Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Сидоров А.С. – Знахарство, колдовство и порча у народа Коми 7 страница



прочим, для своего излечения Дарья регулярно посещает всякие святыни, находящиеся поблизости, во время крестных ходов старается быть ближе к священнику, выбирает при совершении молебствия такие места для стояния, чтобы ей попала «святая вода» при окроплении, целует освященные предметы, — крест после молебнов, иконы.

Однажды пришла она к соседке поцеловать икону, находившуюся у ней на божнице и которую кто-то ей порекомендовал, как чудодейственную. При осуществлении этого решения загорелся спор между носительницей и ее шевой. Шева говорит: «Og okav, og okav!», т. e. «не буду целовать, не буду!» А сама: «okala! okala!», «а вот поцелую, нарочно поцелую!» В результате спора Дарья все-таки поцеловала нужную икону. Для того, чтобы шева не поднялась к горлу и в голову, она на шее носила шелковый шнурок. Другие для той же цели повязывают шею конским волосом.

Шева говорит обычно голосом, всегда отличным от своего хозяина-владельца, она иногда, когда спокойна, по-детски шепелявит, а то визжит в раздражении, или в тяжелых случаях голос изменяется до неузнаваемости (см. выше). В некоторых случаях, когда шева по причинам неясным для окружающих не говорит, она считается глухонемой.

У одной старой девы, нищей из с. Палевиц Va£- Van-Ogro, была дурная шева, и она жестоко мучила обладательницу. Шева приходила в раздражение по всякому поводу, — неприятного ли разговора, нелюбо- го ли блюда и даже при простом упомипании о каком-либо неприятном моменте. В эти случаях нищая приходила вся в трепет, начинала трястись, биться головой и конечностями, глаза закатывались. В этот момент Va£-Van -Ogro начинала разговор уже не помня себя, от имени сидевшей в ней шевы. Шева рассказывала с подробностями о своем происхождении, о своем имени и т. д. Сообщала, что она в кумачовой рубашке, в сапогах с красной оторочкой (мужского пола), п картузе (рисуется франтом). Если припадок случится на улице, то женщина тогда кладет рукавицу на снег и начинает бесцельно бегать в продолжение получаса. Когда шеве предлагают выйти из человека, то женщина резко прискакивает и произносит: «Нет, пока мои ноги еще вот так резвы, этого не будет; когда они будут прижаты между двумя досками (т. е. и гробу — А. С.), тогда выйду и заберусь туда, где имеется самовар. Долго уж я питалась прошеными мелкими кусками! Мне нужно квашеную репу и кислый квас!» Когда при этом ей сообщали хвастливые слова другой шевы, выдававшей себя за «ка- лачевые уста и пряниковые губы», она с сарказмом сообщала, что на самом деле та всего-навсего «гадина голова» (голова ящерицы). «Калачовые уста и пряниковые губы» были у Va£e-S't’ep-gotyr, крестьянки из с. Палевиц, у которой шева была очень болтлива — сообщала о себе, что она может уменьшаться до величины ячменного зерна и увеличиваться до величины годовалого щенка, что когда она «за работой», т. е. причиняет мучения своей обладательнице, тогда сама ужасно устает, но тем не менее принуждена все это проделывать, потому что «так приказано». Действительно, после припадка женщина тяжело начинала вздыхать: «Уи!.. Уи!..» У одной женщины в д. Vylvidz на Вашке были две шевы: одна — женщина, другая — мужчина. Они ужасно мучили владелицу. Иногда по неделе валялась женщина на постели. Женской породы шева, между прочим, называла себя «Красной Марпидой» (героиня сказки), она приходилась, по-видимому, женой мужской шеве. На сноего «мужа» она имела большое влияние. Когда приходили соседи для расспросов и начинали за правильные показания давать посулы, тогда мужская шева легко поддавалась соблазну получить дозу водки, или чего-либо другого, соответствовавшего мужским прихотям, и готова была сообщать о чем спрашивали, в >то премя вмешивалась другая и запрещала первой говорить. Сама она, как «Красная Марпида», была очень горда и не поддавалась никаким посулам. Если посетитель начнет дразнить шеву нелюбимыми раз- гопорами, то больная п разьярении бросается на обидчика с кулаками, хватает мужчин за половые органы с целью причинить боль и т. п. В случае очной ставки шевы с шевой другой женщины, обе стороны немедленно вступают в спор. Из вышеизложенных примеров мы видим, что сознание человека не только может раздвоиться, но даже троиться. Женщина может говорить то от своего имени, то от имени или одной или другой шевы.

Вот другое описание самой больной из д. Конны: «В поисках за знахарем я поехала в Четдин, а оттуда пришлось идти в Лопидин. Попала как раз и воздвиженъев день, к осеннему празднику в Ло- нидине. Обедаем у одного знакомого. Подали только что суп. В это время зашла одна местная женщина. Ее приглашают вместе обедать. Та отказывается, говоря, что она сегодня не может есть, ее мучает.

„Tenad-по matfSays em-ze?“ У тебя красота-то есть же? — спрашиваю я (рассказывает женщина).

— Em dert. Есть, конечно. Вот сейчас поднялась к горлу, — отвечает она.

У меня в это время и подала свой голос: „ы!" да „ы!“. Другие говорят, что у нас у обоих шева наверное от bldzyd-Anna. Тут у меня начало выкрикивать: — „чёрту!“ (то есть к чёрту все) „черту! чёрту!41 — так быстро и четко, как сам никогда не сможешь сказать. Тогда я попросила запереть крыльцо. Мне пришлось оставить обед и лечь на лавку, а другая женщина, окоченевшая вся, посинев и раскидавшись (tSeraloma), лежала на полу».

Вообще шева не выносит, чтобы в той же комнате одновременно была другая шева. В с. Pojol был случай в народном суде: допрашивалась подсудимая, имевшая «шеву». При допросе в камеру ввели свидетельницу, считавшую себя также с «лишинкой». Как только последняя переступила порог камеры, так первая запела петухом. Вторая в свою очередь пришла в бешенство. В результате подсудимую и свидетельницу пришлось допрашивать отдельно, изолируя их друг от друга.

Кроме того шева относится очень не безразлично к своей «матушке». При упоминании ее имени она обязательно подаст спой голос, за ее интересы она стоит горой, «так же, как любящие дети стоят за интересы своих родителей». Та же П. из Конши рассказывала, как ее зятья расспрашивали однажды у ее шевы — кто является ее хозяйкой, от кого она попала сюда. После этого шева так прижала ее (zelodis da zelodis), что глаза у нее выкатились, сама почти без памяти растянулась на печке.

Содержатель корткербсской сов. станции рассказывал про свою жену, что она не может равнодушно относиться к имени крестьянина И. В. (последний слывет, как и его отец, за сильного колдуна). Если в разговоре случайно упомянут его имя, у женщины начина-

ется беспрерывная мучительная зевота. Зевота доводит ее в результате до того, что из ее глаз начинают литься слезы.

Вообще приступы болезни бывают то более, то менее сильными. Во время сильного приступа люди приходят в буйство, у них появляется страшная сила, с другой стороны теряется нормальное сознание. Часто довольно невзрачпую женщину не могут удержать несколько сильных мужчин. Многие пожилые женщины приобретают во время приступа юношескую ловкость. Так, одна старая женщина прыгала на печку, оттуда направлялась по брусьям (йог) дальше, кричала там по-петушиному и как петух соскакивала оттуда с такой же легкостью на пол.

В других случаях, наоборот, больной ослабевает и падает в судорогах. На Вишере (в Богородске), куда на праздник 8 сентября стекается народ из самых дальних районов (jen ordo), мне пришлось наблюдать одну кликушу в церкви. Сначала, в более важных местах богослужения, напр., когда священник давал возгласы, она издавала визгливые звуки, которые я принимал сначала за детские выкрикивания, пока не заметил посредине церкви шатающуюся женщину. Через некоторое время она упала на холодный пол, еле шевеля своими конечностями. В дальнейшем, по сообщению очевидцеп, она билась о каменные стены церкви. Многие при этом рекомендовали разные способы лечения. Одни советовали прикрыть ее шелковым платком, другие указывали на необходимость посадить на нее младенца. Младенец, считающийся чистым, а в некоторых случаях и обладающим даром знать будущее, действует, по воззрениям коми, укрощающим образом на злую силу.

РИТУАЛЬНАЯ ОДЕЖДА

13 с. Богородск на Вишере стекаются великим постом одержимые шевой женщины из разных мест Коми области. Особенно много бывает больных из с. Кер- чомья (старообрядческое село). Больные приготопляют ко времени богослужения специальную на этот случай одежду. Весь костюм женщины состоит из платка, рубашки и чулков. Чулки и рубашка шьются из белого холста. Рубашка шьется стежками все в одну сторону, но без подразделения на стан и верхнюю половину (как обычно бывает), а целиком из одного материала. Платок белый ситцевый, с черными точечками (3od t£uto£). Повязывается он двумя соседними углами, так что сзади свешивается п виде полосы. Необходимо, чтобы платок был не обшит (bygorttom). Волосы должны быть распущены, пояса не полагается.' Вообще нужно, чтобы на женщине не было нигде ни одного узла.[22]

У виденной мной на Вишере женщины шева говорила, что если ее отовсюду выгонят, то в узелке ниток она все равно останется, что в мучениях люди виноваты сами, потому что неосторожны, что когда огород хороший, никакая скотина не может забраться в огород для потравы.

СООТНОШЕНИЕ С МОРАЛЬЮ

Считается естественным то, что шева дается часто за те или иные проступки. Правда, с точки зрения этических догм, выработавшихся на почве развитой

общественности, эти проступки часто носят характер нарушении только личных интересов колдуна. Но ввиду отсутствия большой имущественной дифференциации личные интересы колдуна являются на почве колдовского мировоззрения часто типичными и для остальной части населения. Таким образом, порча во многих случаях является актом мести за нарушение обычного права.

Так, вышеупомянутый позтыкеросскнй лесник был наказан за то, что «запротоколил» тесины, приготовленные колдуном для своего строящегося дома. Излишние придирки лесной стражи к потреблению леса местными жителями приводили к конфликту государственное право с обычным правом, и лесник, но общему мнению, действительно был виноват. Но такое понимание порчи, как наказания за вину, в настоящее время уже нельзя считать общим явлением. Идея о виновности в настоящее время сведена уже к чистой формальности. Если не приняты необходимые меры предосторожности, можно получить порчу без всякой настоящей випы.

Таким образом, если передача шевы была когда-то явлением «правовым» и согласовалась с моральными устоями населения, то в настоящее время такая роль порчи не всегда сознается, являясь уже просто переживанием прошлого. Поэтому в настоящее время на этот счет твердых определенных мнений не существует: некоторые считают, что порча вообще (tsykikiom) из-за проступков (myzy£), а шева может быть дана и без всякого проступка (sija, atSis, lok £ilay£).

ОБЪЕКТИВНЫЕ ПРИЧИНЫ, ВЫЗЫВАЮЩИЕ КЛИКУШЕСТВО

Что касается до о б ъ е к т и в н ы х причин проявления болезни, то здесь подвести все проявления гаевы к одной и той же причине нет возможности. Но все же можно сказать, что характерной стороной болезни является ее нервно-патологическая сущность. Большинство случаев из них могут составлять аналогии, если не к одному, то к различным формам истерии, сопровождаются нервной возбудимостью и психологической обезоруженностью но отношению к определенным видам внешних раздражений. Проявления нервно-патологических явлений могут усиливаться до сумасшествия, оставаясь, по воззрениям населения, в рамках колдовских явлений. Проявлениями же шевы объясняется целый ряд болезненных состояний, которые не имеют ничего общего с истерией. Один печерский крестьянин (тот, который участвовал в раскрытии могилы для проверки калечения трупа) объяснял, что у пего «лишинку» выгнал фельдшер; вывел его в поле и здесь от принятого лекарств.! она вышла через задний проход в виде белого червячка. Таким образом» глиста была принята им за «лишинку». Также за tJlykodoma «порченную» считается одна бородатая женщина из д. Putskomdin на Вашке. Субъективное ощущение больных, что шева хватается за «сердце» (£dlomad kut&£e, Solomto па- kalo), когда им становится дурно, должны быть в большинстве случаев отнесены к желудочным заболеваниям.

Что касается вопроса о существовании истерии у коми, как бытового явления, то это обусловливается рядом причин разнообразного свойства. Здесь играют роль: общественно-экономические условия существования женской половины населения и психо-полопые особенности взаимоотношения полов и т. д. В этом отношении нужно сказать, что районы, где наиболее < ильно развита эта истерия, являются по преимуще- гтву охотничьими (Печора, Удора).'

Быт охотников, как известно, во многом отличается от чисто крестьянского быта. Прежде всего в охотничьей среде существует строгая изолированность полов в течение целых сезонов. Охотники до известной степени могут считаться кочевым элементом населения. Так, напр., некоторые печерские охотники из д. Петрушино бывают дома, на месте своей оседлой жизни, только I—2 недели, около зимнего Миколина дня, все же остальное время проводят в 350 перстах, в верховьях р. Ылыча. Некоторые вымские охотники считают для себя более нормальным пребывание в лесу и тяготятся продолжительным пребыванием в деревне. На женское население в охотничьих районах ложатся все работы и по домоводству, и по полевому хозяйству и т. д. Постоянная работа на лошади, каковая в земледельческих районах лежит уже на обя-

’ Доктор С. В. Мартынов на основании материалов Архангельского статисгического Комитета 1865 г. приводит такие статистические данные о распределении больных данным видом истерии на Севере.

Архангельский уезд — 225 ж. 39 м. (Архангельской губ.)

Холм, уезд — 568 ж. 15 м.

Пинеж. уезд. —7390 ж 3 м.

Мезен. уезд — 389 ж. 37 м.

Онсж. уезд-------- ж. — м.

Кемск. уезд — 1 ж. — м.

Шенкурск, уезд — 3 ж. — м.

(«Печорский край», 228).

занности мужчин, з охотничьих районах тоже считается чисто женской работой.

Здесь нередко можно пидеть женщину, поднимающую навоз, а мужчину, сидящего на лошади, везущего навоз на поле, тогда как в земледельческих районах последний вид работы выполняется детским населением. Б с. Лопидиг в зимние праздники мужчины, возвратившиеся с охотничьего промысла, часто пьянствуют, иногда картежничают, или попросту наслаждаются бездельем по неделям, а женщины на второй же день праздников едут за сеном, соломой на подсеки, за дровами, верст за 15—30 и больше.

Еще три года тому назад одна лопидинская женщина родила зимой на морозе ребенка, дочь Одю, на возу с соломой, которую везла с подсеки за 15 Bejxr от дома. К счастью, мать и дочь и по настоящее время еще живы. Другой такой же случай был в с. Мордине, но они не единичны. Случаев, когда коми женщина рожает своего ребенка на пожне, за десяток верст от дома — сколько угодно. В этом отношении они бывают иногда просто анекдотичными. Идет женщина вместе со своими домашними с пожни, ощущает /юдовые потуги — уединяется на некоторое время в кусты для родов, а затем не(>едко догоняет своих домашних где-либо около перевоза уже с ребенком на руках, завернутым в какую-нибудь часть материнской одежды. А то женщина, оставшаяся на один день дома, родив ребенка, наколет дров, затопит баню и парится там.

К непосильному физическому труду женщины часто присоединяется и нравственный гнет. Это в тех случаях, когда иные девицы пе могут выйти замуж, или вышедшие замуж попадают в чрезвычайно грубую обстановку. Прибавив ко всему этому более иоз-

буждающуюся натуру женщины, становится ясно, почему женщины подвержены порче в большей степени, чем мужчины.

Кроме того, при решении нопроса о бытовой ус- юйчивости проявлений этой своеобразной формы истерии нельзя не принять во внимание и бессознательного подражания. Нервные припадки производят настолько сильное впечатление на женщин, что потом они с большой точностью воспроизводят это сами. Не имея никакого представления о законах психических, население воспринимает сложные проявления нервной болезни ipy6o реально, согласно своим ма гериально-конкрет- мым представлениям о сверхъестественном.'

Таким образом, тяжесть экономического положении, недифференцированная общественная жизнь, общность взглядов приводят к тому, что воззрения на шеву и объективные проявления болезни являются прочно укоренившимися в быте коми.

Что касается до тех конкретных проявлений болезни именно в форме, которая представляет разработанную систему поверий о шеве, то они имеют очень древние первобытные источники и держатся исключительно как пережиток, но настолько цельный, что чрезвычайно трудно с ними бороться и найти в них уязвимое место. Я, например, однажды хотел поставить в безвыходное положение женщину вопросом — почему нет шевы у интеллиген- гов. Она ответила, что это совсем не из-за того, что им не может быть дана порча, а из-за того, что «судьи» [23] далеко стоят от народа и поэтому недоступны для колдуна.

Насколько психика субъекта, впервые испытывающего состояние, когда «шева» заговаривает, находится в зависимости от обычных взглядов окружающих, какую большую роль играет тут момент внушения присутствующих, свидетельствует история болезни, сообщенная мне членом Мординского Волисполкома С., человеком партийным и потому сознательнее относящимся к фактам окружающей жизни:

Девятилетним мальчиком С. был взят отцом в качестве пары для пилки дров на Богословских заводах. Здесь он пилил дрова на равных правах со своим отцом, работал всю зиму. Сотни верст 1 пришлось идти пешком до заводов, работать там зимой, в лесу, в самых тяжелых условиях при наличии глубокого снега. Условия жизни на заводах вдали от семейства являются губительными во многих отношениях и для взрослого, вполне здорового человека, а для 9-летнего ребенка они должны были быть кошмарными.[24] Таков был общественно-трудовой фон болезни.

Весной при возвращении домой после сезонной работы ребенок окончательно выбился из сил. Два дня отец тащил его на своих санках, пока сам тоже не выбился из сил. В с. Троицком решили отдохнуть. Затопили баню. В бане ребенок упал без чувств, изо рта у него появилась пена. Отец стал поднимать его словами: «поднимись! пойдем!» Тот все лежал. Наконец, как ребенок очнулся, отец, решив, что он имеет дело с шевой, спросил: «kytyS te» (откуда ты?). Ребенок ответил: «prostuditt£emy$» (от простуды). Тот, ретив добиться «правильного» ответа, упорно спрашивал: «откуда ты?», «как твое имя?», обещая ничего худого не сделать.

В результате бредовое сознание мальчика настаивается в один тон с расспрашивающим и он начинает говорить: «Ну вот, мы теперь вдвоем, давай поборемся». — «Как твое имя?» — спрашивают.

— Василий Иванович (на самом деле П. О.)

Продолжаются подробные вопросы, на которые

даются подробные и точные ответы, в таком порядке:

— «Как ты зашла?»

— С белым хлебом — с первым куском не могла зайти, так как сказано было: «Blaslo Kristos», а второй кусок был взят в рот раньше, чем дунули на хлеб, и я зашла. Раньше долго сидела на подоконнике, но никак не могла дождаться момента. Отец мой К.-Иван из Шешек (он работал в другой группе).

— После этого, — прибавил рассказчик, — случаев разговора шевы у меня не было, но боли в области сердца бывают; если перед и после мясного блюда не покурить — обязательно вырвет.

Вот другой случай. На том же заводе в день Рождества K.-Jak напился так, что совершенно потерял сознание: не движется, не дышит. Предположили, что человек отравился водкой. Нужно дать рвотное. В таких случаях, за неимением других средств, заставляют

какого-либо чистого юношу, не имевшего еще половых сношений, мочиться больному в рот. Тот же способ вызвать рвоту применили и в данном случае. «Опп! — говорит, — задушили». Потом спрашивают: «Что с тобой?» — «Простудился», — был отвег. «Давай, скажи правду, ничего не сделаю», — говорит его б{>ат, распознав уже шеву. — «Нет, тебя боюсь», — отвечает тот. «Как твое имя?» — «Василий Прокопьевич»! (Прокб — знахарь из Корткероса). А на самом деле его имя было совсем другое. В дальнейшем, говорят, у него также не было случаев разговора.

Таким образом, истерия шевы у отдельных лиц развивается, несомненно, при условии глубокого физического истощения — это во-первых. Из приведенных рассказов ясно выступает роль бессознательного внушения, настраивания полубодрствующей психики на определенный лад, применительно к господствующим взглядам, — это во-вторых.

Меры борьбы с шевой, как с весьма мучительной и сложной формой истерии, должны быть направлены, с одной стороны, против порождающих ее условий и, с другой, против влияния общественного внушения. Корни ее лежат глубоко в общественно-трудовых и культурно-исторических условиях жизни коми народа и потому борьба это очень трудная. Трудность эта усугубляется тем обстоятельством, что местные культурные работники поневоле сами поддаются непонятным и весьма эффектным проявлениям патологического состояния «одер?кимых» шевой.

Нужно пожелать, чтобы врачебный персонал в первую очередь занялся изучением и лечением чрезвычайно распространенного среди коми народа недуга.

IV. VOMIDZ

Болезнь, порча м вообще неблагоприятные результаты для здороиья могут получиться не только в силу колдовского акта, т. е. введения в тело данного человека злого инородного начала или манипуляций по принципу симпатической магии, но они иногда могут быть причинены без наличия какого-либо колдуна, человеком совершенно случайным, исключительно при одном условии откровенного выражения этим человеком своего эмоционального состояния по отношению к чьим-либо достоинствам.

Человек, вышедший из равновесия, становится источником или причиной болезненного начала по отношению к окружающим.[25] Так, достаточно выразить удивление, восторг, зависть и т. п. по поводу, например, Kf>acoTbi того или другого лица, чтобы это лицо, о качествах которого идет речь, серьезно заболело, и притом так специфически, что никакими естественными средствами, никакими обычными медикаментами подействовать на болезнь в сторону благоприятную, по общепринятому воззрению, совершенно невозможно. Иногда выражение гнева влечет за

собой такое же заболевание. Обычно такое эмоциональное состояние выражается в каком-либо просто неосторожном слове, в восклицании, например: «Ах, какой ты красивый!», «Какой ты милый!», «Какие у тебя умные глаза!», «Ты румян, красив, как колобок!» и т. п. Указанное условие является непременным, но нужно сказать, не всегда достаточным.

Другим очень важным условием нужно считать фиксацию своего внимания на факте выражении кем-либо такого неуравновешенного чувства. Этот субъективный момент констатирования наличии первого элемента, могущего причинить болезнь, враждебного слова, уже совершенно достаточен для того, чтобы объективно, с точки зрения общепризнанного, наступило заболевание человека, о котором сказано слово.

Во всех случаях мы, по-видимому, имеем дело с проявлением недоброжелательного чувства или настроения, вообще с враждебным моментом для данною лица. Упомянутое обстоятельство очень ясно выступает на обычае пермяков — не подпускать близко к детям постороннего, только что зашедшего в дом человека, прежде, чем успеют ему подать или воды для питья, или кусочек хлеба для еды. Данный обычай, по-видимому, имеет тот смысл, что чужой, постоявший человек но самому своему положению является опасным. Тогда как тот же посторонний человек, нашедший для себя в данном доме пищу и питье, становится как бы своим и потому уже не таким опасным.

Немедленно после проявления второго момента, т. е. фиксации внимания субъекта на опасности, может наступить эффект — человек в той или другой части своего организма почувствует острую боль, как бы простреливается: tsukis (вонзилось) — как выражаются в таких случаях. Весь процесс этого явления хорошо передается местным русским выражением: «слово — пуще стрела», т. е. «слово хуже стрелы».

Существует много различных вариантов сочетаний двух субъектов, необходимо участвующих в этом щюцессе порчи, при условии участия тут еще и категории третьих существ, или предметов, которые, не участвуя в порче ни активно, ни пассивно, могут быть все-таки испорченными, налример, дети, животные и т. п. Различают несколько видов порчи данного типа:

«Vomidz» — более общее, родовое название порчи. Термин «vomidz» имеет корнем vom — {ют. Источником порчи, таким об^изом, считается рот. Невоздержанный на язык человек (fok-voma) является в то же время опасным человеком, несущим порчу.

Существует другой термин, «urkmttSom», корень его тот же, что и в русском «урок». Обычно последнее слово анализируется в связи со словами «речь», «{юк».’ Если слово «urkmttSom» расчленить можно иначе, принимая за корень «иг», то можно допустил» в этой части самобытность, так как корень «иг» в пределах языков неславянских сохранился в словах с довольно разнообразным и достаточно конкретным и близким значением, напр., удмурт, и г, коми о г — гной, нечистота; чуваш, иг — беситься;2 якут, i г — сумасшедший; коми uros (в. вычегод. говор) — паршивый, недоразвившийся, ненормальный, (печер. говор) — человеческий диойник; коми и г s a S п у — предвещать, (печор.) испортиться; коми и г о d — грязный, неряшливый и т. д.

Есть термин diugylttSom. Корень этого слова — d?.ug (силок), dzugSiny, запутаться в силке —прямое значение [26] и запутаться вообще, попасть в беду, испортиться — косвенное.

Имеется еще термин kidtyny, ki-megfitny, но они скорее всего должны быть отнесены к колдовству вообще, к магии, так как связаны с определенными манипуляциями, как видно из самого корня этих двух слоп kid, ki — рука.

Как было уже упомянуто, непременным и обязательным условием для заболевания является субъективная мысль лица о возможности заболеть, о том, что при данных обстоятельствах имеется опасность заболевания.

Таким образом, здесь налицо два момента: субъективный и объективный. Объективный заключается в наличии внешних условий, могущих испортить. Субъективный — в осознании опасности наступления vomidi. «Тетка принесла ребенка из бани голым и стала одевать его дома, в избе. Одна из домашних подумала: „почему это она посадила ребенка рядом с чужим человеком и там в присутствии его одевает?" (она сознавала возможность пагубных последствий). В результате ребенок стал безудержно плакать. Пришлось обратиться к помощи присутствовавшей при одевании соседки».

Как было указано выше, причиной vomidz обычно является рот, то, что выходит изо рта, т. е. слово. Несмотря, казалось бы, на такой безобидный источ-

' Вотяцкое dzugyny — закрутить, завернуть.

ник, vomidz считается очень тяжелой формой порчи, которая при запущении, — если своевременно не обратить на нее внимания и не излечить, — может окончиться смертью и очень часто, по мнению коми, действительно так и оканчивается.

Момент заболевания наступает внезапно. Обычно это воспринимается, как поражение стрелой, ощущается боль, получающаяся, когда какой-либо острый предмет вонзается в тело (t'sukas). Во всем дальнейшем описании это сходство vomidz с травматическим заболеванием, наступающим в результате физического поранения, проявляется с большой наглядностью. Но такое сходство с поранением совмещает, однако, возможность дальнейшего протекания болезни в разных формах и разных степенях.

Обыкновенно, острая боль при vomidz локализуется в каком-либо определенном месте, в каком- либо органе, на который был направлен возглас. В дальнейшем, подобно воспалению и чаще всего в форме воспаления, болезнь начинает распространяться вширь и вглубь и может дойти до внутренностей, до «сердца», иногда же она ограничивается пределами одного органа. Когда болезнь доходит до «сердца», наступает смерть. Этот процесс протекает иногда довольно медленно, — месяцами, и даже годами, — иногда чрезвычайно быстро, один день. Характер остроты зависит от степени ранения или места поражения. Если «зараза» началась в не важном органе, тогда болезнь развивается более медленно, протекает не в такой острой форме. Если же поражены органы более глубокие, ближе к сердцу — то в этом случае болезнь развивается быстро и решительно.

«У С.-М.-И. в Палевицах vomdza&oma двухлетняя девочка из-за того, что деревенские знакомые вы

сказали свой восторг по поводу того, что девочка растет очень быстро (taja-рб lovian n'an' moz luny3-lun bydmo), сказали, что она похожа на всхожее тесто. После этого у девочки появились в груди острые боли (kotSog bogtis). Затем она стала кричать, вся посинела и к утру умерла». Объясняют такую крутую расправу порчи тем, что болезнь проникла глубоко «до сердца», потому и выразилась в такой острой форме.

Процесс развития болезни одна женщина сравнила с тем, как поднимается тесто в квашне. Воспаленное место так же начинает пухнуть и расширяться, как на глазах пухнет и прибывает в посуде квашеное тесто. Другая женщина сравнила vomidi прямо с пожаром: как здание воспламеняется от одной спички, а затем пламя, быстро развиваясь, начинает пожирать деревянные вещи со стихийной жадностью, так и тут болезнь воспламеняется, как пожар.

Примеры: «Две невестки жили в одном семействе. Одна, более усердная, после окончания дневной работы в сумерках садилась за рукоделие и работала в потемках в то время, когда другая невестка поджидала на печке, — скоро ли зажгут огонь. — „Какие у тебя глаза! Можешь работать в темноте14 — сказала своей kev [27] невестка, любившая после работы отдохнуть. С этого времени у первой глаза начали меркнуть, тускнеть. Как полдень, она уже и чувствует приближение темноты, глаза начинают заволакиваться пленкой. Пришлось в конце концов идти к знахарю».



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.