Итак, 28 сентября 1987 г. 3 страница

20 января. По телефону и лично пошли поздравления с днем рождения. Звонил Горбачев из Пицунды (он в отпуске). Позвонил и Ю.В. Андропов — из ЦКБ. Пожелал успехов, плодотворной работы. Удивительно бодрый голос. Мне было приятно такое внимание. Я спросил, как он себя чувствует. Ответил: «Настроение хорошее, но пока в больнице. Надеюсь на благополучный исход».

9 февраля. Прошло менее трех недель. 9 февраля, в четверг, как обычно в 11.00, было заседание Политбюро. Перед началом в «Ореховой» К.У.Черненко информировал членов Политбюро о резкомухудшении состояния здоровья Ю. В. Андропова. «Врачи делают все возможное. Но положение критическое». Что скажешь. Посидели. Помолчали. Прошли в зал. Начали рассматривать вопросы, включенные в повестку дня. Примерно к 14.00 заседание закончили.

А в 18.00 снова вызвали в Кремль. Срочное заседание Политбюро. К.У.Черненко сообщил, что в 16.50 скончался Ю. В. Андропов.

Образовали комиссию. Похороны — 14 февраля. Условились, кому подготовить некролог, сообщения для печати. Согласовали текст телеграммы в ЦК КП союзных республик, обкомы и крайкомы, совпослам. Назначили Пленум ЦК на 12 февраля.

Умер Юрий Владимирович Андропов. Мучительными были последние месяцы и дни его жизни. Только необыкновенно мужественный, волевой человек мог не только переносить эту нарастающую атаку болезни, но и трудиться. Он работал напряженно, ответственно и плодотворно. Решал текущие вопросы партийной и государственной жизни, заглядывал в дальнюю перспективу.

Я не претендую на то, что давно и хорошо знал Ю.В. Андропова. Первая наша встреча состоялась в 1969 г., когда Юрий Владимирович в течение нескольких дней находился в Куйбышевской области. Побывал на предприятиях, выступил на собрании актива. Однажды мы долго засиделись за ужином, небольшой группой 5—6 человек, о многом беседовали. Он оказался интересным рассказчиком и произвел на нас хорошее впечатление. Простой в обращении, без присущего некоторым его коллегам менторства, эрудированный, сдержанный, но в то же время и остроумный собеседник. Затем я наблюдал и имел деловые контакты с ним на заседаниях Политбюро в конце 70-х годов. Читал его статьи, слушал выступления. С 1982 года установились прямые и довольно уважительные отношения, которые все более укреплялись... И вот такой трагический исход.

Безусловно, Ю.В. Андропов был незаурядной личностью. Крупный, умный политик широкого диапазона, неординарный организатор. Человек образованный, с разнообразным кругом интересов: экономика, политика, международное право, литература, искусство. Убежденный в правоте идеи социалистического переустройства общества, высокой порядочности и ответственности. Не скрывавший своих симпатий и антипатий, он обладал, по моему восприятию, каким-то магнетическим влиянием. Внешне неторопливый, всегда собранный, заряженный на дело, он при беседе по-своему, по-андроповски внимательно, изучающе всматривался через толстые стекла очков в глаза собеседника. Взгляд у него особый, проникающий внутрь. Впечатление такое, что он знает о тебе все.

Можно по-разному относиться к его убеждениям, к его позиции по тому или иному вопросу. Но бесспорно мнение большинства тех, кто знал Юрия Владимировича: это человек, не словами, а делами подтверждающий свою приверженность идее, преданность народу. Такие вот воспоминания будит во мне образ Ю.В. Андропова. Может быть, я субъективен и мои слова результат его доброго отношения ко мне. Но бесспорно одно: страна, партия потеряли выдающегося лидера. Причем лишились его на очень важном и сложном этапе.

10 февраля. 12.00. Вызвали в Кремль. Заседание Политбюро. Информация К.У.Черненко. «Нам надо решить два вопроса: о Генеральном секретаре ЦК и о дате созыва Пленума ЦК».

Какие и с кем были беседы по кандидатуре Генсека, я не знаю. Но то, что были, — бесспорно. Никаких контактов с другими членами Политбюро или секретарями у меня по этому поводу не было. Конечно, и я, и другие товарищи понимали, что по традиции или, вернее, по фактическому положению вторым лицом в партии реально был К.У. Черненко. В то же время сознавали, что его возраст, состояние здоровья затрудняют, если не сказать больше, активную работу на высоком посту Генерального секретаря. Собственно, эти опасения потом и подтвердились. Политбюро при К.У. Черненко сбавило темпы.

Однако и альтернативы ему тогда по сути не было (Гришин, Кунаев, Устинов, Громыко, Тихонов, Щербицкий, Соломенцев) — всем было за 70. Моложе — Горбачев, Романов. Но надо честно признать, что в то время не было уверенности, что названные выше товарищи поддержат «молодых». Да и на Пленуме вряд ли они прошли бы. Хотя уже и тогда Горбачев своей активностью, напором, умением налаживать контакты с людьми выделялся из всех. Нередко он вел заседания Секретариата, особенно в период болезни Ю.В. Андропова.

После К.У. Черненко сразу слово взял Н.А. Тихонов. Он внес предложение избрать Генеральным секретарем ЦК К.У. Черненко. Обосновал предложение известными фактами о роли и месте К.У. Черненко в партии и стране. Затем выступили: А.А. Громыко, Д.Ф. Устинов, В.В. Гришин и другие (длинно или коротко, речью или одним словом, но все члены Политбюро, кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК поддержали кандидатуру К.У. Черненко на пост Генерального секретаря ЦК КПСС).

К.У.Черненко поблагодарил «за такую единодушную поддержку». Сказал полагающиеся в этом случае слова. Таким образом, вопрос был предрешен. Теперь слово за Пленумом, который решили провести не 12, а 14 февраля в Свердловском зале Кремля.

Обсудили порядок организации похорон Ю. В. Андропова, траурного митинга. Место захоронения — у Кремля.

Стали прибывать иностранные делегации на похороны. Как обычно, членов Политбюро и секретарей ЦК закрепляют за делегациями компартий и соцстран. Мне поручили быть с делегациями ГДР и Кубы. Я встречал и провожал Э.Хонеккера и Ф.Кастро.

Пленум ЦК состоялся 13 февраля, а не 14-го, как намечалось. Пленум открыл К.У. Черненко и предоставил слово Н.А. Тихонову. Он от имени Политбюро предлагает кандидатуру К.У. Черненко на пост Генсека. Дает оценку деятельности Ю. В. Андропова, роли Черненко как соратника Л.И. Брежнева и Ю.В. Андропова. Других предложений нет.

М.С.Горбачев ставит предложение на голосование.

К.У.Черненко избирается Генеральным секретарем ЦК КПСС.

Затем речь К.У. Черненко (примерно 25 минут). Он сердечно поблагодарил за высокое доверие. «Понимаю, какая сложная и важная предстоит работа. Заверяю ЦК, что буду проводить ту линию, которую вел Ю.В. Андропов».

14 февраля состоялись похороны Ю.В. Андропова.

23 февраля. Заседание Политбюро. В должности Генерального секретаря ЦК КПСС его ведет К.У. Черненко.

Тезисы его выступления. Первое заседание Политбюро после кончины Ю.В. Андропова. Информация с мест свидетельствует, что в стране и за рубежом по достоинству оценили деятельность Политбюро в эти дни. Наш святой долг крепить единство. Успех зависит от дальнейшего укрепления руководящей роли партии. Вопросы партийного строительства, совершенствования стиля и методов руководства должны быть в центре внимания Политбюро.

Последнее время я стремился к тому, чтобы в поле зрения Политбюро находились наиболее важные и крупные вопросы. Уходить от мелочной опеки.

Нужно разгрузить и Секретариат, передавать больше вопросов на решение секретарей и отделов ЦК. Повышать ответственность хозяйственных органов. Министерства нередко тащат на Политбюро вопросы, минуя Совмин. Самое пристальное внимание, конечно, необходимо уделять на Политбюро вопросам экономики. Часто судим о качестве работы по проценту выполнения плана, но не менее важно, какой ценой достигнут этот процент. Надо строже оценивать экономические итоги.

Решая текущие вопросы, нельзя упускать инициативу. Мы, по существу, вступили в период подготовки к XXVII съезду. Что необходимо?

1)Значительно активизировать работу по разработке основных направлений на 12-ю пятилетку и до 2000 года.

2). Подготовить предложения на перспективу. Этим должна заняться рабочая комиссия Политбюро под руководством Н.А. Тихонова. И в ближайшее время вынести на Политбюро вопрос об основных концепциях. Это связано и с разработкой Программы партии. Она в общих чертах готова.

3) Управление народным хозяйством. Есть соответствующие поручения. Идет поиск, эксперимент, организуются объединения и т.п. Всю эту работу надо завершить к 1985 году. Надо определить принципиальные пути комплексного управления народным хозяйством и на их основе внести согласованные предложения. Это дело Н.А. Тихонова, М.С. Горбачева, Г.А.Алиева, Н.И. Рыжкова.

В целом жизнь будет вносить определенные поправки в деятельность Политбюро. Необходимо повышать уровень работы Верховного Совета СССР и местных Советов. Расширить практику отчетов на сессии подотчетных органов и т.д.

Больше уделять внимания контролю исполнения. Контроль должен быть взыскательным, глубоким. Подбор и воспитание кадров — центральное звено партийного руководства. Кадры обеспечивают проведение линии партии. Может, нужно специально рассмотреть вопрос о подготовке и воспитании кадров в целом. Следует заслушать на Политбюро вопрос об укреплении трудовой и производственной дисциплины.

Июньский Пленум определил основные направления идеологической работы. Нужен дополнительный импульс. Разъяснять политику партии. Главное —привести в движение все творческие силы, инициативу масс.

(Вот в основном «программа» К.У. Черненко. Что здесь нового? В общих чертах идет перечисление всех основных направлений в работе. Сказано вроде бы все правильно, сделан определенный упор на повышение роли Совмина, совершенствовании партийной работы и т.д. Но фактически мало чего нового.)

Затем пошла речь о распределении участков работы за секретарями ЦК. «Под свою опеку, —сказал К.У. Черненко, — я беру принципиальные вопросы внутренней и внешней политики, партийно-организационную работу, Общий отдел и Управление делами, оборонные вопросы. За М.С. Горбачевым —сельскохозяйственное производство, отдел сельхозмашиностроения. Ведение Секретариата ЦК. И в отсутствие Генсека — вести заседания Политбюро».

Последнее предложение вызвало «движение» среди некоторых членов Политбюро. Подал реплику Н.А. Тихонов: «А правильно ли отраслевому секретарю, который занимается вопросами сельского хозяйства, поручать ведение Политбюро? Не приведет ли это к определенному перекосу при рассмотрении вопросов на Политбюро? И вообще, продолжал он, обязательно ли вести Политбюро секретарю ЦК, ведь В.И. Ленин вел заседания Политбюро, не будучи секретарем». Это был явный демарш против М.С. Горбачева. Определенные «междометия» в поддержку (вроде бы: да, стоит подумать и т.п.). Однако многие, в том числе Д.Ф. Устинов, высказались вслух. А почему сомнения? Какие основания? Практика прошлых составов, когда в отсутствие Генсека Политбюро вели А.П. Кириленко, М.А. Суслов и другие? Зачем вспоминать времена Ленина? Тогда была иная структура, да и в ЦК-то было всего два десятка человек. Н.А. Тихонов больше ничего не сказал.

Горбачев промолчал. Никак не прореагировал и сам Черненко. На этом обмен мнениями завершился. Позиция Черненко осталась неясной, или, так сказать, открытой. Формального решения не принималось. Но потом, когда возникла потребность, то заседания Политбюро стал вести именно Горбачев. Хотя ему и пришлось побороться за это право.

Какова была истинная позиция Черненко, знал ли он о намерении Тихонова высказаться или у последнего это был экспромт? Сказать трудно.

Через несколько дней после заседания Политбюро у меня был разговор с Горбачевым. Он взволнованно ходил по кабинету и рассказывал о встрече с Черненко, обсуждении итогов Политбюро. «Я убеждал Константина Устиновича, что позиция Тихонова внесет разлад в Политбюро. Этого нельзя допустить. Что дело не в Горбачеве, а в принципе. Можно ли допустить такое, что к председательству на Политбюро придет сегодня один, завтра другой и...Это же хаос. Разговор повлиял на Черненко и тот успокоил меня: позиция-де ясная, не переживай». Вот такой был курьез.

Но 6 марта в беседе со мной Горбачев опять посетовал на нерешенность ситуации. Ему хотелось, чтобы право вести Политбюро было закреплено за ним официально. Однако Черненко не ставил больше этот вопрос.

Тут уместно сказать о манере М.С. Горбачева вести «доверительный разговор». Создается полная иллюзия откровенности, настоящего товарищества, стремления посоветоваться, узнать мнение собеседника. Я очень долго находился в плену такого «товарищества». Верил в искренность отношения ко мне и отвечал взаимностью. Восхищался его способностью приблизить к себе, покорять своим обаянием. Лишь много позже, приблизительно с середины 1987 года, а особенно в 1988 году, понял, что это была лишь имитация, видимость товарищества, дружбы. Он действительно нуждался в совете, в мнении собеседника, но лишь настолько, насколько это позволяло «привязать» партнера к своей идее, своей позиции. Причем манера формулировать свою позицию, выражать свои взгляды, да и просто информировать о чем-то была весьма своеобразной. Он говорил, не завершая мысль, как-то обрывочно, намеками и полунамеками, с подтекстом (мол, тебе и так все ясно). Такая манера всегда давала ему основание, с одной стороны, заполучить сторонника, заручиться поддержкой «общей точки зрения», а с другой — в случае необходимости можно было и заявить, что ты-де меня не так понял. В этом проявлялась суть его личности, его характера. Всегдашняя готовность к маневру, к балансированию, к выбору решения в зависимости от ситуации. Он сам подчеркивал, да и другие считали, что Горбачев — мастер маневра, компромисса, что это непременное качество настоящего политика. Но такое «мастерство» Горбачева обернулось в конечном счете трагедией для нашей страны, советского народа. Увы, это была не политическая тактика, не маневрирование, оправданное и необходимое ради достижения определенной цели. Это была черта характера. Горбачев менял не тактику, а стратегию, менял убеждения, соратников, товарищей. И все — ради личных, корыстных интересов. Итог деятельности М.С. Горбачева плачевен. И для него тоже — его покинули все прежние сторонники.

Вернемся, однако, к заседанию Политбюро 23 февраля.

А.А.Громыко рассказывал о беседах с рядом зарубежных лидеров, участвовавших в похоронах Ю.В. Андропова: «Что следует отметить? О беседах с Бушем. Тон был мягкий, но, по существу, он ни на миллиметр не отошел от официальной политики США. Допусти к трибуне — он будет другой. Тэтчер —старалась быть предупредительной, нажимала на необходимость контактов. Итальянец —сделал заявления даже чуть более благоприятные, чем Тэтчер».

7 марта на Политбюро встал вопрос о Пленуме по совершенствованию управления экономикой. Эту идею активно продвигал Горбачев. Однако Тихонов реагировал негативно, резко. Сказал, что Правительство не готово. «Не надо нас подталкивать. Что это за манера — выносить предложения за спиной Председателя Совмина» и т.п. Черненко замял разговор (обсудим позже).

10 апреля состоялся Пленум ЦК. С докладом «Основные направления реформы общеобразовательной и профессиональной школы» выступил М.В. Зимянин. Доклад был неплохой, но обсуждение малоактивное.

19 апреля. В Совмине Союза у Н.А. Тихонова. Обстоятельная беседа по проблемам России в области сельского хозяйства. Рассмотрел мою Записку. В ней речь шла об укреплении базы Роспотребсоюза, о газификации сельских районов РСФСР, реорганизации управления строительством в республике, развитии дорожного строительства, о необходимости расширения суверенных прав Российской Федерации. Я излагал обоснование просьб, он слушал, задавал вопросы. (Но я чувствовал, что его мысли где-то далеко. Согласен рассматривать наши предложения. Эффект такой беседы был незначительным.)

21 мая. ЦК КПСС. У К.У. Черненко. Рассказал о впечатлениях от поездки. Я в эти дни побывал в Ростовской области, Краснодарском и Ставропольском краях, в Калмыкии. Отметил, что состояние посевов неплохое. Проблемы: удобрения, техника, орошение. Нужно активнее внедрять передовые методы организации труда в сельском хозяйстве. Освоение комбайна «Дон» идет трудно. Настроение людей в основном хорошее. Социальные проблемы: жилье, качество товаров. По продовольственному снабжению никаких претензий практически не было. Он выслушал. «Хорошо. Давай обсуди с Горбачевым».

Вечером — беседа у М.С. Горбачева. Тоже информация о результатах поездки. Горбачев поделился проблемами организации работы Секретариата ЦК и Политбюро. Некоторые секретари ЦК ведут себя пассивно. Сложные и острые вопросы на обсуждение не вносят. Руководство отделами ЦК работает формально — на бумагу, а не на дело. Есть и противостояние отделов ЦК с министерствами, а есть и наоборот —сращивание, поддерживают друг друга. Я высказал мнение, что не надо Секретариату брать на себя хозяйственные вопросы. Тем самым мы даем повод для критики со стороны Совмина. Он возразил: а что же делать, когда видишь недостатки, упущения в работе министерств, ведомств, а Совмин бездействует?

23 мая. Большой Кремлевский Дворец (БКД). Вечером обед в честь Ким Ир Сена.

Состояние К.У. Черненко неважное. Видимо, нагрузка оказывается непосильной. Явно сдал еще. Опять из комнаты Политбюро (в БКД) до Владимирского зала шли с перерывом (он сел и отдохнул). Беседу ведет трудно. Быстро устает. Выручал М.С. Горбачев (по-моему, с удовольствием встревая в беседу) и, в основном, А.А. Громыко. Несколько реплик подал Н.А. Тихонов.

Все видят состояние Черненко. Когда окончился ужин, возвратились в комнату Политбюро, посидели немного, он говорит: «Boт, устал. Втягиваете вы меня во всякие мероприятия. Надо как-то сокращать их» (?!). Несколько шагов до лифта — его поддерживали прикрепленные из охраны. После — Тихонов и Громыко, проявляя заботу, стали убеждать находившихся рядом членов Политбюро, что действительно надо беречь Константина Устиновича, ему нельзя давать такую нагрузку и т.п. Что было отвечать на это?! Такая ведь работа у Генерального секретаря. И так встречи и беседы сокращены до минимума. Он никуда не ездит, даже по стране, Москве.

31 мая. Политбюро ЦК. Перед началом, в «Ореховой комнате».

К.У.Черненко информировал, что «уже который раз В.М. Молотов обращается с письмом, просит восстановить его в партии. Раньше ему отказывали. Как будем сейчас? Может...» — и замолчал, вопросительно глядя на членов Политбюро. Заговорил первым А.А. Громыко. Как всегда спокойно, раздумчиво. Как бы рассуждая вслух. «Надо обдумать. Надо решать. Или — или». Вспомнил вклад В.М. Молотова в послевоенные мирные усилия. Рассказал о впечатлении от встреч с ним. «Он умел увидеть корень проблем. Был тверд и принципиален. Последнее время Сталина возмущало «упрямство» Вячеслава Михайловича, но это было необъективно». Затем несколько положительных слов сказал Д.Ф. Устинов, его поддержал Г.А. Алиев. Основной тезис в его пользу, что после известных событий 1957 г. В.М. Молотов вел себя правильно. Ни словом, ни письмом не опорочил дел Советского Союза. В личном плане ведет себя более чем скромно. Остальные - кто молчит, кто что-то хмыкнул. К.У. Черненко: «Ну что? Договорились? Вроде — договорились. Хорошо». (Затем на Политбюро подтвердили — восстановить в КПСС.)

2 июня. Разговор с М.С. Горбачевым. Он считает необходимым укрепить в ЦК руководство строительством и транспортом. Может, иметь секретаря ЦК, как это есть в крупных областях. Конкретно никаких фамилий не называл. (Идею эту он реализовал в 1985 г.)

Неодобрительно отозвался о В.И. Долгих. Что-де тот поддерживает постоянные контакты с Н.А. Тихоновым и его заместителями. Я возразил: «Зря на него «катишь бочку!» Он: «Ты всего не знаешь!» Возможно. Затем порассуждали о проблемах села. Вот где нужно сконцентрировать усилия руководства страны и всего народа.

21 июня. В БКД был обед в честь президента Франции Ф.Миттерана. Он находился с официальным визитом в СССР. Опять К.У. Черненко был в заторможенном состоянии. Явно не здоров. Почти не участвовал в беседе, только «да, да». Всю нагрузку взял на себя М.С. Горбачев. Был активным, успешно «занимал» Ф.Миттерана, а также мининдел Шейсона. Улыбался, вел себя непринужденно. Показывал эрудицию. Иногда в разговор вступали А.А. Громыко и Н.А. Тихонов. Я сидел рядом с Эдгаром Фором — лидером оппозиции, бывшим премьер-министром. Изредка перебрасывался с ним фразами с помощью переводчика. Конец обеда прошел в более или менее оживленной беседе.

10 июля. Секретариат ЦК вел М.С. Горбачев.

Отчет ЦК КП Эстонии об идеологической работе среди руководящих кадров. Уже тогда явно проявлялись националистические тенденции в Эстонии. Руководство КПЭ (К.Г. Вайно) стремилось противостоять им, за что подвергалось массированному давлению «патриотов». Но вопрос прошел на Секретариате достаточно спокойно. Авось все уляжется.

11 июля. Принял крупного бизнесмена и политического деятеля Японии г-на Цуцуми по его просьбе.

Беседа с ним была откровенной и острой. Мой собеседник, оставаясь весьма невозмутимым, настойчиво и последовательно продвигал территориальную тему. Я сначала старался уйти от этой проблемы, изменить направление беседы. Вижу, японец продолжает настаивать на своем. Тогда сам занял наступательную позицию: «Вы говорите, что эта проблема нервирует японский народ. А советский народ нервируют американские военные базы в Японии, милитаризация страны. Нельзя согласиться с проводимой вашим руководством политикой нагнетания напряженности, воспитания народа в духе непримиримости. Ставить нам ультимативные требования. Все время твердить, что «русские плохие, они отняли у нас территорию». На это мы вправе отвечать, что японцы плохие, хотят отнять исконно русские земли. Мы за них заплатили кровью. Так действовать — успеха не будет. Вот в чем вопрос. Давайте не ставить условий. Надо налаживать сотрудничество, добрососедские отношения. Вы вправе излагать и затрагивать любые вопросы, но априори ставить условия — нет. Территориальная проблема — это сложный вопрос. Не мы его придумали. Он имеет историческую и юридическую основу. Надо подходить к проблеме начиная с 1855 года, затем 1904, 1956, 1960 и т.д., суммируя все этапы. А если говорить о нынешней ситуации, то как понимать бесконечные военные учения, маневры близ границ СССР? Это ведь тоже волнует советских людей. Так что, уважаемый г-н Цуцуми, давайте изменим тему». Он спокойно выслушал мои слова. Улыбнулся. В итоге встреча прошла нормально.

В этот же день попросил меня о беседе Л.М. Леонов. Я сразу принял его. Леонид Максимович Леонов, выдающийся русский писатель, пришел вместе с известным историком Борисом Александровичем Рыбаковым. Они подняли вопросы сохранности и восстановления памятников истории и архитектуры России. Говорили о необоснованном сносе, переименовании улиц и др. О прошлом Руси, искусстве. Беседовали долго, обстоятельно. Я заверил их, что целиком поддерживаю сказанное. Рассказал о проблемах, которые решает Правительство. Вместе посетовали, как бездумно в прошлом отнеслись к национальному наследию. Л.М. Леонов рассказал, что продолжает писать, хотя часто подводит здоровье. Вспомнил несколько любопытных встреч с М.Горьким, И.Сталиным.

19 июля. М.С. Горбачев вел первое в своей жизни заседание Политбюро.

(К.У.Черненко в отпуске.)

На первых порах робко, как-то неуверенно. Все обращается к «старикам» — их мнение. Явно подчеркивает свой демократизм, коллегиальность. Формулировки выводов, итогов расплывчатые, с оглядкой. Так начинал. Мало говорил — больше слушал. А потом...

30 августа. Политбюро. Вел заседание М.С. Горбачев.

Перед началом в «Ореховой» Горбачев повел разговор о приближающемся 73-летии К.У. Черненко и награждении его. Накануне, рассуждая, что дата не круглая, решили ограничиться орденом Ленина. Все согласились. Но встал вопрос, как отнесется к этому сам Константин Устинович? Тогда поручили Горбачеву переговорить с именинником. И вот сейчас Горбачев рассказал, что говорил, «подходил к этому вопросу издалека, прямо не назвал, что имеется в виду, попытался сделать так, чтобы Черненко сам понял. Но собеседник говорит: «Как вы решите — восприму с удовлетворением». Горбачев сделал вывод, что тот имеет в виду третью звезду Героя соцтруда. (Как было на самом деле — сказать трудно. Во всяком случае Михаил Сергеевич склонялся к тому, чтобы не обижать Генсека — дать третью Звезду. Так и порешили.)

1 сентября. Был у М.С. Горбачева.

Михаил Сергеевич рассказал, что Д.Ф. Устинов на Совете обороны внес предложение об образовании групп военных округов по направлениям (Западное, Закавказское, Среднеазиатское и др.). Речь шла и о назначениях. В частности, Дмитрий Федорович предложил переместить начальника Генштаба Н.В. Огаркова на Западное направление. Я несказанно удивился. Почему?! Горбачев ответил, что не знает. Видимо, возникли какие-то разногласия.

В тот же день мне позвонил Н.В. Огарков. Он только вернулся из отпуска. Говорит, что ему предложили другую работу, просит встретиться.

4 сентября вечером он пришел ко мне, в Совмин. Встревожен. С Д.Ф. Устиновым у него разлад. Не вдаваясь в подробности, коротко сказал: «Видно, я упрям. Хотел бы встретиться с К.У. Черненко или М.С. Горбачевым». Я обещал переговорить с ними. (Такой разговор потом у меня состоялся с Горбачевым.)

13 сентября. Заседание Политбюро ЦК. Вел К.У. Черненко. (После отпуска он стал чувствовать себя лучше.)

В «Ореховой» перед заседанием Политбюро Черненко информировал о просьбе С.И. Алилуевой помочь ей возвратиться с дочерью в Союз. Зачитал ее письмо. В нем — тоска по родным местам. Сказывается и возраст. Пишет, что надо определить, наконец, пристанище, сколько можно менять материки и страны. Взрослеет дочь, она не знает своего народа. Попробую прижиться в Москве. Тянет и в Грузию, на землю отца. Пишет из Англии. (Договорились отнестись положительно. Назначить пенсию, дать квартиру. Если пожелает, и работу. Поручить Э.Шеварднадзе взять под опеку.)

Вечером 13 сентября. Принял Н.В. Огаркова. Разговор о предстоящем его перемещении с поста начальника Генерального штаба ВС. По его мнению, главная причина — разногласия с Д.Ф. Устиновым по ряду проблем военного строительства. Вопросы здесь возникли давно. Упрямство и авторитет Огаркова, видимо, раздражали Дмитрия Федоровича. «В Генштабе многие смотрят в рот министру, — говорил Николай Васильевич,— я не могу так. Не знаю, что делать? Перемещение преподносят, как укрепление важнейшего направления — Западного».

С Н.В. Огарковым мы знакомы с середины 60-х годов по Куйбышеву. Он тогда был командующим ПриВО, членом бюро обкома партии. Человек незаурядный, настоящий профессионал, эрудит, получивший высшее инженерное и военное образование, участник Великой Отечественной войны, он заметно выделялся среди своих военных коллег. У нас сложились добрые, товарищеские отношения, которые мы поддерживали и в последующие годы. В период работы послом на Кубе я, бывая в Москве, несколько раз заходил к нему, как к начальнику Генштаба, и к министру обороны Д.Ф. Устинову по делам нашей учебной бригады, находившейся на Кубе. Так что отношения у нас не прерывались. Мне запомнилось, как во время одной из бесед в его московском кабинете позвонил С.Ф. Ахромеев. И он, отвлекшись от беседы, несколько минут говорил, а вернее, слушал Сергея Федоровича. По репликам я понял, что речь шла об Афганистане. Согласившись с какими-то предложениями, он, вернувшись к столу, обронил: «Вот. Докладывал Ахромеев. Опять неприятности. Увязли мы в этой чертовой войне. Ну, ладно. Вернемся к кубинским делам».

Его приезд ко мне в Совет Министров РСФСР был, по-моему, продиктован желанием посоветоваться с товарищем, которому он доверял, по мучившим его проблемам и в то же время обратиться к лицу, входящему в состав высшего партийного органа. Человек дисциплинированный, беспредельно преданный делу, всегда неизменно ровный, сдержанный в общении, сейчас он был взволнован, обеспокоен. Причем не столько тем, что его, собственно, снимают с высокого поста, а тем, что послужило поводом для этого. Николай Васильевич стал говорить, что столкновений по принципиальным вопросам строительства Советской Армии, некоторым новациям у него с министром Д.Ф. Устиновым было немало. Воспринимая и уважая Дмитрия Федоровича как выдающегося специалиста и организатора оборонной промышленности (к которой тот продолжал тяготеть и будучи министром обороны), он не мог согласиться с некоторыми решениями Д.Ф. Устинова, касающимися военного строительства, тактики и др.

Н.В.Огарков попросил содействия для встречи с К.У. Черненко или М.С. Горбачевым. Я сказал, что имел разговор с Горбачевым, поговорю еще. Что касается Черненко, то, зная отношения его с Устиновым, не вижу в этом смысла.

Я переговорил еще с Михаилом Сергеевичем. Тот согласился без особой охоты, мол, решение уже состоялось, что можно сделать. Я убедил его, что дело не в переводе Огаркова, а в обстановке в Минобороны, именно это волнует его.

М.С.Горбачев встретился с Н.В. Огарковым через несколько дней. Была беседа. Содержание ее мне неизвестно. Несколько позже Н.В. Огарков, будучи в Москве, поделился впечатлениями от новых органов - Главных направлений в Вооруженных Силах. Что сохранилось у меня в пометках и в памяти?

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒