мистер Поттер! Безукоризненно. Жена Цезаря должна быть вне подозрений. В таких случаях, как сегодня, вы имеете полное право проклясть любого, покушающегося на вас. Северус, конечно, не Цезарь, но вы, как его супруг, не можете обжиматься по углам Хогвартса или где-либо ещё... и неважно, кто выступает инициатором подобного предосудительного общения! Повторяю, мистер Поттер — ни с кем, никогда! Поймите же, мальчик мой, уважение общества, стоит пойти слухам, что Северус не может вас при себе удержать, так легко потерять. Ваш брак для всех должен быть безупречен. Тем более... Ах, Гарри! Разве можно сравнить этого глупого маленького мальчика и Северуса? А ведь вам таки удалось завоевать его сердце, — порозовев, профессор МакГонагалл поделилась своим наблюдением: — Вы бросаете друг на друга такие пылкие взгляды. Словно медовый месяц и не кончался... — тут она прервалась, поймав себя на обсуждении столь интимных моментов, и выпроводила Гарри за дверь. — Отработка в субботу, в три пополудни, со мной, и не опаздывайте, мистер Поттер!

Воспоминание о профессоре МакГонагалл приглушило желание — до определённой степени, конечно. Со смешком Гарри признал, что определённая степень твёрдости теперь являлась его постоянной отличительной особенностью. Ну и мог только радоваться, что факультативные занятия у профессора Снейпа по защите и высшим зельям приходилось посещать всего несколько раз в неделю. Почему-то именно там проклятие проявляло себя во всей красе. Добрую половину урока Гарри не мог ни о чём думать — кроме как о человеке, который имел совершенно безобразную привычку слегка прикусывать кончик пера во время письма. Дома в таких случаях Гарри просто уходил от греха подальше. Здесь же ему было не сбежать. И он наблюдал, наливаясь гулким жаром быстрее закипающего котла...

Всей душой Гарри ненавидел проклятущего и хитрющего деда!

И благодарил Мерлина за старинную традицию носить тяжёлые плотные мантии: при известной степени удачливости его состояние было незаметно. А румянец, ну что, румянец? Не краснеть Гарри ещё не научился и вряд ли научится. Так что лучше об этом не думать.

Гарри ещё раз вгляделся в пергамент перед собой:

Обучение.
Уважение.
Честность.

Он провёл вертикальную линию и на второй части листа, напротив получившегося списка, записал то негативное, что принёс ему брак.

Проклятье.

Первый пункт и комментировать нечего. Пытка оставалась пыткой, и с этим ничего не поделаешь.

А вот со вторым — можно. И второй пункт куда важнее. Это было то, чего ему так и не удалось достичь в браке со Снейпом, то, с чем он мириться не собирался. Да это вообще основная причина, из-за которой он согласился на этот фарс, попал в такую неудобную, неловкую ситуацию и продолжал мучиться изо дня в день.

Увольнение Амбридж.

Гарри с ненавистью уставился на появившиеся на листе пергамента цепочку не слишком аккуратных букв и маленькую кляксу.

Гарри знал, что Снейп делает всё от него зависящее, что он ненавидит её так же сильно, как и Гарри, что он старается... Но ведь у него ничего получается. И Гарри не мог это игнорировать, никак не мог.

Последнее, что придумала эта мерзкая жаба, у нормального человека вообще в голове не укладывалось...

* * *

Гарри как раз устроился на диване в гостиной — тратя добрый кусок своей жизни на самое идиотское дело, которое только можно себе представить. Он изучал историю развития магической одежды, третий раз подряд перечитывая одну и ту же страницу в учебнике и каждый раз отвлекаясь на третьем абзаце — раздумывая о тысяче гораздо более приятных дел, которыми прямо сейчас можно было бы заняться... И он занялся бы — если бы не запланированная на следующей неделе встреча с министерским куратором, который, по словам Гермионы, обязательно проверит, как идёт процесс обучения воспитанника. И если скорость этого процесса надзирателя не устроит, то встречи будут проходить не раз в месяц, а еженедельно, а в особых "трудноперевоспитуемых" случаях — ежедневно.

— Как с Денни, Гарри. До свадьбы его контролировали постоянно. Нельзя этого допускать. Не позволяй им забраться себе на шею! И не вздумай подставить её сам! Наплевав на учёбу, ты ничего не добьёшься, а только скажешь: "Садитесь, пожалуйста!"

За исключением занятий со Снейпом и уроков, доскональное выполнение которых он контролировал, Гарри забросил все дела и развлечения и действительно пытался изучить то, что ему полагалось, по мнению Министерства, знать.

Но как же тяжело ему давалась эта обязательная учёба! Похоже, чиновники старались не научить, а уморить беспредельной скукой своих недобровольных учеников. А может они только на нём так отыгрались? Ведь программа, нашедшаяся три недели назад в глубине сундука, была именной, разработанной специально для него. Но Гермиона, которой Гарри пожаловался на свою беду (к Снейпу он с этим даже подходить не стал — и так знал, что тот ответит), лишь пожала плечами. Оказывается, именно такую до зубовного скрежета тоскливую бессмыслицу полагалось изучать всем магглорождённым.

И Гарри усердно изучал — третью неделю подряд, каждый вечер, плавно перетекающий в глубокую ночь, проклиная Амбридж, да так часто, что она давно должна была слечь в больницу св. Мунго с жалобой на непрекращающуюся икоту.

Потому стоило появившемуся из камина Снейпу произнести, а точнее, злобно прошипеть её имя, приправив парочкой отборных ругательств и её, и её родственников, как Гарри не только обратился в слух, но и вынудил рассказать какую очередную пакость придумала "любимица" Малфоя.

Информация о внесённой на утверждение в Визенгамот новой поправке к той самой инструкции ввела Гарри в ступор. Минуту он вообще не мог говорить, задыхаясь от скручивающей все внутренности ярости.

— Этого не может быть! Никто в здравом уме не поддержит это... Это же... Это не по-человечески! — заорал он.

Снейп без единого слова возражения бросил Гарри огромный, свёрнутый в плотный рулон пергамент, который принёс с собой. Внизу документа Гарри увидел росчерки и знакомые фамилии самой Амбридж и дюжины руководителей отделов и ведомств Министерства. Над ними красовалась витиеватая подпись, украшенная печатью с малфоевским гербом. Получалось, Министр её предложения уже одобрил и утвердил.

— Сэр! Этого нельзя допускать! Вы ведь понимаете это?!

— Мистер Поттер, — процедил Снейп и тотчас поправился: — Гарри, я не хуже вас знаю, что кража младенцев из маггловских семей — непростительное преступление. Я знаю, что этого допускать нельзя.

— Так выступите, открыто выступите против него!

Стоило это предложить, как тотчас на лице Снейпа проступило то самое непреклонное, упрямое, упёртое выражение, которое Гарри ненавидел. И он оказался прав, услышав в ответ негромкое, но предельно ясное и чёткое:

— Я никогда открыто не пойду против Малфоя. Есть договорённости, которые нельзя нарушать.

Немного помолчав, Снейп уточнил:

— Всё, что я могу сделать — это официально отклонить законопроект по причине... По любой законной причине. Мы с Персивалем эту причину найдём, и Визенгамот проголосует за нас. Это всё, что я могу сделать. И попытаюсь уговорить Малфоя. Если он вообще станет слушать меня.

— А выступить в газетах? Рассказать всё людям?

Снейп лишь покачал головой.

— Через пару дней всё и так будет в газетах. Все всё узнают. И само собой одобрят, как и всегда.

Гарри не понимал. Он по правде не понимал! Ведь не может весь магический мир состоять из одних подонков?

— Кто одобрит? Как это можно одобрить?

Гарри всматривался в застывшее невозмутимой маской лицо Снейпа. А тот вдруг принялся вышагивать по гостиной, рвано двигаясь и размахивая руками, выплёвывая слова яростно, зло:

— Оправдать можно что угодно, надо лишь правильно это преподнести, хорошо рассказать, красиво назвать. И, нет, не похищением — спасением. Напомнив всем, как наш мир пострадал из-за того, что Томас Риддл воспитывался в маггловском приюте. Напомнив про вас, Гарри, о тех унижениях, которым вас подвергали в детстве ваши маггловские родственники. О фактах вашей биографии более чем широко известно, как и о судьбе Риддла. А если ещё и показать для примера какой-нибудь сегодняшний случай, мальчика или девочку из неблагополучной семьи и поместить колдографию избитого ребёнка на первой странице всех газет. Гарри, вы сами пойдёте и добиваться будете, чтобы наших детей забрали из грязных лап этих, ломающих их судьбы, мерзавцев-магглов. А что под шумок в список попадут любимые и любящие, вообще все дети, этого вы даже не узнаете. По одной причине — об этом не напишут!

— И что же нам со всем этим делать? — настойчиво спросил Гарри. Отступать он не собирался. Надо было срочно что-то делать!

— Вам? — переспросил Снейп и резко остановился. Пристально всмотревшись в лицо Гарри и, похоже, встревожившись тем, что в нём увидел, он приказал: — Вам, Гарри, ничего не надо делать. Вы должны играть по правилам — чтобы в день своего совершеннолетия без особых проблем получить все права и вступить во взрослую жизнь свободным человеком. А что буду делать я... я, а не вы, вам уже известно.

Сначала Гарри хотел заорать, отстаивая своё право делать хоть что-нибудь. Ведь бездействие в этой ситуации — настоящее преступление! Но увидел, как на лице Снейпа всё ярче проступает раздражение, непреклонное упрямство, уверенность в своей правоте... И Гарри сделал шаг назад, не стал спорить: за время совместного проживания с этим слизеринцем он уже кое-чему научился. Довольно многому, сказать по чести.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒