Спасибо за вашу помощь и поддержку. 14 страница

Полукровка сделал несколько осторожных шагов и тут же услышал тихий женский шёпот — молитву. Пройдя чуть дальше, Фириат увидел и её саму.

Вилия стояла на коленях подле огромной каменной статуи Ситиса, склонив голову пред своим Отцом, и в этом пугающем мраке, величественном исполнении скульптуры, подземной сырости эльфийка вдруг показалась Фириату хрупкой, слабой, беззащитной и такой же потерянной, как и он. Он осмелился сделать ещё шаг, ступая осторожно и тихо, но босмерка всё равно услышала. В этой могильной тишине был слышен каждый шорох.

Вилия повысила голос, но не посмела прервать молитву:

— … и отнимать жизни, прославляя Твоё Тёмное Имя. Да овладеет Ужас каждым, кто посмеет ослушаться Тебя, да прервётся жизнь его руками верных детей Твоих, да отправится душа его навек в бездонную Пустоту…

Фириат сделал очередной шаг. Он понимал, что она знает о его присутствии, но не смел заговорить первым. Однако Вилия продолжила в полный голос:

— … Да будет совершено очередное убийство, да понесёт оно за собой Боль и Ужас, ибо грехи недостойных должны быть омыты в крови и страхе!

То, что эти слова были адресованы не Ситису, а тому, кто находился за спиной Вилии, полуэльф понял прежде, чем эльфийка схватила с алтаря кинжал и метнула в него. Наверное, именно это и помогло увернуться, пропустив смертоносное лезвие слева от груди. Босмерка плавным движением выхватила на развороте своё оружие, готовая атаковать. Фириат помнил этот меч: красивый, с широким лезвием, украшенной камнями чешуйчатой гардой — Вилия превосходно владела им, в этом не приходилось сомневаться; и почему-то только сейчас он подумал, что может умереть именно от этого оружия.

В ответ на её агрессию он лишь развёл руки в стороны:

— Я безоружен, Вилия. Я обещал найти тебя.

Эти слова дались тяжело, они прозвучали глухо и сдавленно. Но Фириат успел заметить, как удивилась эльфийка, спрятав в ошеломлённом взгляде то ли страх, то ли ненависть.

Она промолчала. Фириат понимал, что она не скажет ему ничего хорошего, и сердце предательски забилось чаще. Ему казалось, что и Вилия слышит этот стук в его груди, знает, как бешено пульсирует в висках кровь и скользит по телу неприятная холодная дрожь.

Полукровка шагнул навстречу и тут же услышал предупреждение:

— Не приближайся, Фириат.

— Вилия… — Он не знал, что нужно говорить. Просто произнёс её имя и замер, не осмеливаясь сделать что-либо ещё.

Зато ей было что сказать ему:

— Тебе не место рядом со мной. Дай мне тебя забыть и уходи из моей жизни. — Он ничего ей не ответил, и Вилия была вынуждена повторить: — Уходи, иначе…

Его голос вторил очень глухо:

— Иначе?..

— Иначе мне придётся убить тебя.

— Хорошо. Тогда сделай это, потому что идти мне больше некуда. Вернуться в Мораг Тонг я не могу — я прирезал их всех собственными руками. Сестры у меня тоже больше нет — её предали и убили. У меня оставалась лишь ты, и я сам не знаю, почему подумал, что это может быть важно и для тебя. Так что лучше убей меня, Вилия. Будет лучше, если это сделаешь ты.

Её голос и её рука дрогнули. Она заговорила эмоциональнее, чем раньше:

— Уйди, Фириат!

— Я знаю, чего ты боишься, — неожиданно понял он. — Думаешь, что предашь Братство, если снова со мной свяжешься. Так вот, если кого и можно здесь назвать предателем, то только меня. Это я предал всех, отомстив за Ренфри и за тебя, это я перерезал горло Грандмастеру и оставил его тело гнить в тоннелях под Ареной города, это я сбежал из Морровинда, как убегают только трусы и предатели. А ты всегда была верна своей Семье. Всегда.

Два шага к ней навстречу.

— Не смей приближаться. — Босмерка вытянула вперед тяжёлый меч, подтверждая то, что она не подпустит к себе морагтонгца.

Ещё два шага.

Остриё оружия коснулось его груди.

— Это последнее предупреждение, Фириат.

И он верил, что у неё вполне хватит сил убить его.

— Ответь мне только на один вопрос, Вилия. — Он подумал, что в момент, когда в сердце направлено острое лезвие меча, нужно быть искренним до конца. Даже с самим собой. — Когда я рядом, ты не чувствуешь это щемление в груди, которое чувствую я, когда рядом ты? — Она изумлённо молчала. — Ты не думала обо мне так же часто, как о тебе думал я? Если нет, то почему до сих пор не убила меня? У тебя было столько возможностей, но вместо этого даже сейчас ты медлишь и тянешь время разговором. Мне расценивать это как шанс? Как твою неуверенность? Я не знаю, Вилия…

Эльфийка продолжала потрясённо молчать, никогда ранее не слышав в свой адрес таких слов. Она не знала, что могла ответить ему, но точно знала, что у неё недостанет духу убить его. Поэтому вновь глупо повторила:

— Уйди…

Фириат вдруг неуместно улыбнулся, отвёл взгляд в сторону, будто устав от нависшего над ними напряжения, и произнёс самому себе:

— Упрямая…

И в груди Вилии что-то дрогнуло — точно так, как он описывал. В мгновение меч показался ей настолько тяжёлым, что мышцы будто налились расплавленным эбонитом, и в холодном подземелье стало настолько жарко, что ладонь вспотела и неосознанно выпустила рукоять.

Последний шаг.

Фириату в самом деле показалось, что Вилии стало не по себе и что в любую секунду она может упасть, обессиленная. Он подхватил её, обняв и очень поздно отмечая, что эльфийка в полном порядке, но Вилия не оттолкнула его, не закричала. Она смотрела в его глаза испуганно, потрясённо и одними губами неслышно прошептала:

— Чувствую.

Он не сразу понял, о чём она. И Вилия повторила:

— Я чувствую то же, что и ты.

Фириат не сумел сдержать себя. Притянул эльфийку ближе, впился требовательным поцелуем в тонкие обветренные губы, одним движением развернул, прижав девушку к грубой стене, и Вилия ответила ему, вцепившись пальцами в крепкие плечи, позволяя переместить ладонь со спины ниже, не прерывая долгого поцелуя.

Фириат не враг ей — не враг! — и она знала это с самого начала, но отказывалась верить самой себе, опасаясь того, насколько далеко может завести её эта дорога.

И Фириат тоже всё знал — с самого начала. Обманывался странными мыслями, но на самом деле страстно жаждал её знойного поцелуя, желал ощущать цепкое прикосновение её пальцев, холод её ладоней под своей рубахой, мечтал касаться её кожи и знать, что она — чувствует.

Глава 16

Кира проснулась от слабого стука в дверь, ощущая под собой незнакомый шёлк простыней, и не сразу сообразила, где именно она находится. Потом вспомнила: вчера вечером за разговорами с Янусом она выпила не один бокал вина, и идти в своё поместье не решилась. Это объяснило и то, почему голова казалась такой тяжёлой.

Дверь робко приоткрылась, и в проёме показалось худое лицо молодой горничной, держащей в руках красивый подсвечник. Заметив, что гостья уже не спит, девушка произнесла:

— Миледи, граф желает, чтобы вы составили ему компанию за завтраком. Я приготовила вам ванну и новое платье.

— Платье? — изумлённо переспросила имперка, наблюдая, как приставленная к ней служанка суетливо начинает зажигать в комнате свечи. За окном ещё было темно.

— Подарок от графа.

Вздохнув, Кира отогнала последние нотки сна и поднялась на ноги. Иногда, после длительных путешествий, она забывала, что в высшем обществе считается неприемлемым два дня подряд появляться на публике в одном платье, но такой подарок Гассилдор, в первую очередь, сделал ей в своих собственных интересах. Кира понимала, какие поползут слухи, когда кто-то из знати увидит её, возвращающуюся утром из замка в том же наряде, в каком она ушла вечером. Порой от всего этого Киру начинало тошнить.

После ванны прислуга помогла ей одеться и сделать подходящую вычурную причёску, и, рассматривая в тусклом зеркале свой наряд, Кира невольно отметила, что Янус неплохо разбирался в её вкусах.

Она вышла к нему в малый обеденный зал, застав размышляющим о чём-то у окна. Устремив взгляд к сияющей утренней заре перламутровых оттенков, граф сразу заметил её появление, но снова не стал оборачиваться. Выражение его лица было сосредоточенным и серьёзным.

— Доброе утро, Янус, — осторожно поздоровалась Кира, присаживаясь на отодвинутый для неё стул. Почему-то она почувствовала себя неловко.

— Утро наступит лишь через час. — Он обернулся к ней. — Надеюсь, тебе спалось хорошо?

— Разумеется, благодарю тебя за гостеприимство. — Она улыбнулась, приступая к трапезе, и Гассилдор неспешно подошёл к столу, занимая своё место.

— Могу я поинтересоваться твоими дальнейшими планами?

— Я уже всё рассказала. — Девушка развела руками. — После того, как Лина получит эту книгу и примет насчёт неё какое-либо решение, мы отправимся в Санкр Тор.

— А дальше? — он надавил. — Допустим, вы найдёте второю половину Пентакля. Что дальше?

Кира вдруг растерялась:

— …отдадим в дар Университету?

— Ты уверена? — Гассилдор оторвался от еды и обратил на девушку строгий взгляд. По спине Киры пробежали мурашки. — Я боюсь, что ты наделаешь глупостей.

Она наигранно улыбнулась, вздохнула и отвела взгляд.

— Вот ты о чём. Моё прошлое давно стало прошлым, Янус. Сейчас у меня есть муж, который меня любит, я живу в его помес…

— И ты веришь в это? — Он нечасто позволял себе перебивать её.

— В?..

— В вас с Аполлоном и ваше счастливое будущее. Наш вчерашний разговор и иная информация из моих доверенных источников дали мне повод задуматься, а не захочешь ли ты воспользоваться силой этого артефакта?

— Что ты несёшь?.. — Кира не умела прятать свои эмоции от Гассилдора и понимала, что он и сейчас заметил её испуг. В памяти сразу всплыли картины вчерашнего ужина, две бутылки вина и, кажется, очень короткий разговор об Аполлоне. Кира рассказала Янусу о том, что её муж изменился и, как она считает, в лучшую сторону. А ещё ей показалось странным, что он отпустил её в Скинград без скандалов. Она вдруг всё поняла. — Какая информация, Янус? Что ты имеешь в виду?

— Видишь ли, в моих интересах быть в курсе деятельности всех знатных господ, поэтому недавно мне донесли, что твоего мужа видели в Корроле…

— Да, он говорил мне, что должен встретиться с каким-то важным человеком.

— … на пороге дома нашей общей знакомой, — повысив голос, закончил граф, недовольный тем, что Кира осмелилась прервать его речь.

На несколько секунд она забыла, как дышать. А ведь Янус был прав: Кира помнила, как Аполлон иногда смотрел на Лину, как был вежлив с ней, как интересовался абсолютно всем, что она делает, как помогал ей и как заботился. И ведь это длилось уже достаточно долго. А она ничего не замечала.

Её голос прозвучал резко и холодно:

— Он спит с ней?

— Он взрослый и умный человек, вправе делать что хочет. — Кире на мгновение — только на мгновение — показалось, что в голосе Януса прозвучала ревность. — Меня куда больше беспокоишь ты.

Девушка взяла себя в руки и мягко ему улыбнулась:

— Но и я уже не глупое дитя, граф. Оставим обсуждение моей личной жизни.

— Тогда оставь и лицемерие, Кира. Я просто хочу, чтобы ты определилась, чего хочешь на самом деле.

Кира грубо встала из-за стола, едва не порвав платье, зацепившееся об угол. Янус наблюдал за ней с ледяным спокойствием.

— Ты знаешь, чего я хочу. Невозможного.

Граф приблизился к ней плавно и грациозно, словно высмеивая её дерзость, подошёл очень близко — ближе, чем требовалось, — и заглянул в тёмные, полыхающие обидой и злобой глаза.

— Об этом и речь, Кира. Перестань цепляться за прошлое, убегать от правды и от самой себя. Тебе никогда не были нужны ни Аполлон, ни его поместье, ни иллюзия счастливой жизни. Определись, что тебе нужно. Из-за тебя не должны страдать другие.

Ей едва удавалось сдерживать слёзы, но она не смела отвести взгляда от чарующих глаз Гассилдора. Он всегда говорил ей правду, не боялся обидеть или задеть чувств. Он всегда говорил ей только правду.

— Наверное, мне пора возвращаться, — упавшим голосом ответила она, медленно отстраняясь. После этих слов он и сам отошёл к окну, за которым уже занимался холодным заревом рассвет, и шумно задёрнул шторы.

— Мои люди тебя проводят. Загляни ко мне, когда во всём этом разберёшься.

Она поклонилась ему, уверенная, что он даже не глядя заметит это, и, развернувшись, покинула зал. Слуги в коридорах тоже начинали занавешивать окна.

Найкар встретил её на закате, и Кира даже не заметила, когда дорога успела вывести к высоким кованым воротам, переплетающимся узорами над головой. Мысли были заняты утренним разговором с Янусом, а после — когда она увидела в конюшнях мерина Аполлона — тем, как предстоит говорить с мужем. И о чём им предстоит говорить?

К собственному удивлению и облегчению, в самом поместье Аполлона не оказалось, и Кира, заперев дверь покоев изнутри, достала из тайника небольшой ключик и, присев напротив тумбочки, отперла дорогой замок. На полках лежали стопки писем, несколько книг и блестящие магическим светом артефакты. Янус был прав: она всё ещё жила прошлым. Много раз хотела сжечь все эти бумаги, но рука не поднималась. А теперь и не поднимется, когда она знает, что больше не нужна Аполлону. Она бережно взяла в руки одну из книг и, открыв её, прочла запись, сделанную своим почерком: «Сегодня я проснулась от ощущения, что на меня кто-то смотрит, и оказалась права. Ко мне явился Уведомитель Тёмного Братства. Он представился Люсьеном Лашансом». По коже вновь пробежали мурашки. Казалось, всё это было уже так давно: первое убийство, Тёмное Братство, Люсьен, предательство, Кризис Обливиона, забравший родителей… с тех пор Кира спряталась здесь, в Найкаре, фанатично перечитывала собственные дневники и письма Люсьена, но боялась принять эту правду и продолжить жить настоящим. А сейчас, похоже, она и то, что ей осталось, упустила.

Как поступить? Вернуться к Вилии? Слушатель, конечно, с радостью вновь примет её в ряды Тёмных сестёр, но Кира вряд ли сможет видеть Убежище… новым. Видеть чужие лица в нём, видеть ненавистную Аркуэн, которая стояла над телом Люсьена с окровавленным кинжалом, слышать совершенно другие голоса среди каменных стен подземелья. Она не была такой сильной, как Эдеза, чтобы справиться с этим и принять новое Тёмное Братство.

Вернуться в Скинград и продолжать дела отца? За многие из них уже поздно было браться, да и вся эта бумажная волокита была чужда ей.

Вернуться в Университет и выучиться на магистра Алхимии, а потом преподавать её хотя бы в каком-то из отделений Гильдии? Нет, Кира вряд ли сможет терпеть нового Архимага и её правила.

Может… остаться здесь? Попробовать наладить отношения с Аполлоном?..

Кира тряхнула головой, прогнав эту мысль, и перелистнула страницу. После того, что она узнала от Януса, она не сможет спокойно смотреть ни на мужа, ни на Лину.

Она хотела продолжить читать, но в дверь осторожно постучали, и ей пришлось быстро прятать все вещи и запирать тумбочку, чтобы никто ничего не увидел. Из-за двери донёсся тихий голос горничной:

— Миледи, вы спите?

— Секунду, сейчас открою! — громко отозвалась она, беглым взглядом проверяя, ничего ли не забыла, и поспешно отворила дверь, выдавив из себя улыбку. — Что-то случилось?

— Вас хочет видеть какая-то женщина.

Имперка нахмурилась. Гостей она не ждала.

— Кто именно?

— Она не представилась. Сказала, что дело важное и не потерпит отлагательств.

Кира была заинтригована. Следом за служанкой она спустилась в холл и заметила на скамье невысокую женщину в грязном дорожном плаще и мужском костюме. На полу рядом стояла увесистая дорожная сумка, какие носят с собой учёные на полевые исследования. Незнакомка прятала лицо за плотным платком, но, приблизившись, по узким вертикальным зрачкам Кира узнала в ней каджитку.

— Чем могу быть полезна? — Кира взглянула на гостью сверху вниз. Та тут же поднялась и поклонилась, и имперка невольно отметила, что определённые движения доставляют девушке боль.

— У меня есть сведения, которые могут быть вам полезны.

Кира нетерпеливо потребовала:

— Какие сведения?

— Это касается Пентакля.

В помещении вдруг зазвенела ударившая набатом тишина. Убедившись, что не ослышалась, Кира требовательно спросила:

— Кто вы?

— Меня зовут Амелия Алидор, и вряд ли это имя о чём-то вам скажет.

— Почему вы прячете лицо?

— Отнюдь не для того, чтобы остаться неузнанной, — отрезала она. — В моём виде было бы некультурно показываться в поместье знатного господина.

— Я многое видела. В том числе такое, что вам даже в кошмарах не снилось.

— Сколь истёртая гипербола, — с насмешкой упрекнула Амелия. — Видите ли, Кира, я пришла сюда, чтобы подарить вам очень важные сведения, так что с вашей стороны было бы благоразумно выслушать меня.

— И как я смогу верить меру, который прячет своё лицо?

Амелия улыбнулась — Кира поняла это по одним лишь глазам, — а затем её тонкие руки потянулись к платку на шее. Ткань медленно сползла вниз.

Кира приказала себе не проявлять эмоций, однако всё равно внутренне вздрогнула. Лицо каджитки было разбито, словно кто-то несколько раз ударил её о стену или что-то плоское: сломанный нос неумело залечен дешёвой магий, губы треснуты, светлая кошачья шёрстка помята и ободрана, и даже сквозь неё — виден широкий расплывающийся синяк и свежий шрам. Сейчас Кира заметила, что и глаза у девушки были разные: один опухший и заплывший, второй — тёмный от растёкшейся под кожей крови. Но даже побитой Кира узнала её.

Имперка резко схватила ом-рат за воротник и прижала к стене. Это получилось куда сильнее, чем Кира рассчитывала, потому что каджитка оказалась очень лёгкой и не стала сопротивляться. Амелия вскрикнула от боли и зажмурилась, чтобы сдержать подступившие слёзы. Но Кира не планировала ослаблять хватку.

— Кто ты?! — громко спросила она, не выпуская каджитку. — Это ты была в Тире, я помню тебя!

— Амелия, — прохрипела она в ответ. — Пусти…

— Говори, кто тебя нанял? Ты шпионила за нами.

— Кира… — Ей всё тяжелее давались слова. — Я потому и здесь.

Имперка отпустила её, толкнув, и Амелия сразу же опустилась на скамью, прижав руку к ребру. Она заговорила сквозь боль:

— Я шпионила за вами для одного мера, Аринура. Он небезызвестный морровиндский коллекционер магических артефактов и сильный чародей. И вы должны понимать, что у него достаточно денег, чтобы позволить себе всё, начиная частными шпионами, вроде меня, и заканчивая опытными наёмными убийцами. — Каджитка выдержала небольшую паузу и, убедившись, что её внимательно слушают, продолжила: — Это его люди устроили резню на “Чёрной Змее” и напали на вас в Вивеке.

— Аринур — эльфийское имя.

— Он альтмер.

— Как он узнал о Пентакле?

— Так же, как вы узнали о книге в библиотеке Зала Мудрости. Я повторю, что он сильный маг.

— Почему он не попытался связаться с нами? Почему даже не пробовал торговаться?

— Потому что ему, как и всем нам, известно о возможностях данного артефакта. И он понимал, что никто более не должен о нём знать. Отсюда я делаю логический вывод, что дело не просто в пополнении коллекции.

— Что он намерен делать дальше?

— Смею предположить, что после неудачи в Сейда Нине он попытается опередить вас в Санкр Торе и добыть вторую часть артефакта раньше. А уже потом займётся вами. И торговаться он не станет.

— И почему ты всё это мне рассказываешь?

— Потому что он отказался от моих услуг, а за время путешествия в Сиродил я успела… многое переосмыслить. Так вышло, что я плыла на одном корабле с полуэльфом, очень ценящим вашу подругу, и он помог мне понять, что всё это время я была не на той стороне.

— О ком речь?

— Вы верно мыслите. — Амелия через силу улыбнулась. Посмотрела Кире за спину, на портрет Аполлона, изучила его, запомнила. — Если у вас ещё есть вопросы…

— Как с тобой можно будет связаться, если они возникнут?

— Боюсь, что никак. Сегодня я таинственная гостья Киры Данкар, а завтра нищенка на улицах Вэйреста[144] или любовница несуществующего императора.

— Я поняла. И что, ничего взамен?

— Ничего, — она покачала головой и тяжело поднялась на ноги. — Разве что… передавайте ему привет, если встретитесь. И скажите, что со мной всё будет хорошо.

Амелия вновь поклонилась и, спрятав лицо платком, покинула замок. Кира запустила руку в волосы и тяжело вздохнула. Голова шла кругом.

* * *

Даже в свете магического бледно-синего зрения ночной лес выглядел пугающим и враждебным. Лина старалась идти как можно осторожнее, чтобы не хрустнула под ногами сухая ветка, не разлетелись в стороны шумные опавшие листья, не вспорхнули с ветвей тяжёлые ночные птицы. Она не хотела лишнего внимания к себе.

Вокруг возвышались исполинские деревья, и небосвод едва виднелся за их густыми тёмными кронами. Но Лина видела путеводные звёзды, видела яркое созвездие Леди, властвующей в этом месяце, видела стареющий Массер[145], оставшийся одиноким светилом на небе, и знала, что придерживается верного пути.

Лес наполняли звуки. Шелест листьев, стоны качающихся деревьев, шёпот ветра, крики птиц, стрекотание насекомых — к этому она уже начинала привыкать. Но, когда откуда-то издалека донёсся вой волчьей стаи, Лина замерла на месте, прислонившись спиной к грубому шершавому стволу. Она знала, что волки далеко, но сердце всё равно забилось настолько быстро и громко, что дополнило собой звуки спящего леса.

Наступала полночь.

Время силы, сочащейся по жилам и наполняющей собой каждую клетку кожи, время, когда под влиянием звёзд, пропускающих через себя тончайшие энергии Этериуса, активировался портал, установленный здесь отцом много лет назад. Это было особенное время для неё — это было её время, потому что отец, умеющий открывать портал когда захочет с помощью чёрной магии, позаботился о том, чтобы его дочь оставалась незаметной для охотников на таких, как он. Время, когда звёзды светят особенно ярко[146].

Преодолев страх, Лина двинулась дальше в чащу Западного вельда, и вскоре увидела меж деревьев, высокой травы и высушенных цветов неестественное свечение.

Холод разлился внутри обжигающим ядом.

Это был он. Телепорт из белого камня мерцал голубым, и чародейке пришлось избавиться от магического зрения, чтобы хоть как-то снизить нагрузку на глаза. В ночи он был ослепляющим.

Лина позабыла об осторожности. Пошла на свет, как глупый мотылёк, не различила в месте скопления силы что-то инородное и прикоснулась к холодному изваянию, не веря, что она здесь. В сумке лежала длинная узкая коробочка, и Лина, торопливо достав её, сжала в дрожащих пальцах дорогой изумруд церемониального кинжала.

Острое лезвие коснулось кожи, выдавливая на камень алтаря пунцовые капли — незаменимый ритуал для верной настройки сети порталов, — и кровь, та же, что текла и в жилах Фэнериза, создавшего этот путь, упала в алтарную чашу. И…

…ничего не произошло.

Зато что-то будто ударило чародейку в солнечное сплетение, перехватило дыхание, погасило свет вокруг, украло землю из-под ног — Лина очень хорошо знала это ощущение. Какая-то сила обрубила её энергию и полностью исчерпала её.

Последнее, что Лина запомнила перед тем, как потерять сознание, это то, как её подхватили чьи-то сильные заботливые руки.

Она очнулась от нестерпимой головной боли, чувствуя ладонями гладкость дорогого шёлка, на котором лежала. Комнату озарял мягкий свет кровавой луны, заглядывающий в окно, также на столике в противоположном углу комнаты плавились свечи в красивом канделябре. Значит, она потеряла сознание не так давно.

Лина поднялась с большой кровати, заметив, как аккуратно перевязана ладонь — опытный чародей знал, что такие раны опасно залечивать магией, потому что влияние любой магической Школы на повреждённый зачарованным церемониальным оружием участок кожи может привести к неисправимым ошибкам. Её сумка была здесь, даже кинжал оказался уложен в ларец внимательным таинственным хозяином этого дома. Когда Лина приблизилась к окну и увидела внизу раскинувшийся Западный вельд, то поняла, что это вовсе не дом. Такое высокое здание во всей округе было только одно. Скинградский замок.

Она вышла из покоев, оказавшись в широкой анфиладе, украшенной дорогими коврами, цветами в серебряных вазах, портретами каких-то знатных господ, неизвестных ей, и догадка лишь укрепилась в пока ещё туманном сознании: это замок Гассилдора.

Анфилада закончилась ещё одним коридором, уводящим влево и вправо, и Лина замерла, увидев в мерцании свечей на портрете, висевшем прямо перед ней, саму себя. Но, приглядевшись внимательно, Лина поняла, что обозналась. Девушка с картины смотрела насмешливо и лучезарно, золотистые блики играли в её ясных глубоко-синих глазах. Волосы были уложены волнистыми локонами на плечи и украшены серебряной сеточкой с мерцающими камнями. Лицо девушки было пухлым и румяным. Она таинственно улыбалась. Взгляд Лины всегда был состредоточенным и строгим, она отличалась острыми чертами худого лица, её волосы не вились аккуратными локанами, а падали на спину прямыми неровными прядями. Да и её улыбку нельзя было назвать таинственной. Лина улыбалась… вынужденно.

Снизу она различила золотую табличку с чёрной надписью: Селена Голдвайн.

— Ваше сходство с ней поразительно, миледи, — мягко заметил бархатный мужской голос, и Лина встревоженно обернулась. Граф неслышно приблизился к ней справа. Или вовсе стоял здесь всё это время.

Она почтительно склонила голову:

— Ваша светлость.

Кажется, его позабавило это обращение, и узкие обескровленные губы дрогнули в полуулыбке на остром худом лице. Граф носил дорогое чёрное платье без лишних украшений, собирал длинные прямые волосы в неровный хвост. Его глаза тускло блестели красными всполохами Массера, просачивающимися сквозь узкие витражные окна, и он смотрел на Лину сосредоточенно и строго[147].

— Граф Янус Гассилдор, к вашим услугам. — Он поприветствовал её вежливым мужским поклоном и вынужденно улыбнулся. По привычке.

— Для меня честь познакомиться с вами лично. Лина Фианель.

Чародейке показалось, будто она вновь сказала что-то не то — граф как-то досадливо хмыкнул, но не стал это комментировать.

— Как и для меня. Я ждал этой встречи. Пройдёмте. — Он жестом пригласил еёбро в правый коридор и медленно пошёл следом, не сводя с чародейки взгляда. Ей становилось всё более неудобно находиться рядом с ним.

— Я не хотела бы злоупотреблять вашим гостеприимством. Возможно, мне уже пора.

— Пора? — это прозвучало с насмешливым удивлением. — Сейчас лишь три часа после полуночи, я не позволю вам уйти в ночь. Останьтесь. Это просьба.

От его голоса по спине Лины скользил холод. Но перечить графу она не имела права, да и… не могла.

Он остановился у высокой двойной двери и распахнул её перед гостьей, магическим жестом зажигая тяжёлую люстру в центре огромной пахнущей пылью, сухими цветами и старой бумагой библиотеки. Похоже, ему была известна слабость юной чародейки.

Лина восхищённо вздохнула, не спрашивая разрешения подошла к ближайшему стеллажу, осматривая книги, и вслух выразила своё восхищение:

— У вас потрясающая коллекция, милорд.

Гассилдор сел за длинный стол для чтения в центре зала и продолжил непрерывно наблюдать за Линой. Сейчас, когда его лицо озарялось ярким светом, девушка разглядела его тонкую синюю кожу под алыми глазами, впалые щёки, очень острые скулы, густые брови уже тронутые сединой, глубокие, нечеловеческие морщины. Он заметил её любопытство.

— Я не хочу, чтобы мой облик пугал вас.

— Вам не о чем волноваться.

— Присядьте. — Оттого, насколько строго прозвучал его голос, Линой овладела неконтролируемая дрожь. Чародейка предполагала важный разговор и незамедлительно повиновалась. Граф продолжил: — Вы очень умна, Лина, так почему же не заметили магическую ловушку у портала?

— Должно быть, мной овладели эмоции. — Она собиралась отвечать ему твёрдо и уверенно. — Я потеряла бдительность.

— Эмоции, — протянул он с наслаждением, — прекрасная человеческая способность пропускать мир через себя. Пожалуй, это даже сильнее магии.

Лина улыбнулась и с надеждой спросила:

— Это вы поставили ловушку?

— Сожалею, но нет. Она стоит там уже достаточно длительное время. Возможно, кто-то из Гильдии Магов поставил её там, чтобы уличать практикующих тёмные искусства.

— Нам обоим прекрасно известно, что она стоит там из-за меня. Но, если вы там были, то заметили, что я не пользовалась запрещёнными силами.

— Я заметил вас слишком поздно.

— Я могу полюбопытствовать, что вы делали в том месте?

Янус ответил незамедлительно, но неискренне:

— Мне нравится там прогуливаться. Столь мощное скопление магии пробуждает во мне светлые чувства.

— В любом случае вам не нужно обо мне беспокоиться — охотникам будет не в чем меня обвинить. Должно быть, именно из-за их ловушки у меня ничего и не получилось.

— Да, — он снова ответил печальной, немного обвиняющей улыбкой, от которой Лине становилось не по себе. — Должно быть.

На какое-то время тишина овладела библиотекой, и было слышно лишь её дыхание, шумящее сквозняком среди старых книг. Лине становилось неловко, но она не сводила с графа глаз.

Он первым придумал, как нарушить молчание:

— Вы упомянули, что восхищены моей коллекцией.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒