Чувства. Деление. Оборотни. Дискуссия

Чувства

В XVII веке Молиньё задал вопрос Локку: может ли слепорожденный человек, если прозреет, отличить куб от шара, не притрагиваясь к ним? Мощный вопрос. Локк ответил отрицательно. В конце ХХ века это подтвердилось практически. Слепому от рождения человеку вернули зрение, и он не может отличить куб от шара, пока не ощупает их.

Это значит, у объектов нет самостоятельной формы. Мозг назначает поступающей в него информации тот или иной образ, как процессор — форму цифровым комбинациям. Сами по себе цифры бесформенны, вне понятий добра и зла, бытового и философского смысла. Компьютер дает им эти значения сообразно установленной в него программе.

Аналогично и информация, которую мозг преобразует в ощущения, сама по себе вне оценки и какого-либо смысла. Она аналог цифры. Как компьютер придает цифрам образы, так и мозг превращает поступающую ему информацию в хорошие или плохие ощущения.

Когда некоего Дамьена приговорили к мучительной казни за покушение на короля Людовика XV, его сначала страшно пытали, потом страшно казнили. Во время пыток в мозг по нервным каналам шли импульсы, которые мозг преобразовывал в негативные ощущения. Во время приговора в мозг шли те же самые импульсы. В начале исполнения приговора мозг Дамьена оценивал их так же негативно, как и во время пытки. В конце мозг изменил оценку на противоположную. Палач делал те же действия, но осужденный вместо стонов страдания издавал звуки наслаждения, прося еще и еще рвать его тело.

Одна девушка рассказывала мне, что когда в школе проходили, как фашисты мучили людей, она живописно себе это представляла, и на нее накатывала волна ужаса. Всякий раз она была на грани паники и не знала, как ей от этого защититься. И вдруг в ее голове что-то щелкнуло, и оценка перевернулась наоборот — неприятные картины стали ее приятно возбуждать. Она представляла себя роли жертвы, и это ее привлекало…

У информации нет самостоятельных качеств, как нет их у цифры. Запах возникает не от того, что молекулы пахнут, у них нет запаха, а от того, что мозг назначает заходящим к нему электрическим импульсам, идущим от носа по нервным каналам, статус приятного или неприятного запаха. Никакого запаха как самостоятельной реальности не существует в той же мере, в какой в реальности не существует графических 3D-образов на мониторе. Как эти образы создает компьютерная программа из набора битов, так плохие и хорошие ощущения, запахи, образы, чувства, создает программа мозга из приходящих импульсов.

Если изменить компьютерную программу, она из той же информации создаст другой образ на мониторе. Аналогично если изменится программа мозга, ощущения, ранее оцениваемые как приятные, превратятся в неприятные. Белое может стать черным, а боль блаженством, как это случилось у несчастного Дамьена.

Есть сила ощущений, а есть их оценка, хорошие они или плохие. Аналогия с ветром, есть сила ветра, а есть его оценка, зависящая от направления, в котором он дует. Если попутный, значит, хороший; если встречный — плохой. С чувствами то же самое — если сильное действие, создающее эти чувства, несет пользу, мозг оценивает его блаженством и выдает гормоны удовольствия: дофамин, эндорфин, серотонин и так далее. Если же вред, мозг оценивает его мучением и человек испытывает крайний негатив.

Как было сказано, самые сильные чувства дает раздражение сильнейших инстинктов — инстинкта самосохранения и сексуального инстинкт. Оба привязаны к одному корню — к жизни. Сексуальный инстинкт дает жизнь, а инстинкт самосохранение защищает ее.

Итак, действие порождает чувства, оценка которого зависит от того, что несет действие, вред или пользу. Но что, если эмоции мощные, но действие не несет человеку ни вреда, ни пользы? Такое чувство оценивается положительно. Его можно сравнить со стихией, не несущей вреда — чем она сильнее, тем положительнее ее воспринимает наблюдатель. Не зря люди так любят смотреть различные ролики про катастрофы.

Голая эмоция, не несущая ни вреда, ни пользы, оценивается положительно. Чтобы я был больше уверен, что смог донести эту мысль, рассмотрю такое явление, как рабство. В прошлом раб переживал очень сильные ощущения. Мозг оценивал их крайне негативно, потому что это состояние представляло угрозу жизни и здоровью человека-раба.

Сегодня рабства нет. Есть игры в рабство. Мозг оценивает эмоции от пребывания во власти другого человека не по степени вреда или пользы (ни того, ни другого нет), а по силе ощущений. Чем они сильнее, тем больше человек получает удовольствие.

В погоне за силой ощущений начинается погоня за реалистичностью. Чем ближе к реальности ситуация, тем сильнее эмоции и в конечном итоге положительнее оценка. В рамках этой цели партнеры стараются уверить, что все по-настоящему, что один реально раб и вещь, а другой надменный и безжалостный рабовладелец. Но при этом каждый знает, что в любой момент может прекратить игру. Над играющим роль раба не висит угроза быть распятым на кресте (в Риме беглых рабов распинали). Над играющим роль хозяина не висит угроза быть убитым в результате восстания рабов.

Безопасное рабство и рабовладение можно сравнить с прыжком в пропасть на тарзанке. Активируется инстинкт самосохранения, и потому чувства сильнейшие. Но так как нет вреда, есть только чувства, положительная оценка пропорциональна силе эмоций.

Садомазохизм активирует одновременно инстинкт самосохранения и сексуальный инстинкт. В итоге люди получают насколько сильные, настолько и безопасные ощущения. Даже если между ними нет физического контакта, сексуальные переживания настолько сильны, что люди могут испытать оргазм от одной атмосферы, не касаясь друг друга.

«Только не вздумайте его особо жалеть, господа. Он, конечно, страдает. Но испытывает при этом какую-то позорную проклятую сладость. И даже страшно произнесть, наслаждение. Да-да, господа, наслаждение». (к\ф «Скверный анекдот»)

Со стороны подобные игры выглядят так, что один человек обижает другого. Но как говорил французский мыслитель Делез, истинную оценку ситуации можно дать только изнутри. Внешний наблюдатель находится в иной ситуации. Он будет примерять на себя видимое, оценивая его через призму внешнего вида ситуации, без учета, что вреда нет, т.е. ошибочно. Будет оценивать только фантик, но не завернутую в него конфету.

Иными словами, Делез отрицает абсолютную истину моральных ценностей, не важно, из христианства или людоедства выросших. Тем самым он вслед за Ницше утверждал, что мораль есть следствие, но никак не причина, о чем учил Кант.

Действие, именуемое романтика, и действие, именуемое садомазохизм — игры. Да, у них разные правила, реквизит и роли. Есть более популярные игры, есть менее. Вчера большей популярностью пользовалась игры в романтику, сегодня появляются другие.

Игра оценивается не внешними признаками, а уровнем внутренней радости. Если одному нравится догонять, а другому убегать, одному готовить, а другому кушать, одному сочинять музыку, а другому слушать — оба человека счастливы счастьем друг друга.

Если унижающий и унижаемый счастливы, потому что получают удовольствие от своей игры, никто не может им сказать, что это неправильное удовольствие, что они не должны его получать, что им нужно получать удовольствие от того, от чего его получают соседи. Но это в теории никто не может. На практике есть масса «учителей», считающих свои вкусы в сексе эталоном. С помощью этого они оценивают вкусы других людей.

Чтобы вполне прочувствовать глупость таких нравоучений, представьте, вы любите оливки. И вот приходит к вам человек, которому нравиться клубника, и говорит, что вам не должны нравиться оливки, что это неправильно, потому что оливки — соленые ягоды, а нормальным людям (представителем этих людей он считает себя) нравятся сладкие.

Что бы вы ответили подобному ревнителю правильных вкусов? Особенно если он проявляет излишнее усердие? Если вы простой человек, не мудрствуя лукаво, наверное, пошлете этого морализатора по эротическому адресу. А если тихий и образованный, то зададите ему вопрос Чацкого: «А судьи кто?» (Грибоедов «Горе от ума»).

Судя по росту продажи кнутов и отсутствию гужевого транспорта можно судить о возрастающем интересе людей к сексуальным играм за рамками романтики. Никакая игра, если она никому не несет вреда, сама по себе не может быть плохой или хорошей. Она индивидуальна и каждый оценит ее исключительно по качеству своих ощущений.

Разные игры дают разные эмоции. От игры в шахматы человека наполняют одни чувства, от футбола другие. Взрослый человек сам разберется со своими желаниями, удовлетворяя их по своему вкусу, настроению и ситуации. Как с питанием — никто вам не указывает, сколько и какой пищи кушать. Вам могут рекомендовать не есть слишком много, не есть вредную пищу, но как поступить в конечном счете — ваше личное дело.

О сексуальном разнообразии можно сказать столько же удивительных и полезных вещей, как и о многих веществах, на данный момент табуированных и отнесенных к наркотикам (про них поговорим позже). Все виды секса имеют свойство снижать уровень агрессии, разрешать конфликты, укреплять старые и формировать социальные связи.

Гомосексуализм, втоптанный христианством в грязь, выполняет в природе важную роль. Например, как амортизатор между мужской и женской сексуальной активностью, Любым стадным самцам, а человек относится к стадным млекопитающимся, требуется в разы или десятки раз больше секса, чем самкам. Для продолжения рода самке нужен один контакт в год, а самец может иметь десятки и сотни результативных контактов. Когда самка забеременела, она больше не подпускает к себе самца. Активность самца находит выход в гомосексуальных контактах, сглаживая разницу мужской и женской природы. Они в роли клапана на паровом котле, через который спускается излишняя энергия.

Многие популярные зоологи и биологи с научными степеням и без оных говорят, что гомосексуальность противоречит природе, так как не дает потомства. И если бы среди животных были гомосексуальные отношения, размножение было бы невозможно.

Они похожи на популярных историков, утверждающих, что античный мир пал из-за обилия гомосексуальных связей и прочего «разврата». (Хотя он пал после того, как более ста лет официально уже был христианским). Когда зоологи и историки рассуждают о вреде гомосексуализма или его противоестественности, потому что подобные контакты не предполагают потомства, они демонстрируют невежество, зашоренность и неспособность к непредвзятому осмыслению темы. Этот вид секса создан природой совершенно для других функций в социуме. Оценивать его через способность к деторождению — это как негативно оценить компьютер на том основании, что в нем суп нельзя сварить. Только суп нужно в кастрюле варить. А компьютер предназначен для других целей. Аналогично и для рождения детей есть гетеросексуальные контакты. У гомосексуальных другие цели.

Рассуждения невежд разрушает простейший математический подсчет. Размножение не пострадает, если 90% контактов будут гомосексуальны и 10% гетеросексуальны. Но люди не способные выйти за границы личных вкусов и предвзятости.

Противник разнообразия в сексе есть противник человека и природы. Запредельная дикость, жуткий абсурд, выпадение из реальности и плохой сюрреализм оценивать личность человека по его сексуальным вкусам. С тем же успехом можно оценивать людей по цвету глаз или волос. Личность во все века оценивалась по мыслям и поступкам, но не кулинарным и сексуальным вкусам. Насколько дико оценивать вашу личность по рациону питания, мясоед или вегетарианец, настолько ужасно оценивать людей по вкусу в сексе.

Если вы верующий, корни негативной оценки людей, нарушающих религиозные ограничения в сексе понятны. Но если вы неверующий, зачем берете церковные заповеди за ориентир? И почему именно заповеди христианского Бога, а не Зевса, например?

Если у вас есть желания, не одобряемые Церковью, ради чего отказываетесь от них, гоня прочь «неправильные фантазии»? Боитесь, что про вас плохо подумают? Но что же вы хотите получить в итоге за то, что пожертвовали своей радостью? Статус «настоящий человек»? Чтобы на могиле написали «он был до конца верен шаблонам»? Зачем вам это?

Две тысячи лет на человечество давило христианство и Церковь, внушая негативную оценку того, что по факту самое чистое и светлое. Лично меня это заставляет серьезно задуматься, что есть христианство. То ли оно, за что себя выдавало всю свою историю?

Вчера вседозволенность в сексе и пище не порицалась, каждый имел право делать это по своему вкусу. Когда сексуальное насыщение начинает регламентироваться, это запускает тектонические изменения в подсознании. Сфера секса становится источником нецензурной лексики. Произносить вслух названия репродуктивных органов неприлично.

Чтобы увидеть эти изменения на себе воочию, представьте ломящийся от яств стол, за которым сидит компания ровных людей, т.е. не подчеркнуто хороших или плохих, и охарактеризуйте его. На язык попросятся положительные оценки. Вряд ли вы назовете это гастрономической распущенностью или вседозволенностью и прочее. Теперь представьте гигантскую кровать, на которой эти ровные люди занимаются сексом. Для характеристики этой картины уже можно сказать, что это сексуальная вседозволенность и распущенность.

Если вы знаете, что ваша реакция станет достоянием гласности, то скажете с ноткой возмущения что-то вроде «ну зачем такое показывать». Если же христианские шаблоны в вас прочно вмонтированы, вы отреагируете так, как они предписывают: резко негативно. Вы можете сказать, что это ваше мнение и все такое, но реально это ваш шаблон говорит.

Не важно, нравится лично вам увиденное или нет. Важно, что свое мнение можете себе в одно место засунуть. Если допустить, что вам нравится интимный контент (судя по трафику, гигантскому количеству людей он очень нравится) положительно оценить его вы не имеете права. Позволить положительную оценку вы можете только с фейковых анкет в сети. Там вы свободны от гнета старых установок. Но в реале вы являетесь их рабами.

Взрослые люди могут заниматься у себя дома каким угодно сексом, но на них лежит негласная обязанность скрывать это. В этой сфере люди должны быть так же осторожны, как если бы хранили дома героин со взрывчаткой и прочие вещества.

Все принимают это за само собой разумеющуюся норму. Никто не задает вопросом, на каком основании мне нужно скрывать? Снова работает самостоп. Большинство не принадлежат себе. Они живут не так, как им хочется, а так, как предписано. Не спрашивайте, кем предписано. Массы никогда не задаются подобными вопросами…

«Сексуальное ограничение идет рука об руку с определенной трусливостью и осторожностью, между тем, как бесстрашие и отвага связаны со свободным удовлетворением сексуальной потребности». (Фрейд).

Деление

Все люди делятся на тех, чьи сексуальные вкусы соответствуют церковным нормам, и на тех, чьи не соответствуют. У кого соответствуют, кто не желает ничего сверх того, что дозволено желать, тех не беру во внимание. Они живут, никогда не задумываясь, почему я так живу, а не иначе. Ими рулит привычка, и они не испытывают дискомфорта.

Чьи вкусы не соответствуют христианским/общечеловеческим предписаниям, те делятся на господ и рабов не в сексуальном садомазохистском смысле, а в обычном. Раб не волен в исполнении своих желаний. Господин — кто ориентируется на свои желания.

Господа ведут себя как право имеющие. Они считают, что их вкусы в интимной сфере ничем не хуже и не лучше вкусов других. Единственное условие, чтобы реализация своих фантазий никому не несла вреда. Они не обращают внимания на морализаторов и игнорируют в сексе церковные нормы в той же мере, в какой вы, например, если не являетесь вегетарианцем, игнорируете нормы вегетарианцев в питании.

Рабы ведут себя как люди, у которых нет права на реализацию своих желаний. В интимной сфере они ставят свои желания ниже церковных норм. Способствует этому тот факт, что большинство понятия не имеет о происхождении существующих норм в сексе. Они считают их эталоном, и, соответственно, отклонение уродством. Так как их вкусы не соответствуют церковному эталону, они их стыдятся, а себя считают больными уродами.

Господа делятся на два типа — по Гегелю и по Ницше. Как мы помним, господин в гегелевском смысле способен войти в зону страха. Он делает то, что ему нравится, но скрыто. Подозрения, что у него есть желания, выходящие за рамки морали, никогда не будут критичны. Он может выйти из ситуации без потерь или с малыми потерями.

Господин ницшеанского типа входит в зону ужаса, из которой нельзя выйти назад. Он не только понимает, чего его вкусы имеют право на существование, но и не скрывает их, как не скрывает своих гастрономических желаний. Он не видит проблем сказать, что предпочитает не репродуктивный секс, жестко нарушающий каноны Церкви.

Рабы тоже делятся на два вида. Одни, признавая себя уродами, проводят политику, что уроды тоже имеют право на реализацию сексуальных желаний, не совпадающих с церковными нормами, как их имеют больные люди. Они проводят мероприятия, призывающие «больных» людей в первую очередь признать, что они больные и перестать стесняться своей «болезни». Во-вторых, объединиться и бороться за свои права.

Этот тип людей можно сравнить с античными рабами, решавшимися на побег. Их можно уважать за проявленную смелость. Надеюсь, моя книга поможет им избавиться от внушенных им установок, что в сексе есть нормы. Как только они четко поймут, что никакие не больные, а самые обычные люди со своими вкусами, они станут господами.

Рабы второго типа закованы в стереотипы, как античные рабы в железные цепи. У них нет шансу на свободу, потому что порвать цепи выше их сил. Они считают себя духовно прокаженными, на них периодически накатывает желание излечиться от своей «болезни» и стать нормальным человеком — жить по норме. Когда они срываются и реализуют свои «неправильные» желания, после этого им настолько стыдно, что на них накатывают суицидальные настроения. У них мысли не приходит о каких-то правах. Их подсознательная установка «какие у урода могут быть права?, блокирует такие мысли.

Но стоит этим людям понять простую истину, что во вкусе, не важно музыкальном или сексуальном, нет эталонов, как многим в прямом смысле задышится легко. Чувство сравнимо, как будто человеку диагностировали рак, а потом оказалось, что ошиблись.

Большинство древних рабов никогда не пытались обрести свободу, потому что плата за неудачу была слишком высока — беглых рабов распинали. Большинство современных рабов второго типа никогда не имели мысли ориентироваться на свой вкус, игнорируя оставшиеся от религии эталоны. По факту ментальные цепи прочнее железных.

Античных рабов, не искавших свободы, можно понять. Но как понять закованных в шаблоны современных рабов? Максимум, за стремление к свободе им грозит порицание от ревнителей морали. Вреда от него никакого хотя бы потому, что вы их даже не знаете.

Конечно, можно нафантазировать себе страхов, что если ревнители морали узнают, что человек получает свое удовольствие, нарушая церковные каноны, то его найдут и что-то нехорошее ему сделают. Но только нужно понимать, что это пустые фантазии.

Если людей в лоб спросить, зачем, с какой целью они жертвуют свои благом, ответ не будет вразумительным. Наговорят вам кучу слов про врожденный стыд, естественность общечеловеческих (христианских) ценностей в интимной сфере, про необходимость репродуктивного секса, иначе все бы вымерли и все в этом духе. Но все это будут пустые слова, не выдерживающие ни малейшей критики. За ними нет никакой логики и фактов (что выдается за таковые, то при более глубоком рассмотрении рассыпается в прах). Если бы действительно все ими сказанное было правдой, античный мир не мог существовать. Но он не только существовал, но и превосходил по своему развитию современный мир.

Оборотни

Аристотель писал, что при входе в дельфийское святилище была надпись, желавшая всем «добиться того, что любо». Поэтесса Сапфо пишет, что одни прекрасной считают конницу, другие пехоту, третьи суда, а я считаю, что прекрасно то, что лично вам нравится, и что взор девы ей дороже колесниц лидийских и коней в бронях блестящих.

Греки считали, что человек — мера всех вещей, и что каждый для себя мерило всего хорошего и плохого. Любой объект любви человека прекрасен в силу того, что зажигает в нем любовь. Они не ставили разнополый секс выше или ниже однополого в той же мере, в какой мы не ставим любовь к блондинкам выше или ниже любви к брюнеткам.

Для древних греков было не важно, какого пола и возраста ваш объект любви, юный, зрелый или старый, мужчина или женщина. Главное, чтобы вы не обманывали друг друга, одинаково сознавали характер происходящего, и все меж вами совершалось по согласию.

В порядке вещей было, что объектом любви мог быть не только любой человек, но и любое существо или стихия. Влюбленность любого человека в любой объект уважали по двум причинам. Во-первых, источником этого прекрасного чувства считались боги. «Любящий божественнее любимого, потому что вдохновлен богом». (Платон «Пир»). Во-вторых, объектом любви могло оказаться божество, перевоплотившееся в кого угодно.

Наиболее отличился в деле перевоплощений любвеобильный Зевс. Он принимал облик стихий, насекомых, птиц и животных, возбуждающих в людях любовь. Например, для девушки Эгины он принял образ огня, для Ио — облака, для Данаи стал золотым дождем, просочившись через потолок комнаты, куда ее запер отец. Под видом муравья он пришел к Евримедусе, голубем слился с Фтией, орлом нашел взаимопонимание у юного красавца Ганимеда. Для девушки Европы Зевс принял облик быка и увез на остров Крит.

Ницше считал, что не цель освящает войну, а война освящает всякую цель. Его логика: то, за что человек готов рисковать жизнью (воевать), имеет сопоставимую с жизнью ценность. Бой за ценность помимо надежды обладать ею в случае победы дает особое чувство, которое поэт назвал упоением в бою: «Есть упоение в бою». (Пушкин).

Древние греки считали, что сам факт, что объект способен возбудить в человеке прекрасное чувство любви, указывает, что это не обычный объект, а обладающий какими-то волшебными для данного человека свойствами. Неказистый непривычный неуместный для такой роли внешний вид объекта не играют никакой роли в той же мере, в какой не играет внешний вид лекарства. Зелье ценно не своим видом, а производимым эффектом. Если оно дарит человеку здоровье, значит, оно прекрасно. Если объект дарит человеку любовь, значит, он как источник этого чувства прекрасен для человека.

Культ личного прекрасного, где единственным мерилом является человек, который выше социальных стандартов красоты, дал абсолютную терпимость ко всему возможному многообразию личных вкусов. Человек не должен понуждать себя любить то, что социум объявил прекрасным. Прекрасно для человека то, что возбуждает прекрасное чувство.

Эллины считали, что всякий объект, вызывающий любовь, только по этому факту является прекрасным. Не важно, насколько он соответствует сторонним представлениям о красоте. Важно качество и количество прекрасного чувства, возникающего в человека. В роли такого объекта может быть птица или человек, полубог или божество, стихия или животное — все это было божественно прекрасным, если вызывало в человеке любовь.

Однажды царица Пасифая, жена царя Крита Миноса, обнаружила, что белый бык возбуждает в ней такую сильную любовную страсть, что захотела стать его любовницей. Для этой цели ей было изготовлено чучело коровы. Царица забралась внутрь чучела и заняла соответствующую позицию в задней части коровы. Сзади подошел бык и сделал свое дело. Женщина испытала неземное удовольствие, и стала развивать это направление. Она нашла способ обходиться без чучела и стала жить с быком. В результате этой связи Пасифая родила Минотавра. Ее царственный муж построил ему дворец в виде лабиринта. Этот запутанный дворец в 1900 году обнаружил английский археолог Артур Эванс.

Древние судили о прекрасном не по внешнему виду, а по качеству производимого эффекта. Они нашли поведение Пасифаи настолько правильным, что в ее честь построили в Лаконии храм, где воздавали этой женщине божественные почести.

Мои же современники, до мозга костей пропитанные установками, порожденными христианством/гуманизмом, оценят эту историю сплошным и жутким развратом, ужасной половой распущенностью и все в этом духе. Они скажут, что подобное приличным людям недопустимо ни при каких обстоятельствах.

Почему человеку недопустимо испытывать сильные и приятные чувства, не несущие никому вреда — они не скажут. Потому что не знают. Они следуют записанным им на подкорку установкам точно так же, как боты следуют своей программе.

Образно говоря, эллины оценивали лекарство по целительной силе, а не по фантику, в который оно завернуто. Мы же с помощью Церкви перенесли акцент с содержания на фантик. И у нас бесполезная пилюля в красивой упаковке считается хорошим лекарством. А чудесный эликсир в нестандартной упаковке почему-то считается отравой.

Если говорить объективно, мы цивилизация не конфеты, а фантика. Каждому из нас вдалбливали с пеленок, что любить можно то, что указано, а не что лично тебе нравится. Если указанные кандидаты совпали с твоими вкусами — тебе повезло. Если не совпали, если ты не входишь в пазики — тебе не повезло. Остается или нарушать навязанные установки, и зарабатывать статус изгоя, или замкнуться в себе и жить в своих мечтах.

До христианства человек с хорошим сексуальным аппетитом считался символом силы (мужчина) и плодородия (женщина). Древний мир смотрел на секс как на бесценный дар богов. Его ни при каких обстоятельствах не могли оценить как грех. Никому в голову не могло прийти смущаться из-за того, что он пользуется божественным даром так, как ему наиболее это нравится, ориентируясь только на свой вкус и не причиняя вреда.

На фресках дохристианских культур, шумерских табличках, камнях Ики, папирусах Египта и храмах Индии изображены сцены сексуальной радости всех форматов. У древних греков Эрос очень высоко почитался. «Эрот — самый древний, самый почтенный и самый могущественный из богов, наиболее способный наделить людей доблестью и даровать им блаженство при жизни и после смерти» (Платон «Пир»). Афродита, богиня любви, распоряжались сексуальной энергией, приходящей в наш мир из божественного.

Везде практиковались сексуально-религиозные культы и храмовая проституция. В отличие от коммерческой проституции храмовая была почетной для всех слоев общества — и высших, и низших. Ее логика проста: каждый служит богам тем ценным, что имеет. Если бы птицы служили божествам, они бы служили крыльями. Если женщина сильна не мускулами и логикой, а сексуальностью, естественно, ей этим и служить божествам.

«Человек настолько должен пользоваться всем созданным, насколько оно ему помогает в достижении его цели, и настолько должен от него отказываться, насколько оно ему в этом мешает» (И. Лойола, «Духовные упражнения»).

Для высших женщин недопустимой была коммерческая проституция, но не по тем основаниям, которые делают ее негативной сейчас. Для низших слоев коммерческая проституция была обычным ремеслом. Только для элиты она была постыдной. Считалось недопустимым сдавать в аренду свои части тела (не важно, руки или гениталии). Это было уделом низших слоев. Высшие были свободны от необходимости работать за деньги.

На женскую проституцию смотрели так же, как на физический труд за деньги, удел рабов. Как рабский труд не возбранялся, но презирался, так и коммерческая проституция женщин не возбранялась. Хочешь сдавать себя в аренду — сдавай. А вот к мужской отношение было хуже. Женщина у древних считалась существом низшим, что с нее взять. Как умеет, так и зарабатывает хлеб насущный. Мужчина же существо высшее. Если он продает себя, что его остановит от продажи дружбы, общества и государства?

С приходом христианства многообразие резко сжалось и свелось к репродуктивной функции. Интимное удовольствие утратило самостоятельную ценность. Теперь на секс смотрели только как на производство детей. Удовольствие понималось даже не как бонус, а негативным побочным эффектом. Его богобоязненным людям хорошо бы избежать. Как бы умудриться зачать детей, чтобы никто из участников не испытал радости от процесса.

Когда Церковь была ответственна за духовное и половое воспитание подрастающего поколения, она в рамках этой задачи устраняла все античные неприличности. Для этого подгоняла историю под церковные каноны, не заботясь о соответствии реальности и фактам. Когда Церковь скатилась на обочину истории, церковную нравственность в массы стали нести гуманисты. Они вырастили атеистов, смотрящих на мир через призму христианства, не подозревая этого, уверенные, что это объективный взгляд, опирающийся на естественные и само собой разумеющиеся истины, а не церковная парадигма.

По факту вместо античных мифов мы знаем церковные мифы про античные мифы, и по ним составляем взгляд на античность. Он кажется нам объективным и здравым, но по факту это отражение в кривом зеркале — абсолютное искажение реальности.

Например, древнегреческий миф говорит, что богиня любви и красоты Афродита родилась из спермы и крови Урана, вспенившейся в море. Попала она туда следующим образом: Уран совершал соитие со своей женой-Геей, а их сын Кронос спрятался и наблюдал. Когда наступил кульминационный момент и отец начал изливать семя в жену, сын выскочил из засады, отрезал у отца пенис и бросил его в море. Там кровь и сперма вспенились, и из этой пены родилась богиня любви Афродита.

Церковная цензура сочла слишком экстремальным такое происхождение и опустила непристойные по христианским меркам подробности, оставив только упоминание о пене. Благочестивую версию поддержали гуманисты. Теперь мы все знаем, что Афродита родилась из пены морской. Но не знаем состав и происхождение этой пены.

Все это время поэты романтизировали рождение Афродиты, породив кучу лубочных образов. Если бы они знали реальное происхождение Афродиты, они бы воспели другими красками любовную страсть — не цветами и голубками, а кровью и спермой.

Мы живем в мире перевернутых понятий. Интимная область наиболее извращена по сравнению с остальными, и потому кричаще выпирает на общем фоне. Перевернутость так глубоко проникла в нашу жизнь, что обнаруживается в самых неожиданных сферах.

Глядя на рисунок сердечка, пробитого стрелой, у нас возникают ассоциации с чем-то амурным. Пронзающая сердце стрела символизирует чаще всего влюбленного юношу, в которого стрелой попал амур. Только почему форма сердечка так непохожа на сердце?

Этот символ пришел из Древней Греции, где был культ женской задницы. Афродита имела самый красивый зад. И как для матери Христа верующие придумали много имен, Богородица, Мадонна, Богоматерь, дева Мария, Царица Небесная и так далее, так для Афродиты, которая по популярности не уступала христианской богине, древнегреческие верующие придумали множество самых разных имен. Одно из них: Афродита Каллипига, или по-русски «Афродита прекрасножопая».

В ее честь в Сиракузах был воздвигнут храм. Регулярно проводились конкурсы задней красоты, пользовавшиеся дикой популярностью. Земные женщины, кому было что показать, соревновались за титул обладательницы титула «прекрасный зад».

Во время конкурсов продавались сувениры, среди которых самым большим спросом пользовалась попа, пронзенная фаллосом. Сейчас эту композицию называют сердечком, пронзенным копьем. Но переверните сердечко острием вверх (а не вниз, как принято сейчас) и вы четко увидите символ женской попы, появляющейся из узкой талии. И в нее под нужным углом входит фаллический символ — копье.

Анекдот в тему: приходит мужчина в магазин. На витрине подушки разных форм. Он указывает пальцем на подушку в форме сердечка и говорит: дайте мне вот эту бархатную жопу. Продавец с возмущением говорит: это не жопа, а сердце. Покупатель: девушка, я работаю кардиохирургом и знаю, как выглядит сердце.

Кто знает реальную историю, а не христианские поделки, тот видит в сердечках не фантики-бантики церковной романтики, а красоту древнегреческой богини Афродиты. И пронзившая ее стрела напомнит про особую страсть древних греков к анальному сексу.

История происхождения символа, известного сегодня как сердечко, символизирует плоды церковной цензуры: образ женской попы трансформировался в сердце, а символ анального секса стал образом романтичной влюбленности. На этих двух образах видно в буквальном и переносном смысле перевернутый вверх тормашками древний мир.

Дискуссия

Воображаю, какое бы славное зрелище получилось, если свести в дискуссии, с одной стороны, античных блюстителей морали, с другой морализаторов авраамических религий (иудаизма, христианства и ислама), и морализаторов-гуманистов, на тему какое место секс играет в обществе и что человеку дозволено делать, а что нет.

Дискуссию открыл бы Платон. Словами из своего «Пира» он бы сказал: «Многие сходятся на том, что Эрот — бог древнейший. А как древнейший бог, он явился для нас первоисточником величайших благ. Я, по крайней мере, не знаю большего блага для юноши, чем достойный влюбленный, а для влюбленного — чем достойный возлюбленный. Ведь тому, чем надлежит всегда руководствоваться людям, желающим прожить свою жизнь безупречно, никакая родня, никакие почести, никакое богатство, да и вообще ничто на свете не научит их лучше, чем любовь. Чему же она должна их учить? Стыдиться постыдного и честолюбиво стремиться к прекрасному, без чего ни государство, ни отдельный человек не способны ни на какие великие и добрые дела. Я утверждаю, что, если влюбленный совершит какой-нибудь недостойный поступок или по трусости спустит обидчику, он меньше страдает, если уличит его в этом отец, приятель или еще кто-нибудь, — только не его любимец. То же, как мы замечаем, происходит и с возлюбленным: будучи уличен в каком-нибудь неблаговидном поступке, он стыдится больше всего тех, кто его любит. И если бы возможно было образовать из влюбленных и их возлюбленных государство или, например, войско, они управляли бы им наилучшим образом, избегая всего постыдного и соревнуясь друг с другом; а сражаясь вместе, такие люди даже и в малом числе побеждали бы, как говорится, любого противника: ведь покинуть строй или бросить оружие влюбленному легче при ком угодно, чем при любимом, и нередко он предпочитает смерть такому позору; а уж бросить возлюбленного на произвол судьбы или не помочь ему, когда он в опасности, — да разве найдется на свете такой трус, в которого сам Эрот не вдохнул бы доблесть, уподобив его прирожденному храбрецу? И если Гомер говорит, что некоторым героям отвагу внушает бог, то любящим дает ее не кто иной, как Эрот».

Древнегреческий философ и поэт Стратон продолжил бы его речь про любовь к мальчикам. Он сказал бы, что она божественна, так как путь к ней указал Зевс, любившим юношу Ганимеда: «Юношеский цвет двенадцатилетнего мальчика приводит меня в радость, но предпочтительнее мальчик лет тринадцати. Тот, кому четырнадцать, — еще более сладостный цветок Эротов, и еще прелестнее тот, кому только исполнилось пятнадцать. Шестнадцатый год — это возраст богов, а желать семнадцатилетнего — удел не мой, а Зевса» (эти строки в русскоязычном интернете почему-то приписывают диалогу Платона «Протагор», что является ошибкой).

Античная мораль для представителей авраамических религий показалась бы такой аморальщиной, грязью и развратом, что они само обсуждение ее сочли бы неприличным. В своем мнении они опирались бы на священные тексты, Библию и Коран, где сказано, какой секс запрещен. Античный секс с его разнообразием, зоофилией, гомосексуализмом и прочими штучками против воли Бога, и потому оценивается мерзостью, от <

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒