|
Глава 1. Вы живы, сэр?
– Он просыпается, – приглушённый женский голос пробился сквозь невнятный гул разговоров вокруг. Нарастающий шум немедленно был остановлен той же дамой: – Потише все! Мистер Рональд Уизли, вас это касается в первую очередь. И нечего вскакивать – не на стадионе. Замолчите сейчас же!
Её недовольный голос отдалился, сменился ворчливым шёпотом и скрипами отодвигаемых стульев. Кто-то негромким басом оправдывался, ему звонким колокольчиком вторил девичий голос, но женщина упорно продолжала требовать тишины.
«Рон, Гермиона», – подумал Гарри, и губы сами собой растянулись в улыбку: мышцы на лице натянулись, и стало немного больно.
Он открыл глаза, и хоровод призрачных видений его сна сменился неясными очертаниями тонущего в полумраке помещения, кое-где освещённого шипящими факелами. Знакомый сводчатый потолок, высокие стрельчатые окна, за которыми притаилась тьма, запах целебных зелий и накрахмаленного белья: больничное крыло Хогвартса, его извечное пристанище после приключений и передряг.
Он попытался повернуть голову набок, чтобы высмотреть своих друзей, но не смог: тело было как не своё и подчиняться не желало, затёкшие мышцы ныли и маленькими иголочками кололи в самых неожиданных местах. Гарри на секунду испугался своей беспомощности, но пальцы рук и ног всё же согнулись, и от сердца отлегло – он может двигаться, всё поправимо. Было муторно, в голове крутилась мешанина из каких-то неясных теней и разноцветных пятен, и Гарри не имел никакого понятия, как он оказался в больнице.
– Я опять упал с метлы? – попытался он узнать у мадам Помфри, более не сомневаясь, что это именно её речь слышал, просыпаясь.
Собственный голос показался ему незнакомым: слова складывались с трудом, издаваемые звуки были ужасно сиплыми, а язык неповоротливым.
Приглушённые разговоры тотчас смолкли. Гарри попробовал было повторить вопрос, но не смог – пересохшее горло судорожно сжалось, и он захрипел.
Странно, раньше, он был в этом уверен, мадам Помфри будить пациентов по ночам не позволяла. И сидеть рядом с пострадавшим – тоже. Тем более такой – вмиг налетевшей к его постели – толпой. Первыми в поле его зрения попали Рон и Гермиона, и он попытался улыбнуться им непослушными губами. Без очков было плохо видно, всё расплывалось, да и света было маловато, но он узнал и остальных: мистера и миссис Уизли, его декана – профессора МакГонагалл и непреклонную защитницу его покоя – мадам Помфри.
– Гарри! Гарри! – возбуждённые и радостные восклицания отражались от высоких каменных сводов, и многочисленные руки гладили его по волосам, щекам и рукам, поправляли одеяло. Гермиона сжала его ладонь и, захлебываясь, рассказывала, как же долго все они ждали, что он очнётся. Миссис Уизли плакала, опустившись на краешек его кровати. Рон бросился обниматься, и на него тотчас накинулась мадам Помфри, причитая что-то о неразумных увальнях, не соображающих, как следует вести себя в больнице. Не то чтобы Гарри был с ней не согласен: резкое движение, оторвавшее его голову и плечи от подушки, чуть не вышибло из него последний дух, и он не сдержал жалобного стона.
Немедленно все оставили его в покое и, призвав стулья, расселись у постели. Покрасневший Рон крепко сжал его левую руку (правая ладонь так и осталась в руках Гермионы). В наступившей тишине стали отчётливо слышны всхлипывания миссис Уизли.
– Так что случилось? – прохрипел Гарри в очередной раз.
– Ты, правда, ничего не помнишь? – тихо спросила Гермиона, поглаживая его ладонь подрагивающими пальцами.
Гарри попытался отрицательно покачать головой и охнул.
– Нет, – выдохнул он наконец.
Почему-то никто не спешил его просвещать. Превозмогая боль и круговерть зелёных пятен перед глазами, Гарри вглядывался в окружающих и никак не мог понять, что же за выражение застыло на их лицах.
– Что, всё так плохо? – проскрипел он, не дождавшись ответа, и закашлялся.
– Поппи, может дадите ему хоть что-нибудь? – голос декана подозрительно дрогнул, и Гарри уже по-настоящему испугался.
– Сожалею, Минерва, директор категорически запретил давать мистеру Поттеру какие-либо зелья без него, – фельдшерица помолчала немного, а затем уже веселей добавила: – Хотя про тыквенный сок он ничего не говорил, – и она взмахнула волшебной палочкой.
Резкий щелчок, и металлический кубок с прохладным напитком оказался в руках заботливой ведьмы, ожидающей, когда же её пациент, насильно усаженный повыше на взбитых подушках и от неожиданной боли забывший, как дышать, придёт в себя.
– Всё, мистер Поттер, больше нельзя, – мадам Помфри дала ему отпить из кубка совсем немного; Гарри же показалось, что ничего вкуснее и сладостнее он в жизни не пил.
– Спасибо, мадам, – произнёс он более уверенно, почувствовав, что голос к нему вернулся, и, запинаясь от смущения под пристальными взглядами всех присутствующих, пробормотал: – Могу я попросить Вас подать мне очки?
Такая простая просьба почему-то вызвала всеобщее беспокойство.
– Видите ли, мистер Поттер, – сказала профессор МакГонагалл, до сих пор молчаливо сидевшая рядом с Гермионой, которая как раз в этот момент сжала его руку. – Боюсь, мы не можем пока вам дать ни очки, ни волшебную палочку, ничто иное из ваших вещей. Также нам запрещено что-либо вам рассказывать о... хм... случившемся, – и, предваряя вопросы своего нетерпеливого ученика, она сдержанно пояснила: – Дождёмся директора. Он... хм... просил не начинать без него. Я отправила сову уже довольно давно, так что его появления можно ждать с минуты на минуту.
Прошла обещанная минута, другая. Все сидели тихо, не произнося ни слова, и Гарри всё больше недоумевал – что же случилось и зачем им ждать Дамблдора. Попытался вспомнить, но в памяти была какая-то невообразимая каша и сразу начала болеть голова. Тогда он попробовал пойти с другого конца, что дало хоть какой-то результат. По крайней мере, Дурсли вспомнились даже лучше, чем ему бы этого хотелось. Первые годы в Хогвартсе, их приключения... Чем больше он вспоминал, тем резче пролегала морщинка на его лбу, тем мрачнее становился взгляд.
– Расскажите-ка нам, мистер Уизли, как там дела у «Пушек Педдл» в этом году.
Гарри, в тот момент размышлявший о Турнире Трёх Волшебников, недоуменно уставился на сухощавую ведьму, поверх своих квадратных очков сверлящую взглядом ошеломлённого её предложением Рона, – он и помыслить не мог, что профессор трансфигурации интересуется квиддичем помимо школьных соревнований. Видно, та же мысль посетила и Рона, и тот что-то пробурчал. Но к расспросам присоединился мистер Уизли и даже Гермиона, которая, Гарри это знал точно, терпеть не могла подобных разговоров. Перед лицом превосходящего противника Рон сдался и принялся многословно описывать последний матч «Пушек» с «Гарпиями».
На самом интересном месте, при счёте 150 к 150, когда оба ловца увидели снитч, репортаж вскочившего с места и размахивающего руками Рона был безжалостно прерван. Дверь в палату затворилась со стуком, а возле изголовья кровати уже остановился высокий худой мужчина в чёрной мантии. Близоруко прищурившись, Гарри вглядывался в бледное лицо, обрамлённое длинными чёрными волосами, и хмурился всё больше.
– Это невозможно, – пробормотал Гарри и дёрнул непослушной рукой, пытаясь отмахнуться от привидения. – Это не вы, – прошептал он, переждав вспыхнувшую в мышцах боль. – Вы умерли, – сообщил он, скривившись. – Я убил вас, – признался он и обессилено замолчал.
Всё вдруг стало таким тусклым и затхлым. Тело ныло, но Гарри не обращал на боль внимания, пытаясь отгородиться от нахлынувших чувств, вернувшихся вместе с немилосердной памятью. Сквозь чреду его потерь пробилась картина, как на пыльном и грязном полу растёт лужа крови, стекающей сквозь неплотно прижатые к шее пальцы умирающего человека. Гарри знал, что он сделает дальше – повернётся и уйдёт. Уйдёт, вместо того, чтобы помочь. Он застонал от бессилия. Прошлое не изменить.
...Когда Гарри открыл глаза, мадам Помфри выслушивала указания, отдаваемые до боли знакомым, невообразимо самодовольным и уверенным в собственной непогрешимости голосом.
– Первым используйте мышечный релаксант – надо снять спазмы. Тот – на основе лягушачьей кожи. Он слабее, но зелья с любым количеством драконьих или саламандровых частиц ему сейчас противопоказаны. Дальше... – затянутое в чёрную ткань привидение шагнуло в сторону Гарри и подняло палочку, выполняя сложные пассы. – Мышцы значительно атрофированы. Поддерживающая терапия...
Холодные пальцы на миг прикоснулись к руке Гарри, и волна дрожи прокатилась по напрягшемуся каждой клеточкой телу.
«Бежать», – билось в голове, но он был не в силах сдвинуться и на дюйм.
– Гарри, успокойся. Гарри, потерпи, – шептала рядом Гермиона и согревала его руку своими тёплыми ладонями, но он не слышал ни слова. Всё его существо трепетало от близости невесть каким образом поднявшегося из могилы мертвеца, бледное лицо которого мучительно медленно склонялось к нему... Глаза Гарри закатились.
– Поттер, прекращайте ломать комедию.
Хлёсткий удар – и вырванный из удушающей мглы Гарри замер, открыв рот. Щека, обожжённая ледяными пальцами, начала гореть.
– Поппи, прошу вас, три раза в день успокоительное на основе цветков каштана конского в течение недели. Он неадекватен. Падающие в обмороки Поттеры – это уже ни в какие рамки...
– Почему это мадам Помфри должна слушаться ваших указаний? Разве вы медик? – просипел Гарри и, не обращая внимания на уговоры Гермионы, хрипло выкрикнул: – Вы, вообще, покойник!
Все вокруг резко замолчали, а чёрная фигура опять приблизилась. Мертвенно-бледное лицо склонилось над ним так низко, что Гарри не понадобились очки – рассмотреть скривившую тонкие бескровные губы знакомую ухмылку. Сердце заколотилось от ужаса, и он, едва дыша и не мигая, уставился в пугающе-бесстрастные глаза.
«Я не трус», – повторял Гарри про себя, не замечая, как собственные губы сжимаются в тонкую полоску и кровь отливает от лица.
– Ещё одну пощёчину, мистер Поттер, чтобы оценить плотность моего тела и тяжесть руки? Нет? Я так и думал, – и бледное лицо отодвинулось.
Гарри с трудом перевёл дух, втягивая сквозь зубы воздух, наполненный ароматами сухих трав.
– Он выжил, дружище. Говорят, его Малфой спас. Слышишь, Гарри, он живой, – прямо ему в ухо зашептал Рон, чьё тёплое дыхание буквально опалило заледеневшую кожу.
Живой? Живой!
Гарри, сощурившись, вглядывался в замершую фигуру, пытаясь принять ошеломляющий факт и понять, как же ему теперь относиться к Северусу Снейпу – опасному, язвительному, неприятному, страшному как смертный грех, но верному, преданному, умершему (то есть не совсем, но почти что умершему) ради победы над Волдемортом.
«И ради меня», – мелькнула мысль, и Гарри нервно сглотнул.
– Вы живы? – прозвучало едва слышно, но его услышали.
– «Вы живы, сэр» или я начну снимать с Гриффиндора баллы, – тон говорившего был столь невыносимо высокомерен, что Гарри задался вопросом: как же он сразу не догадался, что это Снейп? Никакое приведение, даже Кровавый Барон, так мерзко говорить не может. Меж тем тот продолжал, обращаясь уже к возмутившейся МакГонагалл: – Думаю, как директор, Минерва, я имею полное право проигнорировать тот факт, что в школе каникулы.
– Директор?
– Да, мистер Поттер, я являюсь директором школы, в которой вы имеете честь учиться на седьмом курсе, – пускай что-либо разглядеть на лице Снейпа не представлялось возможным, но Гарри вполне хватило и голоса, чтобы догадаться, какая гордая и торжествующая ухмылка кривит директорский рот.
– Я могу получить очки? – спросил Гарри и, подчинившись лёгкому тычку Рона, добавил: – ...и волшебную палочку, сэр?
– Нет, мистер Поттер.
– Но почему? – взвыл Гарри, подаваясь вперёд и охая от боли. Тон Снейпа бесил его неимоверно, заставляя забыть о каких-либо добрых чувствах по отношению к этому невыносимому человеку.
– По той же причине, что все мы собрались здесь, невзирая на то, что уже два часа ночи, – с этими словами Снейп, к крайнему неудовольствию Гарри, приблизился и занял стул Рона у изголовья кровати. – В двух словах, мистер Поттер: я собрал ваших друзей и лиц, которым, как мне известно, вы доверяете, потому, что не верю в ваше благоразумие и готовность меня выслушать. А мне необходимо ваше полное и абсолютное содействие и послушание для незамедлительного проведения ритуала нашей с вами помолвки.
Глава 2. Вы слушаете меня, Поттер?
«...ритуала нашей с вами... Чего?.. Нет, показалось...» – и Гарри сдавленно хмыкнул, представив, что было бы с выжидательно уставившимся на него Снейпом, если бы ему, Гарри, вздумалось переспросить. Всего лишь повторить то самое слово и спросить: правильно ли он расслышал? Живое воображение тотчас нарисовало возможные последствия – от гомерического хохота присутствующих до в тот же миг запущенного в него понятно кем Crucio – и Гарри зажмурился. Ни за какие блага мира он бы не признался никому в своих несусветных слуховых галлюцинациях.
«Мне просто послышалось», – сказал он себе твёрдо и решительно выкинул из головы навязчивую картину, в которой Гермиона что-то обстоятельно объясняла ему, постоянно упоминая какое-то там подсознание. Переспрашивать ему расхотелось совершенно.
– Ты чего молчишь? – громкий шёпот Рона, перегнувшегося через кованую спинку больничной кровати, наверняка был слышен всем собравшимся. – Дружище, ты... это... вообще понял, чего тебе Снейп сейчас сказал?
– А что? – шепнул Гарри в ответ одними губами, косясь на скрещенные на груди руки восставшего из мёртвых зельевара.
«Точно живой. Господи! Ну я и лопухнулся. Уж он мне это до самого выпуска припоминать будет», – вертелось в голове.
– Как это что? – дыхание приятеля горячо дунуло в ухо, и Гарри поморщился. – Мы вообще-то уговаривать да успокаивать тебя готовились. Помфри вон пузырьки с зельями в руках держит.
– С чего это вдруг?
Гарри зачарованно наблюдал, как нервные пальцы играют рваную мелодию на исключительно чёрных клавишах рукавов профессорской мантии, и его терзали смутные подозрения, что ещё немного, и он услышит её... Не музыку, конечно, но собственные нервы не раз выступали инструментом для виртуозной игры этого... экспрессивного пианиста. И продолжающееся безмолвие с его стороны казалось Гарри всё более оглушающим.
– Ну, ты... это... – жарко частил Рон. – Я и не думал, что ты так просто на ритуал согласишься. А ты молодчина. Уважаю. Гермиона, помню, полдня орала, когда нас перед фактом поставили.
Гарри скосил глаза на мерно поглаживающую тыльную сторону его ладони подругу и ничего по её лицу не понял. Как же он хотел сейчас получить назад свои очки! Вот же язва слизеринская! Ритуал какой-то приплёл. Да чем его очки какому-то ритуалу помешали бы?
Молчание затягивалось. Гарри терпеливо ждал, когда хоть кто-нибудь удосужится ему объяснить, что за ритуал и зачем он нужен: разобраться, что от него хотят, не помешало бы. У Снейпа спрашивать категорически не хотелось. Почему-то казалось, что его объяснения Гарри не понравятся в любом случае. И он решил ещё немного подождать: близкое соседство раздражённого зельевара действовало на него угнетающе.
– Значит, согласны, мистер Поттер? – в холодном голосе Снейпа явственно прозвучала нота изумления и, что неожиданно, недовольства.
Ещё секунду назад Гарри думал, что на любое предложение Снейпа (если недавнее «объяснение в двух словах» вообще можно назвать предложением) необходимо или сразу ответить категорическим отказом, или попытаться выпытать все подробности и всё равно отказать. Но теперь ему внезапно пришло в голову, что сам Снейп вовсе не горит желанием проводить этот... какой-то там, но уж точно не тот, что ему послышалось, ритуал, и все эти «благоразумия» да «послушания» приплёл, чтобы его, Гарри, раздразнить. Чтобы он, Гарри, выставил себя идиотом, когда и дураку понятно, что если его друзья и... Как он там сказал? А, точно!.. Если его друзья и доверенные лица собрались поздно ночью у его постели, чтобы уговаривать его согласиться, – значит, это неспроста, значит, это важно.
«Не на того напал», – подумал Гарри и, сощурившись, оглядел своих притихших посетителей.
Кроме одного, того самого, барабанящего пальцами теперь уже по подлокотникам стула, остальные и вправду выглядели так, будто готовы всю ночь сидеть здесь и добиваться его согласия. Ожидание и ободрение – вот, что исходило и от профессора МакГонагалл, и от родителей Рона, и от самого Рона. Так что, прежде чем все эти размышления промелькнули у него в голове, ответ уже успел сорваться с языка:
– А почему нет? Ну, я так понял, все здесь не просто так собрались, да? Это ведь что-то очень важное, да? И все считают, что я должен согласиться, да? Так это не проблема, я действительно доверяю всем, кого вы пригласили заставлять меня слушаться. И соглашусь!
Его маленькое выступление было принято с воодушевлением, и Гарри, улыбаясь профессору... – о, нет, не профессору, а господину директору, – подчёркнуто вежливо осведомился:
– Единственно, сэр, я хотел бы спросить: позволено ли мне чуть больше узнать о самом ритуале и о том, почему он так важен? – тут Гарри даже загордился: так красиво и по-взрослому прозвучала последняя фраза.
«Эх, если б добавить ещё чуть больше малфоевских тягучих интонаций...» – думал он, изо всех сил демонстрируя широкую – во все тридцать два зуба – улыбку, и плевать, что это было довольно болезненно: оно того стоило.
Но Гарри и так удалось добиться очевидного эффекта: казалось, воздух вокруг зельевара сгустился и заискрил от исходящих от него негодования, нежелания и злости. Ответ же и вовсе пришел не от того, к кому столь любезно обращались, но Гарри ни о чем не жалел: безмолвная реакция невыносимого слизеринца его тоже несказанно порадовала.
– Конечно, это важно. Мы все старались максимально соблюсти ваши интересы, мистер Поттер. Мы так долго обсуждали. Все вместе искали пути. Это решение далось нам не просто так, уверяю вас, мистер Поттер, – говорила МакГонагалл, глядя не на Гарри, а на резко вскочившего с места Снейпа. – Мы все подготовили. Вам остаётся лишь дать положительный ответ, и тогда вы свободно покинете больницу уже в скором времени. Так ведь, Поппи? Каков ваш с Северусом прогноз?
– Буквально день-два, Минерва, и он окажется на ногах во вполне добром здравии, – поддакнула фельдшерица. – Несколько недель – и будет абсолютно здоров.
– Северус, – тихо позвала МакГонагалл, но тот даже не обернулся. Отвернувшись ото всех, он, похоже, уставился куда-то в тёмный угол, да ещё для верности обхватил себя руками. Напряжение нарастало.
– А сам ритуал... – напомнил Гарри, разрывая звенящую тишину. – Он лечебный? Как вы сказали он называется? – полюбопытствовал он у спины профессора Снейпа и неожиданно был атакован Гермионой, судорожно вцепившейся в его руку. Пока он разбирался с оцарапавшей его девушкой, с Гриффиндора слетело десять баллов «за непочтительное обращение».
Минерва МакГонагалл и Северус Снейп сверлили друг друга взглядами поверх кровати Гарри, пока новоявленный директор не отвернулся, хотя баллы факультету так и не вернул. Но само его отступление...
Гарри был ужасно расстроен. Первый раз на его памяти, когда слизеринский гад отступил – молча отступил – перед гриффиндорским деканом, а он этим даже полюбоваться не может. Что за злая судьба!
– Могу я получить свои очки, сэр? Это просто невыносимо – я ничего не вижу и ничего не понимаю!
Неожиданное смирение зельевара на Поттеров, как видно, не распространялось. Снейп навис над Гарри и хищно оскалился, напомнив ему разъярённую горгулью, охранявшую вход в директорские апартаменты. Издаваемое им шипение было образу подстать:
– То, что вы ничего не понимаете, Поттер, как раз нормально, привычно и удивления ни у кого не вызывает...
– Северус! – мгновенно вклинилась профессор МакГонагалл. – Ты обещал, – и веско добавила: – И не обижать мальчика тоже.
«Я угадал! – ликовал Гарри про себя, с трудом удерживаясь от смеха, глядя на мечущегося по проходу между рядами кроватей зельевара. – Он его не хочет проводить, – и принял окончательное решение: – Если это... ну, не то самое, что мне послышалось, – точно надо соглашаться».
Гарри с трудом, но всё же смог повернуться и встретил мечтательный взгляд Рона. Сразу было видно, что тот получает огромное удовольствие от разворачивающегося перед ним действа. Они поняли друг друга без слов. Две физиономии расплылись в одинаковых широченных улыбках. Каково зрелище, а? Директор-слизеринец пляшет под дудку гриффиндорского декана. Истинное наслаждение.
Внезапно Снейп остановился и эффектно повернулся на каблуках. То есть, видимо, эффектно, как это было и всегда, но Гарри с такого расстояния почти ничего не видел: чёрная мантия и волосы зельевара сливались с тенями, скрывающими углы просторного помещения больницы. Последовала пауза, стёршая всякие следы недавнего веселья с лица Гарри, и, наконец, холодный надменный голос приказал, подчёркивая каждое слово:
– Выслушайте меня очень внимательно, мистер Поттер.
Уже минут через пять Гарри пожалел, что задал вопрос, на который у Снейпа вдруг отыскался столь исчерпывающий и обширный ответ. С трудом, но Гарри выдержал не менее чем часовой краткий экскурс в историю становления магического сообщества на территориях современных Англии, Шотландии и Ирландии, узнал много нового об институте Министерства Магии и о необходимости сохранения культуры магического сообщества, поразился необыкновенной гладкости профессорской речи с использованием словосочетаний наподобие: «консервативная политика», «поведенческая характеристика», «нетрадиционное воспитание», четыре раза утвердительно ответил на вопрос: «Вы слушаете меня, Поттер?», – и сдался.
Ему казалось, что на его голову надели котёл. Замечательный чугунный котёл с толстыми стенками, где слова из многих слогов встречаются, кружат в танце, расходятся, сходятся и размножаются. «Девиация», «диспропорциональность», «адаптация» отравляли его ум своей бессмысленной тоской, пока он круглыми глазами следил за стремительно перемещающейся под стук каблуков по каменному полу тенью, чем-то похожей на дементора. Несомненно, дементора – Гарри чувствовал себя полностью опустошённым и лишённым какой бы то ни было радости, погребённым под датами и номерами каких-то инструкций и законов и навсегда потерявшимся в мире крючкотворного словоблудия.
– ...Министерством разработана и внедрена программа адаптации волшебников, получивших нетрадиционное воспитание...
«...глухая ночь, а он несёт такую муть... Прямо как на уроке – откройте страницу 566, прочтите второй абзац...»
– ...создана специальная комиссия, которая направляет интересы юных волшебников...
«...его слушателям Орден Мерлина давать надо – за героическое терпение...»
– ...что ни в коей мере не ограничивает свободу их выбора...
«...рядом с ним комфортно только ингредиентам – сушёным, толчёным и дохлым...»
В творческом подходе к созданию успокаивающих мантр Гарри внезапно достиг невиданных ранее высот. Столь впечатляющих, что на его лицо пробралась озорная улыбка. Но, увы, надолго его фантазии не хватило: мерный стук каблуков и глубокий тембр голоса лектора убивали в любом всякое желание вслушиваться, вдумываться и, тем более, понимать сказанное.
Кто-то закашлялся, и Гарри с трудом состроил серьёзную мину, провожая расфокусированным взглядом монотонно вещающую фигуру, мерно проплывающую взад-вперед перед осоловевшими участниками ночного бдения. Для полноты картины Гарри не хватало треноги, котла оловянного ученического номер два, черпака, пестика, ступки, остро заточенного ножа и флоббер-червей. Внезапно зельеваренье показалось Гарри невероятно занимательной дисциплиной. У него теперь было с чем сравнивать: Биннс и рядом не стоял с талантами Северуса Снейпа по усыплению и оболваниванию слушателей.
– Вы слушаете меня, Поттер?
– Да, сэр, да, – ответил Гарри, на минуту, всего лишь на минуту, прикрывая глаза.
– ...
Кто-то чувствительно дёрнул его за руку, и Гарри зашипел спросонья.
– Вы слушаете меня, Поттер? – голос Снейпа был отвратительно бодр.
– Да, сэр!
– Так вот, заканчиваю. Как только клятвы будут произнесены, сформируется магический контракт, что позволит вам, Поттер, обосновано заявить перед министерской комиссией, что вы не нуждаетесь в их помощи и с вашей палочки должны быть сняты следящие и ограничивающие магию проклятья. В течение месяца ритуал будет завершён по модернистскому обряду и, соответственно, вы окажетесь под надлежащей опёкой до достижения вами возраста полного совершеннолетия, – тут Снейп замолчал, и наступила благословенная тишина.
Ночь уходила. За высокими окнами серело небо, и где-то вдалеке в свои права готовился вступать рассвет нового дня.
Гарри зевнул. Все вставали с насиженных мест, с наслаждением потягиваясь и разминая застывшие от долгой неподвижности мышцы. Рон шумно отряхивал свою помятую мантию – он не удержался и, прикорнув на соседней кровати, продремал последний час профессорских объяснений. Гермиона шуршала каким-то пергаментом. Снейп и МакГонагалл тихо переговаривались. Из открытого кем-то окна тянуло сыростью и прохладой.
Миссис Уизли подошла к Гарри и пригладила тёплой рукой его как всегда растрёпанные волосы.
– Я так горжусь тобой, мой мальчик. Ты такой храбрый, – мягко сказала она и поцеловала его в лоб.
– Да, Гарри. Ты такой молодец. Умный и рассудительный, не побоялся принять правильное решение. Надеюсь только, что ты и дальше постараешься быть послушным и не станешь раздражать Северуса лишний раз. Он многим жертвует ради тебя, – Артур Уизли тоже потрепал его по голове и легонько хлопнул по плечу.
– А... – начал Гарри, но родители Рона уже отошли подальше, и громко окликать их посреди приглушённых разговоров он не решился. «Храбрый», «правильное решение», «жертвует» – он не успел спросить у мистера Уизли, что тот имел в виду.
Подошла улыбающаяся Гермиона, легко обняла его и, пробормотав на ухо что-то ободряющее, сразу отстранилась. Маячивший позади Рон призывал её поторопиться.
И действительно, к чему бы там это ни было, но всё уже было готово. Стулья исчезли. Факелы вспыхнули ярче и взволнованно затрещали. А рядом с Гарри встали двое – Снейп и МакГонагалл. Гриффиндорский декан, зябко кутающаяся в клетчатую шаль, держала в руках довольно толстую книгу.
– Пора, – и профессор МакГонагалл постучала волшебной палочкой по металлическим замочкам старинного фолианта.
– Вашу руку, Поттер, – холодно приказал Снейп.
Прямо перед глазами Гарри появилась тонкая бледная рука: узкая ладонь, длинные пальцы, никаких украшений. Гарри шумно вздохнул. Сонливость как рукой сняло. Сердце пустилось вскачь. Его отклика ждали, но он даже не пошевелился, в упор разглядывая переплетение линий, которое, как учила их когда-то Трелони, должно было что-то означать. В данном случае это что-то явно предвещало будущие неприятности для его собственной задницы.
– Ему ещё тяжело двигаться, Северус, – напомнила мадам Помфри, и зельевар, хмыкнув, наклонился к Гарри и, ухватив его правую ладонь, медленно и плавно потянул её за собою вверх.
– Готовы? – спросила МакГонагалл, переворачивая хрустящие страницы книги.
Уверенное и спокойное «да» натолкнулось на робкое «нет». Перелистывание прекратилось.
Гарри поторопился сказать:
– Профессор, мне непонятно...
– Что вам ещё может быть непонятно, Поттер? – едва слышное вначале шипение вмиг выросло до яростного вопля и эхом прокатилось по сводчатой комнате. Гарри ужасно покраснел и попытался выдернуть из жёсткого захвата свою ладонь, но его не отпустили.
– Профессор, вы так подробно всё объяснили, – «...только, мантикора задери, я, идиот несчастный, всё проспал!..» – Но всё же, вы не могли бы...
– Что вы мямлите, Поттер? – яд капал с кончика языка Снейпа, отравляя остатки самоуважения в душе Гарри.
Мучительно медленно подбирая слова, Гарри едва выдавил из себя:
– Профессор, скажите, что я получу от этого ритуала? Пожалуйста, сэр. Одним словом.
Выносить презрительный взгляд смотрящего на него сверху вниз Снейпа было невозможно. Всеобщее неодобрение – тоже. Гарри внезапно почувствовал себя очень плохо. Боже, какой же он идиот! Только безмозглый придурок мог заснуть в такой момент и прослушать, что ему предлагают. Он вновь оказался в дураках. Он ничего не понимал, а просить повторения объяснений было смерти подобно.
– Одним словом, сэр, – прошептал Гарри, разглядывая ухмыляющиеся ему складки на белом в розовый цветочек пододеяльнике.
– Защиту, Поттер. Вы получите защиту, – прогнал звенящую тишину усталый голос Снейпа. – Вы довольны? Можно уже начинать?
И Гарри едва слышно ответил:
– Да, сэр.
Профессор МакГонагалл немедленно начала читать слова заклинания на латыни. При всём желании Гарри не мог понять, о чём идёт речь. Текст был довольно длинный и заковыристый. Ведьма несколько раз запиналась и проговаривала слова почти по слогам. Наконец, она замолчала. Гарри старался ничего не пропустить, но ему было тяжеловато. Ой, он и забыл потребовать свои очки. Взмах волшебной палочки, ещё один. Гарри почувствовал, как вокруг их со Снейпом сцепленных рук забурлила магия, а затем, почти сразу, разлилось мягкое белое свечение.
МакГонагалл восхищённо выдохнула, и Гарри перевёл на неё взгляд, но ведьма более ничем не проявила своих эмоций.
– Северус, ты согласен? – свет через мгновение вспыхнул ярче, и Гарри услышал твёрдое и решительное: «Да».
Оба профессора уставились на него, и МакГонагалл спросила, с силой выделяя последнее слово и явно подсказывая правильный ответ:
– Гарри, ты согласен?
Казалось, все задержали дыхание. Факелы вспыхнули ярче, безуспешно соревнуясь с окутывающим их руки волшебным сиянием. Тёмные тени придвинулись из дальних углов. Снейп слегка сдавил его ладонь, и Гарри ещё успел подумать: как странно, что у зельевара оказались такие обжигающе горячие руки. Но ответить здесь и сейчас стало мучительно необходимым, и он попытался вспомнить, что надо сказать, и осознал, что не знает. Внезапно тот белый свет показался Гарри вовсе небезобидным – он вспыхивал и мерцал вовне, но он же был и внутри, тёк по венам вместе с кровью, достиг трепыхающегося сердца и отворил губы. И тут до ушей Гарри донёсся собственный дрогнувший голос – он согласился.
Сразу же свечение стало покалывать и концентрироваться, сплетаясь в клубящиеся нити, сплавляясь в одну широкую сверкающую ленту. Запахло чем-то резким. Лента свернулась, точно пергаментный свиток, сжалась, уменьшилась, разделилась надвое, и одна из частей тотчас обвила безымянный палец правой руки Гарри. Она двигалась и вращалась, согревая кожу своим теплом, а потом внезапно нижнюю фалангу сдавило, и свет, последний раз вспыхнув, погас, а на руке Гарри появилось широкое белое кольцо.
Когда к нему вернулась способность самостоятельно мыслить, Гарри понял, что его рукой завладели Гермиона и Рон, разглядывающие его новоприобретение, а Снейпа нигде не видно.
«Защиту, я получил защиту», – напомнил себе Гарри ещё раз, но надежда угасала, беспощадно сминаемая громогласными поздравлениями и пожеланиями счастья и долгих лет совместной жизни. Он не хотел верить. Не хотел. Не хотел. И закрыл глаза.
– Мои очки, мэм, – прошептал Гарри склонившейся над ним мадам Помфри. Та же заставляла его глотать какие-то тошнотворные зелья. – Мои очки, мадам. Прошу вас, – всё настойчивее требовал он.
Силы возвращались. Забыв о собственной беспомощности, он дёрнул рукой, вырывая свою ладонь у Рона, и мышцы ему подчинились. Но никакой радости от этого он уже не почувствовал.
Наконец-то, очки. Он поспешно схватил их, и его пальцы обожгло изошедшей от них вспышкой магии. Но это его не заинтересовало. Видеть. Видеть. Ему необходимо его увидеть.
Гарри выглядывал высокую чёрную фигуру за окружавшими его людьми, приподнимаясь на локтях и вытягивая шею. А эти всё двигались, смеялись, обнимали его и поздравляли, хлопали по спине и плечам, загораживая того, кого он хотел немедленно увидеть. И убить.
Он молча дёргался и вырывался из их рук, стиснув зубы до боли, пока не услышал тягучее:
– Мне пора, Минерва. Утром, всё утром...
– Сэр! – выкрикнул Гарри. – Профессор Снейп! – заорал он ещё громче. – Да расступитесь же...
Наконец, он увидел бледное невозмутимое лицо, чёрные блестящие глаза. Губы изогнулись в ухмылке. Высокомерной, торжествующей, жестокой. Лёгкий наклон головы, имитирующий прощальный поклон. Откинутые назад пряди тяжёлых волос. Стремительное движение, и профессор скрылся за дверью в вихре взметнувшейся вслед мантии. Резное чудовище с глухим стуком вернулось в свой проем.
«Он меня обманул. Обманул. Разыграл меня, как по нотам», – билось внутри Гарри, не сводящего глаз с захлопнувшейся двери.
Глава 3. Как же в этом разобраться?
Откуда-то издалека доносились возбуждённые голоса, выясняющие что-то на повышенных тонах, хлопанье открывающихся и закрывающихся дверей, лязганье доспехов и звон стекла.
Гарри хмыкнул и перевернулся на другой бок, спасаясь от наглых солнечных лучей, ещё четыре часа назад притворявшихся робкими дрожащими пятнышками на краешке оконной рамы, а сейчас вероломно отвоевавших у него почти всю подушку и даже не побоявшихся установить свой флаг на кончике его носа. Он лежал, прикрыв глаза, и рассеянно водил пальцем по завиткам причудливой вышивки хогвартских простыней. Отвлечься от собственных мыслей, хоть на секунду перестать думать, ну никак не получалось.
Зелья, что дала ему ночью мадам Помфри, Гарри очень помогли, и к этому времени у него уже почти ничего не болело – так ничего особенного: кое-где обиженно ныли мышцы, да изредка ноги скручивали небольшие судороги, лёгкие и быстропроходящие. Больничная кровать была удобной. Приятный ветерок веял от открытого окна. На дворе было тихо, только мелкие пичуги надрывали глотки, разбираясь между собой по-своему. Хорошо. Живи да радуйся.
Ему было мучительно тошно.
Крики, доносившиеся из-за двери, приблизились, но он не обращал на них внимания, всё глубже погружаясь в себя и не замечая, как приглушённые толстыми стенами вопли возвращают ему воспоминания о своих собственных, раздававшихся здесь же, в больничном крыле, несколь
|
