роман 9 страница

- Сказала ей, что ты застрял у Лёши на даче. Так что и ты, Миша, для твоей же собственной пользы, точно так же ей говори, – весьма доброжелательно посоветовала ему Алевтина Романовна.

Тем не менее, такой добрый совет мамы сына нисколько не обрадовал – разговаривать с женой тот отправился, чертыхаясь себе под нос и откровенно досадуя на сложившуюся ситуацию. Однако досадуй – не досадуй, а кроме самого себя винить было некого, и неприятного разговора с женой было не избежать.

Если бы Миша в то утро позвонил Ирине хоть немного пораньше, если бы сумел поговорить с женой хотя бы до той поры, пока она сама не сделала свой контрольный звонок на незнакомый номер, если бы он чуть-чуть её упредил, может быть, всё сложилось бы иначе. Но – ничего не поделаешь – своей мамы он дома не застал, а первым делом отправился завтракать и мыться. Его ревнивая жена тем временем и в «Уфу» уже позвонила, и голос предполагавшейся соперницы в телефоне услышала, а также окончательно утвердилась во мнении, что супруг ей регулярно и бессовестно врёт. После этого Мише уже не было и не могло быть ни доверия, ни прощения.

При всём при этом, как женщина разумная и выдержанная, ругаться с ним по телефону Ирина, конечно же, не могла. Хотя, едва услышав в трубке голос мужа, она так страшно вскипела, что от возмущения едва не взорвалась. Едва не устроила телефонный скандал прямо в офисе, в присутствии своих излишне любопытных и весьма наблюдательных коллег, разыграв для них, таким образом, своеобразное развлекательное шоу одного актёра. Однако стоит заметить, что Ирина, по своему рождению и воспитанию, всё-таки была Павлуцкой, поэтому вела себя как Павлуцкая и контролировала свои эмоции именно как Павлуцкая. Плотно сжав губы, она сдержалась и, проявляя небывалые чудеса терпения, намеренно промолчала, позволив Мише оправдываться и вновь плести какие-то небылицы. Сама же она тем временем активно анализировала его сумбурный рассказ и подмечала в нём всё больше и больше логических нестыковок и несовпадений. Было ясно: или он снова врёт, или, сильно завравшись в прошлый раз, пытается лихорадочно и безуспешно выпутаться из своего вранья.

Выслушав очередную чушь про какую-то неожиданно возникшую Лёшину дачу, Ирина наконец-то открыла рот и, с трудом сдерживаясь, вполголоса поинтересовалась:

- Постой, Миша, что-то я тебя не поняла. Почему, разреши узнать, ты развлекался на даче? Разве твоя мама уже не в больнице? Её уже выписали?

Муж ненадолго замялся, а потом ответил:

- Да, она уже дома. Но об этом лучше не по телефону. Там такая путаная история, – я тебе потом объясню.

- Ну, ладно, – неодобрительно ухмыльнулась Ирина. – Потом, так потом. Скажи-ка лучше, дорогой, когда ты в Москву вернёшься? Когда нам тебя ждать?

- В воскресенье, наверное. Завтра выеду, сегодня не получится.

- Ну, хорошо. Вот приедешь – тогда и поговорим! – твёрдо произнесла она, вложив в слово «поговорим» столько недосказанного и затаённого смысла, что Миша на той стороне, как ей показалось, испугался. По крайней мере, не мог не испугаться.

На этом их разговор закончился, и Ирина, отложив свой сотовый телефон в сторону, задумалась уже не в шутку, а всерьёз. В свете последних событий возмущённая женщина всё больше и больше убеждалась, что мужа она порядочно распустила. Следовало давным-давно сделать ему поводок покороче. Чтобы знал, как неизвестно куда пропадать, даже не спросив у неё разрешения. Надо же до чего дошёл: матери он, видите ли, звонит, а о жене даже не думает! Да ещё и врёт, врёт прямо в глаза, обнаглевшая рожа!

Хотя упомянутой обнаглевшей рожи Ирина в те минуты перед собой не видела, но оставалась твёрдо убеждена, что Алевтину Романовну, как свою мать, Миша уж точно не забывает и наверняка названивает ей не по одному разу на дню. А вот её, Ирину, муж давным-давно обделил своим вниманием, причём вниманием не только телефонным. И следует, наверное, разобраться, что именно так сильно удерживает Мишу в Потеряеве: больная ли мать, как он утверждает, или что-то совсем иное? Тем более что с матерью они, скорее всего, сговорились.

Так или иначе, а думала Ирина недолго. Взвесив на весах здравого смысла всю имеющуюся у неё информацию, она практически в ту же секунду перестала сомневаться, что странная Мишина загвоздка кроется вовсе не в матери, а таится именно в том приятном женском голосе, что набрался наглости ответить ей по телефону. Имелись у неё на этот счёт если уж не абсолютные факты, то весьма ощутимые предчувствия. И Ирину прямо-таки потянуло к активным действиям. Уже через пять минут она снова сняла трубку, решительно позвонила секретарю и поручила заказать билет до Потеряева на один из сегодняшних вечерних поездов. Она решила не откладывать выяснения отношений в долгий ящик, а неожиданно нагрянуть к свекрови и взять мужа со всеми его тайнами тёпленьким. А если уж Ирина на что-то решалась, то отступить и передумать уже не могла.

Удивительные вещи происходили с Мишей в пятницу. Справедливые упреки матери его ничуть не задели, тяжёлый разговор с женой абсолютно не взволновал, а о своих закадычных друзьях он в тот день даже не вспомнил. Но зато Нина, как это ни удивительно, ни на минуту не выходила у него из головы. И всё это несмотря на то, что накануне дружная банда старательно и упорно его искала, разделив вместе с Мишиной мамой тревожную и бессонную ночь.

Когда Алевтина Романовна довольно живо пересказала ему всю их вчерашнюю эпопею, Мише, оказавшемуся под её укоризненными взглядами, сделалось слегка неловко. Однако неловко и только, – ведь абсолютно никакой вины он за собой не чувствовал. Что же он мог поделать, в самом-то деле, если стал невольной жертвой внезапной болезни и неудачно сложившихся обстоятельств. А вот в адрес своих не в меру активных друзей он мысленно высказался так: «Дураки – вот и искали! Лично я их об этом не просил». Тем более что именно друзья, а если конкретно – то Андрей и Лёша, своим внезапным вчерашним появлением и весьма опрометчивыми заявлениями, до ужаса встревожили и едва не свели с ума его впечатлительную маму. Хорошо хоть, Ирине они позвонить не догадались, хорошо хоть, не додумались, придурки несчастные, поинтересоваться ещё и у неё: «А не знаете ли вы, дорогая Ирина Ивановна, где скрывается ваш муж? Вы уж простите, но мы его ещё в понедельник потеряли и, сколько с тех пор ни искали, во всём Потеряеве найти так и не смогли». В самый раз было бы что-то подобное заявить! А ещё и друзья называется. Не друзья, а самые настоящие предатели, – пришли и выложили матери на её сына едва ли не весь имеющийся у них компромат.

После такого горячего выпада в адрес друзей на разных мелочах Миша поставил точку и окончательно выбросил их из головы, перейдя, так сказать, к самому главному. А главным для него в тот день, к его же собственному недоумению и изумлению, оказалась, собственно говоря, Нина. Ведь что бы Миша ни делал, чем бы ни занимался, а новая знакомая оставалась неизменной властительницей всех его дум и единственной повелительницей всех его внезапно оживившихся чувств и несказанно обострившихся ощущений. И если уж заявлять со всей откровенностью, то не успел Миша вернуться домой, как начал страшно скучать по Нине. А лишь только начал скучать, как принялся активно выискивать повод, как бы к ней вернуться. Однако передавать все его тогдашние мыслительные терзания и непредсказуемые логические построения не имеет, наверное, никакого смысла, потому что и сам Миша едва ли за ними за всеми поспевал. Его мысли скакали с одного предмета на другой, переключая возбуждённое Мишино сознание то на впечатливший его Нинин образ, то на запомнившуюся ему картину событий последней недели, то на какой-нибудь вероятный эпизод ближайшего будущего. Будущего, по преимуществу рисующегося в Мишином воображении лишь как внезапное возвращение к девушке и как её неоднозначная реакция на такой нежданный и негаданный сюрприз. А также бесконечные цепочки дальнейших событий, неудержимо разбегающиеся в его мыслях многочисленными возможными сценариями сложившихся и сформировавшихся вероятностей. Весьма, надо сказать, приятных и увлекательных вероятностей.

Долго ли, коротко ли размышлял в этом направлении Миша, но вскоре решил, что сегодня утром попрощался с девушкой чересчур сдержанно и сухо, а за своё счастливое избавление от болезни даже, как следует, не отблагодарил. Что же это, по сути своей, он устроил? Что же это, действительно, за благодарность такая – сунуть своей спасительнице денег за лекарства да буркнуть какую-то нелепость себе под нос? После такого неудачного во всех отношениях эпизода Мише только и оставалось, что исчезнуть и кануть в неизвестность, словно в Нининой жизни его никогда и не было. Но в том-то всё и дело, что исчезать Мише абсолютно не хотелось, а страстно желалось совершенно противоположного – попытаться под каким-нибудь благовидным предлогом вернуться к девушке и как-нибудь по нормальному, по-человечески её отблагодарить.

Как бы там ни было, а действовал Миша в тот день по принципу: сказано – сделано. И хотя своих мыслей он озвучивать не стал, но в самом скором времени принялся эти бестелесные мысли очень живо и деятельно претворять во что-то осязаемое и материальное. Одним словом, не успело Потеряевское время достигнуть обеда, а он уже явно куда-то засобирался.

Алевтина Романовна, само собой разумеется, тут же решила, что Миша собирается возвращаться домой, то есть, правильнее выражаясь, – в Москву, к жене и сыну. Потому что, как ни крути, а Мишиным домом его мама до сих пор считала свою собственную квартиру. В связи с этим, обнаружив его суету, она тут же обратилась к сыну с соответствующими вопросами по этому поводу.

- Ты уж, Миша, не сегодня ли собрался ехать? Ты уж, поди, и билет купил? – первым делом поинтересовалась она.

- Нет, не сегодня, – сдержанно отозвался тот. – И билета я пока не купил.

- А куда же в таком случае ты собираешься?

- Мне в одно место сходить надо. Схожу и вернусь.

- В какое ещё место? – до последней степени возмутилась мама. – Ты же, как я понимаю, только-только пришёл!

- Ну и что. Схожу, прогуляюсь и вернусь.

- Какие тебе прогулки! Собирайся-ка ты и в самом деле в Москву. Собирайся, а я тебя на вокзал провожу. Прямо в поезд посажу – так мне спокойнее будет.

Нужно отметить, что в первый раз за долгие годы Алевтина Романовна не уговаривала сына ещё немножко погостить, а наоборот – принялась натуральным образом его выпроваживать. Вот ведь до чего дошло, вот ведь до чего Миша докатился, – родная мать не желала его больше терпеть и не пыталась удерживать в собственном доме.

Тем не менее, несмотря на такие ужасные заявления, сын даже не подумал внять уговорам и убеждениям матери и не изъявил ни малейшего желания начать собирать свою походную сумку. Но зато, пугая Алевтину Романовну своим подозрительным поведением, он то и дело заглядывал в зеркало и всячески прихорашивался, уделяя своей собственной внешности слишком уж много внимания. Судя по всему, Миша явно куда-то собирался, но собирался ни в коем случае не в Москву. Уж это-то было очевидно.

При таких вопиющих обстоятельствах скандал между матерью и сыном, казалось, был неизбежен. Но в это самое время негодующая Алевтина Романовна разглядела Мишины лекарства, которые тот, вернувшись домой, без всякой задней мысли беспечно бросил на стол.

- Что это? – строго спросила она и тут же, захватив обе коробочки в свои руки, принялась внимательно изучать надписи и обозначения в явной попытке идентифицировать эти незнакомые предметы.

- Лекарства, – ответил он.

- Ты что же это? Заболел?

- Да. Но ты, мама, не беспокойся. Я уже вылечился, у меня уже всё прошло.

- Так ты потому и домой так долго не возвращался? Потому что не мог? Потому что болел? – взволнованно осведомилась она.

- Ну, в общем-то, да, – простодушно кивнул Миша.

И тут, буквально в мгновение ока, сыну была объявлена полная и безоговорочная амнистия. Раз он болел, раз принимал лекарства, раз недомогал до такой степени, что даже домой не смог вернуться, Алевтина Романовна окончательно его простила. Теперь ей стало совершенно до лампочки, чем именно все эти дни Миша занимался, где он на самом деле был и по какому, собственно, праву так долго и упорно говорил ей неправду. Теперь ей было очевидно, почему и зачем он это делал. Вне всяких сомнений, заботливый сын не хотел её беспокоить, не хотел тревожить, не хотел расстраивать, – вот и скрыл обстоятельства своей болезни, вот и отлежался где-то в другом месте, лишь бы только её не обременять.

Разумеется, с той самой минуты Миша оказался окружён настоящей материнской любовью и заботой. Об отъезде в Москву теперь уже не шло никакой речи. Алевтина Романовна в первую очередь должна была убедиться, что сын и в самом деле поправился, что у него и в самом деле всё хорошо. Первым делом она кинулась разогревать обед, а вслед за этим принялась своего Мишеньку интенсивно и весьма калорийно кормить. При этом мама очень надеялась, что чем больше она старается, тем меньше будет у Миши шансов улизнуть после обеда из дома. Куда он, по правде-то говоря, денется, если натрескается до отвала. Тогда, скорее всего, его потянет поспать, – а уж это-то для выздоравливающего больного, как всем известно, самое-самое лучшее.

Стоит признать, что поначалу мамин план полностью оправдался. Она, нахваливая свои блюда, кормила его и кормила, подкладывала ему добавки и подкладывала, а истощённый болезнью Миша, ничуть не сопротивляясь, с завидным аппетитом ел. Алевтине Романовне, наблюдавшей столь радостную картину, оставалось лишь торжествовать. Ведь, так или иначе, а пообедал проголодавшийся сын изрядно, с лёгкостью приговорив большую часть недавних произведений маминой кухни. Надо заметить, его любимой кухни. Тем не менее, несмотря на столь обильную трапезу, энергии у Миши ничуть не убавилось, и после обеда он очень долго не изъявлял желания полежать. Напротив, создавалось такое впечатление, что Миша вот-вот сорвётся с места и бросится куда-то бежать. Уж мама-то своего сына знала, – бежать, сломя голову.

Однако на помощь Алевтине Романовне неожиданно пришла до ужаса ею нелюбимая банда. Едва Мишин телефон зарядился, включился и появился в сети, как все его друзья, словно сговорившись, один за другим, принялись дружно ему названивать, осторожно пытаясь выяснить, где Миша находится, а также вернулся он домой или нет. Видать, после минувшей бессонной ночи к обеду они пришли в себя, после чего в самом скором времени засекли сигнал его сотового телефона. Наткнувшись, таким образом, на безнадёжно потерявшегося Мишу, друзья, не сдерживая своих эмоций, выражали неописуемый восторг, а также пытались выяснить, что же всё-таки произошло, куда же он всё-таки запропастился и что же, интересно узнать, всё это время делал. После вчерашней суматохи о его громком исчезновении знали уже абсолютно все, поэтому теперь, в порядке своеобразной очереди, все как один ему и позвонили. Сначала это сделал Вова, затем – Костя, потом – Лёша. А следом за ними в телефонную связь вступили Андрей, Дима, Олег и Женя.

Пришлось Мише уединиться в своей комнате, закрыть за собой дверь и битый час молоть языком. В сложившихся обстоятельствах, чего уж греха таить, общаться со своими друзьями Мише не очень-то и хотелось, и он с удовольствием перенёс бы эти бесконечные разговоры на потом. И это опять же невзирая на то, что все семеро позвонивших были его закадычными друзьями. Однако случаются в жизни такие моменты, когда становятся лишними даже друзья. Тем не менее, телефонную пытку он выдержал, никого никуда не послал, а в процессе непрерывного общения едва не намозолил себе язык. В конце концов, Миша так утомился, что и сам не заметил, как, закончив разговор с Женей, растянулся на своей кровати, опустил голову на подушку и задремал. К непередаваемой радости Алевтины Романовны, которая, надо сказать, только этого и добивалась.

Так хитрая мама выиграла часа два или два с половиной. Когда же это время истекло, словно какая-то неведомая сила подбросила Мишу, и он, вскочив с кровати, снова куда-то засобирался.

- Что это ты? Куда это ты? Ляг, полежи, отдохни, – попыталась Алевтина Романовна удержать сына в пределах своей осязаемости и видимости.

Однако сколько она ни усердствовала, сколько ни лезла из кожи вон, все её усилия оказались напрасны. Не успела мама и глазом моргнуть, как Миша, не вступая ни в какие дискуссии и переговоры, оделся, собрался и умчался из квартиры. Умчался, словно одержимый, а обескураженная Алевтина Романовна снова осталась одна. Никаких определённых мыслей в её голову прийти не могло, а потому единственное, что она могла сделать, – это свалить всю вину за происходящее на всё ту же небезызвестную ей банду. «Опять его кто-то баламутит, опять его кто-то с пути сбивает! Неспроста он со своими бандитами битый час языком молол!» – сердито рассудила мама, после чего послала в адрес Мишиных друзей ещё несколько весьма «ласковых», но абсолютно незаслуженных слов. Однако этих слов мы приводить не станем, поскольку в данном конкретном случае к происходящему Мишины друзья были непричастны. Не виноваты они были ни в чём, сколько бы Алевтина Романовна их ни обвиняла. Но об этом в тот день взволнованная женщина даже не догадывалась.

Обойдя несколько магазинов, единственным, на что Миша сподобился, оказалось шампанское, коробка конфет и цветы. Сколько он себя ни терзал, сколько ни ломал себе голову, пытаясь отважиться на что-то другое, ничего более оригинального ему на ум не пришло. Так он и остановился на традиционном, но весьма банальном «мужском наборе», словно вовсе и не пытался отблагодарить Нину, а собирался к ней на обычное, заурядное свидание. Словно этих свиданий у них позади было уже пруд пруди, словно только этого незамысловатого счастья девушка от него и ждала.

Кстати насчёт последнего утверждения Миша, как здравомыслящий человек, нисколько не сомневался. Как-то не верилось ему, что Нина до сих пор его не забыла, как-то не мог он себе представить, что она вспоминала о нём хотя бы один-единственный раз за весь этот день после их скомканного утреннего прощания. Скорее всего, уж в последний-то день перед экзаменом, углубившейся в учебники студентке было абсолютно не до него. Накануне экзамена, как, вероятно, и в любое другое неподходящее время, Нине такой неожиданный воздыхатель как Миша был и даром не нужен. Тем не менее, раз уж девушка никак не выходила у него из головы, повёл себя Миша совершенно по-мужски – настырно, необдуманно и безрассудно. Совершенно не задумываясь, как его примут, он накупил полные руки «подарков» и отправился прямиком по знакомому адресу – в направлении малопривлекательной, обшарпанной малосемейки. Дорогу он теперь знал, а решительности и смелости ему было не занимать.

Так состоялась их новая, весьма и весьма, надо сказать, непредвиденная встреча. Ведь в то, что такое произойдёт, ещё утром не верили ни он, ни она, и расставались они, явно не рассчитывая хоть когда-то увидеться вновь. Вот потому-то утверждать, что, увидев Мишу, Нина страшно удивилась, – означало бы не сказать ничего. Едва девушка открыла дверь и обнаружила на площадке беззаботно поигрывающего бутылкой шампанского конфетно-цветочного гостя, от неожиданности у неё едва не открылся рот, а также в несказанном изумлении широко-широко распахнулись испуганные голубые глаза.

- Что это? Зачем это? – хлопая ресницами, только лишь и смогла пролепетать Нина, а затем неудержимо и заразительно расхохоталась.

- Это я тебе, дорогая моя спасительница, принёс, – улыбнувшись в ответ, уверенно заявил Миша, после чего протянул растерявшейся хозяйке огромный букет шикарных роз. Самых лучших, какие только нашлись в Потеряевском цветочном магазине.

- Спасибо, конечно, – после некоторого замешательства смущённо ответила девушка, а под тяжестью роз поневоле изящно изогнулась и отступила на шаг назад.

Как оказалось, Миша только этого и ждал. Не услышав никаких приглашений, он тут же воспользовался внезапным Нининым отступлением и следом за ней проник в квартиру. А оказавшись там, незамедлительно захлопнул за собой входную дверь и запер её на задвижку. Словом, повёл себя так, словно заявился к себе домой.

- Давай-ка я тебе помогу цветы поставить. Давай-ка я их подержу, пока ты за какой-нибудь вазой ходишь, – любезно предложил гость, снова перехватив у девушки букет, а вместо этого вручив ей шампанское и конфеты.

- Ой! Ты что! Мне конфет не надо! И шампанского я у тебя не возьму! – испуганно заявила Нина. – Я, между прочим, ничего отмечать не собираюсь. И вообще, у меня, к твоему сведению, завтра экзамен.

- Последний? – тут же уточнил Миша. – Экзамен у тебя последний? Ну, так вот! Конец сессии и отметишь, – получив утвердительный кивок головой, подытожил он.

Нина хотела ему возразить, хотела сказать, что ей, для того, чтобы что-то отмечать, последний экзамен надо сначала сдать. Но, оценив сложившуюся ситуацию, девушка пришла к выводу, что спорить на эту тему с мужиком будет, скорее всего, бесполезно. У любого мужика сто доводов найдётся, только его задень, только попробуй поспорь, только конкретно спроси, как, где и когда лучше всего устроить праздник. Им ведь даже повода никакого не надо – им только какой-то намёк дай, и какой-нибудь очередной праздник в их насыщенном календаре непременно найдётся. Поэтому, раскинув умом, пришлось Нине покориться обстоятельствам, забрать вручённые ей конфеты и шампанское, а пышные цветы пристроить в трехлитровую стеклянную банку. Ничего более подходящего для такого большого букета в её доме не нашлось. Тем не менее, когда Миша уже оказался в комнате, девушка, не сумев сдержаться, высказалась:

- Я, вообще-то, ещё не доучила. Я, вообще-то, ещё не закончила.

- Ничего, Нина, долго я тебя не задержу. Если хочешь учить, то учи, а я просто так, рядом побуду, где-нибудь тут, в уголке на стульчике посижу, – услышала она довольно обнадёживающий ответ.

- Что же ты будешь делать? Снова пялиться на меня начнёшь?

- Может быть, и попялюсь. Оттого, что я на тебя попялюсь, ничего страшного не произойдёт, – улыбнувшись, беззаботно ответил Миша.

- Неужели ты за все эти дни на меня ещё не нагляделся? Я уж думала, ты своим взглядом дырку на мне прожжёшь, – довольно благодушно усмехнулась девушка.

Но гость лишь развёл руками и, не откладывая в долгий ящик, усевшись на диван, принялся на неё любоваться. Между тем Нина и в самом деле попробовала было продолжить свою нескончаемую зубрёжку. Однако в изменившейся обстановке дело у неё совсем не пошло. То ли упорная студентка доучила уже до того, что медицинская наука совершенно не лезла ей в голову, то ли присутствие незваного гостя попросту сбивало её с толку, уводя её утомлённую мысль совершенно не в том направлении. Так или иначе, а, недолго помучившись, девушка решительно захлопнула учебник и пристально глянула Мише в глаза.

- Давай-ка лучше чаю с твоими конфетами попьём. А ещё лучше – поужинаем. Моему мозгу, по всей видимости, требуется отдых и питание, – словно оправдываясь, проговорила она.

- Ужинать я не буду, а вот чаю попью, – с готовностью согласился гость. После сытного маминого обеда он ещё ни чуточки не проголодался.

- Поужинаем, а потом ты, может быть, и уйдёшь, – довольно бесцеремонно ляпнула Нина и сама рассмеялась своей бесцеремонности. Словно притащившегося к ней Мишу она уже заранее выпроваживала, словно о том только и думала, когда же он наконец уйдёт и оставит её в покое.

Но гость ничуть не обиделся. Весело расхохотавшись, он всем своим видом показал, что на что-то особенное никоим образом не рассчитывает, а ситуацию со своим неожиданным появлением воспринимает вполне адекватно. Он, по всей видимости, решил ещё раз появиться, ещё раз отблагодарить свою спасительницу, а уже затем окончательно и бесповоротно откланяться.

Вот с такими, достаточно определёнными и успокаивающими мыслями на его счёт Нина и отправилась на кухню. Миша, разумеется, не желая оставаться в одиночестве, двинулся за нею следом и составил девушке компанию. Кроме того он предложил хозяйке любую возможную помощь в приготовлении ужина. Именно этим в ближайшие полчаса они и занялись: Нина готовила свои незатейливые блюда, а непрестанно улыбающийся Миша охотно ей помогал.

По сравнению с четырьмя предыдущими днями сегодня Миша являл собою образ абсолютно поправившегося человека, чем своего начинающего врача очень и очень радовал. Но если во внешнем облике гостя наступил вполне определённый порядок, то в его мыслях воистину царили сумбур и хаос. Зачем он собственно пришёл, чего ждёт и чего хочет – этого Миша не только не мог объяснить, но даже и не пытался заставить себя всерьёз об этом задуматься. Лишь одно он мог утверждать со всей очевидностью – Нина, вне всяких сомнений, очень ему нравится. Ведь едва он вновь переступил порог её дома, едва вновь увидел её лицо, весь его организм наполнился ощущением непередаваемо волнующей теплоты. Это приятное чувство, возникая где-то чуть ниже грудной клетки, при каждом взгляде на Нину, при каждом услышанном от неё слове, распространялось и растекалось из своеобразного географического телесного центра во все стороны. Даже кончики его пальцев, испытывая лёгкую дрожь и трепет, казалось, ощущали это удивительное состояние. Другими словами, находясь в компании Нины, Миша получал одно сплошное удовольствие. А к чему это удовольствие приведёт и что с ним произойдёт, когда, рано или поздно, эта странная эйфория закончится, – Мишу совершенно не волновало. Вот какая с ним тогда случилась история.

Нина всё-таки заставила Мишу поужинать, а затем, как собственно и предполагалось, перешла к чаепитию. По ходу дела они довольно живо и легко общались, а также весело вспоминали совсем недавнюю удручающе тяжёлую Мишину болезнь. От шампанского хозяйка, разумеется, отказалась, поэтому принесённую бутылку Миша так и не открыл. В самом деле, отмечать пока было нечего, да и Нина всем своим видом давала понять, что лишь только поужинает, как снова отправится учить и с головой заберётся в свой толстый учебник.

Так, с шутками и смехом, они и закончили эту недолгую вечернюю трапезу, после чего Нина помыла посуду, вытерла руки полотенцем и встала посередине крохотной кухоньки, устремив на гостя свой выжидающий взгляд. Вслух она ничего не сказала, но Миша сразу же понял, что следующим действием, согласно логике событий, должно было стать его прощание и окончательный, бесповоротный уход. Действительно, чего же ему ещё оставалось делать? Только встать, попрощаться и уйти.

Ну, он, собственно, и встал. Встал и сразу же оказался от Нины на расстоянии вытянутой руки, – ведь её крохотная кухня как-то не предполагала других расстояний. Девушка, на целую голову ниже Миши ростом, чуть подняла своё лицо вверх и с ожиданием глянула на него, наполнив маленькую кухню сиянием своих голубых глаз. А прямо над её головой, усиливая это сияние, горела электрическая лампочка. И тут в Мишину голову закралась неожиданная мысль, что перед тем, как прощаться и уходить, он мог бы эту девушку хотя бы обнять. Обнять и, может быть, если получится, поцеловать. Одним словом, попрощаться, как прощаются нормальные люди. А едва эта мысль посетила его неугомонную голову, как ни о чём другом он уже не мог и думать. Не успела Нина почувствовать затянувшуюся паузу, не успела разгадать и упредить затевающуюся против неё агрессию, а Миша уже ухватил её за плечи, уверенно притянул к себе, моментально обнял и, не позволив девушке спрятать лицо и опустить голову, мягко и решительно поцеловал. Прямо в губы поцеловал, потому что, за исключением уже упомянутых небесно-голубых глаз, лишь губы его теперь и привлекали.

Честно признаться, ничего подобного Нина не ожидала. Разумеется, если бы она ожидала, если бы уже поняла, с кем на самом деле имеет дело, то она, уж конечно, ни за что на свете не вскочила бы на ноги перед мужиком в этом замкнутом кухонном пространстве, не оставив себе никакого пути к отступлению. Теперь же бежать с кухни ей было некуда, – позади оставались лишь холодильник да газовая плита, а единственную дверь удачно блокировал Миша. Хотя, даже если и так, даже если, находясь у себя дома, Нина позволила загнать себя в мышеловку, то она наверняка вытянула бы руки и попробовала бы оттолкнуть наглого агрессора, после чего увернулась бы от него любым возможным способом. И если мужских объятий ей уж точно было не избежать, то поцеловать-то себя она бы, разумеется, не позволила. Но в том-то всё и дело, что подобных вызывающе-дерзких действий от недавнего обессиленного пациента девушка никоим образом не ожидала, а встретившийся ей в ДК галантный кавалер, благодаря своему подчёркнуто корректному поведению, вызывал у неё в душе одно сплошное доверие. Однако Нина, видать, просчиталась, и чрезмерный кредит доверия коварный Миша получил абсолютно зря.

Так или иначе, а в следующие минуты на кухне разгорелась нешуточная борьба. Правда, борьбой равных соперников назвать её было трудно. Миша, не выпуская девушку из рук, глубоко и жарко целовал её в губы, с каждым новым поцелуем ощущая, что его охватывает всё большее и большее возбуждение, а Нина, практически лишённая возможности двигаться, лишь что-то мычала да время от времени безуспешно дёргалась и подпрыгивала. Тем временем, то ли в силу какой-то возникшей между ними химической реакции, то ли оттого, что жертва устала, но свою первоначальную хватку Миша ослабил. А Нина, вместо того, чтобы сопротивляться и вырываться, неожиданно обняла его освободившимися руками и сама, со смущением и осторожностью, откликнулась на его поцелуй. Одним словом, из соперников они неожиданно превратились в союзников.

Кончилось это безобразие тем, что Миша подхватил Нину на руки и, стараясь ни обо что её не ударить, через узкие дверные проёмы осторожно внёс в комнату. Свет в комнате не горел, и они погрузились в спасительный полумрак. Что ни говори, а смущаться и разглядывать друг друга у них обоих в тот момент не возникло никакого желания. Опустив Нину на диван, Миша с замиранием сердца убедился, что та не только никуда от него не бежит, но даже никаких попыток к бегству не предпринимает. Тогда, охваченный неудержимым волнением, вдыхая её сводящий с ума запах, он принялся целовать её тонкую шейку, а затем, осторожно расстёгивая рубашку, двинулся в сторону груди. А Нина совершенно замерла и, не произнося ни звука, лишь учащённо дышала в ответ.

⇐ Предыдущая 22 23 24 25 262728 29 30 31 Следующая ⇒