роман 10 страница

И в этот самый момент, когда, освободив грудь, Миша принялся нежно и ласково её целовать, ему в голову вдруг пришла весьма неожиданная, абсолютно неуместная и совершенно нелепая мысль. Ему вдруг показалось, что своими губами он уже нащупал четыре маленьких родинки – тот самый «Южный крест», который, по всей видимости, с самого рождения украшал правую грудь Вероники. Хотя правой была та грудь или левой, – Миша в те мгновения, разумеется, не помнил. Однако ему представилось, что стоит только включить свет, как «Южный крест» засияет на Нининой груди, словно на звёздном небе, представ во всём своём великолепии. Таким образом, благодаря злосчастному Лёше, а также своему собственному неуёмному подсознанию, Миша вновь провёл между Ниной и Вероникой вполне осязаемую и реальную параллель. Или, если выражаться точнее, снова соединил двух этих девушек в один-единственный единый и неделимый образ.

С сожалением стоит признать, что такое неожиданное открытие привело к совершенно непредсказуемым, можно даже сказать, катастрофическим последствиям. Собственно говоря, Миша остановился. Никогда с ним такого не бывало, чтобы посередине уже начавшегося серьёзного процесса он вдруг останавливался, а теперь вот, ни с того ни с сего, затормозил. Приведя завоёванную девушку в недоумение, поступил он, откровенно говоря, курам на смех. Одним словом, у него внезапно пропало всё желание, а его верный дружок, много лет вдохновлявший Мишу на подвиги, неожиданно дал маху и утратил всю свою удаль, сделавшись безвольным, вялым и мягким. Миша замер, не в силах продолжить, и совершенно не представляя, что же ему в такой ситуации предпринять. Несмотря на весь прежний опыт, такого конфуза с ним ещё не случалось, а потому он поневоле опешил и растерялся. Ну а Нина, сразу же почувствовав остановку, тут же из-под него вылезла, спрыгнула с дивана и начала поспешно приводить себя в порядок. И остался Миша на том же самом диване, на котором недавно болел, остался, как говорится, один-одинёшенек.

Можно было бы ожидать, что Нина ответит Мише какими-нибудь соответствующими шутками, двусмысленными намёками или обидными насмешками. По крайней мере, он такого ответа заслуживал и в глубине души очень этого опасался. Ведь одно дело – оказаться не вполне состоятельным в постели, а совсем другое – выказать свою мужскую несостоятельность на глазах у понравившейся девушки.

Однако Нина, к Мишиному удивлению, повела себя на редкость корректно. Видимо, она знала кое-какие мужские слабости и прекрасно понимала, над чем насмехаться можно, а над чем – нельзя. Так или иначе, а не прошло и пяти минут, как девушка окончательно пришла в себя и снова расположилась за столом, самоотверженно углубившись в свой пугающе толстый медицинский учебник. В общем, Нина повела себя так, словно между ними, буквально четверть часа назад, ровным счётом ничегошеньки не было.

Но зато раздосадованный Миша успокоиться никак не мог. Совершенно бессмысленно провалявшись на диване минут, наверное, двадцать, он наконец поднялся, уселся и призадумался, как же ему теперь поступить. Безусловно, из квартиры его пока не выставляли и даже глазом на него не вели, однако самым разумным было бы решительно распрощаться и исчезнуть из Нининой жизни навсегда. Именно так и следовало бы ему поступить, потому что именно это выглядело самым лучшим и единственным выходом из создавшегося положения. Так, по крайней мере, Мише и Нине не пришлось бы больше смотреть друг другу в глаза и через силу пытаться о чём-то заговорить. Тем не менее, словно чёрт дёргал Мишу за язык, принуждая его вступить в совершенно бессмысленные и бесполезные объяснения. И не нужно было быть пророком, чтобы догадаться, что Миша в конце концов послушался вовсе не здравого смысла, а именно этого злополучного чёрта. Как бы странно это ни выглядело с точки зрения беспристрастного стороннего наблюдателя. Хотя, учитывая, что Миша был мужчиной, подобным странностям в его поведении удивляться не приходится. В общем и целом, все мужчины именно таковы, и признать своё поражение для них, в большинстве случаев, равносильно смерти. А особенно – в столь досадном для мужского самолюбия случае, как этот.

Одним словом, Миша посидел-посидел, погоревал-погоревал, а потом взял и заговорил.

- А не кажется ли тебе, Нина, что мы с тобой уже где-то встречались? – для начала весьма туманно поинтересовался он.

- В каком смысле? – не поднимая глаз от книги, рассеянно пробормотала она.

- Как ты думаешь, когда мы с тобой встретились в первый раз? Как тебе кажется? Скажи.

- Мне кажется, что на юбилее школы в ДК. Хотя тебе, учитывая твоё тогдашнее болезненное состояние, могло показаться всё, что угодно.

- Да? – озадаченно переспросил Миша. – Значит, хочешь сказать, тебя и в сауне не было?

- В какой ещё сауне? – растерянно произнесла Нина и, впервые оторвавшись от учебника, бросила недоумённый взгляд в его сторону.

- Накануне школьного юбилея, в воскресенье вечером, в сауне. А в какой именно сауне – я не знаю, этих саун у вас в Потеряеве, что собак нерезаных.

- Тут тебе, Миша, наверное, виднее. Тут ты по саунам, наверное, специалист. Только не пойму я, к чему ты клонишь и о чём сейчас говоришь.

- Правда? – с глубоким сомнением в голосе переспросил он. – А мне кажется, что понимаешь. Только признаться не хочешь, что именно ты была с нами в сауне.

- С кем это – с вами?

- Со мной и с моими друзьями.

- Чего, чего? Я ещё с вами, оказывается, и в сауне была? А ну-ка, давай поподробнее, – прищурившись, предложила она. – Расскажи-ка, в какой такой сауне я была? Напомни-ка мне, может быть, я что-то позабыла.

Разумеется, Миша и не рассчитывал, что девушка сразу же согласится. Разумеется, он понимал, с кем имеет дело. И только поэтому, согласившись чуток оттянуть её неминуемое признание, он принялся вкратце пересказывать Нине обстоятельства того воскресного вечера. Без каких-то особых деталей и, естественно, от своего лица. Словом, он изложил внимательно слушающей девушке занимательную историю про себя и про своих друзей, а также про явившуюся к ним юную фею Веронику, несказанно порадовавшую уединившегося с ней Женю. А когда Миша закончил, то с нескрываемым удовольствием замолчал, откровенно предвкушая, что теперь-то Нина обязательно признается и обязательно согласится, что в сауне была именно она и именно она выступала там под своим вымышленным псевдонимом.

Тем не менее, девушка и глазом не повела, а вместо ожидавшегося полного и безусловного признания неожиданно полюбопытствовала:

- А ты сам-то, Миша, с этой Вероникой в сауне случайно не развлекался? У тебя-то с ней ничего не было?

- Представь себе, не было! – сердито ухмыльнулся тот. – У меня таких проблем, как у Женьки, пока что не наблюдалось.

- Ну и зря ты её не навестил. Как мне кажется, если бы ты эту Веронику поближе узнал, то с другими девушками её не путал.

- Значит, хочешь сказать, ты и она – это совершенно разные люди?

- Вот именно, – кивнула Нина головой и неожиданно звонко расхохоталась.

Миша с недоверием выслушал этот смех, а затем услышал от развеселившейся девушки такое вопрошающее предположение:

- Это что же получается? Хорошо же я, видать, выглядела, если ты меня в ДК за девушку по вызову принял.

- Да нет, не в этом дело. Ни за кого я тебя не принимал, и выглядела ты вполне нормально. Отлично даже. За исключением того, что ревела.

- Неужели я тебе своими слезами какой-то повод дала, чтобы так обо мне думать? Что же теперь и поплакать нельзя без того, чтобы тебя за проститутку не приняли? – вполне резонно поинтересовалась Нина.

- Да нет, плачь, конечно. Плачь, если хочется. И всё-таки кое-какие сомнения у меня имеются, – глубоко вздохнул Миша. – И мне бы очень хотелось, чтобы ты эти мои сомнения разрешила.

- Каким это, интересно, образом? Учти: оправдываться перед тобой я не собираюсь! Хочешь меня и дальше Вероникой считать – считай на здоровье!

- Есть один способ всё выяснить, – вновь, словно набираясь смелости, тяжело вздохнул Миша. – Короче, Нина, как бы ты отнеслась к тому, чтобы показать мне одну вещь? У меня просто способа другого нет. А так – я бы посмотрел, и если бы никакого сходства с Вероникой не нашёл, то сразу бы успокоился.

- Какую ещё вещь? – подозрительно прищурилась она.

- Вещь вполне элементарная, – слегка смутившись, произнёс он. – Очень даже простая вещь.

- Какая именно?

- Твоя грудь.

- С чего бы это? – возмущённо воскликнула Нина. – Да пошёл ты! Ничего я тебе показывать не собираюсь! Даже если это тебя успокоит. Вот ведь какой козёл попался, – не нашёл ничего лучшего чем грудь, чтобы, видите ли, себя успокаивать! Да и не на что там смотреть, – моя грудь, между прочим, вполне обыкновенная.

- И всё-таки. Я у этой Вероники кроме груди абсолютно ничего не разглядел. Я даже её лица не запомнил. Если бы не Лёша, который меня на эту мысль натолкнул, мне бы и в голову не пришло, что вы с Вероникой чем-то похожи. Потому-то мне и нужно только на грудь взглянуть, – была там у неё одна примета.

- Да пошёл ты в задницу со своей приметой! Посмотрите-ка, какой шустрый нашёлся – никаких отношений с девушкой не имел, а какие-то приметы у неё на груди разглядеть уже умудрился! Вот ведь какой козёл наблюдательный! В самом деле, видать, только на грудь и пялился! Всё, хватит на моём диване валяться! Собирайся прямо сейчас и проваливай! И чтобы больше я тебя до своей пенсии не видела! Уж это как минимум!

Миша попытался было замять неприятный разговор, попытался было как-нибудь объясниться, но на этот раз Нина его и слушать не стала. Уж теперь-то девушка была непреклонна. Она до того рассердилась, что едва не треснула его по голове учебником. А таким тяжёлым учебником человека можно было не только лишить чувств, но и прихлопнуть буквально в два счёта. Миша хоть и не растерялся, хоть и увернулся от злополучного учебника, но что же он, собственно говоря, мог теперь поделать? Снова бросаться на бедную девушку, снова пытаться решить вопрос силой, обнимая её и целуя, и непременно рассчитывая при этом затащить в постель? Но ведь всё это он уже делал. Делал и довёл почти до конца, почти, так сказать, до логического завершения. Однако, победив естественное смущение захваченной врасплох девушки, преодолев её упорное сопротивление, сам же, по своей собственной милости, или, вернее сказать, по своей собственной слабости, неожиданно остановился. Не пускаться же теперь Мише по второму кругу, по тому же самому пути во второй раз. Тем более что уж во второй-то раз предупреждённая и вооружённая учебником Нина наверняка бы его к себе не подпустила. Потому-то, подгоняемый её горячей рукой и сопровождаемый её гневными выражениями, гостеприимную квартиру он всё-таки покинул. Покинул, даже не попрощавшись, покинул в весьма расстроенных чувствах, покинул, по-видимому, на веки вечные или, как выразилась Нина, до чьей-то там пенсии.

Домой Миша не пошёл, а отправился вместо этого к одному из своих друзей. Географически ближе всех к Нининой малосемейке обитал Дима, поэтому счастье принимать раздосадованного друга выпало именно ему. По дороге Миша предусмотрительно запасся водкой и прямо с порога предложил Диме выпить и как следует посидеть. Несказанно обрадовавшийся друг тут же высказал намерение созвать к себе домой всю банду. Однако Миша от этого заманчивого предложения отказался, и они уселись на кухне вдвоём. Слово за слово потекла беседа, и мужчины принялись оживлённо обсуждать случившееся да при этом ещё и философствовать. Само собой разумеется, Мише было просто жизненно необходимо хоть с кем-то поделиться, поэтому всю короткую историю своих странных взаимоотношений с Ниной он именно Диме и изложил.

Старый друг, не хуже какого-нибудь дипломированного психоаналитика, с глубочайшим вниманием всё выслушал, а затем, покурив и выпив, вынес свой окончательный и бесповоротный вердикт:

- Бежать тебе надо, Мишаня, от такой стервы. Бежать, не оглядываясь, куда подальше. Как бы снова у тебя какого-нибудь казуса не вышло.

- Какого ещё казуса?

- Какого, какого. С такой бабой единственный казус может случиться – любовь.

- Успокойся, Димон, для любви я уже не в том возрасте. Любовь – это не про меня.

- В том-то и дело, что про тебя.

- Думаешь? – усмехаясь, усомнился Миша.

- Даже не сомневаюсь, – отрезал ему в ответ Дима. – Мы с парнями сразу на это подумали, как только узнали, что ты потерялся.

- Я, к твоему сведению, не терялся. Я просто неожиданно заболел.

- Ага, заболел! – иронично произнёс друг. – Все бы так удачно болели. Знаю я, какими проблемами такие болезни заканчиваются. Стоит только такому мужику как ты в чужую постель попасть, как он становится абсолютно неизлечим.

- У меня совершенно не так.

- Именно так, – с непоколебимой уверенностью подтвердил Дима. – Я же вижу, как у тебя глаза замаслились. Я же вижу, как у тебя слюнки текут, когда ты про эту Нину расписываешь.

- Да пошёл ты! – возмутился Миша. – Неужели у меня ещё и глаза замаслились? Неужели ещё и слюнки текут?

- Так и есть. Ехал бы ты лучше в свою Москву. Ехал бы от греха подальше. Лучше уж там, в вонючей Москве, с какой-нибудь драной москвичкой развлечёшься. А с такой странной девахой, как эта Нина (или, может, Вероника), ты, Мишаня, с твоим-то мягким характером, очень скоро не оберёшься хлопот. Ты и глазом не успеешь моргнуть, как она тебя под себя подомнёт и в бараний рог скрутит.

- Что же ты предлагаешь, Димон?

- Ну, во-первых, сейчас мы с тобой выпьем. А завтра мы вместе с парнями по-человечески тебя проводим, и поезжай-ка ты, и в самом деле, в Москву. А то, смотри, от таких случайных знакомств даже самые хорошие семьи распадаются.

- Да неужели? – улыбнулся удивительной прозорливости друга Миша.

- Чего ты, дурак, смеёшься? Так и есть, – совершенно серьёзно подтвердил тот. – Распадаются и обратно уже не собираются. Ты уж мне, Мишаня, поверь. Давай, наливай.

Миша, разумеется, тут же налил. Надо признать, он и без Диминых советов прекрасно понимал, что ещё одно возвращение к Нине для него теперь уже невозможно. Чем бы эта девушка его ни зацепила, как бы ни хотелось ему раскрыть все её тайны, в сложившихся обстоятельствах их сумбурные отношения, по всей видимости, закончились окончательно. Действительно, не являться же к ней снова с цветами, не придумывать же ещё какой-нибудь повод для своего внезапного возвращения. А особенно – после всего того, что сегодня случилось. Да ещё, вдобавок ко всему прочему, накануне её долбаного экзамена.

Надо было ему хотя бы про её грудь молчать. Ясно, что он расстроился, ясно, что, поставив под сомнение свою мужскую состоятельность, пережил сильный стресс. Ну и молчал бы тогда. Так нет же – начал приставать к девушке со своими нелепыми и неуместными расспросами, словно последний баран. Ведь и так было ясно, что та ни в чём не признается и своей груди ни за что не покажет. В любом случае не покажет, кем бы эта Нина в действительности своей ни являлась: Ниной ли, как она ему представилась, или же всё-таки Вероникой.

Но ему-то, в сущности, какое до всего этого дело? Его-то, собственно говоря, с какой стати так разволновало, что Нина, в свободное от учёбы время, подрабатывает девушкой по вызову? Подрабатывает и подрабатывает, – ну и ладно, ну и чёрт с ней! Никаких отношений с ней он строить не собирался, да и времени на любовные приключения у него уже совсем не оставалось. Как ни крути, и сколько у мамы ни гости, а в любом случае, буквально со дня на день, пришлось бы возвращаться в Москву.

Однако, что бы Миша ни делал, а весь этот день Нина прямо-таки не выходила у него из головы. Стоило только им сегодня утром расстаться, как девушка буквально вселилась в его мысли, представая перед Мишей в самых разных и неожиданных образах, устраивая в его взбудораженном сознании самый настоящий костюмированный карнавал. То он видел Нину невинной и целомудренной девочкой, то – старательной и прилежной студенткой, то – лукавой и коварной разлучницей, а порою, чего уж греха таить, – искушённой и опытной жрицей любви. И неизвестно ещё, какой из этих образов возбуждал и тревожил Мишу сильнее. Но, так или иначе, а выбросить Нину из головы он не мог, постоянно зацикливаясь то на одном навязчивом видении, то на другом.

Вот такая в тот день приключилась с Мишей оказия. Именно поэтому, окончательно распрощавшись с Ниной, водки он накупил с запасом, чтобы в магазин за добавкой лишний раз не бегать, а в компании старого друга целиком и полностью забыться. Не удивительно, что, установив столь благородные цели, друзья сидели, пока не приговорили всё, что принёс Миша, а также не явилась со второй смены Димина жена Ксюша. Застав на своей кухне самую развязку веселья, озадаченная хозяйка, как водится, основательно поворчала и поругалась, однако чересчур пьяного гостя домой не отпустила. Единственное, что Миша был вынужден сделать, так это позвонить своей встревоженной маме и заплетающимся языком предупредить её о том, что домой он в очередной раз не придёт, а останется ночевать у друга. В общем, не сможет вернуться домой по сложившимся обстоятельствам. А едва он об этом сообщил, как заботливые женские руки куда-то его отвели и куда-то ласково уложили. И как только Мишу чем-то укрыли, утомившийся искатель приключений отключился и провалился в тяжёлый и беспокойный сон.

Утром в субботу, сколько Дима ни уговаривал друга опохмелиться, тот решительно отказался. Отказался, несмотря на ужасную головную боль. И Миша, надо признать, правильно сделал, – ведь стоило ему только вернуться домой и переступить порог родной квартиры, как в прихожую, встречая его, вышли сразу две женщины. Одной из них была, разумеется, Алевтина Романовна, а вот второй, как бы удивительно это ни выглядело, оказалась Мишина жена Ирина. Выехав из Москвы в пятницу вечером, в субботу утром она уже была в Потеряеве, где, промчавшись на такси по улицам утреннего города, оказалась в объятиях своей ненаглядной свекрови. Куда уж ей было деваться, если муж её не встречал и не обнимал. Ни на вокзале – ведь о её приезде абсолютно никто не догадывался, ни дома – ведь Миша в ту ночь, как известно, дома не ночевал. Поэтому все сомнения и подозрения ревнивой жены первое время пришлось активно рассеивать заботливой маме. Когда же наш герой наконец объявился, обе женщины были рады по-своему: Алевтина Романовна – испытывая огромное облегчение, а Ирина – предвкушая радость от предстоящей жестокой расправы.

- Ну, здравствуй, дорогой! – многообещающим голосом обратилась жена к своему потерявшемуся мужу.

- Привет! – растерянно вымолвил тот, а свою любимую жену от неожиданности не догадался даже обнять. – А ты-то как здесь оказалась?

- Да, вот. К твоей маме в гости приехала, – ответила ему Ирина и бросила пристальный взгляд на свекровь. – Приехала, думала тебя дома застать, а тебя, оказывается, нет.

- Да? А я дома не ночевал, – с подкупающей откровенностью выложил Миша всю правду и тоже уставился на свою маму. Словно искал у неё какой-то поддержки. И Алевтина Романовна тут же пришла на помощь.

- Это он опять у Лёши застрял. То на даче у него всю неделю сидел, то теперь на квартире околачивается. Уж не знаю я, что за притон у этого Лёши открылся, но я за него, за паразита, когда-нибудь точно возьмусь! – сердито сообщила мама и погрозила отсутствующему паразиту кулаком.

Дело в том, что, едва в её дверь позвонила Ирина, злополучный Лёша буквально не сходил у Алевтины Романовны с языка. Пытаясь хоть как-то объяснить отсутствие сына, а также снять с него разные нехорошие подозрения, мама всеми силами пыталась его оправдать, зато не стеснялась обвинять его ни в чём неповинного друга. Пока хитроумная женщина поила свою внезапно явившуюся сноху чаем, она, можно сказать, только этим и занималась. Тем более что накануне вечером опьяневший сын, к сожалению, не смог внятно сообщить, у кого именно он ночует, поэтому маме не оставалось ничего другого, как дать волю фантазии и объявить Лёшу виновником всех несчастий. Теперь же, когда Миша вернулся, упредить его возможные объяснения было просто необходимо, – вот Алевтина Романовна и брякнула про Лёшу, чтобы сын получил представление, где он ночевал, а также знал, на кого будет проще всего перепихнуть всю ответственность.

- Не хотел меня Лёша вчера отпускать. Не хотел, а только наливал да наливал, – ухватившись за мамину подсказку, тут же подтвердил Миша.

Однако очень уж искусственно всё это прозвучало, и в искренность разыгрываемого перед ней спектакля Ирина абсолютно никоим образом не поверила. Тем не менее, в присутствии свекрови никакого скандала она устраивать не стала, а, беззаботно улыбнувшись, произнесла:

- Я для того, в общем-то, и приехала, чтобы спасти тебя от твоих же друзей. Вижу, что сам ты от них никак не избавишься. Поэтому давай-ка, дорогой, собирайся, и поедем домой.

- Что, прямо сейчас что ли? – несказанно удивился тот.

- А что? Куда нам тянуть? Ты и так уже у мамы чересчур загостился.

- Неужели же ты, Ириночка, у меня даже не побудешь? Неужели даже на один денёк не останешься? – поддержала изумление сына мама.

Но сноха своих принципиальных решений не меняла. Сколько Алевтина Романовна её ни потчевала, какими только разносолами ни угощала, остаться даже на одну ночь Ирина не пожелала. Сославшись на то, что в понедельник им обоим позарез нужно на работу, посетовав, что её и так едва отпустили, она, всё-таки поддавшись на уговоры, согласилась лишь пообедать. А после обеда, как только Миша собрался, Ирина с удовольствием распрощалась с Алевтиной Романовной и потащила своего мужа на вокзал.

После вчерашнего застолья голова у Миши раскалывалась неимоверно. Раскалывалась ещё и на вокзале. Чтобы хоть как-то облегчить эти страдания, было бы вполне разумно выпить хотя бы бутылку пива. Однако после вчерашних дружеских посиделок ни на какое спиртное Миша даже смотреть не мог. Плюхнувшись в зале ожидания в пластиковое кресло, он с удовольствием остался с вещами, пока его супруга отлучалась в кассу покупать билеты на ближайший проходящий поезд. В билетной кассе, благодаря счастливому стечению обстоятельств, а также явному нежеланию Ирины провести в Потеряеве хотя бы одну лишнюю минуту, всё устроилось наилучшим образом. Не успел Миша отсидеть в жёстком и неудобном кресле свою костлявую задницу, как они уже оказались в купейном вагоне и с облегчением заняли совершенно свободное купе.

Однако отсутствию попутчиков Миша обрадовался рано. Не успел он оценить всех прелестей путешествия вдвоём, как был подвергнут до неожиданности жёсткой экзекуции. Одним словом, стоило только поезду отправиться от перрона, а Мише, мечтающему сладко вздремнуть, – блаженно прикрыть глаза, как Ирина без всяких скидок на его похмелье завела абсолютно негуманную и весьма нелицеприятную беседу. Она, по-видимому, сочла купе весьма подходящим местом для решительного выяснения отношений. А отсутствие соседей как раз и явилось последним провоцирующим фактором. Раз их никто не видел и не слышал, раз им никто не мешал, строгая жена, даже не дожидаясь возвращения домой, решила серьёзно поговорить со своим провинившимся мужем и основательно обсудить все возникшие недоразумения.

- Расскажи-ка мне, мой дорогой, как ты без меня отдыхал, – ровным и спокойным голосом начала она.

- Нормально, – односложно ответил Миша, надеясь, что после этого от него отстанут.

Однако Ирина, устроившись за столиком напротив и подперев голову руками, как оказалось, только и ждала подобного ответа.

- Нормально, говоришь? – ухмыльнулась она. – Ну и с кем же ты тут развлекался, если я до тебя всю неделю дозвониться не могла?

- Тебе же уже, по-моему, рассказали, что я был у Лёши, – с усилием разомкнув тяжёлые веки, недовольно произнёс Миша. – Мы с парнями у Лёши на даче куролесили. Пили, гуляли и шашлыки ели. Зарядку я, к сожалению, забыл, а телефон у меня, само собой, разрядился.

Выложив жене «чистую правду» муж снова откинулся на мягкую стенку, мечтая как можно скорее принять горизонтальное положение. Однако, как человек культурный, Миша решил пока не ложиться и поддержать начатый разговор, в глубине души очень рассчитывая, что супруга вот-вот выговорится, успокоится и угомонится.

Но противная сторона только-только начала своё выступление, и до завершения её обвинительной речи было ещё далековато. Тем не менее, как настоящая Павлуцкая, не желая ходить вокруг да около, Ирина ударила прямо в лоб.

- Ну и как же, Миша, этого твоего Лёшу зовут? Сам скажешь, или придётся вытягивать у тебя признание под пытками? И что это за Лёша такой, если по телефону он отвечает женским голосом?

- По телефону? – удивился Миша, а его бедная голова, в попытках найти услышанному хоть какое-то логичное объяснение, внезапно заболела ещё сильнее.

- Да, представь себе, по телефону, – злорадно улыбнувшись, подтвердила жена. – Уж, извини, пожалуйста, но пришлось мне с этой особой пообщаться, потому что не удержалась я, чтобы по этому незнакомому номеру не позвонить. А что я, по-твоему, должна была делать? Я же, между прочим, о тебе беспокоилась, я же, между прочим, тебя искала.

Признаться, подобного оборота событий Миша не ожидал. Не думал он, что в поисках компрометирующих сведений Ирина проникнет так глубоко. Хотя, собственно говоря, чем он себя таким особенным скомпрометировал? У них с Ниной ничего не было. Вернее, почти ничего. А неудачная попытка, с мужской точки зрения, и попыткой-то не считается.

Если бы у Миши не так сильно болела голова, если бы после вчерашней попойки с Димой он не чувствовал себя так плохо, может быть, он и вывернулся бы, может быть, какая-нибудь подходящая идея и пришла бы ему на ум. Но на этот раз, после непродолжительного молчания, он решил не запираться. Тем более что всех обстоятельств разговора Нины и Ирины он не знал, а скрывать ему было нечего. Или, используя его же оговорку, почти нечего.

- Ну, так как этого Лёшу зовут? – поторопила его жена.

- Нина, – равнодушно ответил Миша. – Ту особу, с которой ты, судя по всему, разговаривала, зовут Нина.

- Ладно, хоть не Маруся, – пренебрежительно фыркнула супруга. – Ты бы в своей провинции ещё какую-нибудь Марусю нашёл.

Миша, разумеется, обиделся. Как поселившийся в Москве провинциал, он на дух не переносил это неистребимое московское жлобство и из жены эту малопривлекательную черту характера пытался вытравить всеми силами. Однако до конца так и не вытравил. До поры до времени, благодаря тонкому и интеллигентному маминому воспитанию, Ирина выказывала себя женщиной весьма тактичной и культурной. Но, так или иначе, а случаются в жизни такие обстоятельства, когда даже культурная женщина перестаёт быть таковой и в разговоре с супругом абсолютно не стесняется в выражениях. Именно так произошло в тот день и с Ириной.

С той самой минуты она завела продолжительную и выматывающую нервы слушателя речь, щедро украшенную яркими сравнениями и достаточно меткими словечками. Естественно, вся эта речь была направлена в первую очередь в адрес Миши, однако перепадало в ней также и его землякам, а если уж выражаться точнее – землячкам. Для этих представительниц славной Потеряевской земли Ирина, как и стоило того ожидать, не жалела ни оборотов, ни сравнений. С кем только она их ни сравнивала, словно стараясь заочно унизить и растоптать. Пользуясь, собственно, тем, что ответить ей Потеряевские женщины не имели никакой возможности. Одним словом, Мишина супруга проявила самые худшие черты своего характера, унаследованные ею, по-видимому, от отца.

Сам Миша долгое время занимал позицию молчуна. Морщась и зажмуривая глаза, он старался своей разъярённой жены хотя бы не видеть, раз уж не слышать её он не мог. Не отвечая и не оправдываясь, он надеялся, что скандал утихнет сам собой, и своими ответными репликами решил не подливать масла в огонь. Хотя Мише, с его-то больной головой, терпеть происходящее было, мягко говоря, тяжеловато. Временами он с трудом сдерживался, чтобы не вскочить и не заткнуть супруге рот каким-нибудь подвернувшимся под руку предметом. Очень уж она его достала.

Однако вскоре нескончаемый монолог прервался. Разозлившаяся Ирина, не выдержав, что муж упорно ей не отвечает, обратилась к нему со следующими вопросами:

- Объясни-ка мне, мой дорогой, чего тебе не хватало? Чего тебя в нашей жизни не устраивало? Неужели тебя до такой степени на сторону потянуло, что ты на первых же встречных шалав вешаться начал? Ну, отвечай! Чего примолк?

- Эта Нина, к твоему сведению, никакая не шалава. Она, между прочим, будущий врач. Я простыл и неожиданно заболел, а она меня на юбилее школы больным подобрала и за считанные дни вылечила, – открыв-таки рот, соизволил пояснить Миша.

- Скажите, пожалуйста, какая благодетельница! – с нескрываемым сарказмом произнесла жена. – Значит, она тебя у себя дома держала? Что же она тебя к твоей маме не отправила?

- У меня была очень высокая температура. Мне было так плохо, что отпустить меня домой она не решилась.

- Чего ты мне заливаешь? Как ты мог заболеть, если ты в принципе ничем не болеешь? Я тебя больным что-то не помню.

Миша пожал плечами.

- Уж не каждый ли раз, как ты к маме приезжаешь, у тебя такие болезни случаются? Эта Нина тут у тебя одна или у тебя ещё какие-то пассии имеются?

- Думай, что хочешь. Я ни в чём не виноват и искать оправданий не собираюсь, – глубоко вздохнул Миша и демонстративно махнул на жену рукой.

- Чего ты ещё пререкаешься! Чего ты ещё споришь! Я тебе, по-моему, спорить не разрешала! – тут же взвилась она и едва не бросилась на мужа с кулаками. Теперь Ирина не сдерживалась, и крохотное купе наполнилось её звенящим криком. Не на шутку разошедшись, возбуждённая супруга ещё очень долго продолжала яростно вдалбливать в Мишину голову свою, как ей казалось, единственно верную мораль. Теперь она доходчиво рассказала, что хорошие мужья так не поступают, а также с негодованием поведала, как именно, по её мнению, ведут себя эти самые, так называемые «хорошие мужья». Все постулаты Ирина обязательно повторяла несколько раз, по-видимому, считая, что с первого раза до Миши не доходит. И всякий раз все свои фразы она начинала одинаково.

⇐ Предыдущая 23 24 25 26 272829 30 31 32 Следующая ⇒