Консерваторы 8 страница

* * *

На ленч Гарри предсказуемо опоздал. Большой Зал уже опустел, и стол преподавателей, за которым его гостеприимно пригласили сидеть вместе со всеми обитателями замка, был чист и гол. Потому Гарри ничего не оставалось делать, как подняться в свою комнату и попросить Винки принести ему что-нибудь перекусить.

До встречи оставалось больше часа, и он неторопливо шёл к себе, размышляя о том, как всё запуталось в его жизни.

Гарри ужасно расстраивало, что за всё это время ему так и не удалось сделать хоть что-то, чтобы повлиять на ситуацию с отношением Министерства к магглорождённым. Для будущих манёвров ему необходимо выиграть как можно больше свободы и независимости — это было понятно. А вот как воспользоваться приобретённой свободой, что именно делать, с чего начинать — пока представлялось смутным и туманным.

Ещё Гарри беспокоили пошатнувшееся доверие и растущее непонимание в отношениях с друзьями. Что хуже, он действительно не знал, что ему с этим делать, как вернуть назад их крепкую дружбу, и, вообще, стоит ли к этому стремиться. Сомнения, поселившиеся в душе, огорчали больше непонимания.

Он окончательно осознал, что не видит в Роне человека, с которым хотелось бы говорить по душам, откровенно, искренне и честно. Нет, Рон не солжёт и не выболтает секреты — он всё такой же верный и хороший товарищ.

«Вот только я не хочу ничего ему объяснять. Он не поймёт», — Гарри и хотел бы думать по-другому, вернуть прежнее отношение к другу, но не получалось. И не в обиде было дело, а в том, что они с Роном теперь разговаривали на разных языках. Да, они болтали о квиддиче и простых повседневных мелочах, но выворачивать душу, открывать сердце стало ненужным ни Рону, ни ему самому. Признать это было больно. Словно прежде родной дом стал холодным и чужим, хоть и притворялся гостеприимным и хлебосольным.

В отношениях с Гермионой дела обстояли прямо противоположно. Гарри видел, что Гермиона хочет помочь, волнуется за него, интересуется его делами, переживает. И обманывать её доверие — неправильно, несправедливо! Гарри решил твёрдо, что обязательно поборется со Снейпом за своё право на искреннюю дружбу. Так это оставлять нельзя. Нельзя лгать такому чистому и верному человеку, как Гермиона. И если в отношениях с Роном недоговорённость и умолчания Гарри мог терпеть, то ради дружбы с Гермионой был готов начать «войну» со своим...

«Кем своим?» — вновь и вновь спрашивал себя Гарри. Не враг — это точно. Больше чем знакомый, но и не друг. Больше чем учитель и опекун, но не любовник, не любимый. Не родственник, но самый близкий сейчас человек. И в то же время — далёкий, держащий на расстоянии. Гарри доверял ему, но с оглядкой, не потому что действительно верил, а потому что решил довериться. Время шло, но Снейп оставался всё таким же непонятным, загадочным, как и отношения с ним. И желание понять «своего», кем бы он ни был, не оставляло Гарри ни днём, ни ночью.

Хоровод из отрывочных размышлений кружился, раздражая Гарри всё больше и больше. Он любил ясность: то — чёрное, это — белое. Но стоило в его жизнь ворваться Снейпу, как прежде ясно различимые понятия смешались, и чистый горизонт затянул серый клубящийся туман.

* * *

Гарри замер в дверях, не в силах отвести взгляда от кровати.

Раскрытый полог. Четыре резных столбика из тёмного дерева, пышные подушки, алый шёлк идеально расправленного покрывала. И в центре постели — белоснежная полураскрытая лилия на тонком длинном стебле. Изящная, красивая, свежая. Рядом с цветком — свёрнутый пергамент, перевязанный зелёной лентой, что свернулась будто змея, охраняющая незваную гостью.

Гарри подошёл к кровати вплотную, но нелепое видение не рассеивалось — цветок, опровергая все законы логики и здравого смысла, казался реальным, сверкал каплями влаги и источал сладкий аромат. Глупое сердце куда-то заторопилось, кровь прилила к щекам. Не веря своим глазам, Гарри огляделся вокруг, но комната, за эти пару дней ставшая привычной и родной, была пуста.

Разворачиваемый пергамент оглушительно зашелестел и захрустел в гулкой тишине.

«Гарри!
С леди Малфой не ведите никаких разговоров о политике и войне. Будьте предельно любезны. Вручите ей цветы сразу же после приветствия.
Рассчитываю на Ваше благоразумие и осторожность.
С.С.»

Щёки Гарри заалели. Глупое смятение и накатившее следом разочарование пугали.

* * *

Пытка длится уже много часов. Голова гудит. Губы пересохли. Ужасно хочется пить. Руки мучителя в очередной раз прикасаются к нему, безжалостно сдёргивают одежду с плеч. Острые иголки колют и царапают обнажённую кожу. Глаза, лишённые очков, слепят отблески солнца, бьющего в окно, и Гарри почти всё время стоит, ничего не видя и лишь слыша хищный лязг соприкасающихся стальных лезвий, невнятный шум разговоров, шелест тканей и негромкие команды двух женских голосов.

Ноги подкашиваются, но надо стоять. Он ни за что не покажет, как устал и как близок к тому, чтобы признать поражение и попросить пощады.

Господи, помоги! Боже, дай терпения!

Верёвка душит. Гарри не выдерживает и пытается сорвать её с себя, вдохнуть воздуха свободы, но ошейник плотно охватывает шею, пальцы безуспешно сражаются с ним, скользят на влажной коже. Как же здесь душно!

— Мистер Поттер, — доносится недовольный голос. — Извольте стоять ровно! И терпеть, пока с вас снимают мерки.

«За что мне это? За какие грехи?» — шепчет Гарри про себя, но слушается и вновь замирает в не слишком удобной позе. Он поворачивается, повинуясь очередному приказу, вытягивает руки вперёд, в стороны, и наконец женщина уходит, освободив его горло от удушающих объятий измерительной ленты.

Запах лилии впивается в мозг. Как же он ненавидит эти цветы! Всего пара часов — и белые лепестки, источающие тяжёлый сладкий аромат, превращаются в инструмент палача.

— Матильда, кофе для леди Малфой! Немедленно.

Гарри на секунду открывает глаза, чтобы увидеть рядом с собой двух своих мучительниц. Они стоят у помоста и пусть не схожи ни лицом, ни телосложением, но обе чрезвычайно жестоки. Их беззастенчивые взгляды скользят по его полуобнажёенному телу, и Гарри вновь мучительно краснеет. Их реплики, обсуждение достоинств и недостатков фигуры добивают. Это невыносимо. Теперь он на своей шкуре знает, что чувствовали выставленные на торги невольники.

Одна из размытых фигур требует смотреть прямо перед собой.

— Хотелось бы подчеркнуть цвет глаз. Это будет весьма эффектно смотреться. Такой необычный и яркий цвет.

— Но эти очки, мадам... За очками цвет его глаз практически незаметен, — робко возражает вторая.

— Пустое. Сегодня же он избавится от этих ужасающих маггловских очков. Прятать такие глаза преступно.

— Но, мадам, — произносит Гарри хрипло, однако его никто не собирается слушать.

К нему приближается бледное лицо со сверкающими голубыми глазами. Миссис Малфой говорит, чуть протягивая гласные, тоном, каким уговаривают съесть кашу несмышленых малышей:

— Я уверена, что Северусу нравится смотреть в ваши прекрасные зелёные глаза, а вовсе не на эту жуткую оправу. Вы ведь хотите доставить своему супругу удовольствие, мистер Поттер? Или вы желаете выглядеть в его глазах нелепым магглом?

Гарри считает про себя до десяти и отвечает — со всей любезностью, на какую остаётся способен:

— Я плохо вижу, мадам. Мне необходимы очки.

— Какая чепуха! Зрение в вашем возрасте превосходно подвергается коррекции. Вы не будете нуждаться в очках ещё многие годы. И у вашего супруга достаточно средств, чтобы позаботиться о вас должным образом.

Гарри молчит. С одной стороны, он старается оставаться любезным, чего бы это ему ни стоило. С другой, он устал спорить. Все споры с миссис Малфой заканчиваются тем, что Гарри в очередной раз убеждается в том, какой он непроходимый болван, не знающий, что ему нужно и не имеющий ни грамма вкуса и понимания стиля.

С каждым проплывающим в тягостной и душной дымке часом в Гарри растёт уверенность в том, что Crucio — вовсе не самая мучительная пытка. Две эти женщины, леди Малфой и мадам Малкин, измучили его до глубины души.

— Вот китайский изумрудно-зелёный шёлк, мадам. Возможно, он подойдёт для парадной мантии, — слышит Гарри голос портнихи и тихо, но, похоже, уже не беззвучно скрипит зубами.

Он выдержит! Он справится! Он сможет!

* * *

Это случилось после длительной серии примерок — два сюртука, четыре рубашки, три мантии, одна из них зимняя с меховым воротником, бриджи, двое брюк — и потому сначала Гарри даже не понял, что скользнувшая по его ноге рука хозяйке ателье не принадлежит. Чужое прикосновение, больше похожее на неторопливую ласку, всё длилось, и тем большее недоумение охватывало Гарри. От сонного оцепенения переодетой тысячу раз куклы Гарри очнулся, когда кто-то чувствительно ущипнул его за... ну... пониже спины.

— Эй! — заорал Гарри, подпрыгивая и резко разворачиваясь. И замер от неожиданности — уж кому-кому, но точно не этому кретину интересоваться его задницей!

Проклятье! День становился всё веселее и веселее.

Гарри даже не понадобились очки, чтобы узнать обидчика. Младший Малфой стоял совсем близко, почти вплотную, и не было никаких проблем с тем, чтобы разглядеть не только высокомерное выражение его лица, но и наглые серые глаза.

— Обалдел, да? Ты это чего? Совсем сдурел, да? При-и-идурок!

Гарри распалялся всё сильнее, а его противник невозмутимо ухмылялся, скрестив руки на груди.

Наглядевшись вдосталь, Малфой наконец соблаговолил отойти от помоста и уселся на выглядевший очень удобным диван. На этом диване частенько отдыхала леди Малфой, пока мадам Малкин хлопотала вокруг своего единственного клиента, и он за последние часы стал несбыточной светлой, сладкой и мягкой мечтой Гарри. То, что мерзкий хорёк занял его, почему-то уязвило ничуть не меньше малфоевского сверхидиотского поступка.

— Когда я узнал, что Северус зубами вырвал тебя у моего отца, то всё никак не мог понять: зачем же ты ему понадобился? Почему такой разумный человек, как он, рискнул многолетней дружбой? Ради чего? Всего лишь, чтобы иметь тебя при себе? И что же, Гарри, — имя собеседника Малфой-младший процедил так, словно одно его звучание приравнивалось к сильнейшему оскорблению, — стоило увидеть тебя одетым только в штаны для квиддича, чтобы оценить по достоинству его приобретение.

Кровь бросилась Гарри в лицо.

— Да, — продолжал цедить Малфой, — ни для чего другого ты негоден, конечно, но даже я не отказался бы иметь тебя в своей постели... Да, именно там тебе самое место.

Убивать хорька, будучи полуголым, показалось Гарри не слишком хорошей идеей. И он решительно соскочил с помоста и направился к стулу, где аккуратной стопкой лежала его одежда, очки и волшебная палочка.

Ещё никогда Гарри так быстро не одевался.

— Всё-таки Северус всегда умел делать правильный выбор, — разглагольствовал слизеринский гадёныш у него за спиной. — Положительно мне надо было быть понастойчивей и уговорить отца отдать тебя мне. Не дергайся так, милый. Тебе бы со мной понравилось.

Волшебная палочка Гарри так и не пригодилась. Он не видел и не слышал, кто именно выкрикнул Expelliarmus. Это его абсолютно не заинтересовало. Оказаться верхом на Малфое и с размаху бить по его ухоженной физиономии стало самым важным и приятным событием этого долгого и мучительного дня.

Глава 26. Это было необходимо, сэр?

Младший Малфой носил кольца. Этот факт дополнял замеченные ранее расширенные зрачки, россыпь едва заметных веснушек, вертикальную морщинку, прорезавшую высокий лоб, длинные светлые патлы, за которые оказалось так удобно ухватиться в пылу борьбы, и выражение дикой ярости на перекошенном лице. Увы, но неприглядная картина уже целую вечность маячила в каком-то футе от глаз Гарри, а не смотреть не получалось.

Как этому слизеринскому змеёнышу удалось вывернуться из захвата и навалиться сверху, подминая под себя и колотя со всей силы в ответ по незащищённым бокам, оставалось загадкой. Это Гарри, благодаря сводному брату, имел богатый опыт кулачных драк. У отпрыска аристократической семейки по определению таких умений быть не могло, но тот неожиданно оказался сильным противником.

И тяжёлым... Вот же проклятье! Малфой нависал над ним, упираясь раскрытой ладонью в грудь, давил всем своим немаленьким весом. Гарри едва мог дышать. Он позвал бы на помощь, но парализованное тело подчиняться категорически не желало. Успокаивало лишь то, что проклятие оцепенения настигло их обоих, и белобрысому придурку было так же "хорошо и весело", как и Гарри.

Единственное, о чём он сожалел: кровавыми слезами приходилось сейчас умываться не только и не столько этому высокомерному поганцу. Текущая из разбитой губы по подбородку кровь с глухими шлепками, капля за каплей, оказывалась на лице Гарри, заливая нос и щёки тёплой, остро пахнущей влагой. Неприятно, конечно, но терпеть можно и уж куда проще того, что он старался изо всех сил не замечать. Гарри очень надеялся, что твёрдость, невольно демонстрируемая практически лежащим на нём недругом, имеет какие-то другие причины, кроме естественных... или, скорее, неестественных.

Потому Гарри усердно пытался смотреть куда угодно, только не в искажённое лютой ненавистью лицо, прислушивался к сдавленному, тихому дыханию, вырывающемуся из-за сжатых зубов ощерившегося в страшной ухмылке противника, терпел шлёпанье капель его крови и рассеянно думал о том, что перстень на правой руке этой мрази явно собирается пробить очки и впиться в левый глаз вместе с осколками стекла.

Да, ввязываться в кулачную драку в очках — не самая умная затея. Сейчас Гарри это прекрасно понимал.

«Да и вообще, не стоило связываться, — робко щемились подлые, осторожные мыслишки из тех, что с таким старанием вбивал в его голову Снейп. — Неразумно это, глупо».

Вот только не они правили бал. Вид разбитой физиономии Малфоя горячил кровь, заставлял ждать освобождения ради продолжения тайма и наполнял Гарри ощущением такого абсолютного счастья и свободы, что хотелось кричать от радости.

Время шло. Заклятие, поймавшее их в плен в самый разгар «выяснения отношений», почему-то никто не торопился снимать. Угар постепенно гас, растворяясь в наколдованной тишине. Память услужливо зудела, что от этого придурка стоило ждать оскорблений и провокаций, а Снейп просил быть осторожным. Но Гарри жалеть о произошедшем не собирался. Что случилось, то случилось.

Он закрыл бы глаза, но не мог. В серых глазах напротив он видел те же недоумение, усталость и жажду освобождения. Под пальцами Гарри, впившимися в шею Малфоя, пульс бился всё ровнее. Губа на окаменевшем лице распухала всё больше, а кровь продолжала сочиться.

Внезапно рука Малфоя подломилась, и он рухнул всем весом прямо на Гарри, чувствительно припечатав лбом его нос и свернув очки в сторону. Тотчас оглушительную тишину взорвали сотни разнообразных звуков, из которых первым был...

— ...Хорошо, Нарцисса. Я не потребую сатисфакции с твоего сына. Но взамен я рассчитываю получить гарантии, что подобное произошло в первый и последний раз...

Надменный, тягучий, цедящий звуки, словно дорогой коньяк, голос Снейпа вливался Гарри в уши, заставляя дёргаться под вяло барахтающимся Малфоем — только б скорее выползти из-под него! Как это выглядело со стороны, Гарри не хотел даже думать.

Проклятье! Проклятье! А всё этот кретин!

— ...и извинения должны быть принесены тотчас.

Медленно, тяжело, мучительно, но ему всё-таки удалось спихнуть с себя безвольное тело Малфоя. Практически не решаемую задачу самостоятельно встать с дивана Гарри тоже одолел — пыхтя, дрожа и шатаясь.

Стоило ему подняться, как маска равнодушной отстранённости и холодности мгновенно слетела с лица Снейпа. А может, талантливый лицедей создал великолепную иллюзию искреннего волнения? Кто знает? Но миссис Малфой, негодующая и опечаленная, осталась одна, а Снейп уже обнимал Гарри, гладил по плечам, говорил, завораживая нескрываемым беспокойством и нежностью в низком голосе:

— Гарри, ты весь в крови.

— Это не моя... — но закончить Гарри не дали. Тёплые пальцы прикоснулись к губам, скользнули по подбородку, вынудили запрокинуть голову.

— Помолчи, — тихо выдохнул Снейп и добавил уже громче: — Дай мне тебя осмотреть, — его волшебная палочка принялась рисовать в воздухе знакомые зигзаги.

Над Малфоем захлопотала его мать, а потом и не она одна: вокруг живо засуетился персонал ателье. Мадам Малкин и её помощницы приносили воду, мятные капли, кофе, ромашковый чай, тыквенный сок, полотенца. Кутерьма всё нарастала, грозя вылиться в нескончаемый поток ахов и охов...

Островком спокойствия остались лишь двое: Гарри, неподвижно и безмолвно сидящий на диване, в уголке, и Снейп, расположившийся рядом. Ни один из них за это время так не произнёс и слова, что сбивало с толку в те редкие моменты, когда Гарри думал об этом. Ведь Снейпу полагалось злиться, требовать объяснений недостойного поведения, укорять за нанесённую Малфою обиду, обещать примерно наказать. Но нет, ничего подобного: он наблюдал за беготнёй вокруг молча, неторопливо и мерно поглаживая Гарри по спине, позволяя ему забыться в вихре туманящего голову влечения, порождённого сияющим и пульсирующим кольцом.

— Вы закончили?

Сухой тон Снейпа совершенно не вязался с волшебством, творимым его руками.

Гарри с трудом оторвал взгляд от лица своего... от Снейпа. Малфой как раз отложил в сторону полотенце, и вспухшие следы метко нанесённых ударов одним своим видом не могли не наполнить сердце Гарри радостью. Он-то отделался всего-то парой-тройкой ноющих тумаков. А вот Малфой! Да, оно того стоило!

— Я... — произнёс Малфой хрипло и замолчал.

Снейп рывком поднялся с дивана.

— Вы — что? — прошипел он.

Ощущение напряжённости и неловкости усилилось многократно. Даже потолок, казалось, стал ниже. Гарри честно пытался отвернуться, перестать следить за Снейпом, выражением его лица, всматриваться в рванные резкие жесты, вслушиваться в голос, ловить в нём отражения взъярённых чувств. Но не удалось. Никто бы не смог игнорировать человека, цедящего слова так, будто каждое до краёв полно смертельно-опасного яда.

— Вы, мистер Малфой, сделали весьма недвусмысленные намёки человеку, избранному мной. Вы позволили себе покуситься на того, кто вам не принадлежит и принадлежать не будет. Тем самым вы посмели унизить меня.

— Это всего лишь ошибка, оплошность, растущая из старого непонимания, Северус.

Миссис Малфой попыталась предотвратить бурю, но Снейп даже не повернул головы в её сторону. Всё его внимание принадлежало её сыну, также вскочившему с места и теперь стоящему, держа спину идеально прямо, а подбородок гордо поднятым. Однако сохранить лицо Малфою не удалось: разбитая губа заметно подрагивала, смотреть в глаза обвинителю он не смог — дрожащие ресницы так и норовили опуститься вниз под камнепадом слов. Соответствовать сияющему образу papa было непросто — как видно, борьба с собственной совестью выматывала.

— Если бы не пролившаяся кровь — благодарите за это Гарри — вы не дожили бы до вечера.

Честно говоря, Гарри не совсем понимал происходящее. Снейп угрожал Драко Малфою. А миссис Малфой, которая, Гарри знал точно, обожала своего сыночка и потакала ему во всём, сидела на диване, зажав в руке вконец измученный платок, бледная, напряжённая и не вмешивалась.

— Вы посмели прикоснуться к моему избраннику. Или вы считаете, что я не понимаю, чего вы добивались? Ожидали, что я спущу вам это с рук? Сознательно желали нанести мне оскорбление?

Гарри слышал, как за стеклом больших часов тонкой струйкой неумолимо сыплется песок. Всеобщее молчание давило на сердце, не позволяло свободно вдохнуть.

— Это была просто шутка, — прозвучало неуверенно, слабо. Похоже, Малфой сам не верил собственным словам.

— Шутка? — прошипел Снейп так яростно и зло, что...

Хватит! Наигрались!

Гарри вскочил с места. Он и сам не знал, как так получилось, но он буквально повис на правой руке Снейпа с судорожно зажатой в ней волшебной палочкой и поторопился всё объяснить, всё рассказать, лишь бы прекратить этот невыносимый стороннему взгляду танец ядовитой змеи, готовящейся к броску. Гарри всё говорил и говорил, пусть и внутренний голос умолял его заткнуться, но слова рвались с языка, похоже, имея собственную волю. Гарри и сам не понимал, что нёс. Финал запутанной речи стал для него таким же шоком, как и для остальных:

— Это просто недоразумение. Мы уже давно ссоримся. Мне безразличны его слова. Я уже всё забыл. Я его совершенно не виню.

— Гарри, замолчи, — глаза Снейпа оказались очень близко, а шёпот согрел щёку.

— Я приношу свои извинения, профессор... Гарри...

Да кому они нужны, эти извинения?! Гарри уж точно в них не нуждался. Они и прежде ничего не значили — а сейчас, вырванные под давлением, вообще не имели смысла. От того что Малфой соизволил их произнести, ничего не изменится — Гарри в этом ни секунды не сомневался.

Но, кажется, так считал только он. Снейп сверлил Малфоя требовательным взглядом, пока не дождался:

— Ни при каких обстоятельствах я не покушусь на таинство вашего брака, — сказал Малфой и опустил голову, стоило Снейпу коротко, будто нехотя, кивнуть.

Миссис Малфой облегчённо вздохнула.

А Гарри внезапно оказался притянут в крепкое, почти болезненное объятие. Чужие требовательные руки прошлись настойчивой лаской по спине, плечам, запутались в волосах. «Нет» Гарри превратилось в сдавленный стон — Снейп уже целовал его: жёстко, грубо, жадно, больно. Никакой нежности не было и в помине. Только горечь унижения на языке, медный привкус крови и жгучее наслаждение, закручивающееся спиралью в животе, ввинчивающееся вдоль позвоночника, простреливающее виски, пах и коленки.

И Гарри, чувствуя себя без вина опьянённым, без яда отравленным, без пищи насыщенным, сдался обрушившейся на него лавине ощущений. Кровь жарко запульсировала в венах, зашумела в ушах, мурашки принялись маршировать по вспотевшей коже. Тело зажило собственной жизнью, инстинктивной, неразумной.

Глубоко внутри рождались вспышки жгучего удовольствия, поднимались вверх, охватывали грудь, сжимали горло, скручивали мышцы до дрожи и потемнения в глазах, превращались в глухие стоны и всхлипы. Гарри потерялся в этих ощущениях, забыл обо всём, включая видящих и слышащих всё Малфоев...

Натиск ослаб, и Гарри смог сделать несколько жадных вдохов. Он уже не сопротивлялся, а приветствовал и отвечал сам, повторяя, как прилежный ученик, преподанные ему уроки. И не только губы, но всё его тело участвовало в этом сводящем с ума от получаемого наслаждения занятии.

Ладони Гарри скользили по напряжённой, вздрагивающей от щедрых ласк спине. А бёдра... После первых же толчков игру под названием «Чьё желание больше?» пришлось прекратить, но память о тех острых ощущениях, когда в живот вжимается неподдельное доказательство чужого желания, а сам выдыхаешь низко и хрипло от соприкосновения с твёрдым и таким правильным бедром, осталась. Хотя Гарри впоследствии мечтал обо всём забыть. Или никогда не узнать. И уж точно не в присутствии Малфоев.

Уже потом он оценил самоконтроль Снейпа. А тогда, на пике овладевшего им сумасшествия, Гарри желал одного: не останавливаться, только не останавливаться! Идти дальше, глубже, полнее, шире, больше! Сжечь предрассудки, обрести свободу, без страха брать, давать, желать, любить... И как же он ненавидел задыхающееся «нет, Гарри, нет», успокаивающий шёпот, слишком лёгкие объятия, чересчур сдержанные касания!

Гарри очнулся, чувствуя, как безудержно быстро и рвано стучит сердце под его ладонями.

«Это опять произошло...» — тихие мысли притаились в нём, словно тени.

Сияющий свет уходил, оставляя Гарри одного против многих, настойчивых и требовательных, голосов сожалений. Но слушать их Гарри не спешил — в этот раз он позволил себе остаться в кольце тёплых рук, разрешил себе притвориться, что происходящее допустимо и нормально, позабыл, хотя бы на минуту, о стыде, долге и сомнениях.

Тяжелей всего оказалось разорвать объятия, шагнуть назад, лишиться близости, защищающей от вся и всех, включая их самих. Но Гарри это сделал. Только не знал, для кого он это сделал.

Стоять на расстоянии вытянутой руки, смотреть друг другу в глаза, ощущать, как тело стынет, терять подаренное тепло и зажжённый огонь — приятного мало. Снейп опустил глаза первым.

— А где все? — собственный голос показался Гарри чужим. Кончиком языка он осторожно провёл по саднящим, распухшим губам. Зачарованный взгляд Снейпа вернул жар щекам, во рту пересохло.

— Я попросил оставить нас наедине.

Голос Снейпа — тяжёлый, словно бархат, что Гарри заставляли сегодня мерить — не облегчал задачу не реагировать на его близость. В висках заныло.

— Зачем вы... Это было необходимо, сэр?

Почему-то с каждой секундой, отрывающей настоящее от прошлого, говорить и даже думать о случившемся становилось всё труднее.

— Я так посчитал... Гарри.

Гарри показалось, что это и есть ответ, но через минуту пристального разглядывания окна и размытого пейзажа за ним, раздалось тихое, невероятное:

— Простите меня.

У настоящего Снейпа оказалось красивое и мужественное лицо. Профессор зельеварения, директор Хогвартса, глава Визенгамота, бывший Пожиратель Смерти, доверенный человек Дамблдора, хороший внук, заботливый опекун, кто-то ещё... Так много масок. Интересно, сорвать их все, чтобы увидеть его настоящего вновь, — это очень сложно?

Глава 27. Я могу считать себя свободным от обязательств?

Лицо, которое Гарри разглядывал с таким вниманием, словно видел впервые, а не изучил в мельчайших подробностях, нельзя было назвать красивым. Да и симпатичным... Нет, Гарри ни за что бы не стал так по-девчоночьи, глупо называть его обладателя. Он хмыкнул, представив, как издевались бы над ним друзья, доведись им подслушать ход его мыслей.

Ну разве можно назвать его красивым? Это вот с такими волосами, болезненно-бледной кожей? Да и вообще, он слишком худой, и глаза кажутся неестественно-большими, а тёмные тени от густых длинных ресниц придают ему какой-то потусторонний вид. И рот чересчур яркий.

Точно! Вид, как у истощённого многолетней спячкой вампира, чьи глаза всё ещё сверкают голодным блеском, а искусанные, припухшие губы скрывают острые, успевшие насытиться чужой кровью клыки.

Ну как такое может нравиться?

То ли Гарри ничего не понимал в мужской красоте, то ли в её ценителях. И он вновь уставился в волшебное зеркало, пытаясь увидеть то, что могло бы хоть как-то объяснить... необъяснимое.

Прошло уже несколько часов, как он вошёл в ванную и запер дверь. Необходимо было подумать, а лучшего места, чем это маленькое, освещённое лишь парой горящих свечей помещение, не нашлось. Вернувшись в Хогвартс, Гарри сразу же направился к себе. Только вот и кабинет, и спальня показались ему слишком большими и светлыми. Он скрылся здесь, в тишине и полутьме, раз за разом игнорируя осторожный стук в дверь и обеспокоенный голосок Винки, зовущей его обедать.

Вовсе не категоричный приказ: «Обдумайте своё сегодняшнее поведение, просчитайте возможные последствия. Обсудим всё завтра утром», — заставил Гарри попытаться сосредоточиться и разложить мысли по полочкам. Он и сам хотел поскорее оказаться в одиночестве, поразмыслить хорошенько и, наконец, понять. О, Боже, как же он хотел понять! Его беспокоили вовсе не собственные поступки; то, что вытворяли сегодня Снейп с Малфоем, не укладывалось у Гарри в голове.

Он пытался разобраться: с собой, с ними. Вот только из обрывочных вспышек воспоминаний и обрывков размышлений цельной картины не складывалось. И он всё так же перескакивал с одной мысли на другую, вспоминал, размышлял, а чаще просто не мог ни о чём думать. Растворившись в каком-то бессмысленном оцепенении, он смотрел и смотрел в молчаливое зеркало, пытаясь разглядеть в собственном лице хоть что-то — ну вдруг! — незамеченное им ранее, не в силах поверить в чушь, что пришла в голову первой.

Предположения, возникшие ещё в ателье, признавать себя чушью никак не желали, и Гарри усердно с ними сражался: «Ведь это не из-за меня случилось, правда? Ну не я же причина их стычки! Так ведь? Иначе... Да какое тут может быть иначе?! Это невозможно!»

Разве мог Малфой проявлять к нему такой интерес, оказывать знаки внимания, ухаживать, желать?.. Бред! Абсолютный бред! Дико даже представить подобное.

К сожалению, насколько предыдущая картинка казалась нереальной, настолько образ ухаживающего за ним Снейпа был знакомым и в чём-то даже приятным. И Гарри старался поскорей отмахнуться от опасных мыслей: «Уж конечно всё это произошло не из-за меня!.. Но из-за кого или чего?»

Ответа не было.

Стоять битый час у зеркала, разглядывая собственное лицо. Неправильно это, не по-мужски. Ему следовало бы взъерошить волосы привычным жестом, поплескать холодной водой в лицо, почистить зубы и завалиться спать, позабыв произошедшее, как страшный сон. А он... А они...

Мысли неистовствовали: «Они что, все с ума посходили? И я вместе с ними? И Снейп?»

Даже мимолетное воспоминание о близости с ним заставляло Гарри краснеть. И он зачаровано наблюдал, как прилившая кровь окрашивает щёки, как розовеет шея, как волна жара исчезает в вороте расстёгнутой до пояса мантии и неумолимо спускается всё ниже и ниже... Ну не должен он так реагировать! Не должен! Но понимание, что человек, вызвавший такую реакцию, мужчина и, что ещё хуже, Снейп, не спасало.

Крохотные искорки бурлили в крови, заставляя сбиваться с мысли, судорожно вздыхать и видеть в зеркале, как расширяются зрачки, глаза становятся почти чёрными, а предательский румянец заливает лицо... И вновь уже ему приходится винить себя, его, судьбу, умывать лицо холодной водой. В который уже раз.

Податливость, приятие, согласие. Гарри отдал бы что угодно, лишь бы вернуть недавнюю уверенность в собственном — полном, абсолютном и навсегда — нежелании быть с мужчиной, но, увы, тело не желало лгать.

Ведь стоит Снейпу войти сейчас сюда, прикоснуться к нему, как тогда... Как же мало отделяло Гарри от того, чтобы уже сегодня оказаться в полной власти этого человека, умолять его о большем. Снейп его не захотел — вот, что спасло Гарри. И эта догадка, к его стыду, возмущала не меньше предположения, что Снейп его всё-таки хочет.

Время шло. А Гарри всё так же барахтался в горячечном, отчаянно-стыдном болоте чувств и ощущений.

Похоже, его пребывание в ванной комнате грозило затянуться до Страшного Суда.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒