роман 6 страница

К тому времени приятные мурашки у него на спине уже благополучно прекратились. Во-первых, они больше не танцевали, во-вторых, ему подпортил настроение Лёша, а в третьих, на улице стоял далеко не май месяц и легко одетый Миша немедленно начал замерзать. Теперь по его спине были готовы распространиться мурашки совсем другого рода – те самые, которые обычно сопровождают озноб.

Так или иначе, а пресловутая ложка дёгтя, неосмотрительно брошенная в Мишину бочку мёда зловредным Лёшей, слегка осложняла сложившуюся ситуацию. Время от времени, словно какая-то навязчивая идея, неприятные Лёшины слова о вчерашней девочке из сауны вновь и вновь звучали в Мишиной голове. Лично он вчерашней гостьи почти не запомнил, а единственное, что мог бы с уверенностью о ней утверждать, – это то, что звали её Вероникой, а в Потеряев она приехала из Шабалинского района. Хотя, само собой разумеется, он отлично запомнил её грудь – ту самую грудь с «Южным крестом», несказанно впечатлившую вчера всех его друзей. Вот по этой-то самой груди, доводись ему сравнивать, Миша без труда отличил бы вчерашнюю Веронику от кого угодно. Тем более – по её правой груди с пресловутым неповторимым созвездием.

Однако не просить же сейчас Нину, чтобы она показала ему свою грудь. Как ей, интересно, объяснить, что его несказанно успокоит, если он изучит родинки на её интимных местах? Если между нею и кем-то ещё не отыщет никакого сходства? Уж такое-то его предложение наверняка прозвучало бы как маразм, а сам Миша в ту же секунду был бы обязательно записан в сумасшедшие. Это уж как пить дать. Тем не менее, именно благодаря Лёше, мысль о возможном сходстве Нины и Вероники всю дорогу не покидала разгорячённой Мишиной головы. Не покидала, сколько бы тот её ни гнал, сколько бы ни убеждал сам себя в её абсолютной невозможности, учитывая всю нестыковку некоторых фактов и обстоятельств. Ведь Вероника, скорее всего, никак не могла учиться в их Потеряевской школе, а учившаяся в Потеряеве Нина никоим образом не могла приехать в Потеряев из Шабалинского района. Уж это как минимум.

Поэтому, совершенно не желая того, чтобы Нина оказалась девушкой по вызову, снедаемый сомнениями Миша решил вести себя максимально корректно. Корректно в любом случае, до чего бы у них сегодня ни дошло. Ведь как бы мало женщина ни обещала, у любого мужчины, оказавшегося в подобных обстоятельствах, обязательно присутствует неистребимая подсознательная надежда, что сегодня с ним что-то случится, что сегодня с ним что-то произойдёт. С ним и его спутницей, естественно, и при этом произойдёт непременно. Ведь не успеет женщина сделать навстречу мужчине даже шаг, как тот уже погружается в сладкие грёзы и выстраивает относительно неё далеко идущие планы. Кем бы этот мужчина ни являлся, – женатым или холостым, свободным или состоящим в отношениях, – а подобные планы он выстраивает обязательно. Между тем как сопутствующими, абсолютно абстрактными мечтами и без того, даже без всякой на то причины, бывает неизменно проникнуто всё его существование. Хотя все мужские мечты в отношении женщин можно было бы с лёгкостью выразить буквально в двух словах. Но этих слов, дабы не обижать ни тех, ни других, мы приводить не станем.

Одним словом, Миша вёл себя корректно. Он держал Нину под ручку, всю дорогу что-то ей рассказывал, но щекотливых тем и прямых вопросов старательно избегал. Друг друга они не знали, никаких общих интересов не имели, а повествовать о своей личной жизни Мише, естественно, не хотелось. Самым безобидным в такой ситуации было бы завести разговор на какую-нибудь нейтральную тему. И такой темой, по его выбору, стали закадычные Мишины друзья, сама незабываемая средняя школа, любимые Мишины учителя и остальные его одноклассники, в силу каких-то объективных причин так и не ставшие друзьями, а потому, по окончании школы, исчезнувшие из его жизни навсегда. Обо всём этом Миша всю дорогу и заливался, посвящая Нину в некоторые весёлые и забавные обстоятельства своей школьной жизни. Благо, повод для этого был прекрасный – юбилей школы. Так, в одностороннем порядке, они и общались: он без всякого умолку болтал, а она молчала и слушала. Мимо проплывали щедро осыпанные свежим снегом живописные потеряевские пейзажи, навевая параллельные ностальгические воспоминания, вполне соответствующие характеру Мишиных рассказов. А вот о чём всю дорогу думала молчаливая Нина – этого он так и не узнал.

Как оказалось, жила Нина далековато. Всегда ли девушка так долго гуляла по вечерам или выбрала для прогулки этот конкретный вечер, но к пешему путешествию она подготовилась основательно. Сапоги на ней были высокие и тёплые, а её толстого пуховика не смог бы просквозить ни один ветер. О её объёмном меховом капюшоне упоминать, наверное, не нужно – ведь о нём уже и так было сказано.

В отличие от девушки Миша оказался одет совсем не по сезону. Долгое время живя в Москве, на улице он бывал мало, а большую часть дня или сидел в офисе, или, не покидая своей уютной машины, преодолевал невообразимо огромные московские расстояния. Одним словом, тёплой зимней одежды ему абсолютно не требовалось. Шапки он не носил, его куртка была почти без подкладки, а о существовании зимних меховых ботинок он, за неимением надобности, почти не вспоминал. Именно так, налегке, он и пожаловал в Потеряев, позабыв, по всей видимости, что такое настоящие потеряевские морозы. Небо между тем постепенно прояснялось, и с каждой минутой становилось всё холоднее и холоднее. И первым эту перемену, на своей собственной шкуре, почувствовал именно Миша. Мало того, что оделся он не по-зимнему, так ещё и алкоголь, выпитый им с друзьями, уже совершенно его не грел, но зато, требуя основательного расщепления и переработки, отнимал значительную долю энергии организма. Тем не менее, Миша пока держался, а волнующее присутствие девушки и разнообразные связанные с нею мысли, то и дело рождающиеся в его голове, очень долго не давали ему осознать, как сильно он замёрз. Таким образом, по достижении долгожданной цели он и она чувствовали себя абсолютно по-разному: Миша дрожал как заяц, а Нине всё было нипочём – от морозца у неё лишь разгорелись щёчки.

В конце концов, выяснилось, что жила Нина в малосемейке – девятиэтажном кирпичном муравейнике, сверх всякой меры напичканном жильцами самого разнообразного пола и возраста, но одинакового удручающе низкого благосостояния. Именно на крыльце этой трущобы и должно было произойти следующее событие, предполагавшее два совершенно противоположных варианта. Вариант первый – Миша с Ниной прощаются навсегда, вариант второй – Миша под каким-нибудь благовидным предлогом проникает к Нине в гости. Однако в данном конкретном случае получилось так, что напрашиваться ему не пришлось, – девушка догадалась о его беде с первого взгляда.

- Ну, вот мы и пришли, – прямо у крыльца объявила Нина. – Вы там как, не замёрзли без шапки?

И впервые за всё время прогулки, повернув лицо в его сторону, она глянула на него из глубины своего капюшона.

- Всё нормально, – сиплым голосом ответил Миша. – Не волнуйтесь – я не замёрз.

- А почему тогда у вас нос красный? – всплеснула она руками. – Господи, да я же вас совсем заморозила! А ну-ка, поднимайтесь ко мне! Я вас сейчас горячим чаем напою. И пока вы не согреетесь и не придёте в себя, я не успокоюсь.

Оказалось, что возражать Нине бесполезно. Сколько он ни храбрился, утверждая, что ничуть не замёрз, девушка не поверила ни одному его слову. Схватив Мишу под руку, она втянула его в подъезд, а уж добраться до квартиры, при её неожиданно возникшем энтузиазме, оказалось совсем несложно.

По сути, Миша должен был быть доволен, – как бы там ни было, а его заветные мечты сбывались. Но к тому времени, как они достигли малосемейки, он уже до того замёрз, что ничему кроме спасительного тепла радоваться был неспособен. Все шаловливые мысли и все хитроумные планы под воздействием холода сгинули и заледенели где-то у него внутри. А стоило Мише, миновав затхлые запахи, грязь и хлам коридоров, попасть в тёплую квартиру, как его затрясла настоящая лихоманка. У него просто зуб на зуб не попадал, и Миша долго не мог понять, как же он умудрился так сильно замёрзнуть. Однако сделать он ничего не мог, ведь успокоиться и взять себя в руки у него совершенно не получалось. Он даже куртки расстегнуть не сумел – до такой степени не слушались его окоченевшие и скрюченные от холода пальцы.

Тогда не на шутку встревоженная Нина стащила со своего гостя куртку, провела его в небогато обставленную комнату и решительно усадила в кресло. Потом она укутала Мишу каким-то пледом, стремительно освободила его ноги от ботинок и носок и сунула их в тазик с горячей водой. После чего, ни на секунду не останавливаясь, встревоженная девушка убежала ставить чайник.

Минут через пять Миша уже пил чай. Но только со второй кружки он начал понемногу согреваться, хотя разговаривать так и не начал, а избавиться от неприятной трясучки так и не смог.

- Спасибо вам, Нина, за заботу! – только и произнёс он. – Извините меня за беспокойство. Можно я ещё немного посижу, а потом пойду?

- Сидите, сколько хотите, – тепла мне не жалко! – улыбнулась она в ответ.

А потом Миша закрыл глаза и никаких дальнейших событий уже не помнил.

Когда Миша открыл глаза вновь, то сразу же почувствовал, что ему стало совсем плохо. Всё тело страшно ломило, голова ужасно раскалывалась, а сам он буквально обливался горячим потом. Вне всяких сомнений, у него был жар. И стоило ему проснуться, как, спасаясь от этого жара, он тут же начал вылезать из-под пледа.

- Выспался? – иронично поинтересовалась среагировавшая на его возню Нина. Судя по всему, она до сих пор не ложилась, а, дожидаясь его пробуждения, что-то читала, устроившись на диване.

Миша ничего не ответил, но весьма красноречиво сморщился и вытер с лица струящийся пот.

- Ты уж не заболел ли? Что-то ты весь сырой, – озабоченно заметила девушка и, преодолев разделявшие их два шага, положила свою удивительно прохладную ладонь на его воспалённую голову. – Ничего себе! Да у тебя температура! – тут же определила она, но для полной определённости незамедлительно отыскала и вручила ему градусник. – Меряй, давай! – строго распорядилась Нина и на некоторое время оставила его в покое.

Миша с ней не спорил. Однако, как ему показалось, не успел он сунуть холодный предмет себе под мышку и на какую-то секунду сомкнуть тяжёлые веки, как Нина потребовала свой градусник назад.

- Ничего себе! Тридцать девять и девять! Вот это да! – в несказанном изумлении громко объявила хозяйка. – Вот это да! И чего теперь делать?

- Я сейчас такси вызову и уеду, – пробормотал в ответ Миша, больше всего на свете желая в ту же секунду переместиться домой, где, оставляя позади все мучения, опуститься в приготовленную ласковой мамой прохладную и мягкую постель.

- Куда это ты уедешь? Я тебя с такой температурой на улицу не выпущу! Сейчас же ложись и спи, а утром мы на тебя посмотрим!

Спорить у гостя не было никаких сил. Болезненным шёпотом он попросился в туалет, после чего, радуясь в душе, что в крохотной квартирке всё было рядом, отправился в указанном Ниной направлении. Когда же он вернулся обратно, то расправленный и застеленный диван уже манил его своей чистотой и свежестью и выглядел ничуть не хуже, чем находящаяся где-то далеко-далеко приготовленная мамой кроватка.

- Раздевайся до трусов и ложись! Я тебя сейчас для начала уксусом обтирать буду, – решительно заявила девушка.

- А где же ты сама спать будешь? У тебя, как я понимаю, не гостиница.

- Верно подметил – не гостиница, – невесело рассмеялась она. – Ну да ничего, я уж как-нибудь на раскладном кресле лягу. Надеюсь, ты меня не стеснишь и в таком состоянии приставать не станешь. Давай, давай, раздевайся.

Как выяснилось, раздеться перед Ниной до трусов никаких затруднений не составило. По сути дела, Миша вообще перестал проявлять хоть какие-то половые признаки – до того ему было плохо. Его внимание привлекала лишь подушка с наволочкой в голубой цветочек, на которую он изо всех сил мечтал опустить свою гудящую и разламывающуюся голову. Тем не менее, едва он с облегчением улёгся и закрыл глаза, как Нина начала его нещадно мучить, обтирая с головы до ног обжигающе холодной, пахнущей уксусом жидкостью, да ещё и заставляя время от времени переворачиваться. Правда, едва она закончила свою процедуру, Мише и в самом деле немного полегчало. Он даже выслушал встревоженную девушку и ответил на некоторые её вопросы.

- Так чего же тебя провожать-то меня понесло, если ты, оказывается, совсем не оделся? Не знал разве, что на улице холодно?

- Я зимой всегда так хожу. Я привычный.

- Вот и заболел, раз привычный! Посмотри-ка, какие у тебя ботинки! Дерьмо на постном масле, а не ботинки! – сердито высказалась Нина.

Миша вспомнил свои новые ботиночки, за которые в Москве, в каком-то модном мужском салоне, совсем недавно отвалил пятнадцать тысяч, но насчёт их сходства с дерьмом спорить не стал. Вместо этого, тяжело сглотнув, он ответил:

- У меня ещё днём голова болела. Я, наверное, ещё днём заболел, только не понял этого.

- Так чего же ты с больной головой ещё и на юбилей школы попёрся?

- Не знаю. Думал, ерунда. Думал, пройдет.

И тут же Мишу посетила целая серия догадок. Может быть, и голова у него болела, и Олег своими выходками раздражал, и одноклассники своими неожиданными откровениями о первой любви бесили именно потому, что он уже заболел, только первое время не чувствовал этого? Не чувствовал, потому что расслабился, потому что немного выпил, да и вообще – в последний раз простужался и болел чуть ли не в шестом классе, и за эти долгие годы совершенно запамятовал, что такое простуда, и как ужасно она выглядит. Может статься, и во взгляде Нины что-то необычное ему лишь по болезни привиделось? С чего бы, по правде сказать, быть там чему-то особенному? Что там такого особенного – глаза и глаза, взгляд и взгляд?

Тут, проверяя свою догадку, Миша с трудом разомкнул отяжелевшие веки и попытался заглянуть девушке в глаза. Тем не менее, ничего у него не получилось. Взгляда суетившейся над ним Нины он не перехватил, а вот его бедная голова тут же откликнулась на возникшее зрительное напряжение очередным зарядом пульсирующей боли. И Мише не оставалось ничего другого, как вновь обречённо зажмуриться.

Пока он занимался такими умственными самоистязаниями, Нина вновь его укутала, заставила выпить какое-то лекарство, положила на лоб холодное полотенце и словно маленького ребёнка уложила спать. Последнее, что пришло Мише на ум, – это то, что они, оказывается, уже успели когда-то сблизиться, поскольку всё последнее время обращались друг к другу исключительно на «ты». И хотя момента сближения Миша абсолютно не припоминал, разбираться с этим вопросом у него уже не было никаких сил. Он глубоко вздохнул, осторожно перевернулся, а буквально в следующую секунду тревожно и тяжело уснул.

Проснулся Миша только утром. И хотя он совершенно не представлял, сколько сейчас времени, за окном уже рассвело, и вся комната наполнилась мягким утренним светом. Нина сидела неподалёку и опять, точно так же, как накануне, что-то сосредоточенно читала.

- Привет! – с трудом ворочая пересохшими губами, проговорил он.

- А, проснулся! – приветливо ответила она. – Ну и как у тебя дела? Как себя чувствуешь?

- Голова вроде нормально, а вот в теле какая-то слабость. Ужасная слабость. Боюсь, я даже не встану.

Встать, однако, пришлось – как ни крути, а в туалет хотелось. Нина накинула на него какой-то женский халат, и именно в таком уморительном виде он и поднялся. А лишь только поднялся, как до того сильно пошатнулся, что едва не свалился обратно в постель. Пришлось девушке сопровождать гостя до туалета, аккуратно поддерживая его сзади. Благо, что далеко идти не пришлось, ведь, как уже упоминалось, в малосемейке всё находилось буквально на расстоянии вытянутой руки.

Так или иначе, но, вернувшись обратно, Миша поневоле свалился на диван, а его голова вновь начала раскалываться так, словно по ней упорно и целенаправленно наколачивали большим молотком.

- Теперь врача вызвать надо, – решительно высказалась Нина. – Я сейчас позвоню и вызову. Есть у тебя какие-нибудь документы? Полис там медицинский или паспорт?

- Паспорт у мамы остался. А медицинский полис я с собой не вожу – я ведь никогда не болею, – невесело ответил Миша.

- Заметно, что никогда не болеешь, – горько усмехнулась она.

- Это у меня случайно вышло. Сам не понимаю, как такое произошло.

- Ладно, в поликлинику я всё равно позвоню. Скажу, что бездомного на улице подобрала. Без денег и без документов.

- Деньги у меня есть, – с трудом улыбнулся Миша и неожиданно вспомнил, что вчера вечером так и не позвонил маме. Хотя и обещал. – Сколько сейчас времени? – внезапно переполошился он.

- Девять почти. Ты что, куда-то опоздал?

- Мне маме позвонить надо. Дай мне, пожалуйста, брюки, – там у меня телефон.

А буквально через пару минут, окончательно собравшись с силами, он прямо из постели повёл следующий разговор.

- Мама, привет!

- Ой, Миша! Ой, Мишенька! Ну, наконец-то! Ты чего же так долго не звонил? Где ты? Что случилось? Почему ты домой не вернулся? Я уже сама тебе звонить хотела, да не решилась будить. Думала, ты ещё спишь, – взволнованным голосом протараторила мама.

- Я и в самом деле только-только проснулся. У меня всё хорошо, ты не беспокойся. Тут такое дело – мы к Лёше на дачу уехали. Мы тут ещё немного побудем, на лыжах покатаемся, в лес сходим, на свежем воздухе отдохнём. Ты не беспокойся, пожалуйста, – как только мы домой соберёмся, я тебе обязательно позвоню. Ладно?

- Как же так? Разве ты в Москву не торопишься? Я ведь думала, что ты в Москву сразу же после вашего юбилея уедешь.

- Нет, в Москву я не спешу, – как можно увереннее ответил Миша. – Не знаю, как у меня получится, но, может быть, до конца недели я и останусь.

- Да? Ну, ладно, – недоумённо произнесла Алевтина Романовна. – Если тебя, конечно, Ирина не потеряет.

- Не беспокойся, мама, не потеряет. Кстати, она тебе не звонила?

- Нет, не звонила. Ты бы лучше, сынок, сам ей позвонил.

- Хорошо, позвоню. Ну, ладно, мама, меня там ребята ждут, я побежал.

Именно такими на удивление беспечными и беззаботными словами Миша завершил разговор с обманутой мамой, после чего в изнеможении свалился на подушку. Слава Богу, что Алевтина Романовна в этот момент его не видела, а не то от одного жалкого Мишиного вида, наверное, сошла бы с ума.

Нина некоторое время ждала, некоторое время молчала, а потом, разумеется, не выдержала и с лёгкой издёвкой уточнила:

- На даче, значит, гостишь? У Леши, значит? И в Москву, значит, не торопишься?

- Да, на даче! Ты же сама всё слышала. А что же я, по-твоему, должен был своей маме отвечать? – слабым, болезненным голосом отозвался он. – Что простыл? Что совсем умираю? Что нахожусь у своей знакомой, которой до вчерашнего вечера ни разу в жизни не видел? Ну, уж нет. Ты как хочешь, а я, к твоему сведению, – не самоубийца, да и преждевременной смерти своей мамы, если хочешь знать, не желаю.

- Ладно, я тогда за лыжами пошла. Сейчас мы с тобой с горки кататься будем.

С этими двусмысленными словами Нина, усмехнувшись, покинула комнату, и Миша остался один.

Однако вскоре вместо обещанных лыж хозяйка принесла своему гостю завтрак. С лёгкой улыбкой присев к нему на кровать, она принялась его усиленно потчевать. И сколько, ссылаясь на полное отсутствие аппетита, Миша ни отказывался, сколько ни отнекивался, сколько ни отворачивался, Нина его всё-таки накормила.

- Кушай, кушай, а то и лыжи таскать не сможешь, – временами приговаривала она. – У вас с вашим Лёшей ещё лыжная гонка впереди.

Больной стойко переносил всё её шутки и на её изящные издёвки и провокации совершенно никак не реагировал. Когда же он наконец поел и вернул свою тяжёлую голову на подушку, то от приложенных усилий покрылся горячим потом и, судя по внешнему виду, приблизился к самому плачевному состоянию. Словно последнее время вовсе не ел и не по телефону с мамой разговаривал, а без устали ворочал тяжёлые мешки с картошкой.

Как нарочно, в это, самое неподходящее время, ему в очередной раз позвонила жена.

- Да, – тяжело выдохнул в свой сотовый телефон Миша.

- Здравствуй, дорогой! Ты чего так запыхался? Бежал куда-то?

- Да, по лестнице поднимался.

- Куда поднимался? У вас же лифт!

- Я не дома, я в больнице, – выдал Миша самое первое, что пришло в его больную голову.

- В какой больнице? Что случилось? Кто-то заболел? – ужасно встревожилась Ирина.

- Ничего особенного не случилось, всё нормально. Просто маме немного нездоровится. Я её для профилактики уговорил немного полежать в больнице.

- Да? У неё что-то серьёзное?

- Не знаю. Надо, на всякий случай, провериться, пройти кое-какие обследования, сдать всякие там анализы. Знаешь, как всё это бывает.

- Уж я надеюсь, это не ты её до такого состояния довёл? – с лёгким подозрением в голосе спросила жена.

- Нет, не я, Ириночка, не беспокойся. Но ещё на несколько дней мне придётся здесь задержаться.

- Ну, разумеется, ну, конечно, – тут же согласилась она. – Может быть, для какой-то помощи и я тебе нужна? Может быть, мне лучше приехать?

- Нет, пока не стоит, не беспокойся. Если что-то изменится, если ты уж очень понадобишься, я тебе обязательно позвоню, – обливаясь горячим потом, торопливо ответил Миша. – Ты, пожалуйста, не волнуйся.

- Ладно. А как там закончился этот ваш юбилей? Надеюсь, не сильно вы напились? В милицию, случайно, не попали?

- Что ты, Ирина, какой юбилей! Я ведь даже окончания вечера не дождался, я вчера оттуда раньше всех ушёл, – с болезненной откровенностью выдал он жене одну-единственную целиком и полностью правдивую фразу.

- Ну, ладно, дорогой, не горюй. Будем надеяться, что в вашей школе этот юбилей не последний. Потом ещё наверстаешь, – искренне посочувствовала ему жена.

Именно на этом они и попрощались. Находившаяся на работе Ирина опять побежала по каким-то своим делам, а Миша, в состоянии полного изнеможения, безвольно откинулся на подушку.

Нина позволила ему прийти в себя, помыла за ним посуду, а потом, вернувшись в комнату, все-таки не удержалась и заявила:

- Ловко, Миша! Молодец! Двумя звонками и жену, и маму обвёл вокруг пальца.

Больной на этот раз промолчал. Очевидно, после упомянутых Ниной звонков ему стало трудно даже разговаривать.

- Не боишься, что тебя с твоими нелепыми выдумками две твои женщины в два счёта раскроют? – вновь адресовала к нему свои вопросы весело улыбающаяся девушка. – Одной сказал, что у друга на даче, а другой – что у мамы в больнице. Не боишься, что они сейчас созвонятся и, не успеешь ты даже глазом моргнуть, как тебя вычислят?

- Нина, ну чего ты от меня хочешь? Чтобы я от тебя прямо сейчас уполз на карачках? Не беспокойся. Сейчас немножко полегчает, и уползу, – бесстрастно и обречённо произнёс Миша.

- Ладно, ладно, лежи. Ты мне не мешаешь. Я тебе сейчас врача вызову, если ты для начала мне хотя бы свою фамилию скажешь.

- Не надо мне никакого врача, – устало возразил он. – Ты меня лучше сама лечи – у тебя и без врачей хорошо получается. Кстати, на работу ты разве не пойдёшь? Или ты не работаешь?

- Я, между прочим, учусь, и сейчас у меня как раз сессия. А на работе мне, благодаря твоему появлению, придётся взять краткосрочный отпуск. Как я тебя в таком состоянии одного оставлю? – глубоко и печально вздохнула Нина.

- Ты не беспокойся – все издержки я тебе компенсирую. И по работе, и на лекарства, если что-то для лечения понадобится. Там у меня в куртке бумажник. Давай-ка, Нина, я тебе сразу денег дам. Столько, сколько нужно, – любезно предложил Миша.

- Да пошёл ты подальше со своими деньгами! – неожиданно разозлилась она. – В том, что ты вчера простыл, между прочим, только я одна и виновата, – не надо было тебя, такого хилого, в провожатые брать! Я виновата – я тебя и вылечу. Понял?

- Понял. Только ты не ори. На больных орать не полагается.

- Ах, так! Смотри, Миша, ты у меня дождёшься! Попробуй только меня зарази, если у тебя, вдобавок ко всему прочему, окажется ещё и грипп или какая-нибудь другая инфекция! Попробуй только! Мне, к твоему сведению, в субботу экзамен сдавать! – нисколько не переставая кричать, важно продекламировала Нина, после чего протянула ему градусник. – На, бери, меряй!

Не удивительно, что после всех утренних потрясений температура у Миши снова оказалась выше тридцати девяти. И кричи – не кричи, ниже она никак не опускалась, поэтому озабоченной девушке пришлось отложить в сторону все свои учебники и тетрадки и немедленно отправляться в аптеку. Волей – неволей, а в отсутствии врача приступать к непосредственному и самому серьёзному лечению оказавшегося у неё гостя, по всей видимости, приходилось именно ей. И как бы то ни было, а, вернувшись из аптеки и беззлобно ворча себе под нос, к этому самому лечению Нина в конце концов и приступила.

Не считая первой ночи, Миша провёл у Нины ещё целых три дня. Сначала ему было очень плохо – температура никак не хотела снижаться, голова ужасно болела, и его постоянно бросало то в жар, то в холод. В итоге, весь вторник Миша проспал, а если и не спал, то находился в каком-то дремотном и почти бессознательном состоянии.

Девушка, надо отдать ей должное, с самого первого дня взялась за него очень активно. Помимо каких-то лекарств она непрестанно поила Мишу клюквой, в изобилии хранившейся в её холодильнике. Из клюквы Нина делала морс, а этот морс вливала в разгорячённый Мишин организм целыми литрами. Больной не кашлял и не чихал, и даже насморка у него не было, поэтому абсолютно никакой инфекции он, по его мнению, не распространял. Тем не менее, девушка постоянно его предупреждала, чтобы он поменьше открывал рот, а также без устали его стращала, напоминая, что именно с ним произойдёт, если она неожиданно заболеет и по этой причине не сдаст свой несчастный экзамен.

Во вторник Миша и в самом деле почти не разговаривал – на общение у него просто-напросто не оставалось сил. Но Нина так часто напоминала об этом своём экзамене, что прожужжала ему все уши. Наконец, уже поздно вечером, почувствовав, что ему стало легче, Миша не выдержал и поинтересовался:

- А где, Нина, разреши узнать, ты учишься? И почему ты своего экзамена так сильно боишься? Ты же целый день только то и делаешь, что учишь. Как же можно при такой зубрежке какой-то там экзамен не сдать?

- Чего это ты разговорился? Спи, давай! – не поднимая глаз от учебника, ответила она. – Или ты пить хочешь?

- Не хочу. Так где же ты учишься? На кого?

- На врача.

- На врача! – удивлённо проговорил Миша. – Так чего же ты тогда волновалась? Зачем тебе понадобилось врача вызывать, если ты, оказывается, и сама врач?

- Я ещё не врач – я только учусь и, пока диплом не получила, называть себя врачом не имею права. И лечить не имею права. Понял? Вдруг с тобой что-то случится, вдруг тебе от моего лечения хуже станет.

- Фигня! У меня организм крепкий. Ты только немного мне помоги, и мне сразу же полегчает. И учти, что разлёживаться мне нельзя, – как бы меня мои домашние искать не начали.

- Вот-вот! Как найдут они тебя у меня в постели, так тебе и крышка! Тут уж тебе никакие отговорки не помогут. И о том, что ты, оказывается, болен, никто и слушать не станет, – весело рассмеялась Нина. – А особенно меня порадует, если тебя застукает жена.

- Уж она-то не застукает – она, слава Богу, в Москве. А когда, интересно узнать, ты догадалась, что я женат? Когда мне сегодня утром моя жена позвонила? – с самым живым вниманием полюбопытствовал Миша.

- Ага, сейчас! Да я, если хочешь знать, сразу же тебя раскусила. Сразу, как только ты в Доме культуры ко мне за гардину залез.

- Так прямо и сразу.

- Сразу. Я женатых мужиков в два счёта раскалываю.

- Ну-ну. Видать, в этом отношении опыт у тебя богатый.

- А это – не твоё дело! Отцепись от меня со своими вопросами! – отрезала девушка и решительно замолчала, вновь уткнувшись в свой толстый учебник.

Миша в ответ глубоко вздохнул. «Хоть бы тогда температура поднялась», – неожиданно подумал он. Дело в том, что, когда поднималась температура, Нина, помимо всего прочего, растирала его тело раствором уксуса, а такая процедура, несмотря на тяжёлую болезнь, Мише была приятна. Даже в его теперешнем плачевном состоянии прикосновения ласковых женских рук доставляли ему истинное наслаждение. И если бы не разные неприятные сопутствующие болезни обстоятельства, то он согласился бы болеть сколько угодно, лишь бы только его именно так и лечили. И Миша, осторожно повернув набок свою гудящую голову, вновь глубоко вздохнул.

- Чего ты там завздыхал? Есть хочешь? – поинтересовалась девушка.

- Нет. Абсолютно не хочу.

- Ничего. Мне на твои желания наплевать. Сейчас ещё один билет доучу, и будешь у меня трескать, как миленький.

- За что, любопытно узнать, ты, дорогая Нина, так надо мной издеваешься? – печально осведомился он.

- Не надо было со мной связываться. Сам виноват. Пожалеешь ещё, что связался!

Но Миша в ответ на эти угрозы лишь в очередной раз тяжело вздохнул.

В среду утром Мишина температура опустилась до тридцати восьми. Кроме того, сегодня у него почти безболезненно открывались глаза, поэтому, по сравнению со вчерашним днём, он мог хотя бы смотреть, а не лежать целый день, зажмурившись и страдая от непереносимой головной боли. Однако лишь на короткое время, когда различными средствами температуру удавалось ненадолго сбить, Миша чувствовал себя вполне удовлетворительно и мог даже улыбаться. Тем не менее, он по-прежнему много спал, совершенно не наблюдал у себя аппетита и вынужден был испытывать сумасшедшие скачки температуры, которая ближе к вечеру поднималась чересчур высоко. В общем и целом, среда для него выдалась ничуть не лучше кошмарного вторника.

⇐ Предыдущая 19 20 21 22 232425 26 27 28 Следующая ⇒