Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Капкан. Демократия



Капкан

 

В целях экономии времени и сил представим, что продвижение идеи в массы дало нам критический объем единомышленников. Эффективно действуя по сложившейся на тот момент ситуации, допустим, мы получили власть. Опустим детали, как именно. Что дальше? Неправильное направление делает неправильными все последующие шаги.

Но верно ли само по себе направление, ориентированное на взятие власти? Маркс сказал: «Оружие критики не может, конечно, заменить критики оружием, материальная сила должна быть опрокинута материальной же силой». И если даже расширенно понимать его слова про материальную силу (он понимал вооруженную) а вообще любой способ взятия власти, то верно ли само направление на обретение власти?

Вроде бы верно. Если нет власти, откуда ресурсы, необходимые для реализации крупномасштабного проекта? Но тогда почему ни одна политическая партия, искавшая власти для реализации своей мировоззренческой идеи (не путать с бытоустроительной идеей типа зеленых), ни одного дня не занималась реализацией своей идеи.

Сначала носители идеи боролись за власть, справедливо полагая, как и мы выше, что без ресурса им не достигнуть цели. Все силы в этот период у них шли на борьбу за власть. Получив ее, им опять было не до идеи. Теперь ее нужно денно и нощно удерживать. Стоит расслабиться, власть перейдет к оппонентам. Это не только крах революционных надежд, но и личная беда — новые властители обычно казнят своих предшественников. Ничего личного, не со злости, они зачастую лично не знакомы. Просто таковы правила игры…

Когда в 1614 году на трон села династия Романовых, одним из первых ее приказов было повесить трехлетнего мальчика Ивана (летописцы Романовых нарекли его Ивашкой Ворёнком), что и сделали в центре Москвы у Серпуховских ворот. Вся его вина — он был сын царя, именовавшего себя Дмитрием Рюриковичем (в официальной историографии Тушинский вор), и царицы Марины Мнишек, а значит, имел право на трон.

Через три века, в 1918 году, большевики приказали расстрелять царскую династию Романовых, в том числе и 13 летнего мальчика Алексея, что и было сделано в доме купца Ипатьева в Екатеринбурге. Вина ребенка была в том же самом — он был сыном царя Николая II и царицы Александры, и значит, претендентом на власть. В этом акте видится возмездие для Романовых «Взявшие меч, от меча и погибнут…» (Мф.26,52).

С бытового масштаба оба приказа выглядят чудовищно. Но если оценивать мерой, соответствующей ситуации, решение абсолютно верное. Не важен возраст кандидата на престол. Если бы Романовы не казнили царевича Ивана, а большевики царевича Алексея, в скором времени вспыхнула бы новая гражданская война, где погибли бы десятки тысяч мальчиков и девочек и миллионы взрослых. Власть стояла перед двумя вариантами: очень плохим и ужасно плохим. Из двух зол пришлось выбрать меньшее. Что они и сделали.

По-человечески хочется взять за ориентир слова одного из героев Достоевского: «от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребёнка». (Достоевский «Братья Карамазовы»). Не хочется проливать и одной слезинки младенца. Но если цена этого не пролития — пролитие слез тысяч и десятков тысяч детей, как быть? Вы перед выбором: или действием убить одного ребенка. Или бездействием убить много детей. Какой вариант лично вы выберете?

Хороший и честный среднестатистический обыватель уверен, что на свете только одна правда — та, которой люди пользуются в общении друг с другом. Он верит в единые, вечные и универсальные понятия добра и зла, из которых выводятся такие же единые и вечные понятия чести, совести, долга и прочее. Он считает их ориентиром во всякой ситуации, а в отклонении от них видит подлость, обман, несправедливость и зло. Но это пока он судачит и ворчит со стороны и не стоит перед необходимостью делать выбор.

Но если представить, что он в ситуации, где нужно делать выбор, он, погрузившись в ситуацию и осознав ее безысходный ужас, или упадет в обморок, или потеряет свою обывательскую девственность и поймет смысл выражения «Благими намерениям вымощена дорога в ад». Поймет, что мера, предназначенная для оценки межличностных отношений, неприменима к делам, масштаб которых превышает межличностный. Если же не поймет, то зло, которого он хочет избежать по максимуму, в итоге увеличится до максимума. «История — мамаша суровая» (В. Ленин).

Власть есть бремя. Перед правителем не стоит вопросов, как поступить, хорошо или плохо. На него идет поток ситуаций, по многим из которых нет хороших в обывательском смысле решений. Как сказал один из руководителей США, выбор между добром и злом — это где-то там, вне Белого Дома. Здесь мы вынуждены выбирать между кошмарным и ужасным. «Правда всегда либо ужасна, либо скучна» (к/ф «Игра престолов»).  

Удерживать государственную конструкцию — это не только действия без ориентира на обыденные представления о морали, справедливости, честности и прочее. Это еще и круглосуточное решение внешних и внутренних политических и экономических задач. Это денно и нощно реагировать на происки внешних и внутренних врагов.

Стоит взять за ориентир идею, ради достижения которой искали власти, а интересы государства поставить на второе место, как система начнет слабеть. Внешнее давление будет увеличиваться. Если ничего не изменится, однажды государство раздавят вместе с командой, находящейся у власти. Как помидор колесом автомобиля — чпок, и нету… 

Все носители мировоззренческой идеи (не важно, религиозной или светской), искали власти с целью запрячь государство в свою идею. На практике у всех получилось ровно наоборот — сами оказались запряжены в оглобли государства. Едва получив власть, они стали таким же орудием в руках государства, как Церковь была оружием в руках Рима.

Процесс перерождения идейной команды выпукло виден на истории СССР. Как я писал в своей первой книге «Проект Россия», любая политическая партия, не важно, фашистская она или демократическая, коммунистическая, христианская или еще какая, по приходу к власти перерождается в свою противоположность.

Когда идейная команда только борется за власть, под ее знамена стягиваются воины духа, готовые на страдания и смерть ради идеи. «Ему судьба готовила путь славный, имя громкое народного заступника, чахотку и Сибирь». (Н.Некрасов «Кому на Руси жить хорошо»). Суровые испытания выполняют роль очистительного огня. Они выжигают «соломенных» людей, выводят из партийного организма шлаки — ищущих выгоды или просто случайных людей. Оставшихся же «железных» сплавляют в стальной монолит.

Когда партия получает власть, возникают новые условия. Если борющаяся партия несла своим членам страдания, то победившая несет привилегии. Разные условия стягивают и объединяют разных людей. На выгоду в партию-победительницу, как мухи на мед, стягиваются обыватели-карьеристы и приспособленцы. «Опутали революцию обывательщины нити/ Страшнее Врангеля обывательский быт/ Скорее головы канарейкам сверните/ Чтоб коммунизм канарейками не был побит!» (Маяковский «О дряни»).

В 1922 году Ленин писал: «Соблазн вступления в правительственную партию в настоящее время гигантский… Если не закрывать себе глаза на действительность, то надо признать, что в настоящее время… политика партии определяется не ее составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией. Достаточно небольшой внутренней борьбы в этом слое, и авторитет его будет если не подорван, то во всяком случае ослаблен настолько, что решение будет уже зависеть не от него».

Ленин судорожно ищет способ защититься от хлынувшего потока карьеристов и приспособленцев, грозившего утопить и растворить в себе горстку революционеров. Он предлагает всемерно затруднить прием в партию, ограничить численность партии, но все это были полумеры. Получившая власть партия росла как снежный ком. Она сдала теорию коммунизма в институт марксизма-ленинизма, а лозунги в музей революции. Равенство было кратким эпизодом. Стремительно возвращалось неравенство, бедность и богатство.

При феодализме и капитализме элита не скрывала привилегированного положения. При феодализме положение элит обосновывала религия, говоря, что так Бог устроил. При капитализме положение элит оправдывал гуманизм, говоривший, что все равны и имеют свободу и права реализовывать свои таланты. Советская элита не могла обосновать свое приоритетное положение, опираясь на лежащую в основе системы конструкцию. Более того, ее положение прямо противоречило коммунистической теории, что вынуждало элиту лицемерить. И чем выше было ее положение, тем кошмарнее было ее лицемерие. В этом была сермяжная правда, пробившая естественное русло в неестественных условиях.

Во времена феодализма новые кандидаты во власть свергали правящую элиту, имея на руках теорию, что у них больше прав на трон. По факту теория коммунизма стала теорией-инструментом, которым одна элита оправдывала свержение другой. Система как была иерархичной пирамидой, такой и осталась. Изменились бантики, но не суть.

Идея, за которую вчера умирали, теперь выхолащивается, обрастает канцеляризмами и умирает. Пока еще живы старые борцы, партия сохраняет первичное лицо. Но вместе с нарастающим потоком карьеристов растет накал внутрипартийной драки за посты. Этот бюрократически-аппаратный огонь выжигает все живое изнутри и партия быстро хиреет.

Все теперь решает не бескорыстная преданность идее, а приемы бюрократической борьбы. Побеждает, кто умеет подставить товарища и лучше гнется перед начальником. Искренние носители идеи в такой борьбе всегда оказываются побежденными.

Работает закон «Подобное притягивает подобное». Чтобы укрепить свое положение, победители окружают себя подобными себе, для кого идея — пустой звук, инструмент в деле удержания своего положения и расширения своих полномочий. Если в борющейся партии уплотнения (группировки) возникали только вокруг идейных моментов, то в победившей партии группировки возникают по меркантильным поводам.

Как раньше идейные группы выдавливали одиночек, проникших в ряды партии с меркантильными целями, так теперь идет тот же процесс, но с обратным знаком – меркантильные группы выдавливают идейных одиночек.

Между рядовыми членами партии и партбоссами встает стена непонимания. Видя предательство идеи, рядовые партийцы или сами пускаются во все тяжкие, или идут на компромиссы, приспосабливаясь к новым условиям, или безрезультатно ищут правды. Так как трудно найти черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет, все эти люди так или иначе покидают партийные ряды (упорных выносят вперед ногами).

Ставшие на службу государству коммунисты уничтожали вчерашних соратников так же, как и поклонившиеся императору христиане уничтожали вчерашних единоверцев. КПСС установила монополию на звание коммуниста, как Церковь на звание христианина. Все, кто не в КПСС, назывались не коммунистами, а троцкистами, оппортунистами и прочее. Все, кто не входил в состав государственной Церкви, так же назывались не христианами, а еретиками, сектантами и прочее.

Государственные христиане с государственными коммунистами удивительно схожи. Не зря Гитлер называл коммунизм внебрачным дитем христианства (кстати, к нацизму это тоже применимо). О Церкви он отзывался негативно: «Церковь ищет выход, утверждая, что библейские сюжеты не следует понимать буквально. Скажи это кто-нибудь 400 лет тому назад, его бы точно сожгли на костре под молебны» (Гитлер «Застольные беседы»)

Рождается новая атмосфера, расцветают сопутствующие идейному вакууму болезни — начетничество и лицемерие. Потом коррупция и кумовство. Меняется кадровый состав. На смену политкомиссарам приходят политкоммерсанты. Революционно-идеологическую элиту в лучшем случае сменяет административно-хозяйственный актив. Вместо вождей теперь вершину некогда идейной партии занимают честные завхозы. В худшем – воры. Все они говорят с трибун о преданности идее, но «По плодам их узнаете их» (Мф. 7-20).

Вчерашние пламенные революционеры или гибнут во внутрипартийных разборках, или превращаются в винтики государственной машины — в госслужащих. Но так как правила игры требуют от госслужащих называть себя идейными, они называют. Но сами не верят в то, что говорят. Для них это просто выгодная работа.

Некогда идейная партия превращается в политическую. Идейная имеет в себе много людей, понимавших власть инструментом реализации идеи. В политической партии нет ни одного, кто смотрел бы на власть как на инструмент. Там все ищут власть ради самой власти. «Партия стремится к власти исключительно ради неё самой» (Оруэлл. «1984»).

До объявления христианского учения государственным Церковь ориентировалась на христианские догмы. После объявления христианского учения государственным ориентир Церкви кардинально меняется. Теперь ее путеводная звезда — государственные интересы.

Под копирку история повторяется с коммунистической партией. До прихода к власти она ориентировалась на догмы коммунизма. По приходу во власть ее ориентиром становятся интересы государства. Партия сливается с государством и смотрит теперь на идею как на инструмент служения государству. Если благо государства требует от партии идти в обратную от идеи сторону, она идет. Цель, ради которой все затевалось, полностью уходит из поля зрения и дальше трибун теперь не ходит. Теперь она вся нарядная, с ног до головы обвешана красивыми лозунгами, сидит на почетном месте в красном уголке.

Наиболее наглядно иллюстрирует историю перерождения коммунистической партии в придаток государства формула, произносимая солдатом Красной Армии при получении им награды. В начале пути большевики говорили: «Служу трудовому народу!». А в конце «Служу Советскому Союзу!». В этом глубокий смысл. В первой фразе народ — символ коммунизма. Служу народу — служу идее. А в «Служу Советскому Союзу» четко звучит — служу государству. Служба идее кончилась. Началась служба хозяину — государству. 

История любого идейного движения свидетельствует, что власть получают разными способами, но удерживают одним — работой на систему. Все искавшие власти ради идеи были зажеваны медленными челюстями системы. Люди были мухи, а государство пауком и паутиной в одном лице. Кто из попавших в паутину пытался ориентироваться на идею, а не государство, того государство в лице его бывших соратников убивало. Выживал тот, кто становился отступником идеи и работал теперь на государство.

Нельзя заподозрить в лукавстве людей, умиравших и убивавших за идею. Но если при фанатичном упорстве на пределе человеческих возможностей никому и никогда не удалось, получив власть, сохранить курс на идею, из этого следует, что сам ориентир на взятие власти ошибка. Следовательно, все шаги в этом направлении тоже ошибочные.  

Для нас, носителей мировоззренческой идеи, сама мысль реализовать наши замыслы с помощью взятия власти в государстве — это капкан, из которого еще никому не удалось вырваться. Так не будем же в него попадаться… Не соблазнимся благами власти.

Власть дает пряники в виде земных благ, денег и тщеславия, взамен забирая время и силы. Пряники — это хорошо, но, если цена — потеря всех шансов на достижение смерти — прочь от всякой политики. Моя цель — смерть победить, а не пряников наесться. Кроме того, если задача решится, пряники никуда не денутся. А не решится… Тогда какая разница, с пряниками умирать или без…

В заключение скажу, что даже если мы возьмем власть и как-то изловчимся уйти от работы на государство (не знаю как, но допустим) и направим его ресурсы на преодоление смерти, то и это путь в никуда. Как было сказано выше, идейно ориентированное государство соседи раздавят. Так что в сторону взятия власти в государстве даже смотреть нет смысла. «Туда, где кончается государство, — туда смотрите, братья мои!»(Ф. Ницше).

 

ВТОРАЯ ЧАСТЬ

КОНЦЕПЦИЯ

 

 

Демократия

 

Перестроить мировую систему можно только силами мировой системы. Для запуска процесса нужен соответствующий детонатор — ресурс государства. Получить этот ресурс через взятие власти нам не подходит, потому что заранее понятно, что в итоге придется не реализацией идеи заниматься, а заведовать хозяйством и социальные проблемы решать.

Нам нужно искать способ, как получить государственный ресурс, но при этом не оказаться уловленным в сети текущей политики, экономики, социалки и прочих бытовых и обыденных проблем. Для этого нужно уловить корни мировой системы — ее нерв.

Природу и контуры всякой системы задает движущая сила. Этой силой являются западные государства. Понимание корня мировой системы сводится к пониманию природы этих государств. Так как они заявляют себя либерально-демократическими, нерв системы нужно искать в демократии. Все остальное — инженерные и технические задачи.

Ключевой признак демократии — осознанный выбор. Без выбора нет демократии. Совершить такой выбор можно при условии, если у выбирающего есть знания об объекте. Если знаний нет, это что угодно, гадание, манипуляция, но только не осознанный выбор.

Например, вы не можете выбрать из двух лекарств нужное, если не имеете знаний о них. Посредством психологического и физического насилия вас можно побудить сделать действие, внешне похожее на свободный и осознанный выбор. Но по факту ваш «выбор» будет продуктом манипуляции того, кто подтолкнул вас к нужному ему действию.

Единственный вариант сделать выбор и не стать объектом манипуляции — иметь знания. Переложу это утверждение на демократическую теорию. Она заявляет, что народ из множества кандидатов во власть способен осознанно выбрать самых достойных. Но для этого у народа должны быть соответствующие знания. Нет знаний — нет выбора. Нет выбора — нет демократии. Демократия реальна, если система может всем дать знания. 

Но увы, это даже в теории невозможно. Во-первых, не все могут усвоить нужный объем информации. Во-вторых, одни не захотят тратить силы и время на усвоение таких знаний, другие не смогут по тысячи разных причин. В-третьих, часть необходимых знаний — государственная тайна, разглашение которой приведет к обрушению системы.

Но проигнорируем здравый смысл и представим невозможное — представим, что все люди способны и готовы, и имеют время и силы получать необходимые знания. Что им можно поведать информацию, составляющую государственную тайну, и никаких проблем не случится. И вот перед этими волшебными людьми два кандидата во власть. Один строит свою избирательную кампанию с целью давать знания — рассказывает про политические, экономические и прочие тонкости. Другой манипулирует — говорит то, что от него хотят слышать, чтобы понравиться, обещая выполнить наказы избирателей. Ну и не забывает петь и плясать, милые шуточки отпускать, кулаком грозить врагам народа и слезу пускать от переполняющей его любви к избирателям.

Полагаю, не нужно доказывать, что первый с треском проиграет второму. Система так устроена, что реальный шанс получить власть имеет тот, чья выборная кампания устроена по принципу коммерческой рекламы — никому ничего не объяснять. Упорна на эмоции, побуждающие к нужному рекламодателю действию. Полноценно информировать покупателя о товаре и услуге — такой цели нет ни у одной рекламы на свете. Все стоят на базовом принципе торговли «не обманешь, не продашь». Аналогично нет в мире ни одной предвыборной кампании, нацеленной давать избирателям знания. Все нацелены на тот или иной вид соблазнения человека, на манипуляцию его сознанием и эмоциями.

Кандидатов во власть, конкурирующих за голоса избирателей, можно представить Кока-колой и Пепси-колой, конкурирующих за кошелек покупателей. Принципиальной разницы между двумя этими напитками нет. Но так как обе фирмы-производителя хотят, чтобы их продукцию купили, и они прибыль получили, между ними идет конкуренция.

Если бы реклама Кока-колы давала полноценные знания о продукте, его химическом составе, к чему ведет его употребление и так далее, а реклама Пепси-колы строилась на эмоциональных образах, как ее весело и беззаботно пить, и мир вокруг меняется, как под экстази, первая гарантированно проиграла бы второй битву за покупателя. Конкуренция выдавила бы с рынка компанию, не соответствующую правилам игры. А правила просты: манипулировать сознанием. Не обманешь — не продашь.

Аналогично с демократическими выборами, если бы один кандидат рассказывал избирателям реальное положение дел, не давая невыполнимых обещаний, а другой говорил бы, какой он умный и хороший и ему любое дело по плечу, первый гарантированно проиграл бы второму.

Политическая конкуренция работает так же эффективно, как экономическая — выдавливает со сцены фигур, не соответствующих правилам игры. А правила там как в коммерции: не обманешь — не выберешься во власть. Коммерческие конкуренты ищут, как побудить покупателя купить у них, а не у конкурента. Демократические конкуренты ищут, как побудить избирателя отдать им свой голос, а не конкуренту. Как этого добиться — не важно. Важно добиться.

Вчера путь во власть лежал через «кто кого перестреляет». Сегодня лежит через «кто кого переобещает». Внутриполитическая борьба сегодня сводится к охмурению масс с помощью лозунгов из серии «понизить налоги, повысить зарплаты и ЖКХ сократить». Народу обещают то, что он хочет слышать. Чтобы знать, что именно обещать, политики анализируют запросы в интернете, проводят разные опросы, и в итоге побуждают людей высказывать мнение относительно сфер, в которых они ничего не понимают. Люди думают, что выбирают конфету, но реально всегда выбирают фантик.

«Толпа — баранье стадо. Куда козел, туда и она. Куда хочешь повернешь. А вот на Сухаревке попробуй! Мужику в одиночку втолкуй, какому-нибудь коблу лесному, а еще труднее — кулугуру степному, да заставь его в лавку зайти, да уговори его ненужное купить. Это, брат, не с толпой под Девичьим, а в сто раз потруднее! А у меня за тридцать лет на Сухаревке никто мимо лавки не прошел. А ты — толпа. Толпу… зимой купаться уговорю!» (Гиляровский, «Москва и Москвичи»).

Большинство избирателей по факту — бородатые дети. Они живут исключительно эмоциями, принимают решения в моменте, никогда не анализируют свои поступки не потому, что не могут, а потому что им в голову не приходит такая мысль. У них на горизонте нет таких понятий, и они не знают об их существовании. Рядовой человек все мерит обыденным масштабом, оценивает через бытовую призму, и не представляет, как еще можно смотреть на реальность. Народ относительно глобальных вопросов — ребенок. Его единственное отличие от ребенка — размер туловища и число прожитых лет. Чтобы правильно воспринимать, что представляют собой взрослые люди, представьте 5-7 летних детей. На их лицах маска взрослого человека. Их голос преображает программа, и он звучит как у взрослого. На них специальный костюм, увеличивающий размеры тела.

Прежде чем побуждать народ рекламными технологиями совершить действие, требующее интеллекта и масштаба, спросите себя, можно ли требовать этих действий с семилетних детей? Если можно, тогда все в порядке. Если нельзя, но в силу каких-то причин нужно, тогда отдавайте себе отчет, что это не партнерство и диалог, а обычная манипуляция. Называть вещи своими именами очень полезно во всяком сложном деле

Итак, мы твердо установили, что абсолютное большинство граждан старше 18 лет не имеют и не могут иметь необходимые для осознанного выбора знания. Теперь осталось объяснить, на каких основаниях Конституция наделяет всех правом выбора. Может, она исходит из того, что для осознанного выбора нужны знания? Или что избирателю знания об избираемом предмете не обязательны, достаточно внешних контуров и лозунгов?

Если это действительно так, почему бы не дать народу право выбирать нобелевских лауреатов по физике? Они как раз знают об этой сфере примерно столько же, сколько и об устройстве государства и власти. Начались бы всенародные выборы на тему, какому открытию присудить премию. С одной стороны нейтринные осцилляции, доказывающие, что у нейтрино есть масса. С другой механизм понимания происхождения масс элементарных частиц. Или вы думаете, народ не настолько глуп, чтобы выбирать то, о чем не имеет понятия? Если правда так думаете, вы серьезно заблуждаетесь.

Политтехнологи запросто устроят шоу «всенародные выборы нобелевских лауреатов по физике». СМИ расскажут, что народ у нас не дурак, что смекалистый и мудрый. И ему хоть руководителя страны выбрать, хоть нобелевского лауреата — все нипочем. Далее заклеят город плакатами с героическими лицами кандидатов на нобелевскую премию. Под каждым напишут лозунги в стиле «За науку! За счастье!». Заполонят эфир роликами, рассказывающими, как кандидаты будут мощно двигать науку, не щадя живота своего. В подтверждение устроят всяческие шоу, показывающие достоинства кандидатов.

Народ, накаченный такой информацией, пойдет голосовать. Только Нобелевскую премию при такой технологии ни один ученый не получит. Через горнило всенародных выборов пройдут только шоумены — кто в физике ни бельмеса, но умеет обещать, петь и плясать, по-доброму улыбаться, по-отечески грозить пальчиком шалунам и прочее.

"Если бы в какой угодно город прибыл оратор и врач и если бы в Народном собрании или в любом ином собрании зашел спор, кого из двоих выбрать врачом, то на врача никто бы и смотреть не стал, а выбрали бы того, кто владеет сло­вом... потому, что не существует предмета, о котором оратор не сказал бы убедительнее перед толпою, чем любой из знатоков сво­его дела... Оратор способен выступить против любого противника и по любому поводу так, что убедит толпу скорее всякого другого; короче говоря, он достигнет всего, чего ни пожелает». (Платон «Горгий»).

Государство — гигантский и сложный объект. Для управления им нужно охватывать множество секторов, внешняя политика и экономика, внутренняя, приоритеты, угрозы. До мелочей все знать не надо, для этого есть узкие специалисты, но в одно целое охватывать нужно. Для этого мало уметь петь и плясать, тут нужен ум государственного масштаба.

Как народ определит, у кого из кандидатов во власть есть эти качества, а у кого нет? По обещаниям «За все хорошее и против всего плохого»? Или посредством разглядывания портрета шоумена? Может, через изучение предвыборного лозунга «за счастье и мир»?

Церковь утверждает, что младенцу во время крещения дается такая благодать, что он без всяких усилий вмещает мировоззренческое учение и становится его носителем (а что рассказать не может, так это ничего). Государство ничего такого не утверждает. Но судя по тому, что дает всякому гражданину старше 18 лет право выбирать власть, оно верит, что с наступлением совершеннолетия или в момент принятия гражданства у человека каким-то волшебным образом появляются необходимые для осознанного выбора знания.

Чтобы увидеть лицо демократии, представьте хозяина конфетной фабрики, который развернул кампанию за право детей распоряжаться детсадовским бюджетом. Если ему кто говорит, что у детей нет знаний для такого выбора, он отвечает, что это не так, что наши дети ого-го, в чем угодно могут разобраться. А кто упорствует, на того он вешает клеймо противника демократии, а значит, гуманизма и прогресса. И говорит, что кто противник этого, тот явный или скрытый фашист. Люди из боязни таких обвинений соглашаются, что да, наши дети — это ого-го, какие способные. В чем угодно могут разобраться…

И вот этот добрый человек добился для детей права выбирать и быть избранными. Первым делом карапузы выбрали из своих рядов власть. Детсадовские избранники сидят прям как взрослые, решают, куда пустить отопительный бюджет детсада — на отопление или конфеты. Выбор такого правительства на 100% предсказуем. Но когда наступит зима и детский сад начнет замерзать, никто из «избирателей» и «правителей» не поймет, что происходящее сейчас является прямым следствием реализации их прав и свобод. Они будут искать причину в чем угодно, но только не в кривой системе, что гарантирует крах.

Круг замкнулся: у народа нет знаний; без знаний нет выбора; без выбора нет демократии. Как пишет Руссо, если бы народ состоял из богов, демократия была бы идеальной формой правления. Но столь идеальное правление не годится для людей. Люди не имеют времени заниматься общественными делами (плюс невозможность совершить осознанный выбор из-за невозможности получить необходимые для этого знания).

Руссо приходит к выводу, что единственной формой государственного правления может быть только монархия. В переводе с греческого монархия означает власть одного (моно — один; архия — власть). Он упускает один важнейший момент — монархия есть политическая система, где правитель позиционирован божьим помазанником. В основе всей системы лежит религия. Первейший признак монархии — там культ религии есть государственное дело. Если народ перестанет верить в Бога, следом он перестанет верить, что его правитель есть божий ставленник.

Сегодня во всех развитых странах население не верующее. Ни о какой монархии тут даже речи быть не может. Возможна только кукольная монархия, где от монархии только слово. Вместо властвующего правителя там кукла по имени монарх. Никакой власти она не имеет. На этого «монарха» смотрят как на культурную традицию, бантик на фасаде.

В заключение скажу, что я не отрицаю демократические принципы, не говорю, что они невозможны. Возможны. Но в малых коллективах, вроде древнегреческого полиса или малого поселения, где люди осознанно выбирают, потому что знают друг друга не по клипам и листовкам, а по жизни. Знают, что этот хозяйственный и непьющий мужик, а этот пьяница и лентяй. Эти знания позволяют сознательно выбирать старосту деревни. 

Но невозможно применить такую технологию формирования власти на большие коллективы. Никакой народ, будь он хоть семи пядей во лбу, не выберет руководителя армии или экономики, а тем более президента — руководителя всего этого вместе.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.