Измена. Ревность. Любодеяние

Измена

В новых условиях понятие измены претерпело коренные изменения. Для верного понимания произошедшей трансформации начну с того, что такие понятия как измена, предательство или подлость не предназначены для оценки материальных объектов или процессов. С помощью этих понятий можно оценить поступки только из сферы духа.

Например, утюг может быть легким или тяжелым, но не может быть коварным или подлым. Процесс пищеварения может быть здоровым или болезненным, но не может быть злым или добрым. Коварным или постыдным может быть поступок, совершенный с использованием утюга или продуктов пищеварения. Если вы специально подстроили так, что кто-то обжегся об утюг, и чужое горе дало вам нужный результат — это коварный поступок. Или выпустили кишечные газы с целью испортить вечеринку, это тоже поступок недостойный. Но это будет не оценка самого утюга или газов, а совершенного с их помощью поступка. Сами же объекты, не важно, утюг или пищеварение, вне оценки по тем же причинам, по каким цифры вне цвета. К ним духовные эпитеты неприменимы.

Теперь определим, что есть голый секс без всяких обязательств и привязанности к партнеру, с единственной целью удовлетворить зов плоти? Это в чистом виде питание для тела. Кто предполагает, что физиологический акт образует пищу для души, от того было бы любопытно услышать аргументы (не путать с эмоциями и общими словами).

Секс есть такой же материальный процесс, как пищеварение. Понятие подлости или измены и прочего из этой серии к нему неприменимо, как неприменимо к утюгу. Изменой или предательством можно назвать поступки на сексуальной почве, но не сам секс.

Чтобы не зависеть от шаблонов на эту тему и составить свое твердое мнение, для примера рассмотрим древнегреческую или древнеримскую пару, вышедшую прогуляться по городу. И вдруг один испытал голод, а второй нет. Я умышленно опускаю, какой голод, гастрономический или сексуальный. Как мы выяснили, то и другое в чистом виде есть физиологическая потребность, и потому детали тут ничего не добавят и не убавят. И вот один из супругов, не важно, муж или жена, отходит купить пирожок, а другой сел на скамейку и ожидает. Согласитесь, утоление голода в одиночку нельзя назвать изменой.

Именно это мы и находим во взаимоотношениях римских или эллинских граждан. Если один испытывал желание утолить сексуальный голод, например, оральным путем, и с этой целью удалялся с намеченным партнером или группой в приглянувшееся место, другой супруг, не важно, муж или жена, смотрел на это, как если бы тот пошел в туалет.

Если сексуальное желание мужа или жены удовлетворял посторонний человек, и это не считалось изменой, что же тогда измена — недоуменно подумает читатель. Для нас странно такое даже слышать, потому что нам всю жизнь внушали, что удовлетворение сексуального голода близким тебе человеком без твоего участия есть измена.

Начну с азов: изменой, подлостью, предательством и прочее считается действие, нарушающее закон или достигнутый между людьми договор. Например, если один из древнеримских супругов в статусе «полный римский гражданин» имел секс с равным себе посторонним человеком, или делал в сексе то, что римскому гражданину закон запрещал, изменой тут оценивался не сам факт контакта пениса с вагиной, анусом, ртом или рукой и прочее, а факт нарушения закона. Измена тут не в совершении физиологического акта, а в подрыве государственных устоев, расшатывание конструкции империи. Не важно, ради чего совершалось ослабление костяка империи, по глупости, ради денег или секса. Важно, что человек, каким-либо действием вредивший государству, обвинялся в измене родине.

История полна случаев, когда люди ради страсти предавали государство. Наиболее известный описан в романе Дюма «Три мушкетера», где королева Франции предает страну ради своих отношений с английским герцогом. Дюма все вывернул наизнанку и представил поступок королевы и помогавших ей в предательстве мушкетеров героями, а кардинала Ришелье, защищавшем интересы Франции, подлым человеком. В реальности такие поступки оцениваются ровно наоборот от предложенной Дюма трактовки.

С установлением христианства верность переносится с Государства на Церковь. От римских законов остается только право мужчины на одну официальную жену, а женщине одного мужа. И дополняется этот закон запрещением иметь секс вне супружеского ложа. Если же один из супругов имел такой секс, изменой тут считался не сам физиологический акт, а нарушение данной Богу клятвы, нарушение религиозного и гражданского закона.

Смысл свадебной церемонии и следующего за ней застолья был не в веселье (оно было бонусом), а в засвидетельствовании клятвы, даваемой Богу, государству и друг другу. Собравшиеся на свадебные церемонии люди выступали в первую очередь в роли свидетелей приносимых клятв. И вот нарушение этих клятв оценивалось как измена и предательство. Физиологический процесс был в роли инструмента, с помощью которого нарушались данные клятвы, что и создавало состав преступления — это было изменой.

Если состоящие в отношениях люди были, говоря христианскими терминами, помолвлены (так назывался договор о намерении жениться и обещанием не иметь ни с кем секса до свадьбы), нарушение договора любой из сторон оценивалось как измена. Но тут опять же оценивался не сам половой акт, а нарушение человеком данного слова.

Если человек не венчан и не помолвлен, его секс квалифицировался не изменой, а религиозным преступлением — грехом. Здесь снова оценка не физики, а поступка — он совершил акт предательства веры. И так как вера была основой государства, своим сексом человек расшатывал основание конструкции, за что нес предусмотренное наказание.

В эпоху Просвещения уходит понятие греха. Но социум по инерции продолжает считать любой вид секса вне брака неприличным. Супруги продолжают давать клятвы не иметь секса на стороне. Кто нарушал свое слово, тот, с одной стороны, справедливо обвинялся в измене. Измена тут не в сексе, а в нарушении данного слова. Но с другой стороны, если Бога нет, а смысл свадебной церемонии в христианстве — молодожены клянутся Богу иметь секс только друг с другом, это делало брак заключенным на небесах, получалось, слово они давали тому, кого не существует. Возникает странная ситуация, слово дано не себе и не друг другу, а тому, в реальность кого люди не верят. В самой по себе ситуации есть потенциал комичности. Если вы поклялись перед драконом, живущим на Луне, то скорее всего, делали это с тем, чтобы нарушить его. Измены тут как бы нет…

С уходом религиозного смысла бракосочетания акцент смещается с понятия измены своему слову в сторону секса. Теперь изменой определяется не нарушение клятвы, а само физиологическое действие. Не важно, давал человек клятвы или не давал. Важно только, был секс с третьим лицом или нет. Если был, это определялось изменой. Со временем оценивать материальную сферу, секс, понятиями, предназначенными для духовной, стало восприниматься как естественное и само собой разумеющееся, что было абсурдно.

Чтобы прочувствовать всю абсурдность ситуации, представьте религию, по которой муж должен есть только то, что приготовила жена, а жена только то, что приготовил муж. Употребление еды, приготовленной руками другого человека, считалось религиозным преступлением — смертным грехом. На свадьбе люди клялись при свидетелях Богу, что до конца дней будут питаться только домашней пищей и ни крошки не съедят вне дома.

Супруги при всем желании не могли порадовать друг друга изысканными блюдами по той же причине, по какой не смогли бы, взяв в руки скрипку, наполнить пространство прекрасными звуками, если не учились на ней играть. Муж может взять скрипку в руки и водить смычком по струнам, но эти звуки вряд ли порадуют жену. Аналогично и с едой, если человек не владеет поварским искусством, он не сможет никого удивить. Но так как верность слову стояла выше кулинарных наслаждений, люди довольствовались тем, что у них получалось. Они оправдывали такое положение дел тем, что главное в пище — чтобы насыщала. А физическое удовольствие от ее вкуса, эстетическое удовольствие от формы и сервировки стола — это уже ладно… Как-нибудь и без этого обойдемся.

Но иногда кто-то соблазнялся пищей, приготовленной не любителем, а кулинаром. Или такой же по качеству, но приготовленной не мужем/женой, а соседом/соседкой. Привлекательным тут было не качество, а разнообразие. Уличенных в этом обвиняли в измене и подлости. Факт измены состоял в нарушении клятвы, а не в поглощении пищи.

Далее эта религия ушла. Но оставшиеся от нее установки так глубоко въелись в подсознание, что люди при вступлении в брак продолжали клясться друг другу есть только пищу, приготовленную руками супруга. Согласно клятве муж должен есть только то, что приготовит жена, а жена только то, что сумеет сделать муж. Раньше этому было четкое объяснение — так велит Бог. С уходом религии ушло объяснение.

Чтобы требование питаться только дома не выглядело совсем пустым, придумали объяснение: кто питается не дома, тот может чем-нибудь заболеть или в неприятную историю попасть. И потому от греха подальше оптимальной считалась домашняя еда.

Все понимали, что эти объяснения высосаны из пальца. Взрослый и умный человек, если ему по тем или иным причинам пришлось поесть на стороне, может сделать все так, чтобы избежать проблем. Этот факт серьезно ослаблял запрет, так как никто не понимал, зачем нужны ограничения. Жены учились смотреть сквозь пальцы на сытого супруга, хотя она никакой еды ему не готовила. Аналогично и мужья осваивали эту технологию.

Но при этом, если один супруг ловил другого за потреблением пищи на стороне, он ему устраивал скандал, обвиняя в измене. Говорил, что тот подлый, неверный обманщик или обманщица. В чем именно был обман, никто не уточнял. У людей срабатывал шаблон — если во рту моего мужа/жены была пища, приготовленная не моими руками, значит, это подлая измена, а мой супруг/супруга нечестный и неверный человек.

Единственный вариант назвать такую ситуацию изменой — если люди давали друг другу честное слово класть в рот только пищу, приготовленную руками супруга/супруги. Обещали друг другу есть только вместе и за одним столом. В одиночку не есть, терпеть и ждать, пока второй не придет. И соблюдать это правило, пока смерть не разлучит их.

И вот представьте, один из супругов держит слово, ест только то, что приготовил партнер, а если тот забывал или некогда, сидел голодный, хотя мог зайти в любое кафе и там перекусить. А второй не соблюдает договор и питается, где захочет. Приходя домой сытым, он не хотел готовить еду. И держал супругу/супруга голодным, выдумывая то или иное объяснение, почему они сегодня кушать не будут.

Поведение второго можно и нужно квалифицировать изменой — он нарушил клятву, изменил своему слову. Поведение же первого супруга определяется верностью. Он верен данному слову. Имея возможность наесться, как это делал неверный супруг/супруга, он сидел голодом и честно ждал, когда первый приготовит ему домашнюю пищу.

Аналогично и с сексуальным питанием. Когда люди верили в Бога, верили, что ему угодно, чтобы секс у них был только с одним человеком, с которым он прошел церковный обряд, они давали Богу слово, что не будут иметь секса на стороне. Кто был верен своему слову, тех положительно оценивали, называя добродетельными и верными. Кто изменял своему слову, тех называли неверными. Подчеркиваю, верность или измена определялись по верности своему слову. Давали бы они слово не сексом вместе заниматься, а фантики вместе рассматривать, верным был бы тот, кто держал слово, а изменщиком нарушитель.

Когда люди перестали верить в Бога, они по инерции продолжали следовать божьим заповедям, что не удивительно — обществу две тысячи лет внушали эти «истины». В итоге церковные нормы и табу в сексе превратились в само собой разумеющиеся истины.

Светские люди в статусе «благопристойные» берут за ориентир созданные религией нормы и табу, понятия не имея об их религиозных корнях. Они никогда не думали на эту тему, но считают ориентир на них нормой. Эта информация для них априорная, т.е. не требующая подтверждений. Когда они слышат про связь сексуальных табу с религией, они только плечами пожимают, удивляясь «тупости» говорящего. — При чем тут какой-то Бог, говорят они… Нормальным людям не нужна религия, они и без нее прекрасно понимают элементарные правила приличия. У человека же есть естественное чувство стыда, внутренняя скромность и все такое…

Женщина в парандже тоже так думает. Африканка тоже не видит ничего распутного, что ходит с голой грудью. Никто не хочет видеть, что это не более, чем шаблоны. Кто где вырос, тот шаблоны своей среды на себе и носит.

В шаблонах нет ничего плохого, они в роли программы в компьютере. Убери из компьютера все программы, и получится кучка бессмысленного железа. Аналогично и с человеком, убери из него все шаблоны, и получится кучка бессмысленной биомассы.

Беда не в том, что люди на шаблонах, а что считают их истиной. Когда аскетизм зарождался, считался хорошим не он, а выполнение воли Бога. С исчезновением веры аскетизм стал на место воли Бога. Получился кумир — что-то типа тени Бога. Если Бога нет, то тень Бога — это симулякр, копия без оригинала. Вот ему и поклоняются, потому что привычно поклоняться, принося в жертву свое удовольствие. Никто не понимает, в чем смысл ограничений. Все объяснения сводятся к тому, что можно заразиться или в неприятную историю попасть. Они несостоятельны в той же мере, в какой рассказы, что питаться в уличных кафе нельзя, потому что там можно отравиться.

Есть масса сексуальных практик, где при всем желании нельзя заразиться, потому что там люди даже не касаются друг друга. На такие аргументы морализаторы говорят, что безопасным сексом тоже нельзя, но вместо хоть какой-то логики тут в ход идут аргументы из серии, что секс — это неприлично, ибо стыд нужно иметь. Поговорили…

С каждым годом все меньше людей, кого такая аргументация побуждает принести свое благо, сексуальную радость, счастье и удовольствие, на алтарь морали прошлых веков. И все больше людей, кто не видит смысла соответствовать правилам старой эпохи.

Среди понимающих немало людей, в глубинах подсознания которых сидят шаблоны прошлой эпохи. Они побуждают людей давать друг другу клятвы сексуально питаться только друг от друга. Оставлю вопрос, зачем им это. Скажу только, что подсознательным шаблонам не прикажешь. Они требуют от человека своего соблюдения. И если люди дали слово друг другу, и один держит его, а другой нарушает, поступок первого оценивается верностью, а второго изменой. Первый верен своему слову, а второй изменил ему.

Но есть нюансы… Одно дело, если обещающие четко отдают себе отчет в том, что делают. Другое дело, если дают честное слово бездумно, как современные солдаты присягу произносят или многие верующие молитву. Помимо этих соображений многие люди по своей природе обыватели с соответствующим масштабом мышления. Требовать от них того, что им заведомо недоступно — это так же неправильно, как спрашивать с детей за нарушения как со взрослых. У каждого свой предел, и потому: каждому — свое.

Но если люди не давали друг другу никаких обещаний, и напротив, договорились про свободные отношения, но обнаружив, что у партнера был секс не с ним, называют это изменой — это абсурд. С тем же успехом можно называть акт пищеварения набожным.

В заключение скажу, что формально всякое нарушение своего слова есть измена. Но с жизненной правды слишком громко так оценивать нарушение слова, данного частному лицу, если за этим не стоит намеренный, запланированный обман. Если такого намерения не было и вреда не случилось — это просто текущая жизнь. Изменой уместно называть слово, данное обществу или Богу, причем, не формально, как большинство солдат на присяге, а осознанно, с глубинным пониманием смысла. Причем, если давший слово фигура такого масштаба, чья измена ослабляет общество и для многих возникает угроза.

Ревность

Почему люди так остро реагируют на секс своего партнера на стороне? В поисках ответа держим в голове базовую истину «Всякая жизнь стремится к благу». Людям на подсознание в течении тысячелетий записывали, что муж и жена должны питаться в сексе только друг от друга. Питание на стороне строжайше запрещено. Для людей это святая истина. Тот факт, что они не знают, почему запрещено, кем и т.д., ничего не меняет.

Если один из супругов узнает про питание другого на стороне, программа заставляет его реагировать на это как на тягчайшее оскорбление. Человека накрывает жесточайший дискомфорт. Он в том же состоянии, что и самурай, садящийся делать себе харакири.

Супруги и влюбленные называют этот дискомфорт ревностью. Самурай называет его честью. Разница только в словах. Если смотреть в самый корень явления, это реакция на духовный дискомфорт. Если людям записать на подсознание любой другой шаблон, например, чесание пяток по определенному алгоритму, и накрутить градус его важности, они также болезненно будут реагировать на нелегитимный чес. Их так же будет накрывать дискомфорт от него, как сейчас накрывает от секса близкого человека на стороне.

Люди реагируют не на само действие, а на негативные ощущения, возникающие при нарушении правил, определяющих способы и границы, в которых его можно совершать. Эти эмоции им предписывает испытывать стоящая в их подсознании программа.

Чтобы полнее раскрыть корни ревности, рассмотрим понятие любви. Люди веками искали этому чувству определение. Поэты и писатели заполонили мир стихами и романами, нагромоздили гору общих слов, затуманивающих суть явления, называемого любовью. Их произведения побуждают считать, что влюбленным движет не свое благо, а благо возлюбленного. Лишь бы ей/ему было хорошо, а мне уж ладно, я уж как-нибудь…

Если бы это было реально так, влюбленный должен быть счастлив, когда любимый испытывает удовольствие. Ему было бы не важно, кто причина удовольствия, он или еще кто. Как матери не важно, кто вылечил ее ребенка, она сама или посторонний человек. Главное, что вылечили, и она рада здоровью ребенка. Но у влюбленных все не так…

Если любимый счастлив, но источником его счастья является не влюбленный, а кто-то другой, он реагирует на радость возлюбленного не как мать на выздоровление ребенка, а как конкурирующий врач, предлагавший один метод лечения, а другой врач вылечил его по другому методу, против которого он резко возражал. Возражавший был бы огорчен и раздражен здоровьем вчерашнего пациента. Вот если бы он его вылечил, тогда он бы радовался его здоровью. Но его вылечил противник и конкурент… Лучше бы он умер. Тогда был бы повод злорадствовать в душе в стиле «я же говорил…». Но он выздоровел, и в его душе теперь злое чувство сродни зависти, проигрыша, хотя он его бы и скрывал.

Аналогично и влюбленный испытывал бы неприятное чувство от радости своего возлюбленного/возлюбленной, если причина его счастья не он. Скрывал бы он это чувство или наоборот, всеми способами демонстрировал его, давая понять объекту обожания, что тот не должен испытывать приятные ощущения, если их источником является не он — все это зависит от воспитания, характера и других моментов. Но все это было бы проявлением эгоизма. Какая разница, скрываемый он или афишируемый. Суть от этого не меняется.

Наиболее махрово эгоизм виден в интимных отношениях. Если причиной радости любимого/любимой является влюбленный, он счастлив. Но если причина не он, а кто-то иной, влюбленный готов убить объект любви за то, что ему хорошо, и он тут ни при чем.

Если объект начнет говорить о своей независимости, свободе и соответствующих правах, это жутко раздражит влюбленного. Какая свобода, я тебя люблю! Подлинный смысл этой фразы — ты моя собственность, источник моей радости. Я тебя буду опекать и ограничивать свободу, потому что мне удобно, когда ты всегда у меня под рукой.

Есть зубные щетки, которые переливаются нежными цветами и издают звуки радости, когда ими пользуются. Когда вы чистите зубы и видите/слышите радость щетки, вам это приятно. Но если другой человек зайдет в ванную комнату, и вы услышите оттуда звуки своей щетки, вас накроет неприятное чувство. Вашей вещью пользуются…

Чтобы правильно понимать предмет и не путаться в бантиках, нужно держать в голове, что не бывает жизни, не стремящейся к своему благу. Влюбленный человек — это в первую очередь живой человек, и, значит, стремится в конечном итоге к своему благу.

Чувство влюбленности дарит людям радость, счастье и удовольствие. Мозг человека в этом состоянии генерирует гормоны удовольствия — эндорфин, дофамин, серотонин. Влюбленный купается в блаженстве. Источник его счастья — любимый/любимая.

Влюбленному нужен не сам источник, а чувства, возникающие от него. Он жаждет любимого/любимую с целью добыть свое наслаждение, ощутить внутри себя радость. Если бы источником точно таких же ощущений был любой иной объект, не важно, человек или стул, он бы точно так же стремился к иному источнику ощущений. Не важно, что порождает счастье, дохлые кошки или свежие цветы. Важно наличие счастья.

Когда влюбленный говорит, что не может жить без любимого/любимой, не может не думать о нем/ней — все это чистая правда. Такая же чистая, как слова наркомана, что он не может жить без своего наркотика. Он так зависит от ощущений, которые ему дарит это вещество, что по-честному не мыслит себя без него. Для него это высшая ценность. Ради обладания ею он готов на любые безумные поступки, лишь бы получать свою дозу.

Влюбленный сходит с ума, восторгаясь каждым словом и жестом возлюбленного не потому, что тот объективно прекрасен (такого нет), а потому что его мозг выдает на образ этого человека гормоны счастья. Ради них влюбленный готов на что угодно. «Принимает любовь внутривенно/ Смеётся, пришпоривая коней/ Нет того, с кем не сможешь расстаться/ Чтоб навечно остаться с ней». (автор в сети под ником Es, Anastasia).

В этом смысле мотивация человека ничем не отличается от мотивации циркового животного. Оно выполняет трюки только ради кусочка сахара. Сами по себе трюки ему не нужны, равно как и реакция почтенной публики. Ему нужен сахар. Не будет сахара, и у животного пропадет всякий интерес с таким азартом прыгать и скакать.

Но как только выдача гормонов счастья заканчивается, любовь как отрезало. Вмиг. Как у наркомана к наркотику, который перестал давать ему приятные ощущения. Бывший влюбленный как бы приходит в себя и думает, что я нашел в том человеке такого, от чего с ума можно сходить… Ему даже неловко за свои выходки, как протрезвевшему за свои.

Но стоит мозгу возобновить выдачу гормонов счастья как реакцию на того человека, и любовь сразу же вспыхнет с новой силой. Разлюбивший снова станет влюбленным. Он снова будет думать, как это я, слепец и глупец, мог не видеть этого чудесного человека, как мог не дрожать от восторга в его обществе, когда слышал его голос и касался его руки.

Человеком во всех его стремлениях движет кнут и пряник. Стремясь к прянику, он беззаветно стремиться к своему благу. В бегстве от кнута он так же беззаветно стремится к своему благу — избежать дискомфорта. Без кнута и пряника человек не шевелится.

Если вчерашний любимый сегодня перестал быть источником счастья, а отношения зашли глубоко, в дело вступает кнут — страх перед общественным осуждением, чувство долга и прочее. Они заставляют имитировать любовь, чтобы избежать потерь, какие возникнут, если расстаться с бывшим любимым как с колодцем, где нет больше воды — просто перестать туда ходить за водой. Поэтому бывший влюбленный ходит с пустым ведром вокруг колодца, изображая состояние, какое следует изображать порядочным людям в этой ситуации. Его стимул теперь не удовольствие, а бегство от неприятностей. Эти неприятные факты всегда вуалируют бантиками и по мере сил изображают любовь.

Любовь — стремление к своему приятному. Влюбленный воспринимает любимого или любимую как источник своего удовольствия — своего блага. Чтобы верно понимать суть любви, замените ее термином «собственность», и ситуация обнажится.

Не важно, насколько человек отдает себе в этом отчет. Ситуация от этого не меняется. Каждый человек открытыми и завуалированными способами стремится к своему удовольствию. В этом суть и естество жизни. Без него она была бы невозможна.

Суть любви четко выражает анекдот про помидор: «Ты помидоры любишь? Есть — да, а так — нет». Люди любят вкус помидора, а не сам помидор. Если помидор будет тем же, но его вкус перестанет приносить радость, любовь к нему тут же пропадет.

Все слышали про любовь с первого взгляда, но мало кто осознает, что такая любовь может быть только адресована туловищу, так как с первого взгляда можно увидеть только форму тела и лица. Увидев формы, запрограммированный на них мозг выдает гормоны удовольствия. Человек ощущает их и все, влюбился… А вот влюбиться с первого взгляда в талант, личность, разум нереально хотя бы потому, что они внутри, их сразу не видно.

Это чувство в чистом виде биохимический процесс. Такой же, как у животных или насекомых. Самка накопила жиру, в мозг пошел сигнал «есть ресурс, пора размножаться», и она пошла искать самца. Тот же процесс у женщины при виде богатого мужчины — жир есть, можно размножаться. Любовь на взгляде, она и в Африке к туловищу, а не личности.

Если называть вещи своими словами, а это очень удобно, когда нужно отыскать корень, не отвлекаясь на слои бантиков, слово любовь — эвфемизм, вуалирующий желание получить источник своего удовольствия в собственность.

«— Ты с ума сошёл. Любовь — это божественное чувство.

— Всеобщее заблуждение. Огонь тоже считался божественным, пока Прометей не выкрал его. Теперь мы кипятим на нем воду» (Граф Калиостро, из к/ф «Формула любви»).

* * *

Причина ревности сугубо частнособственническая — сохранить свою кормушку, из которой человек черпает или ментальные, или материальные блага. То и другое ценно тем, что мозг при наличии такого источника вырабатывает гормоны удовольствия.

В нашем обществе, которое пока остается патриархальным, что значит, абсолютное большинство важных решений принимается мужчинами, ревность имеет гендерные отличия. Чтобы уловить ее мужские особенности, представьте, техническое обслуживание автомобиля лежит на вас, а катается на нем, кто хочет. Справедливо, если автомобилем пользуется тот, кто его содержит. Иначе хозяин авто испытывает неприятные чувства.

Свобода объекта принадлежит тому, кто обеспечивает его жизнедеятельность. Если объект сам себя обеспечивает, его свобода принадлежит ему. Если кто-то другой, сам факт такой зависимости означает, что его свобода находится в руках его кормильца.

Аналогично, если все хлопоты по содержанию женщины лежат на одном мужчине, а пользуются ею благосклонностью все, кто захочет (или кого она захочет). В том и другом варианте это несправедливо. Вызванное такой ситуацией чувство называется ревностью.

Чтобы уловить нюансы женской ревности, посмотрите на негативное отношение альфонса к другому альфонсу, когда тот пытается отбить у него женщину, на содержании которой он находится. По этой же причине женщина негативно относятся к сопернице, проявляющей интерес к ее мужчине — защитнику и кормильцу, источнику благополучия.

Животные на этой почве тоже ревнуют. Если вы кормите свою лошадь и угощаете чужую в соседнем стойле, ваша лошадь будет выказывать недовольство, как бы говоря хозяину: ты должен кормить только меня. Животное оберегает источник своего питания, территорию, от других животных, точно так же, как человек — источник своего блага.

Ревность по материальным признакам устраняет финансовая независимость людей. В теории любой человек в современных условиях может быть материально независим. На практике все не так просто… Большинство людей не имеют необходимых качеств, чтобы соответствовать потребительским стандартам. Так как эти стандарты записаны системой на подсознание, они как бы становятся частью человека. Привитые ему желания человек считает своими, и хочет их насытить. Пока они не насыщены, он испытывает дискомфорт. Стремление к своему благу в этом случае выражается в бегстве от дискомфорта. Если нет личных талантов, позволяющих удовлетворить его материальные запросы, он ищет того, кто возьмет его на содержание. Преимущественно в этой роли выступают женщины, но и мужчин в связи с падением старых установок в последнее время прибавляется.

Если один имеет материальные блага и ищет интимной радости, а другой имеет что предложить первому, но взамен хочет получить материальных благ, если они находят друг друга, возникает деловой союз. Каждый является источником недостающего блага. Этот союз сохраняется, пока выполняются условия договора. Если одна из сторон не в состоянии дать то, ради чего с ней общаются, союз распадается по очевидным причинам.

Положение хозяина материальных активов устойчивее по сравнению с обладателем сексуального ресурса. Первый вид активов со временем дорожает и преумножается, тогда как второй — продукт скоропортящийся. Плюс потеря свободы и приобретение статуса, близкого к вещи. (Не секрет, что подсознательно человек на содержании воспринимается взятой в аренду вещью, которую, когда она надоедает, можно поменять на другую).

Человек на содержании прекрасно понимает свое положение (если не понимает, то чувствует). Избавившись от материального дискомфорта, он получает духовный. Чтобы и от него избавиться, нужно как можно быстрее переложить свои скоропортящиеся активы во что-то более надежное. Отсюда стремление женщин как можно быстрее родить от того, в ком видит источник материального благополучия. Ревность к конкурентам выражена в этой ситуации ярче. В охране источника питания задействован инстинкт самосохранения.

Ревность на материальном интересе искоренима двумя способами. Можно своими силами зарабатывать. Если деловой хватки и бизнес-талантов нет, стандарты потребления можно изменить и снизить. Независимость и свобода имеют свою цену. Каждый тут сам решит, какой образ жизни ему милее, и выберет свое. Чужое никто не выберет.

А вот от ревности на ментальные ценности избавиться невозможно. Если человек для вас является источником нематериальной радости, потеря такого человека крайне сложно компенсируется, если это вообще возможно. Если секс на рынке любой продается, равно как и туловища всех размеров, то качества, связанные с личностью, купить нельзя. Следовательно, источник такой ментальной радости всегда будете объектом ревности.

Ревность многогранна и имеет массу индивидуальных компонентов. Их пропорция в каждом конкретном случае зависит от характера людей, участвующих в ситуации и еще многих особенностей. Несомненно только, что основа ревности — стремление к благу.

Изменение условий ведет к изменению взглядов на реальность и правила игры. Но в любом случае если человек осознает себя личностью и понимает правила игры, видит не только фантик человеческих отношений, но и содержимое, он не позволит себя ревновать — относиться к себе как личному источнику чьей-то радости. С таким человеком можно быть вместе только при условии соблюдения его свободы. Если он и наложит ограничения на свою свободу, то исключительно по своему желанию. Это будет не итог бегства от одного дискомфорта и попадания в другой, а реализацией своего желания.

Любодеяние

В первой книге я говорил о лукавстве Церкви, извратившей библейскую историю Онана, чтобы показать греховность мастурбации. Древние смотрели на нее как на чистку зубов — полезную для здоровья процедуру. Гиппократ рекомендовал ее против вреда воздержания. Никому в голову в Древнем Мире не приходила идея прописать в законе, что мастурбация разрешена законом, это слишком громко звучит. Она просто была, никто не выделял ее из длинного списка других человеческих потребностей.

Когда Церковь отнесла ее к греху, вокруг этого пышным цветом начинает расцветать мифотворчество. Благочестивые люди начинают изобретать свои «открытия». Вскоре все становятся уверены, что она приводит к слабоумию, выпадению волос и куче недугов.

Аналогичным образом она поступает со взятыми из иудаизма понятиями блуда и прелюбодеяния, поставив их смысл с ног на голову. Изначально в нашем языке слово блуд означало заблудиться, блуждать, т.е. идти неверной дорогой. Любодеяние, любодейство, прелюбодеяние — очень любимое действие, самое любимое. Любо — любимое, деяние — действие, пре — увеличение. Например, красный — это красивый, Красная площадь, красна девица. Прекрасный — это очень красивый. Прелюбодеяние — очень любимое.

В рамках культивирования сексуального аскетизма Церковь определила любой секс вне брака, не важно, вагинальный, оральный, анальный или любой иной, смертным грехом против Бога и серьезным преступлением против государства, назвав все это блудом и прелюбодеянием. За века доминирования церковной морали мы привыкли к смыслу искаженных до неузнаваемости и перевернутых вверх тормашками слов.

Церковь не только исказила и наполнила новым смыслом наши старые слова, она и иудейские понятия исказила. Чтобы изобличить дьявола, который, как известно, прячется в деталях, начну с того, что блудом в иудаизме называлась близость иудея с незамужней иудейкой, после которой он не брал ее в жены. Контакт был, а свадьбы потом не было.

В большинстве случаев женщина шла на близость в надежде попасть под крыло. Мужчина понимал правила игры. Секс закреплял бессловесный договор. Если мужчина не выполнял свои обязательства, он в прямом смысле обманывал не только свою ближнюю, но и ее род. За такой обман (а не за секс) мужчину-обманщика осуждали и наказывали.

Прелюбодеянием называлось сексуальное действо иудея с замужней иудейкой. Грех здесь тоже не в самом сексе, а в обмане ближнего. Только на этот раз в роли обманутого был муж этой женщины. И так как обман происходил по воле женщины, она, по Закону, была соучастницей преступления и несла ответственность наравне с любовником (больше или меньше — все эти детали зависели от ситуации). За прелюбодеяние полагалась смерть.

«Если найден будет кто лежащий с женою замужнею, то должно предать смерти обоих: и мужчину, лежавшего с женщиною, и женщину; и так истреби зло от Израиля. Если будет молодая девица обручена мужу, и кто-нибудь встретится с нею в городе и ляжет с нею, то обоих их приведите к воротам того города, и побейте их камнями до смерти: отроковицу за то, что она не кричала в городе, а мужчину за то, что он опорочил жену ближнего своего; и так истреби зло из среды себя. Если же кто в поле встретится с отроковицею обрученною и, схватив ее, ляжет с нею, то должно предать смерти только мужчину, лежавшего с нею, а отроковице ничего не делай; на отроковице нет преступления смертного: ибо это то же, как если бы кто восстал на ближнего своего и убил его» (Втор. 22, 22-26).

Если иудей имел секс с не иудейкой, не важно, замужняя она или нет, это не квалифицировалось в том смысле, в каком сейчас употребляется слово «прелюбодеяние» и «блуд». Сам по себе контакт именно как физиологическое действие иудаизм никогда не квалифицировал как религиозное преступление. Грехом был не секс, а обман ближнего. Ключевое слово не «обман», а «ближнего». Секс был лишь площадкой, на которой совершался обман. Это как если человек убил или украл на городской площади, его осуждают не за пребывание на городской площади, а за совершение на ней преступления.

Древние идеи нетерпимо относились к обману ближнего. С чужими поступай как хочешь по ситуации и желанию, надо — обманывай, не надо — не обманывай. Но ни при каких обстоятельствах не обманывай ближнего — это грех перед Богом.

Эта установка нашла отражение в словах Христос, когда он саму мысль обмануть осуждает, видя в ней зерно греха: «Кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействует с нею в сердце своем» (Мф. 5, 28). Осуждается тут не само половое влечение, как лукаво трактует эт

⇐ Предыдущая 18 19 20 21 222324 25 26 27 Следующая ⇒