Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Освобождение



Освобождение

 

Установлена пропорция между числом свободных людей и эффективностью труда. В рабовладельческой экономике 80% общества были заняты ремеслом и земледелием. Число свободных лиц, имевших право получать от государства прожиточный минимум (древний аналог ББД), как говорят некоторые историки, доходило до 20% от населения. Часть свободных занимались науками и искусствами. Большинство воевали, охотились, флиртовали, интриговали и делали прочие вещи, несущие им пользу и/или удовольствие.

Много это или мало — судите сами. Сегодня в развитых странах в производственной сфере задействовано примерно 30-35%. Остальные не производят материальных благ. Они только потребляют плоды производства — вещи и питание.

Древний мир не осуждал рабства. Он воспринимал его еще более естественно, чем мы животноводство. Против животноводства сегодня выступают защитники животных. В древнем мире не существовало защитников рабов. Аристотель находил деление социума на рабов и господ таким же естественным, как на мужчин и женщин.

Рабство было необходимым и положительным для развития человечества. Энгельс, один из теоретиков-основоположников коммунизма, писал, что оно породило разделение труда на земледелие и промышленность, запустив интеллектуальный, экономический и политический расцвет древнего мира. Без рабства не было бы античной культуры, науки и искусства, образовавших фундамент эллинской и римской цивилизации. А без античной цивилизации не было бы современного мира. Цивилизация возможна благодаря рабству.

Для нас не важно, какой именно процент свободных людей был в древнем обществе. Для нас важна пропорция между эффективностью производства и процентом свободных людей. До машин эффективность определял единственный фактор — организация людей.

Значение организации хорошо видно на военной силе. Одно дело вооруженная толпа. Другое дело, те же самые люди, но собранные в подчиненный дисциплине отряд. Отличные воины, собранные в толпу, проиграют средним воинам, соединенным в отряд.

Первобытно-общинный способ производства сравним с толпой. Рабовладельческий — первая трудовая армия. Не зря Аристотель крупные коллективы рабов, занятых на постройке каких-то крупных объектов, называл машинами из людей.

Свободные крестьяне и ремесленники образуют еще более эффективную трудовую армию по сравнению с рабовладельческой. Наемные рабочие плюс паровые машины образуют капиталистическое производство, которое намного эффективнее феодального.

По логике, если социум заинтересован в увеличении блага, а оно зависит от числа освобожденных от труда людей, а процент таких людей зависит от эффективности труда, с ростом эффективности пропорционально должен расти процент людей, получающих от государства гарантированный прожиточный минимум — еду и крышу над головой.

С ростом числа свободных сообразно должно меняться общество. Античный мир представляется в виде пирамиды, на вершине которой свободные, в основании рабы. При феодализме эффективность труда еще больше, что должно было бы увеличивать процент свободных и сокращать работающих. Верхушка должна становиться шире, основание уже. Пирамида должна демонстрировать тренд на трансформацию в квадрат.

При капитализме свободных должно стать еще больше, а работающих еще меньше. Графически это выражалось бы, что верхняя часть социума должна была расширяться, а нижняя сужаться, демонстрируя тренд на превращение квадратной формы общества в перевернутую пирамиду.

Дальнейший рост эффективности труда продолжил бы тренд на увеличение числа свободных и сокращение работающих. В итоге общество должно было из перевернутой пирамиды трансформироваться в канцелярскую кнопку острием вниз, где верхняя часть — свободные люди, а ножка — работающие.

Максимальная эффективность производства — аналог искусственной природы. Как лес производит кислород без участия человека, так машины в будущем будут производить необходимую продукцию без участия человека. При максимальной эффективности труда число свободных тоже должно стать максимальным. Как рыбы в океане не работают ни секунды в жизни, они потребляют то, чего не производили (охота — это не работа) так и люди при такой эффективности производства не должны работать. Общество как бы оторвется от своего проклятия, от ситуации, которая каждого вынуждает работать всю жизнь, и обретет рай, где каждый будет делать то, на что имеет таланты. Из формы «канцелярская кнопка острием вниз» она станет шариком, привязанным тонкой ниточкой к земле. В будущем вижу, что и эта ниточка будет оборвана. Человечеству откроется иное бытие, ценность которого выше земных сокровищ, но это уже другая тема.

Теперь вернемся в наше время. Государство с античной экономикой освобождало от необходимости трудиться некий процент людей, гарантируя им прожиточный минимум. Современное государство может освободить от труда настолько больше людей, насколько труд машины эффективнее ручного рабского труда. 

В государстве с рабовладельческой экономикой процент свободных доходил до 20%. Допустим, цифра преувеличена в 10 раз, и реально было 2% или меньше. В любом случае в государстве с феодальной экономикой процент свободных должен быть настолько выше, насколько феодальная экономика эффективнее рабовладельческой. Но он ниже.

При феодализме свободных от работы было около 2% (в эту цифру входят дворяне и духовенство). Причем, в отличие от свободы афинских граждан, которую государство не только декларировало, но и давало возможность его реализовать, феодальное государство свободу только декларировало. Сама по себе декларация ничего не стоит. В конституциях всех демократических стран записано право человека на жизнь, но при этом вы можете умереть от голода и холода, как это случается с бомжами. Если бы у них было право на жизнь не в виде слов конституции, а в виде гарантированного хлеба и тепла, пусть без зрелищ, право на жизнь было бы правом, а не красивыми словами.

В античной цивилизации понятие «свободный гражданин» изначально имело смысл как свободный от труда с гарантией прожиточного минимума, хлеба и зрелищ, от системы при любых условиях. Феодальное государство гарантировало такую свободу только лицам царской фамилии и отдельным фигурам. Обычному дворянину никто не гарантировал права на жизнь и свободы от труда. Если он терял источник своего дохода, вместе с ними терял свободу. Теперь голод и холод заставляли его делать то, чего бы он хотел, но под угрозой смерти от голода и холода вынужден.

В новых условиях свободу от труда большинству гарантирует не государство, а деньги. Стремление человека к свободе порождает капитал. При капитализме процент свободных становится еще ниже. Если при феодализме государство гарантировало реальную свободу хотя бы представителям царской фамилии, то теперь такой гарантии не имеет никто. Теперь система гарантирует свободу правителям, но так как они временные, эта гарантия имеет одноразовый характер.

Капиталисты и всякого рода рантье не имеют свободы в античном понимании. В условиях рынка и конкуренции они вынуждены заботиться об источнике своего питания. Кто позволяет себе расслабиться, тот рискует быть сожран конкурентами. Единицы могут расслабиться и вообще ничего не делать, но и они не свободны в античном смысле. Если актив, владельцем которого они являются, завтра рухнет (акции упадут или бизнес разорится), ситуация вынудит их работать. Система им ничего не гарантирует.

У современного государства по сравнению с античным фантастически эффективная экономика. С такой производительностью социум должен иметь форму канцелярской кнопки острием вниз — большинство людей свободны в античном смысле, а меньшинство работают, понуждаемые к тому манипуляцией или иным способом. И демонстрировать тренд превратиться в воздушный шарик, прикрепленный тоненькой ниточкой к земле. Но это в теории. На практике его форма — канцелярская кнопка острием вверх.  

Это крайне необычная ситуация. Социум по своей природе стремится к благу. Объем блага завязан на число свободных людей. Чем их больше, тем больше будет философов и ученых, в итоге научно-технический прогресс выйдет на новый уровень, породив аналог природы, производственную систему, которая дает человеку все необходимое без его участия. С ростом производительности труда должно увеличиваться число свободных людей и падать число тех, кто вынужден каждый день всю жизнь ходить на работу, которую с удовольствием бы бросил. Но на практике все наоборот — чем эффективнее экономика, тем выше процент людей, работающих под угрозой голода и холода.

Если температура в паровом котле повышается, а давление не растет, объяснить это можно одним способом — в котле есть дырки, через которые уходит давление. Точно так же и с обществом, если производительность труда растет, а процент свободных людей сокращается, объяснить это можно только системным дефектом конструкции.

Наше движение жизненно заинтересовано устранить этот дефект не потому, что мы вдруг озаботились счастьем народным. Я не оперирую такими категориями и не настроен высказыать благочестивые намерения по поводу устранения несправедливости. Говорят в таком ключе только те, у кого выборы на носу или за это платят. Или наивные чудаки, у которых кипит их разум возмущенный, и они готовы в смертный бой идти за счастье народное. Этот тип людей называют цветным мясом (для цветных революций). Им нет нужды анализировать ситуацию, потому что им и так все предельно ясно.

Я не участвую ни в каких выборах. Меня невозможно нанять. Я не являюсь наивным человеком. Мой разум не кипит от возмущения от несправедливости (как у меня сказано на странице в соцсети «справедливость — понятие литературное»).

Я борюсь против несправедливого распределения доходов сугубо из эгоистичных соображений. Делая то, что я делаю: пишу книги, собираю и организую сторонников, как умею, я делаю это лишь потому, что это приближает меня к цели, повышает мои шансы преодолеть смерть. Все остальное на этом пути — сопутствующие бонусы или потери. Если кому-то от моих действий будет хорошо — я не против. Если вместо бонуса будут потери, ну что же… На войне как на войне… При любой ситуации, что бы ни случилось, я буду делать свое дело, потому что тут мой личный интерес.

Я исхожу из того, что мир образуют два потока: интеллектуальный и материальный. Сегодня они текут или против жизни, на создание оружия, или распыляются на сферу потребления и производство вещей. Моя задача — развернуть эти потоки в сторону идеи.

Чтобы развернуть материальный поток, нужно децентрализовать социум. Пока мир традиционный, все государства ради сохранения независимости вынуждены тратить свои ресурсы на оружие. Пока политэкономическая конструкция общества централизованная и иерархичная, генерируемые ею ресурсы будут идти не на освобождение человека от труда и против смерти, а на его порабощение и против жизни. 

В будущем общество неизбежно оформится в конструкцию без центра в виде правительства и вертикали власти в виде чиновников (я не буду сейчас разворачивать эту тему, она заслуживает отдельного внимания, и потому потом раскрою ее).

Чтобы развернуть интеллектуальный поток, нужно освободить людей от работы. Чем большему числу людей государство гарантирует информационный и прожиточный минимум: пищу, жилье, интернет, тем больше высвободится главный ресурс человечества — интеллект. Тем выше у смертных, у нас с вами, будут шансы на преодоление смерти.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.