ГЛАВА IV.. Тейфельсдрекъ выбирается на дорогу.

ГЛАВА IV.

Тейфельсдрекъ выбирается на дорогу.

"Тѣмъ не менѣе, этимъ путемъ", пишетъ нашъ Автобіографъ, повидимому когда онъ покидалъ Учебное Заведеніе, "Нѣчто получило здѣсь реальное бытіе: именно я, Діогенъ Тейфельсдрекъ, Образъ, видимый во Времени (Zeitbild), занимающій нѣсколько кубическихъ футовъ Пространства и содержащій въ себѣ Силы, какъ физическія, такъ и духовныя: надежды, страсти, мысли,-- словомъ, полное, чудесное оборудованіе, болѣе или менѣе совершенное, принадлежащее этому таинственному явленію -- Человѣку. Во мнѣ были способности вступить, въ нѣкоторой малой степени, въ бой съ огромнымъ Царствомъ Тьмы: развѣ простой Землекопъ, или Граберъ, не уничтожаетъ своимъ заступомъ трясину и бурьянъ и не оставляетъ за собой хоть немного Порядка тамъ, гдѣ онъ нашелъ прямо противоположное? Даже вѣдь и однодневнан Мошка имѣстъ способности этого рода; и она образуетъ нѣчто органическое, (хотя бы въ своемъ Тѣлѣ, если не иначе) изъ того, что было прежде Неорганическимъ; и она производитъ въ нѣмомъ, мертвомъ воздухѣ живую музыку, хотя бы тончайшую, своимъ жужжаніемъ".

"Насколько больше тотъ, чьи способности духовны; кто изучилъ, или началъ изучать великое тауматургическое искусство Мысли! Я называю его тауматургическимъ, ибо доселѣ всѣ чудеса были сотворены помощью его, и впредь будутъ твориться еще безчисленныя; нѣкоторымъ изъ нихъ мы сами въ настоящее время свидѣтели. О вдохновенномъ Посланничествѣ Поэта и Пророка и о томъ, какъ оно созидаетъ и разрушаетъ цѣлые міры, я не буду упоминать; но и самый глупый развѣ не можетъ слышать, какъ вокругъ него гремятъ паровыя машины? Развѣ онъ не видитъ, какъ Идея Шотландскаго Слесаря (и то лишь механическая) мчится на огненныхъ крылахъ вокругъ мыса Доброй Надежды, черезъ два Океана и, могущественнѣе всякаго Духа, вызваннаго Волшебникомъ, переносится и передвигается во всѣ стороны, а дома не только ткетъ Одежду, но и дѣлаетъ чрезвычайно быстрый переворотъ во всемъ старинномъ строѣ Общества и приготовляетъ намъ косвеннымъ, но вѣрнымъ способомъ, въ замѣну Феодализма и Права Охоты Индустріализмъ и Власть Мудрѣйшаго. По-истинѣ, Мыслящій Человѣкъ есть худшій врагъ, котораго только можетъ имѣть Князь Тьмы. Я не сомнѣваюсь, что каждый разъ, какъ такой человѣкъ возвѣщаетъ о себѣ, все Преисподнее Царство содрогается и приготовляетъ новыхъ Эмиссаровъ, съ новыми хитростями, чтобы, если возможно, уловить его, завязать ему глаза и сковать его".

"Къ такой-то высокой задачѣ и я, какъ гражданинъ міра, былъ призванъ. Бѣда, однако, въ томъ, что, хотя вы и рождены такимъ образомъ къ самой обширной Власти, съ верховными правами не болѣе, не менѣе какъ надъ Миромъ и Войной противъ Князя Вѣка (ZeifЭrst), или Діавола, и всѣхъ его Владѣній, но церемонія вашего коронованія стоитъ столькихъ хлопотъ, и такъ трудно не только добыть вашъ скипетръ, но даже увидать его!"

Не хочетъ ли Тейфельсдрекъ сказать послѣднимъ вымученнымъ сравненіемъ только то, что молодые люди встрѣчаютъ препятствіе въ томъ, что мы называемъ "выбраться на дорогу"? -- "Не то, что я Имѣю", продолжаетъ онъ, "а то, что я Дѣлаю, есть мое Царство. Каждому данъ нѣкоторый внутренній Талантъ и нѣкоторая внѣшняя Обстановка Судьбы; и каждому, благодаря чрезвычайно мудрому сочетанію того и другаго, данъ нѣкоторый максимумъ Способностей. Но самой трудной задачей была всегда слѣдующая первая: Найти путемъ изученія самого себя и почвы, на которой вы стоите, въ чемъ именно заключается комбинація вашихъ внутреннихъ и внѣшнихъ Способностей. Ибо, увы! наша молодая душа полна зачатковъ Способностей, но мы еще не видимъ, какая изъ нихъ есть главная и настоящая. Къ тому же, новый человѣкъ является всегда въ новое время и при новыхъ условіяхъ; его путь не можетъ быть факсимиле какого-нибудь прежняго, но по самой природѣ своей непремѣнно оригиналенъ. И затѣмъ, какъ рѣдко внѣшняя Способность соотвѣтствуетъ внутренней: пусть мы удивительно талантливы,-- но мы бѣдны, не имѣемъ друзей, страдаемъ несвареніемъ желудка, застѣнчивы и, что хуже всего, мы безтолковы. Такимъ образомъ, во всей этой путаницѣ Способностей, мы глупо, ощупью, ищемъ вокругъ, чтобы нащупать то, что наше, и часто хватаемъ не то, что слѣдуетъ: въ этой безсмысленной работѣ теряемъ мы нѣсколько лѣтъ изъ нашего короткаго срока, пока близорукій Юноша не получитъ, путемъ упражненій, представленія о разстояніяхъ и не сдѣлается зрячимъ Мужемъ. И многіе проводятъ въ этомъ даже весь свой срокъ и въ постоянно новомъ ожиданіи, въ постоянно новомъ разочарованіи, бросаются отъ предпріятія къ предпріятію, изъ стороны въ сторону, пока наконецъ, какъ уже отчаявшіяся семидесятилѣтнія дѣти, не бросятся въ свое послѣднее предпріятіе, т.-е не лягутъ въ могилу".

"Такъ какъ большинство изъ насъ слишкомъ близоруко, то такова и была бы всеобщая участь, если бы насъ не спасало одно: нашъ Голодъ. По этой причинѣ, такъ какъ хорошо извѣстна быстрая природа Голода, долженъ быть сдѣланъ и быстрый выборъ; и вотъ поэтому-то мы и имѣемъ для нашей неразумной юности, съ весьма мудрою предусмотрительностью, Дипломы и Ученичество; помощью ихъ неопредѣленная общая идея Человѣка видитъ себя въ должное время отлитой въ готовую форму опредѣленнаго Ремесленника; и съ этихъ поръ онъ начинаетъ работать, пожалуй, съ большей или меньшей потерей своихъ способностей, но не съ худшей изъ потерь -- именно времени. Даже и въ духовной области,-- такъ какъ и духовный художникъ родится слѣпымъ, (и не получаетъ зрѣнія, какъ нѣкоторыя другія существа, на девятый день, но гораздо позже, а то и никогда) -- развѣ не хорошо, что для насъ приготовлено то, что мы называемъ Профессіями, или Хлѣбными Занятіями (Brodzwecke)? Здѣсь, кружась, какъ лошадь въ топчакѣ, для которой частичная или полная слѣпота не есть зло, Хлѣбный Художникъ можетъ непрерывно путешествовать вокругъ и вокругъ, постоянно воображая, что это впередъ и впередъ. И притомъ онъ и осуществляетъ немало: для себя -- пропитаніе, а для міра -- добавочную лошадиную силу въ великой мельницѣили маслобойнѣ Экономической Жизни Общества. И для меня также были приготовлены такія помочи; только онѣ оказались арканомъ и едва не задушили меня, пока я ихъ не разорвалъ. Такимъ образомъ, по словамъ Знаменосца Пистоля, міръ сдѣлался вообще моей устрицей, которую я силой или хитростыо, какъ могъ и хотѣлъ, долженъ былъ открыть. Я едва не погибъ (fast war ich umgekommen),-- такъ упорно продолжала она закрываться". Мы видимъ здѣсь уже въ весьма ясныхъ предварительныхъ очертаніяхъ смыслъ многаго изъ того, что затѣмъ должно было случиться съ нашимъ Автобіографомъ; историческое же воплощеніе всего этого, какъ оно постепенно и мучительно имѣло мѣсто въ его Жизни, лежитъ разбросанное въ туманныхъ перепутанныхъ подробностяхъ, въ Связкѣ Pisces и слѣдующихъ. Молодой человѣкъ высокаго таланта и высокаго, хотя смирнаго, темперамента, подобно молодому рьяному жеребенку, "разрываетъ свой арканъ" и скачетъ впередъ въ обширный міръ, прочь отъ своихъ огороженныхъ ясель; но увы! онъ находитъ также и его крѣпко огороженнымъ! Богатѣйшія клеверныя поля дразнятъ его глазъ; но для него они -- запрещенное пастбище; ему приходится или стоять, постепенно изнемогая отъ голода, или метаться взадъ и впередъ въ безумномъ отчаяніи, тыкаясь въ отвѣсныя каменныя стѣны, черезъ которыя онъ не можетъ перепрыгнуть, которыя только ранятъ и увѣчатъ "его, пока, наконецъ, послѣ тысячи попытокъ иусилій, онъ какъ бы чудомъ прочищаетъ себѣ дорогу, но не въ изобильный и роскошный клеверъ, а въ нѣкоторую лѣсную чащу, гдѣ существованіе еще возможно, и Свобода, хотя и сопутствуемая Скудостью, тѣмъ не менѣе не лишена сладости. Однимъ словомъ, Тейфельсдрекъ, отбросивъ свою Профессію юриста, видитъ себя безъ указательныхъ столбовъ внѣшняго руководства: вслѣдствіе этого его прежній недостатокъ опредѣленной Вѣры, или внутренняго руководства, усиливается до ужасающихъ размѣровъ. Нужда понукаетъ его; Время не хочетъ остановиться, а онъ, Сынъ Времени, не можетъ остановиться; дикія страсти безъ удовлетворенія, дикія способности безъ употребленія безпрерывно терзаютъ и волнуютъ его. И онъ также долженъ играть эту мрачную Монодраму: Безъ Цѣли и безъ Отдыха; долженъ стать лицомъ къ лицу съ ея постепенными перипетіями, доработаться до ея развязки и вывести изъ нея, какое можетъ, нравоученіе.

Однако, будемъ справедливы къ нему; признаемъ, что его "арканъ" отнюдь не сидѣлъ на немъ удобно, что онъ былъ до нѣкоторой степени вынужденъ разорвать его. Если мы посмотримъ на общественное положеніе молодаго человѣка въ этой Безыменной столицѣ, когда онъ вышелъ изъ ея Безыменнаго Университета, то мы легко усмотримъ, что оно было далеко не завидно. Свой первый Юридическій Экзаменъ сдалъ онъ блестяще; онъ даже можетъ хвалиться, что Examen Rigorosum не могъ испугать его; но если онъ такимъ образомъ сдѣлался "почетнымъ Аускультаторомъ", какая въ томъ польза? Для него не находится почти никакого занятія. Съ другой стороны, для юноши безъ связей процессъ Ожиданія самъ по себѣ не возбуждаетъ большихъ надеждъ и не представляетъ съ внѣшней стороны для человѣка его настроенія никакого удовольствія. "Мои товарищи Аускультаторы", говоритъ онъ, "были Аускультаторами. Они одѣвались, переваривали пищу и произносили членораздѣльныя слова; другихъ признаковъ жизненности они почти не проявляли. Мало мышленія проглядывало въ этихъ глазахъ, которые разбѣгались во всѣ стороны! Никакого пониманія высокаго и глубокаго, вообще ничего человѣческаго или божественнаго; только самое тонкое чутье предстоящаго Производства". Нельзя ли видѣть въ этихъ словахъ, указывающихъ на полное отчужденіе со стороны Тейфельсдрека, нѣкоторыхъ слѣдовъ какъ бы горечи уязвленнаго тщеславія? Несомнѣнно, эти прозаическіе Аускультаторы фыркали на него за его чудачества и старались ненавидѣть, или, что было еще болѣе невозможнымъ, презирать его. Во всякомъ случаѣ, здѣсь не могло быть дружнаго единенія: молодой Тейфельсдрекъ уже покинулъ другихъ молодыхъ гусей и плыветъ отдѣльно, хотя еще не увѣренный, кто онъ самъ, гусенокъ или молодой лебедь.

Можетъ быть, къ тому же онъ исполнялъ и ту маленькую должность, какую занималъ, плохо или, въ лучшемъ случаѣ, неохотно. Пусть онъ хвастается "большимъ знаніемъ практическихъ пріемовъ и опытностью"; но не было ли въ этомъ также и большой практической гордости, которая была глубоко скрыта только потому, что тѣмъ глубже коренилась? Такой робкій человѣкъ никогда не могъ быть популярнымъ. Мы представляемъ себѣ, что въ эти дни онъ, можетъ быть, выкидывалъ странныя штуки своею независимостью и т. д.: развѣ его собственныя слова не указываютъ на это? "Какъ личность весьма юная, я воображалъ, что мнѣ надлежитъ бороться только съ моимъ Дѣломъ, а не съ Безуміемъ также и не съ Грѣхомъ во мнѣ и въ другихъ". Какъ бы то ни было, его прогрессъ отъ пассивнаго Аускультаторства къ какому-нибудь активному Ассессорству былъ, очевидно, изъ самыхъ медленныхъ. Постепенно, тѣ самые положительные люди, которые въ первое время отчасти были склонны покровительствовать ему, повидимому, отнимали отъ него свое благорасположеніе и бросали его на произволъ судьбы, какъ "геніальнаго человѣка";-- противъ каковаго образа дѣйствій онъ громко протестуетъ въ этихъ своихъ Бумагахъ. "Какъ будто", говоритъ онъ, "высшее не предполагаетъ низшаго! Какъ будто тотъ, кто можетъ взлетать къ небесамъ, не можетъ также тащиться и въ почтовой каретѣ, если онъ только того захочетъ. Но міръ все равно, что старая баба, которая принимаетъ каждый позолоченный грошъ за настоящій червонецъ; нѣсколько разъ здѣсь обманувшись, она уже больше ни во что не вѣритъ, кромѣ простыхъ мѣдяковъ".

Изъ настоящихъ Документовъ не ясно, какимъ образомъ нашъ крылатый посланникъ къ небесамъ, не принятый въ качествѣ земнаго разсыльнаго, сумѣлъ тѣмъ временемъ уберечь себя отъ того, чтобы не улетѣть на небеса безвозвратно. Добрая старая Гретхенъ, повидимому, исчезла со сцены, а можетъ быть -- и съ лица Земли; никакой другой Рогъ Изобилія или хотя бы даже Сбереженій, не сыпался на него; поэтому, имѣя въ виду, что "быстрая природа Голода хорошо извѣстна", мы не можемъ не испытывать нѣкотораго безпокойства. Помощь, извлекаемая изъ частнаго Преподаванія сколькихъ бы то ни было языковъ и наукъ, бываетъ всегда незначительна; равнымъ образомъ, чтобы употребить его собственныя слова, "юный Искатель Приключеній не подозрѣвалъ въ себѣ до сихъ поръ никакого литературнаго дара, но, сколько могъ, зарабатывалъ на хлѣбъ и воду помощью своихъ обширныхъ способностей Переводить. Тѣмъ не менѣе", продолжаетъ онъ, "я, очевидно, существовалъ, такъ какъ вы до сихъ поръ находите меня живымъ". Мы должны, однако, сознаться въ своей неспособности объяснить этотъ фактъ, кромѣ развѣ какъ помощью принципа, выраженнаго въ нашей задушевной, доброй старой Пословицѣ: "есть ротокъ, есть и кусокъ".

Нѣкоторые Счета Квартирныхъ Хозяевъ и другіе экономическіе Документы, носящіе признаки Уплаты, показываютъ, что онъ не сидѣлъ безъ денегъ, а платилъ, какъ слѣдуетъ, самостоятельно, если не за Домъ, то по крайней мѣрѣ за Комнату. Здѣсь также находятся въ числѣ другихъ двѣ небольшія попорченныя Записки, которыя, пожалуй, могутъ бросить свѣтъ на его положеніе. На первой мы не находимъ теперь ни даты, ни подписи автора, но за то огромный Кляксъ. Гласитъ она слѣдующее: "(Чернильный Кляксъ), связанный предшествующими обѣщаніями, не можетъ иначе, какъ только самыми искренними пожеланіями споспѣшествовать планамъ Герръ Тейфельсдрека относительно извѣстнаго Ассессорскаго мѣста и видитъ себя въ тяжелой необходимости воздержаться въ настоящее время отъ того, что иначе было бы его обязанностью и удовольствіемъ, т.-е. способствовать въ устройствѣ карьеры геніальнаго человѣка, котораго, впрочемъ, ждутъ гораздо болѣе блестящіе успѣхи". Другая записка написана на золотообрѣзной бумагѣ; она интересуетъ насъ, какъ нѣкотораго рода эпистолярная мумія, нынѣ мертвая, но которая нѣкогда жила и оказала благодѣтельное вліяніе. Мы приводимъ ее въ подлинникѣ: "Herr TeufelsdrЖckh wird von der Frau GrДfinn auf Donnerstag zum Aesthetischen Thee shЖnstens eingeladen".

Такимъ образомъ, въ отвѣтъ на вопль о плотной колбасѣ, въ которой ощущается самая настоятельная нужда, приходитъ, весьма эпиграмматически, приглашеніе на помои совершенно жидкаго Эстетическаго Чая! Какъ Тейфельсдрекъ, находясь теперь въ дѣятельной рукопашной схваткѣ съ самой Судьбой, велъ себя среди этихъ Музыкальныхъ и Литературныхъ Дилеттантовъ обоего пола, подобно голодному льву, приглашенному на обѣдъ изъ цыплячьяго корма,-- объ этомъ мы можемъ только догадываться. Можетъ быть, онъ ушелъ въ выразительное молчаніе и воздержаніе: во всякомъ случаѣ, если левъ въ подобномъ положеніи вообще обѣдаетъ, то уже никакъ не цыплячьимъ кормомъ, а только самими цыплятами. Но затѣмъ, такъ какъ эта Frau GrДfinn помѣтила свое письмо Замкомъ Цедармъ, она не можетъ быть никѣмъ инымъ, какъ Графиней и его владѣлицей; отсюда явствуютъ ея умственныя стремленія и благорасположеніе къ Тейфельсдреку, ради ли Герръ Тоугуда или ради его самого. Мы уже въ другомъ мѣстѣ указали на очевидность того, что нѣкотораго рода отношенія дѣйствительно продолжали въ теченіе извѣстнаго времени связывать нашего Автобіографа, хотя, можетъ быть, и довольно слабо, съ этимъ благороднымъ Домомъ. Несомнѣнно, что если онъ ожидалъ покровительства, это было напрасно; довольно съ него и того, что онъ получилъ возможность бросать случайные взгляды въ большой свѣтъ, изъ котораго, какъ намъ прежде казалось, онъ былъ вполнѣ исключенъ. --"Цедармы", говоритъ онъ, "жили въ покойной, роскошной Аристократической обстановкѣ; Литература и Искусство, привлеченныя и закрѣпленныя внѣшнимъ образомъ, должны были служить здѣсь наиболѣе великолѣпною отдѣлкой. Этимъ послѣднимъ усовершенствованіемъ были обязаны GnДdiger Frau (Ея Сіятельству): она прилежно подбирала и искусно прилаживала подходящую отдѣлку -- кружево или паутину, смотря по мѣсту". Былъ ли Тейфельсдрекъ также отдѣлкой изъ кружева или паутины, или обѣщалъ быть таковой? Онъ продолжаетъ: "Я имѣлъ неоднократно честь бесѣдовать съ самимъ Excellenz (Графомъ),-- преимущественно объ общихъ вопросахъ, о положеніи міра, который онъ, хотя уже перейдя за половину жизни, видѣлъ не въ неблагопріятномъ свѣтѣ, считая, правду сказать, что кромѣ Искорененія Журналистики (die auszurottende Journalistik) здѣсь почти нечего желать. Но такъ какъ Excellenz былъ не лишенъ холеричности, то я считалъ болѣе пріятнымъ хранить по нѣкоторымъ пунктамъ молчаніе. Кромѣ того, такъ какъ его занятіе состояло во Владѣніи Землей, то у него, можетъ-быть, было еще немало способностей, которыя, какъ излишнія для этого употребленія, были въ немъ слабо развиты".

Мы легко можемъ догадаться, что для Тейфельсдрека міръ отнюдь не представлялъ образа столь безупречнаго, и что многія вещи, кромѣ "искорененія журналистики" могли бы показаться ему въ немъ улучшеніями. Его положеніе, съ однимъ только безплоднымъ Аускультаторствомъ съ внѣшней стороны и со столь многими мятежными мыслями и желаніями со стороны внутренней, было не изъ легкихъ. "Міръ", говоритъ онъ, "былъ подобенъ страшной загадкѣ Сфинкса, которую я такъ мало понималъ, но которую долженъ былъ разгадать, дабы не быть пожраннымъ. Жизнь открывалась передъ моей слишкомъ мало оснащенной Мыслью въ пурпурныхъ лучахъ невыразимаго величія, но также и въ черныхъ краснахъ тьмы. Странное противорѣчіе лежало во мнѣ; но я еще не зналъ его разрѣшенія; я еще не зналъ, что духовная музыка можетъ возникнуть только изъ диссонансовъ, разрѣшенныхъ въ гармонію; что безъ Зла нѣтъ Добра, подобно тому, какъ побѣда возможна только при борьбѣ".

"Я слышалъ, какъ нѣкоторыя лица, не чуждыя филантропіи", замѣчаетъ онъ гдѣ-то, "утверждали (конечно, въ шутку), что человѣческое счастье существенно возрасло бы, если бы всѣ молодые люди, начиная съ девятнадцатилѣтняго возраста, могли быть запрятаны въ бочки или инымъ способомъ сдѣланы невидимыми и оставлены въ этомъ положеніи, чтобы предаваться своимъ законнымъ научнымъ занятіямъ и призваніямъ; затѣмъ вновь появлялись бы на свѣтъ Божій въ двадцатипятилѣтнемъ возрастѣ, болѣе печальные и болѣе мудрые. Мнѣ едва ли надо говорить, что я отнюдь не присоединяюсь къ этому предположенію, по крайней мѣрѣ разсматриваемому въ качествѣ практическаго плана. Тѣмъ не менѣе, можно весьма основательно утверждать, что какъ молодыя дѣвушки (MДdchen) именно въ эти годы наиболѣе очаровательны для человѣчества, такъ молодые люди (BЭbchen) достигаютъ тутъ максимума отвратительности. Такіе они въ это время дурни (Gecken), такіе глупые фанфароны, съ такою волчьею ненасытностью къ самооправданію! Они такъ упрямы, шумливы, тщеславны во всѣхъ отношеніяхъ, такъ грубы и такъ заносчивы. Никакое человѣческое стараніе, ни одинъ человѣческій успѣхъ не можетъ хоть сколько-нибудь удовлетворить молодаго человѣка, который, однако, самъ еще ни о чемъ не старался и ни въ чемъ не успѣлъ; но онъ могъ бы сдѣлать все это безконечно лучше, если бы это только было достойно его. Жизнь во всемъ -- такая покладистая вещь, простая, какъ задача на Тройное Правило: перемножьте второй и третій члены, раздѣлите произведеніе на первый, частное и будетъ отвѣтомъ; надо быть осломъ, чтобы не придти къ нему. Дурень еще не узналъ по опыту, что что ни дѣлай, а все-таки остается проклятая дробь, чаще всего десятичная періодическая, и что безусловно нельзя и думать о цѣломъ частномъ безъ остатка".

Не находится ли въ этотъ отрывкѣ подразумѣваемое признаніе, что самому Тейфельсдреку надо было бороться, кромѣ внѣшняго затрудненія, еще съ гораздо большимъ внутреннимъ, именно: съ нѣкоторымъ временнымъ, юношескимъ, но тѣмъ не менѣе весьма прискорбнымъ разстройствомъ ума. Увы, уже и въ первомъ отношеніи его обстоятельства были достаточно тяжелы. "По прежнему вѣрно", говоритъ онъ, что Сатурнъ или Хроносъ, или какъ мы тамъ называемъ Время, пожираетъ всѣхъ своихъ Дѣтей; только непрерывно Стремясь впередъ, непрерывно Работая, можете вы (на какія-нибудь семьдесятъ лѣтъ) избѣжать его; но и васъ оно подъ конецъ пожретъ. Можетъ ли какой-нибудь Государь или Священный Союзъ Государей заставить Время остановиться или, хотя бы только въ мысли, стряхнуть съ себя Время? Все наше земное существованіе основано на Времени, построено на Времени; оно есть всецѣло Движеніе, поступательный ходъ Времени; Время -- его причина и его матерія. Отсюда и вытекаетъ Вся наша Задача, которая есть -- двигаться, работать, въ правильномъ направленіи. Развѣ наши Тѣла и наши Души не находятся въ постоянномъ движеніи,-- хотимъ ли мы того или нѣтъ,-- въ состояніи постояннаго Истощенія, требующаго постояннаго Исправленія? Самое полное удовлетвореніе всѣхъ нашихъ внѣшнихъ и внутреннихъ Потребностей было бы удовлетвореніемъ только на извѣстный промежутокъ Времени. Такимъ образомъ, что нами сдѣлано, то уже сдѣлано, для насъ уничтожено, и мы постоянно должны вновь идти и дѣлать. 0 Духъ Времени! Какъ окружилъ и оковалъ ты насъ и какъ глубоко погрузилъ ты насъ въ твою смутную бездну Стихіи Времени, такъ что только въ рѣдкія ясныя мгновенія открываются намъ лишь проблески нашей высшей Лазурной Отчизны! Но меня, тѣмъ не менѣе, какъ Сына Времени, болѣе несчастнаго, чѣмъ нѣкоторые другіе, Время грозило съѣсть рѣшительно слишкомъ рано; ибо какъ я ни усиливался, я не могъ бѣжать хорошо,-- такъ загроможденъ былъ путь, такъ опутаны были ноги!" Это значитъ, думаемъ мы, что, говоря на языкѣ нашего низменнаго міра, вся обязанность и забота Тейфельсдрека была, какъ и у другихъ людей, "работать въ правильномъ направленіи", но что онъ не могъ добыть этой работы, а потому и былъ очень несчастенъ. Это было естественно: суровая Нужда угрожала ему впереди; такая сильная душа изнывала въ томительномъ бездѣйствіи и потому была вынуждена, какъ мечъ Сэра Гудибраса ржавчиной --

уничтожать себя,

За неимѣньемъ ничего другаго,

Что бъ можно было рѣзать и колоть.

Но въ общемъ эта самая "выдающаяся Пассивность", какъ это и всегда бывало, вновь роскошно расцвѣла и здѣсь; не должны ли мы въ этомъ обстоятельствѣ отмѣтить начало многаго того, что характеризуетъ теперь нашего Профессора, и, можетъ быть, въ слабыхъ зачаткахъ, даже происхожденіе самой Философіи Одежды? Положеніе, которое онъ принялъ относительно Міра, было уже слишкомъ оборонительно и не было, какъ то представлялось бы желательнымъ, смѣлымъ положеніемъ атаки. Онъ говоритъ: "Насколько я ужъ тогда соприкасался съ человѣчествомъ, я былъ замѣтенъ, если вообще чѣмъ-нибудь, то развѣ только нѣкоторою тихостью манеръ, которая, какъ мои друзья часто заявляли съ порицаніемъ, очень плохо выражала рѣзкую пылкость моихъ чувствъ. И правда: я смотрѣлъ на людей съ излишествомъ и любви, и страха. Тайна Личности, въ самомъ дѣлѣ, всегда Божественна для того, кто имѣетъ пониманіе Божественнаго. Тѣмъ не менѣе, меня часто порицали, а полузнакомые и ненавидѣли за мою такъ называемую жесткость (HДrte), за мой индифферентизмъ по отношенію къ людямъ и за мой кажущійся ироническій тонъ, который я принялъ, какъ любимую манеру разговора. Увы, вооруженіе сарказма было не болѣе, какъ клеенчатымъ чехломъ, въ котором я старался спрятаться для того, чтобы моя собственная бѣдная Особа могла существовать въ немъ спокойно и въ полной безопасности, не приводимая больше въ отчаяніе ранами. Но теперь я вижу, что сарказмъ, вообще говоря, есть языкъ Діавола, и по этой причинѣ я давно отъ него все равно что отказался. Но сколь многихъ людей въ тѣ дни я вызвалъ имъ на извѣстную степень враждебности! Ироническій человѣкъ, съ его лукавою молчаливостью, съ его окольными путями, въ особенности ироническій молодой человѣкъ, отъ котораго этого менѣе всего можно ожидать, заслуживаетъ, чтобы на него смотрѣли, какъ на чуму общества. Ибо развѣ намъ не случалось видать, какъ лица съ вѣсомъ и съ именемъ выступали впередъ съ спокойнымъ равнодушіемъ, чтобы вытолкать такого человѣка съ глазъ долой, какъ ничтожность и червя, и какъ они потомъ взлетали до самаго потолка (balkenhoch) и, падая внизъ навзничь, разбивались вдребезги, такъ что ихъ не безъ негодованія приходилось уносить домой на доскахъ,-- когда оказывалось, что такой человѣкъ есть, такъ сказать, электрическая торпеда!"

Увы, какъ можетъ человѣкъ съ такимъ діавольскимъ характеромъ пробить себѣ дорогу въ Жизни, гдѣ первой задачей является, какъ допускаетъ и самъ Тейфельсдрекъ, соединить себя съ кѣмъ-нибудь и съ чѣмъ-нибудь (sich anzuschliessen)? На большинствѣ его поступковъ написано раздѣленіе, а не единеніе. Мы должны также добавить, что спустя немного времени, единственное значительное отношеніе, которое ему вообще когда-нибудь удалось завязать,-- его отношеніе къ Семейству Цедармъ,-- повидимому, было парализовано, въ смыслѣ какого бы то ни было практическаго примѣненія, смертью "нелишеннаго холеричности" стараго Графа. Этотъ фактъ упомянутъ, впрочемъ совершенно случайно, въ нѣкоторомъ Разсужденіи объ Эпитафіяхъ, всунутомъ въ настоящую Связку въ числѣ столь многаго другаго; впрочемъ, въ этомъ этюдѣ болѣе заслуживаетъ одобренія его ученость и любознательная проницательность, чѣмъ его духъ. Его основной принципъ есть тотъ, что лапидарныя надписи, какого бы рода онѣ ни были, должны быть скорѣе Историческими, чѣмъ Лирическими. "По просьбѣ наслѣдниковъ этого достойнаго Дворянина", говоритъ онъ, "я предпринялъ составить его Эпитафію. Памятуя мои правила, я произвелъ слѣдующую. Впрочемъ, ее до сихъ поръ оставили невыгравированной, сославшись на какой-то недостатокъ въ Латинскомъ Языкѣ,--недостатокъ, который никогда не былъ мнѣ вполнѣ ясенъ;" мы, однако, можемъ предсказать, что въ ней найдется нѣчто большее, чѣмъ Латинскій языкъ, что приведетъ въ удивленіе Англійскаго читателя:

НІС JACET

PHILIPPUS ZAEHDARM, COGNOMINE MAGNUS,

ZAEHDARMI COMES,

EX IMPERIJ CONCILIO,

VELLERIS A REJ, PERISCELLIDIS, NECNON VULTURIS NIGRI

EQUES.

QUI DUM SUB LUNA AGEBAT,

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒