|
|||
ТехнологииТехнологии
Эффективность технологи пропорциональна ситуации. Что работает в Антарктиде, то не работает в тропиках. И наоборот, идеальные для тропических стран технологии не работают на Севере. Все относительно. Универсальной технологии не существует. Чтобы получить результат, нужна индивидуальная технология под конкретную ситуацию. Одни считают, что максимально эффективный и надежный способ получить власть: вооруженное восстание. Парламентский вариант, участие в выборах, они считают пустой тратой времени. Их аргументация: власть имущие никогда не отдадут власть добровольно. Если кандидат представляет для них угрозу, они его попросту не допустят до выборов. И как говорил Сталин, победу на выборах определяют не голоса, а кто считает голоса. И в пример приводят страны, в Конституции которых написано, что каждый может выбирать и быть выбранным, но на практике далеко не каждый, а только угодный власти. Другие считают ровно наоборот. Они называют самой эффективной, надежной и универсальной для всех ситуаций парламентскую борьбу. Их аргументы сводятся к тому, что времена вооруженного передела власти канули в прошлое. В информационную эпоху в условиях демократии решающей силой является мнение большинства. И приводят в пример страны, где положения Конституции совпадают с реальностью. Я же утверждаю, что оба способа сегодня нерабочие. Начну с вооруженной борьбы. Ее сторонники черпают уверенность, что силовой путь самый эффективный из книг и фильмов про революцию, красочно описывающих, как большевики с оружием в руках смели царя и взяли власть в свои руки. Проникнувшись боевым духом, уверившись, что против лома нет приема, они делают ставку на силовой захват власти. Эти люди упускают два важных момента. Во-первых, пишут книги и снимают фильмы те, кто понятия не имеет о реальной кухне вооруженной политической борьбы. Писатели, сценаристы и режиссеры высасывают информацию из пальца и подпитываются преимущественно из советской мифологии. И так как власть никогда не будет учить народ технологии ее свержения, практическая ценность историй про революцию нулевая. Во-вторых, упускается ключевая характеристика большевистской команды и любой аналогичной — она тайная. Ленин говорит, что «... нам нужна военная организация агентов». В работе «Что делать?» он пишет: «Мы идем тесной кучкой по обрывистому и трудному пути, крепко взявшись за руки. Мы окружены со всех сторон врагами, и нам приходится почти всегда идти под их огнем. Мы соединились, по свободно принятому решению, именно для того, чтобы бороться с врагами и не оступаться в соседнее болото». Конспирация — фундамент группы, ориентированной бороться за власть с оружием в руках. Ее деятельность может протекать только в подпольном режиме. Но сегодня это невозможно по той причине, что каждый из нас 24 часа в сутки окружен компьютерами и смартфонами, у которых есть камеры и микрофоны, активировать которые можно без вашего участия. Программы из серии «О,кей гугл» или «Привет, Алиса» не только на ваши вопросы готовы отвечать 24 часа в сутки, но и прослушивают вас 24 часа. Делается это как в коммерческих целях (замечали, как реклама предлагает вам то, о чем вы говорили вслух?) так и политических (понятно, что обещать народу). Все, что вы говорите, делаете и видите — так же слышно и видно, как если бы вы в кабинете майора сидели. Ваше лицо, попавшее в объектив уличной камеры, позволяет мгновенно установить вашу личность. По смартфону в вашем кармане устанавливается ваше местоположение с точностью до кубического метра. Большой Брат давно в действии. Единственный вариант создать тайную организацию в современных условиях — выпасть из системы. Жить в тайге, горах и прочих неконтролируемых местах (опущу, что со спутника вас видно). Вы будете как тот неуловимый Джон, который неуловим, потому что никому не нужен. Как только команда начнет действовать, она тут же попадет в поле зрения, и конспирация кончится. Вместе с ней закончится и деятельность этой структуры. Если не вооруженное восстание, кажется, остается только парламентская борьба. Не оружием с бойцами запасаться, а выводить критическое число людей на демонстрацию, на митинг, на референдум. Процесс закрутится, и дальше само все произойдет так, как в книжках про демократию пишут или показывают по телевизору в политических новостях. Действительно, СМИ регулярно рассказывают, как народ (в смысле масса, толпа) в той или иной стране собрался на митинг или устроил забастовку, и в результате правитель ушел в отставку. Так легко и просто борцы за счастье и свободу победили диктатора. Легковерным сторонникам такой технологии не мешало бы обратить внимание на массу странностей с этой «парламентской борьбой». Самый яркий пример последних лет — Каталония в 2017 года. Там более 90% избирателей проголосовали за независимость и отделение от Испании. Казалось бы, все, дело сделано, народ изъявил свою волю. Демократия и предложенный ею парламентский метод борьбы торжествуют. Но случился казус… Мадрид сказал, что волеизъявление народа признается, если оно произведено с разрешения властей, в указанном властью направлении и обозначенных границах. Если же акт волеизъявления был без разрешения власти, с уклоном от заданного курса и выходом за обозначенные рамки — это считается незаконным изъявлением воли. А что незаконно, то недемократично, и значит, преступно. Свобода в рамках решетки — это тюрьма. Но Мадрид считает ровно наоборот, что тюрьма — это и есть свобода. Что действие является по-настоящему свободным, когда оно совершено в указанных рамках. Действие, выходящее за обозначенные рамки — никакая это не свобода, а бунт и мятеж — преступление против свободы. Когда на одно событие есть две противоположные оценки, истиной считается то, что исходит от сильного. Мадрид имел государственный ресурс — деньги, армию, полицию, суды и прочие инструменты насилия. Граждане ничего такого не имели. Мадрид определял свободу так, граждане иначе. Истиной постановили считать мнение сильного. Мадрид заявил, что ключевые фигуры, давшие каталонцам возможность высказать свое мнение (организовали условия для проведения референдума), совершили уголовное преступление — мятеж. Наказание по такому обвинению допускает до 30 лет тюрьмы. «Мятеж не может кончиться удачей. В противном случае его зовут иначе» (Харрингтон «Об измене, в пер. Маршака «Простая истина»). Если 90% избирателей высказывают свою волю, и это не демократия, а экстремизм, можно не сомневаться, если бы 100% высказало свою волю, оценка была бы той же самой. Это напоминает технологию подсчета голосов на вселенских христианских соборах. Там полное единодушие достигалось за счет того, что не согласных определяли еретикам. Голоса еретиков во время определения христианской истины не учитывались. Так что не важно, сколько людей голосовало против. На единодушие это никак не могло повлиять. Государство понимает демократические свободы точно так же, как религиозные. Официально Церковь свободна и имеет право делать так, как ей заповеди велели. Но при условии, что действует с разрешения властей, в рамках указанного курса и не выходит за обозначенные ей границы. Если какой-то священник полагал, что воля Бога выше воли власти, его меняли на менее наивного. Собаки лаяли, а караван дальше шел своим путем. Но позвольте, скажет сторонник парламентской борьбы, если парламентские методы не работают, как же объяснить смену правительств и их уход в отставку? Действительно, как объяснить, не выходя за рамки здравого смысла, что когда происходят «цветные революции», ничтожной горстки вышедшего на демонстрацию «восставшего народа», около 0,1% от населения или меньше, всегда хватает, чтобы получить результат. А если 90% каталонцев вышли на точно такую же демонстрацию, они не добиваются результата. Никто не возьмется утверждать, что 0,1% эффективнее 90%. Остается единственное объяснение: центральным узлом демократической системы являются вовсе не выборы. Реальной силой являются совсем другие институты, о которых никто не упоминает. Эти силы видны на примерах, которые невозможно скрыть из-за размера. Если народ выбирает не то, что от него требуется, его выбор объявляется недемократическим. И его будут гонять голосовать до тех пор, пока он не совершит нужный выбор. Если же он будет упорствовать (точнее, не он, а кто его организует, сам по себе народ без организаторов недееспособен), его волеизъявление назовут мятежом, как в Каталонии. Или аннексией, как в Крыму, где 96% населения выступили за присоединение к России. В отдельных случаях лиц, совершающих несанкционированное волеизъявление, назовут не просто преступниками, а пожестче — террористами и экстремистами. Например, когда 100% населения одной из областей Сирии выразило доверие своим лидерам, их волеизъявление признали недемократическим. Потому что кому-то такой результат голосования не нужен. Как Западу политически не выгодно присоединение Крыма к России, так Испании экономически не выгодно отпускать Каталонию. Анекдот: посетитель спрашивает у смотрителя, может ли лев съесть 30 килограмм мяса? Смотритель отвечает: съесть то он съест, да кто же ему даст. Так и тут, люди могут за что угодно голосовать. Но если это не соответствует цели сильного, он объявит их волеизъявление недемократическим. На фактах видно, что демократия работает очень избирательно. Если 0,1% голосов дают результат, нужный сильному, выборы признают законными и демократическими. Но если 100% голосов дают не тот результат, волеизъявление признают недемократическим и незаконным. Незаконное волеизъявление — это заговор, мятеж терроризм и экстремизм. Анализ ситуации показал, что вооружённое восстание и парламентский путь — путь в никуда. Время и силы на любой из них точно потеряем, а власти точно не обретем. Но если так, на что ориентироваться при решении первой задачи? Как получить власть? Как для преодоления смерти не подходит религиозное и научное направление, нужен третий путь — перестройка мировой системы, так для получения власти не годится ни силовой, ни парламентский вариант. Нужен принципиально иной третий путь.
|
|||
|