|
|||
Тулуп. ПрочностьТулуп
Сексуальное удовольствие можно сравнить с теплом в доме. Не важно, чем топится ваш дом, сушеным навозом или бриллиантами (эти камни при определенной температуре горят, сказывается угольное прошлое). Важно, чтобы тепло в доме было. Теперь представьте общество, где считается, что использовать энергию сушеного навоза унизительно. Такой способ добычи тепла неприличный, он умаляет достоинство человека. Общество считает, что нормальные, порядочные люди должны получать тепло только от энергии угля. Также представьте, что во всех домах того общества установлены разные системы отопления. Для одних лучше подходит уголь, для других навоз. У кого система на угле, тем повезло. У них и дома тепло, и общественному мнению соответствуют. У кого иные отопительные системы, те перед выбором: или плюнуть на общественное мнение, топить свой дом навозом и иметь тепло. Или второй вариант: топить углем, жить в холодном доме, зато быть порядочным человеком в глазах общества. Есть третий нелегальный вариант: днем напоказ завозить уголь, а ночью сушеный навоз. И по-тихому топить им свой дом. Цена тепла — постоянный страх, вдруг откроется двойная жизнь и подлинный источник тепла. И прощай статус порядочного человека… Чтобы в образах визуализировать царящую в нашем мире ситуацию в сфере секса, представьте холодную страну, где все жители испокон веков носили тулупы. Это было естественно и рационально. Ни у кого не возникало вопросов, зачем носить тулупы, настолько очевидным был ответ: потому что холодно. Без тулупа было не выжить. За долгие века на рациональную сторону наслоилась эмоциональная. Неизвестно, как и откуда появилось мнение, что тулуп не только от холода защищает, но и особый смысл имеет — демонстрирует связь поколений, уважение к памяти предков. Постепенно мнение перешло в статус святой истины. Общество уверилось, что в его ношении такое же проявление человеческой природы, как в хождении на двух ногах. Но вот климат изменился. Холод сменило тепло. Люди продолжали носить тулупы, но уже не с рациональных соображений, а с моральных, т.е. по привычке. На вопрос, зачем в летнее время носить зимнюю одежду, благочестивые люди, утирая капельки пота с лица, отвечали: у нас так принято. Словоохотливые граждане пускались рассуждать, что если так наши предки делали, то и нам негоже от их пути отступать. Если кто указывал им на то, что предки носили его зимой, защищаясь от холода, а сейчас холода нет, они отвечали, что ношение тулупа — это святое. К святому здравый смысл неприменим. И всем своим видом показывали святую веру в эту тулупную истину. Жара росла. Чем выше лез столбик термометра, тем ниже падала весомость старых аргументов про святую истину, обычаи предков и связь времен. Особенно в глазах людей, родившихся в эпоху тепла и знающего о холодных временах только понаслышке. Под давлением общественного мнения молодежь продолжала носить тулупы. Но уже модно — нараспашку. Потом просто на плечи набрасывали. Некоторые дошли до немыслимого — тулуп не одевали, а через руку перекидывали и так несли, демонстрируя атрибут порядочного человека. Но старики, чьи тулупы были застегнуты на все пуговицы, ворчали, видя в этом падение нравов. Наставляя на истинный путь молодое поколение, они говорили: «Вот то-то, все вы гордецы! Спросили бы, как делали отцы? Учились бы, на старших глядя: Мы, например, или покойник дядя» (Грибоедов «Горе от ума»). Сетовали на тулупное упадничество и добропорядочные люди среднего и старшего возраста. Хотя многие сами допускали отклонения — не на все пуговицы застегивали свою святыню. Но в целом обращались с традицией как положено — носили ее на себе. Температура продолжала расти. И вот первый смельчак вышел на улицу без тулупа — в одежде, соответствующей температуре, а не традициям. Для всех это был шок. Совсем стыд потеряли! — громко сокрушались потные традиционалисты. У новатора быстро нашлись последователи. Все больше людей предпочитали носить одежду не по традиции, а по сезону. На призывы традиционалистов одеться прилично, юноши и девушки вежливо (или не очень, в зависимости от агрессивности моралиста) интересовались, зачем в теплую погоду носить тулуп? Им отвечали в стиле: так надо! Как это ни удивительно, но подобная аргументация на некоторую часть общества, в том числе и на молодую, работала. Слыша призывы жить установками прошлых эпох, они видели в них сакральный характер и говорили сами себе: «А может правда, так надо?». «И тут Васисуалий вдруг замолчал. “А может быть, так надо, — подумал он, дергаясь от ударов и разглядывая темные, панцирные ногти на ноге Никиты. — Может, именно в этом искупление, очищение, великая жертва…» (Ильф и Петров, «Двенадцать стульев»). Но большинству такая аргументация не казалась убедительной. Социум с нарастающей скоростью избавлялся от тулупа, вчера помогавшего жить, а сегодня мешавшему. Традиционалисты сокрушались из-за царящего вокруг немыслимого бестулупного бесстыдства, патетически вопрошая: куда мир катится, видя во всем этом безобразии признаки приближающегося конца света. И это была правда — их мир умирал. Когда люди видят опасность, не важно, реальная она или мнимая, важно, что они в ее реальность верят, понятно, почему они совершают действия, защищающие их от этой опасности. Понятно, почему люди в холодном климате носят тулуп, а христиане заповеди Бога выполняют. Одни от холода защищаются, а другие от греха. Но когда опасность исчезла, холода нет, и в Бога люди перестали верить, зачем они продолжают носить тулуп или ориентироваться на требования Бога, в существование которого не верят? От кого или чего люди теперь защищаются? Кому приносят в жертву свое благо? Ни один не может объяснить смысла этого отказа (общие слова не в счет). Люди как под гипнозом. Они панически боятся нарушить каноны прошлого, но чего именно боятся — не могут сформулировать. Им попросту нравиться привычно жить — по шаблону. Люди вообще редко идут в наступление. Большинство в роли листика, несомого полноводной рекой. Как у листика не может быть мысли противиться ее течению, так и у большинства людей. Но есть единицы, способные вести себя как наступающий, а не ведомый событиями субъект. И одним из оружий в этой наступлении является секс. Если мы его раскачаем, он высвободит такие же мощные энергии, какие были в античном мире. «Когда общество считает, что жизнь не имеет смысла, мы должны смотреть на всё глазами Эроса. Со временем только Эросу предстоит восстановить равновесие между жизнью и смертью в споре, в котором сейчас побеждает смерть» (Андре Бретон).
ПЯТАЯ ЧАСТЬ АТАВИЗМЫ
Семья Рассмотрим классические, нормальные и традиционные модели семьи, почитаемые за таковые у разных народов, культур и цивилизаций. Они делятся на три типа: полигамия, моногамия и полиандрия. Все эти модели возникли в период культа физической силы, определенных религиозных, экономических и политических условий. Женщину в этот период как бы сдавливали с двух сторон. С одной стороны, одна она не могла выжить (или это был бы для нее каторжный труд с минимальным итогом). С другой стороны, на нее давило общество, побуждая выйти замуж и рожать детей. Жизнь ставила ее перед выбором, или быть под властью мужа в роли домашнего животного без всяких прав, или быть животным на каторжных работах. Выбирая между плохой и очень плохой жизнью, выбирала первый вариант и становилась существом второго сорта, ближе к животному. Чтобы понимать, насколько ближе, достаточно сказать, что ее можно было съесть в голодные времена или иной экстремальной ситуации. Самой распространенной на планете моделью была полигамия. Изображу ее формулой «М+ЖЖЖЖ…», один мужчина + несколько женщин. У популярности этой модели есть ряд фундаментальных причин. Во-первых, женщин, готовых в жены, намного больше, чем мужчин, готовых в мужья. Каждый год школа выдает армию девушек, где каждая — готовая невеста. Но она не выдает каждый год такого же количества женихов. Должны пройти годы, прежде чем закончившие школу мальчики обретут качества, позволяющие исполнять роль мужа не только в постели, но и во всех других сферах. Процент невест и женихов несопоставим. На протяжении тысячелетий в любом обществе мужчин в статусе «успешный» было в тысячи меньше, чем женщин в статусе «красивая». По мере развития успешных мужчин становилось больше, диспропорция уменьшалась, но она никогда не исчезала. Успешных мужчин в любом обществе всегда в десятки и сотни раз меньше, чем красивых женщин. Во-вторых, мужчина сексуально активнее женщины примерно настолько же, насколько бык активнее коровы. Корни разной активности в продолжении рода. Если быку для этой цели надо все стадо покрыть, то корове достаточно одного контакта. Если у мужчины одна женщина, неизбежен конфликт интересов. Ему всегда мало, ей всегда много. Исключения есть всегда, но если говорить о средних показателях, то у жен преимущественно «голова болит» в качестве ответной реакции на активность мужа. При множестве жен мужская активность компенсируется количеством женщин. Еще одна причина популярности полигамного формата кроется в экономической и бытовой сфере. Чем больше людей живут вместе, тем эффективнее хозяйство. Домашние и текущие дела ложатся не на одну женщину, а распределяются по всему коллективу. Полигамная форма семьи является порождением природы человека и социума. До христианства мир не знал моногамной семьи современного формата, ограничивающей число половых партнеров по религиозным соображениям. Исторически так сложилось, что религиозное основание полигамной модели семьи дал пророк Мухаммед. Он сказал, что официальных жен должно быть не более четырех (сам пророк имел девять жен). Количество наложниц (совр. любовниц) и рабынь (совр. Содержанок и проституток) по исламу ограничено лишь возможностями мужчины. «Блаженны верующие, которые не имеют сношений ни с кем, кроме как со своими женами или невольницами, за что они непорицаемы. А те, кто возжелает сверх того, преступают через дозволенное». (Коран, Сура 4 Верующие, 23,5-7). В сети есть толкования Корана, переворачивающие фразы Мухаммеда, будто-бы он выступал в пользу моногамной семьи, но разрешил диким арабам полигамию как уступку их закоренелым привычкам, и сейчас это становится пережитком прошлого. Ориентир тут не слова и образ жизни Пророка, а на привычки, порожденные христианством. Исходят такие толкования от людей, живущих в культурном пространстве, где доминируют христианские установки (переименованные на сегодня в общечеловеческие). Настоящие, не европеизированные мусульмане считают за идеал семью пророка. Для них полигамная модель есть самая правильная, нормальная, традиционная и классическая семья. Настоящая мусульманка стремится к семье, как у пророка — к полигамной. Запад задает направление во многих ключевых сферах. Пока он был христианским, его влиянию подверглись почти все страны. Это отразилось на представлении о том, какая должна быть семья, какой секс. Полигамная форма семьи сохранилась только в странах, устоявших против культурного давления Запада. Во всех других, в том числе где народ до сих пор позиционирует себя исламским, само собой разумеющимся считается, что более правильно иметь семью не как пророк завещал, а как Запад указал. Множество жен указывает на силу и надежность мужчины — если он старых жен не бросает, значит, и новых не бросит. Наличие любовниц и содержанок дополнительно к женам говорит о физическом здоровье мужчины и его материальных возможностях. Богословы говорят, что запрещенным считается то, что запрещено однозначно и ясно. Если в Коране и можно найти фразы с потенциалом перетрактовать их в пользу моногамии, они туманны и двусмысленны. Коран, Мухаммед, его сподвижники и их достоверные хадисы в один голос ясно и однозначно говорят в пользу полигамной семьи. На втором месте по популярности идет моногамная модель семьи. Так называют союз одного мужчины и одной женщины. Запишу ее формулой «М + Ж», где «М» — мужчина-муж; «Ж» — женщина-жена. Следует различать древнюю полигамную модель, христианскую и современную, которая сегодня дрейфует в сторону древней. Корни моногамной модели в древнеримской империи. Там по закону мужчина мог официально иметь только одну жену, а жена одного мужа. Понятия «муж» и «жена» были в большей степени юридическими, направленными на упорядочивание прав, чтобы свести к минимуму споры о наследстве и имуществе, правах и обязанностях. В IV веке христианство становится государственной религией Римской империи. Христианизация населения становится государственным делом. Церковь заявляет, что единственно правильная семья — это союз двух лиц разного пола, ведущие совместное хозяйство и имеющих в качестве сексуальных партнеров только друг друга. Допустимым сексом, по мнению Церкви, является только репродуктивный, т.е. с потенциалом зачатия. Варианты, исключающие зачатие, совершаемые ради удовольствия, считаются развратом. Если супруги допускают интимных партнеров на стороне (не важно, по согласию или втайне), или они одного пола, такая форма семьи объявлялась богопротивной. Все ее члены повинны в тяжком религиозном преступлении — в смертном грехе. За него полагалось наказание в этой жизни — от властей, и вечные муки за гробом — от Бога. До диктата Церкви брак считался законным, если отцы семейств жениха и невесты признавали их союз при множестве свидетелей. В этом и состоит смысл гостей. Чем их больше, тем больше свидетелей акта создания семьи. Письменные источники тех времен рассказывают, что античных молодоженов украшали цветами, а их головы венцами. С установлением христианства этот обычай Церковь переделывает под себя. Она убрала языческие элементы, добавила церковные, и назвала этот обряд венчанием. Если у древних этот обряд имел статус гражданского акта и семейного торжества, то Церковь определяет его статус религиозным и мистическим — таинством. Это означало, что во время обряда венчания непосредственно от Бога исходит нематериальная божественная благодать. Как во время другого таинства, крещения, считается, что на человека Святой Дух снисходит, и он в этот момент становится крещеным — христианином, так во время венчания на людей снисходит благодать, и их союз закрепляется на небесах. Нет способа убедиться в наличии этой благодати и ее благотворном влиянии на человека. Остается только верить, что эта благодать снисходит через проводимый священником обряд. Оставим красивые слова и усмотрим самую суть… Зададим вопрос, откуда пришла информация, что Богу угодно, чтобы над вступающими в брак христианами священник проводил венчание. Церковь говорит, что от Бога, но не говорит, как именно она получила эту информацию. В лучшем случае говорит, что святым в горячей молитве Бог открыл эти обряды и их полезность. Детально на эту тему говорить не принято. Предположу причину такой скромности: священство выдает свое сочинительство за информацию от Бога. Ради объективности скажу, что до установления церковной диктатуры заключение брачного союза считалось сугубо гражданским актом, не отличающимся от продажи дома. Делались соответствующие записи, и государство считало сделку законной. Далее люди отмечали это события (не важно, новоселье или свадьбу) трапезой и весельем. В этот период Церковь еще не говорила, что сожительство без венчания считается незаконным и богопротивным; что живущие в таком союзе люди совершают смертный грех; что законным брак становится только после обряда венчания. В IX веке патриарх Фотий в «Эпинагоге», кодексе византийского права, определяет три вида заключения брака: благословение, венчание и договор. Венчание не было обязательным для христиан, Церковь еще не придумала называть его таинством, посредством которого на людей снисходит божественная благодать и благословение от Бога. На венчание смотрели не как на обязательное действо, а как на способ придать обряду торжественности. Через него привлекали Церковь на свадьбу, как сейчас привлекают свадебных генералов. Позволить себе такого гостя на свадьбе могли только императоры и самые высшие чиновники империи. Народ попроще обходился праздничным застольем с песнями и плясками. В XI веке византийский император Лев VI критикует практику смотреть на такие вещи как рождение, усыновление, брак, смерть и прочее как на чисто юридические акты и гражданские процедуры. Он говорит, что они должны наполниться религиозным содержанием. С этого момента брак, не получивший благословения Церкви посредством церковной церемонии, будет считаться не законным браком, а незаконным конкубинатом (так в римской империи называли сожительство без всякой регистрации). С этого момента гражданской процедуры и праздничного застолья недостаточно для признания брака законным. Церковь в этот период выходит на оперативный простор. Она заявляет, что брак без венчания есть блуд — богопротивное сожительство. Единственный вариант, чтобы в глазах Бога все было законно, над брачующимися нужно совершить таинство по имени венчание. Церковь не могла сказать, что этот обряд она придумала сама (нельзя свои выдумки называть таинством). Рождается версия, что Бог по своей великой милости открыл ей эту новость, и она теперь донесла ее до всех добрых людей. Обвенчать можно только крещеных. Так как законный брак давал брачующимся права и обязанности друг перед другом, а детям право на звание и наследство, люди принимали христианство. Так государственная религия охватывала все слои населения. С распространением нового правила богоугодной семьей считался только союз двух разнополых христиан — мужчины и женщины. Союз христианина и не христианки по слову Церкви есть богопротивный блуд. Чтобы избежать его, христианин должен свою женщину или обратить в христианство и повенчаться, или оставить ее. Примечательно, что мнение апостола Павла на этот счет ровно наоборот: «если какой брат имеет жену неверующую, и она согласна жить с ним, то он не должен оставлять ее…» (1Кор.7,12). До IV века христиане не знали запрета полигамной модели. Кумранские рукописи упоминают об иудейских сектах, культивировавших такой запрет, но это исключение. Правилом был ориентир на полигамную семью, в том числе и у христиан. Как пишет св. Августин: «Сейчас, в наше время и согласуясь с римским обычаем, не допускается более брать себе вторую жену». Вчера было можно больше одной жены, а сегодня нельзя. Моногамия церковного формата, регламентировавшая число партнеров, виды секса и способ заключения брака — на 100% искусственная модель. Она выдумана Церковью и социальными инженерами римской империи для христианизации населения. Можно предположить, зачем Церковь разрешила супругам только репродуктивный секс — это способствовало росту подданных. Но зачем она ограничила число сексуальных партнеров — остается загадкой. Ее ссылка на фразу не выдерживает критики. Чтобы скрыть искусственный характер церковной семьи, ее представляют данной Богом. В качестве обоснования указывается фраза из Библии «…оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей, и будут одна плоть» (Быт. 2, 23-24). Но вот беда, Бог ни слова не говорит, что многоженство — это плохо. Напротив, он говорит не только о допустимости, но и о необходимости полигамии в некоторых случаях. Например, в Библии написано: «Если братья живут вместе и один из них умрет, не имея у себя сына, то жена умершего не должна выходить на сторону за человека чужого, но деверь ее должен войти к ней и взять ее себе в жену, и жить с нею». (Втор.25,5). Бог прямо велел мужчине брать жену умершего брата себе в жены (левират). Если у мужчины было десять братьев, и все они погибли (например, на войне) оставив десять вдов, его долгом перед Богом было взять их себе в жены. Бог предписывал даже рабыню не оставлять без «супружеского сожития…». (Исх.21,10). Если Бог прямым текстом говорит о такой обязанности мужчины, из этого следует, что фразу про слияние мужской и женской плоти в одну нельзя понимать запретом на многоженство. За полторы тысячелетия до христианства иудеи эти слова понимали так, что два организма, мужской и женский, вступившие в связь с целью зачатия, становятся в этот момент единым организмом — одной плотью. Но из этого не следовал запрет брать в жены больше одной жены. Это на 100% выдумка Церкви и властей римской империи. Допустим, что Церковь права, утверждая, что моногамная модель семьи богоугодна, а полигамная богопротивна. Допустим, секс вне супружеского ложа ведет к вечным адовым мукам. Допустим, Бог действительно запрещает полигамию. Но, как тогда понять его прямое указание умножать своих жен за счет вдов, или не оставлять без сожительства находящихся в его власти женщин? Как смотреть на подарки от Бога, множество женщин, которыми он награждал своих любимых пророков. Например, Давид имел гарем из восемнадцати жен и наложниц. У его сына Соломона «было у него семьсот жен и триста наложниц». (3Цар.11,3). Все это они получили именно в дар от Бога. Поверим Церкви, что секс со многими женщинами есть смертный грех, за который полагается ад. Получается, Бог награждая пророков и святых женами и наложницами, подобен родителю, награждающему своих любимых детей за хорошую учебу и отличное поведение тяжелыми наркотиками. За потребление обычных наркотиков люди платят ломкой — временным мучением. За потребление полученных от Бога подарков, которое по слову Церкви есть смертный грех, пророки должны платить вечными муками. Церковная версия про богопротивность полигамии была притянута за уши. Этот факт признавал, например, Василий Великий, христианский святой в статусе «отец Церкви». Он пишет, что отрицание полигамии пришло не от Бога, и церковное учение против многожёнства «принимается как наша обычная практика, не от канонов». Но большинство христианских богословов говорят, что Бог против многоженства, но терпел это беззаконие по великому милосердию своему, идя навстречу испорченности иудеев. Говорят, что иудеи неверно понимали слова Библии, и потому не увидели, что богоугодной семьей является только М+Ж. А что почти у всех пророков божьих было больше одной жены — это не в счет. Почему не в счет — этот момент не комментируется. Согласно официальной позиции Церкви, правильно поняли Библию только христиане. Получилось у них это с помощью церковной благодати и иных достойных удивления сущностей. Теперь они знают, что Бог против полигамии и за моногамию. В 393 году император римской империи Феодосий выпустил указ, запрещающий многоженство. Иудеи продолжали стоять на том, что прямые указания Бога выше мнения Церкви и властей с их императорскими указами и делали так, как предписывал Бог. А он, как мы помним, в некоторых случаях не дозволял, а обязывал иметь больше одной жены. Еще один аргумент Церкви против многоженства и в пользу церковной модели семьи — евангельские цитаты, что «Диакон должен быть муж одной жены» (1Тим. 3, 12) и епископ тоже «муж одной жены» (Тит. 1, 6). Но, во-первых, речь тут идет только о священнослужителях. Во-вторых, из контекста следует, что апостол предписывает выбирать диакона и епископа из одноженцев не потому, что они лучше многоженцев, а потому что у них хлопот меньше, и они больше времени посвятят общине. Когда слова Бога совпадают с мнением Церкви, она настаивает, что если Бог прямо сказал про что-то, что оно хорошо или плохо, значит, так и есть, это абсолютная истина. Например, если про скотоложество сказано, что это плохо, значит, это неоспоримый факт. Если же слова Бога не совпадают с ее изобретениями, как бы прямо Бог не высказал свою волю, Церковь скажет, что это или иносказание, или устарело, так как Христос принес новые правила. Аргументация Церкви в пользу моногамии и против полигамии высосана из пальца. Похоже, священство это прекрасно понимает и потому избегает комментариев по поводу описанных странностей. Церковная модель семьи, сегодня почитаемая за единственно верную, на самом деле искусственно создана при христианизации народа. Третья по известности традиционная и классическая модель семьи — полиандрия. Так называется союз одной женщины и нескольких мужчин (МММММ + Ж). Эта семья характерна для Тибета, Непала, Северной Индии и иных регионов с суровым климатом. Основной стимул полиандрии — тяжелые экономические условия. Во всех регионах с такой семьей мало земли и ее обработка требует много мужской силы. Пригодный для обработки участок земли представляет из себя большу́ю ценность. Если есть возможность не делить его, делается все, чтобы не делить. Если в семье несколько братьев, выгоднее не брать каждому по жене, участок земли придется разделить, а взять одну жену на всех. Помимо экономических соображений у полиандрии есть и религиозное основание. Священный текст Махабхарате описывает ситуации, где богоугодные женщины имели в качестве мужей по пять, семь и даже десять мужчин. Подражать им — угождать Богу. В такой семье у женщины огромная власть. Если она откажет кому из мужей в ложе, он должен будет уйти из семьи или в монахи, или искать поденную работу за еду. Перед такой перспективой мужья ориентированы не сердить жену, а угождать ей изо всех сил. Есть более экзотические модели, где несколько мужчин и женщин образуют союз. В некоторых племенах все мужчины определенной специализации (например, охотники) являются мужьями всех женщин определенной профессии (например, поварих). Нет понятия индивидуальное отцовство или жена, все жены и дети в такой семье общие. Каждая форма семьи имеет своих почитателей. В обществе, где принята одна из указанных форм, ее называют традиционной и классической семьей для нормальных людей. А все иные варианты семей в этом обществе почитаются несерьезными, непрочными, так, баловство одно, а не семьи. А вот у нас настоящая нормальная семья.
Прочность В период доминирования христианства церковная форма семьи была невероятно прочной моделью. Среда сдавливала мужа и жену, опоясывая их несколькими слоями, как стальные обручи деревянную бочку. Первое кольцо составляли родители, братья и сестры. Следующее было из близких и дальних родственников. Третье кольцо — друзья и знакомые. Далее государство. Последнее кольцо, намертво опоясывало эту многослойную систему, было религиозным — Церковь с ее набором требований, что можно, что нет. При свидетелях молодожены давали клятву перед Богом жить вместе до смерти. Нарушить клятву, значит, обмануть Бога — святотатствовать. Такой обман приравнивался к тяжкому преступлению типа убийства. Перед клятвопреступником закрывались двери, от него отворачивались друзья и знакомые. Люди всегда сторонились преступников. Имея за плечами набор весомых аргументов в виде инквизиции или отлучения, Церковь эффективно побуждала людей блюсти церковный брак. Преодолеть давление было нереально. Не мыслилась ситуация, чтобы жена ушла от мужа. Это было нереально в той же мере, в какой нереально, что вылитая из кувшина вода сохранит форму кувшина. Равно невозможно было, чтобы муж выгнал жену. Если бы он такое исполнил, к нему сразу пришли родственники за разъяснением. И его слова, что они, например, не сошлись характерами и решили расстаться, были бы попросту не поняты и не приняты, ибо сказано: «…что Бог сочетал, того человек да не разлучает».(Мф.19,6). Ситуация развивалась бы в зависимости от обычаев. Могли убить за нанесение морального ущерба. Чтобы понимать прочность этой модели, достаточно рассказать, что понадобилось сделать королю Англии Генриху VIII для развода с женой. Он отказался от католической веры, изобрел новую версию христианства и создал карманную церковь — англиканскую. Себя он назначил ее главной, и после этого, как глава церкви, разрешил себе развод. В то время карманный бог еще не был изобретен, и вера многих людей выражалась не в произношении при случае фразы «я верю в Бога», а в исполнении заповедей Бога. Ради этого люди готовы были умирать. Затеянная королем операция могла принести самые непредсказуемые последствия. Была реальная опасность социального взрыва. Истовых католиков в Англии того периода было много не только в массе, но и высших слоях. Ярчайшим примером истового стояния за веру был Томас Мор, автор «Утопии», католик и первое лицо Англии после короля. Гуманисты сделали из Мора во время информационной войны против Церкви свой символ, хотя он символ католицизма. Когда Генрих VIII отрекся от католической веры, он создал карманную церковь и объявил себя ее главой. Все придворные и народ должны были сделать то же самое. Мор отказался. Это огромный скандал. Со всех сторон королю в такой сложной ситуации крайне невыгодна была такая позиция второго человека в государстве. Первый министр своим поведением подавал пример стояния за веру миллионам человек. Король пытается уговорить Мора, но тот ставит веру выше личной дружбы. Тогда король через посредников пытается запугать своего министра. Мору говорят, что если он дальше будет упрямиться, его ждет лютая смерть. Но тот не пугается такой перспективы и остается на своем. Предстоящие муки он принимает в сердце своем как жертву Богу. Все без исключения враги и друзья Мора признавали его чрезвычайную силу воли и твердость духа. Все это ему давала вера. Вспоминаются слова Христа: «ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас…» (Мф.17,20). Королю ничего не остается, кроме как приговорить Мора к жуткой казни. Приговор гласил: сначала подвесить на крючок и мучить до полусмерти. Далее снять его еще живого, привести в чувства, и отрезать половые органы, сломать руки и ноги. Далее вырвать внутренности, разрубить тело и выставить для обозрения в разных частях города. Во время зачтения приговора Мор продолжал стоять на своем. Это было невероятно. Король встал перед новой дилеммой: привести этот чудовищный приговор в исполнение или заменить его на более легкий. Страшная казнь такого человека за его убеждения явно была против короля, так как превращала Мора в христианского великомученика за веру. Из изменника он превращался в знамя, вокруг которого началось бы объединение. Лучшим решением тут было выставить Мора изменником. И на нем явить милость короля — заменить страшную казнь легкой смертью. Возможно, помимо политической целесообразности была и личная жалостью к своему бывшему другу и соратнику. Как бы там ни было, в последний момент король заменил четвертование отрубанием головы. Новая казнь на фоне прежней реально выглядела милостью. Когда Мору сказали про королевскую милость, он сказал: «Избави, Боже, моих друзей от милости короля!». Представляете, что значил для простых смертных развод, если даже королю для развода потребовалось такие кульбиты совершать. Однажды защелкнувшийся замок не размыкался, ибо «что Бог сочетал, того человек да не разлучает». (Мф. 19,6). Ситуация, как будто через пропасть перекинуто бревно, а через бревно веревка, за один конец которой держался муж, за другой жена. Если один отпускал веревку, оба летели в пропасть. Оба супруга были заинтересованы держаться за свой конец веревки. Общество, Государство и Церковь поощряли такой взгляд, и люди видели в нем истину. При таком всестороннем давлении на супругов проще было убить вторую половину, чем развестись. Именно такая форма развода доминировала в христианском мире. Мужья убивали жен, а жены травили мужей. Общество смотрело на это с пониманием… Церковная семья была не только прочной, но и преодолела проблему несоответствия мужской и женской сексуальности. Домострой низводил жену на уровень бесправного существа. Все венчальные формулы христианства опираются на слова: «Жена да боится своего мужа». (Ефс. 5,33); «Жены, повинуйтесь своим мужьям». (Ефс.5,22). Мужу в голову не приходило спрашивать жену, хочет ли она близости с ним. Равно как жене не приходило в голову противиться мужскому желанию. Да и как она могла, если система, от родственников, друзей и соседей, до Государства и Церкви, стояла на стороне мужа. Для объективности стоит сказать, что в венчальных формулах Церкви есть слова о любви, взаимоуважении и самопожертвовании: «Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее…». (Ефс.5,25); «любящий свою жену любит самого себя». (Ефс.5,28) «Каждый из вас да любит свою жену». (Ефс.5,33). «Муж оказывай жене должное благорасположение; подобно и жена — мужу. Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена. Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе» (1Кор. 7, 3-5). Но по факту на все эти слова люди смотрели примерно так же, как советские люди смотрели на слова о свободе слова, праве на мирные демонстрации и прочее слова, записанные в конституции СССР. Никто не считал их руководством к действу. Все понимали, что они имеют исключительно декоративный, но никак не практический смысл. Если кому-то в СССР пришла идея на практике реализовать то, что записано в конституции, его сажали. Христиане понимали, что слова о любови и взаимоуважении больше для красоты. В текущей жизни на них не следовало ориентироваться, потому что такова жизнь. На деле женщина поступала в собственность мужчины, и он распоряжался ей как собственностью. Но даже во времена диктатуры Церкви навязанные искусственные рамки постоянно прорывались естественными желаниями. Всегда была пропорция: чем статус мужчины выше, тем чаще в роли интимного партнера у него было больше одной женщины. Если под женой понимать женщину, которую Церковь и государство признавали женой, то да, у всех мужчин на подконтрольных Церкви территориях было по одной жене. Но если под женой понимать даму, находящуюся в систематическом интимном контакте с мужчиной, то представители высшего света, короли и аристократы только формально имели одну жену. Фактически почти у каждого был гарем из фавориток и любовниц. Признак искусственности модели — люди удерживаются в ней насильно. Стоит исчезнуть насилию, как люди разбегаются. СССР говорил, что его граждане свободны и счастливы. И чтобы никто не нарушил покой счастливых людей, страну по периметру обнесли колючей проволокой и пограничными заставами. Советским школьникам рассказывали, что пограничники охраняют самую счастливую страну в мире от врагов. На самом деле территория СССР была обнесена проволокой для того, чтобы народ не убежал от своего счастья. Если бы в СССР границы были открыли, народ стал бы разбегаться. Сегодня власти Северной Кореи продолжают славные советские традиции. Власть там тоже говорит, что построенный ею социализм является самой лучшей моделью на планете. И чтобы враги не нарушили счастье народное, страна обнесена по периметру колючей проволокой. Как советские люди верили в это, так и северокорейские верят. Момент истины наступит, когда надзирающая и карающая роль государства в этом вопросе исчезнет. Если и правда Северная Корея так хороша, как рассказывает правительство, никто из страны не убежит по тем же причинам, по каким звери не рвутся убежать из леса, а рыбы из моря. Каждая жизнь держится за место, где ей хорошо. Северокорейские власти прекрасно понимают реальную ситуацию и не имеют иллюзий по поводу того, что произойдет, если они откроют границы. Так как правящей верхушки всегда нужен народ по тем же причинам, по каким барину крепостные. Власть не уберет колючую проволоку до тех пор, пока это возможно. В какой мере устройство указанных государств не соответствуют природе человека, в такой же мере церковная модель семьи, союз одного мужчины и одной женщины не соответствует человеческой природе. Люди намертво удерживались в ней, пока намертво были связаны друг с другом цепями. Как только возникала возможность порвать эти цепи, люди расширяли сво
|
|||
|