Спасибо за вашу помощь и поддержку. 11 страница

Вскоре Джаэр вывел их к широкой заводи, откуда была видна «Чёрная змея», стоящая вдалеке. У берега ждал человек на вёслах небольшой лодки. Увидев подоспевшего аргонианина, он сухо помотал головой, провёл грязной ладонью по лицу, словно сам отказывался верить своим мыслям, и тихо промолвил:

— Поздно.

Бетмер оторопел.

— Кто?

— Оба.

В наступившей тишине был слышен лишь плеск воды и удары дождя. Джаэр тяжело вздохнул и, повернувшись к чародейке, сдавленно проговорил:

— Мне жаль, Лина.

Лина поняла всё без дополнительных объяснений и не сумела сдержать слёз. Она отвернулась от моря, тщетно пытаясь прогнать из головы возникший образ, но даже чайки, кружившие в небе, кричали так громко и жалобно, будто чувствовали случившуюся беду и оплакивали умерших. Вилия, вздохнув, притянула чародейку к себе, потому что знала, что Кира слишком горда для утешений, и мимолётно подумала о том, с каких это пор она сама стала так иначе относиться к девчонке, которую раньше ненавидела. Возможно, ей попросту было жаль Фианель, ведь Вилия очень хорошо знала, как тяжело терять тех, кого любишь.

Аргонианин первым залез в лодку и подал девушкам руку, объяснив:

— На «Змею» напали средь бела дня. Никто этого не ожидал, ведь мы ещё на рассвете причалили, и Джузит, как обычно, отпустила парней в местный трактир. На борту оставались немногие.

Вилия спросила:

— Кем были нападавшие?

— Я не знаю. Я тоже сошёл на берег и спасся, но теперь чувствую себя предателем. Джузит и Ричарда ранили, многих убили. Это Боб сумел собрать некоторых ребят и увести корабль, потому что лишние проблемы с Империей нам были не нужны. — Джаэр смотрел в тёмную мутную воду, когда его товарищ повёл лодку к каракке. — Потом он вернулся в город, собрал остальных, а мне велел ждать вас.

— Ричард не справился с нанесёнными ему ранами, — вдруг пояснил второй пират, пытаясь говорить равнодушно и безучастно, однако его голос всё равно заметно дрожал. — Джузит, потеряв сознание, так и не очнулась.

Джаэр коротко поинтересовался:

— Давно?

— Четверть часа как.

Лина прятала лицо в ладонях, вздрагивая от нехватки воздуха, и Вилия неловко обнимала её за плечи, почему-то думая, что это сейчас важно. Оставлять Лину одну было нельзя.

Кира поджимала губы, осмысливая услышанное. Признавать всё это ей тоже было тяжело.

Когда они поднялись на борт, их встретил Боб. Он тоже был ранен: грудь босмера рассекала ярко-алая полоса, загорелое лицо побледнело, дышать солёным ветром было необъяснимо тяжело. Но он приказывал себе оставаться в сознании, стоять на ногах, пусть и нетвёрдо, и во что бы то ни стало спасти остатки команды. Посмотрев в его полные скорби глаза, Вилия восхитилась такой удивительной преданностью и выдержкой.

Боб молча кивнул на капитанскую каюту и, отвернувшись, прислонился к фальшборту. Похоже, эльфу было невыносимо тяжело, но никто не мог ему помочь: все лекарства уже были израсходованы, а тревожить Лину никто не хотел.

Именно таким остался в памяти Киры её первый контракт в Братстве. Тёмная каюта, пропахшая алкоголем и сыростью, острый блеск свеч и липкая кровь, заливающая дорогие ковры, хлюпающая под ногами, скользкая и тошнотворная. Только сейчас, когда на кровати лежала мёртвая данмерка, вдруг ставшая бледной и слишком худой, а на столе рядом — изуродованный труп некогда жизнерадостного молодого парня, ещё утром думающего о том, как сильно он влюблён в море, раздувающиеся паруса, влажный штурвал и вольный ветер, смерть воспринималась куда тяжелее. Лина опустилась рядом с сестрой, касаясь ладонями её холодных окровавленных рук, и шёпотом извинилась перед ней за то, что пришла так поздно. Вилия легко толкнула Киру в плечо, молча давая понять, что сейчас Фианель лучше побыть одной. Имперка согласилась.

Вновь выйдя на палубу, она приблизилась к босмеру, всё ещё разглядывающему волны, и заметила, что он и сам с трудом держится. Однако он повернулся к ней, не став дожидаться вопросов, и оповестил:

— Я отправил ребят за вашими вещами. Джаэр сказал, что вы бросили их где-то неподалёку.

— Спасибо, — ответила Кира, вставая рядом у края борта. — Держись. В моей сумке завалялась пара зелий, так что…

— Хорошо. — Лесной эльф попытался улыбнуться, но вышло слабо, и на его лице выступило ещё больше пота.

— Кто всё это сделал?

— Я не знаю. На вид обычные наёмники: в варёной коже, с простыми стальными мечами, луками. Маг был у них главным, судя по всему, но я понятия не имею, кто именно они такие и что им было нужно.

— Как всё это случилось?

Боб развёл руками:

— Внезапно. Мы пришвартовались в Сейда Нине рано утром, кто-то из ребят ушёл в трактир, кто-то сел в карты играть, я таскал бочки с водой в трюм. Потом услышал какой-то шум, увидел, как Джузит выбежала из каюты, захваченная врасплох, и схватился за саблю. А на палубе уже перерезали половину ребят, и мы не могли сопротивляться — численно были в меньшинстве, а этот их маг… будто отгородил судно каким-то барьером, чтобы никто не смог вмешаться. Уверен, перебив всех, он сбежал бы в телепорт. — Он замолчал, вспоминая и подбирая слова. Кира не собиралась его торопить, соглашаясь с тем, что маги — те ещё уроды. Боб продолжил: — Ричарда насадили на меч первым. Я уже тогда понял, что после таких ранений обычно не живут, но Джузит не могла с этим смириться, и… с ней что-то произошло. Я не знал, что она тоже умеет колдовать, да даже если бы и знал, то, увидев это заклинание, которым она испепелила всех, всё равно бы не поверил.

— Джузит признавалась мне, что магия никогда не была ей подвластна.

— Значит, магия сама завладела ей, — тут же отозвался босмер. — Увидев, как Ричарда ранили, Джуз развела руки в стороны и закричала, словно от боли. Я подумал, что её тоже зацепили, но на палубе мгновенно стало так душно, несмотря на пасмурную погоду и ветер, что я отвлёкся, и меня полоснули мечом по груди. Наверное, я отключился на какое-то мгновение, потому что следующее, что помню, это то, как Джузит трясла меня за плечо, а вокруг лежала гора иссушённых её страшной магией вражеских тел.

— Она убила их всех?

— До единого, — подтвердил он. — Я видел, как ей было тяжело от этого, она тряслась и плакала, умоляя меня встать и помочь ей. Всё шептала: “Саллан, не бросай меня”. Я уже и не помнил этого имени. И как я мог её бросить, когда она так просила? Поднялся, помог отчалить вместе с остальными, кто выжил, мы встали здесь. Ричард совсем был плох, и я побежал в город за Джаэром и остальными, а упал только тогда, когда обратно вернулся. Дальше всё как в тумане. Джаэр пытался помочь парню, залатал его раны, но надежды почти не было. Когда он сделал всё, что мог, я послал его за вами, думал, может успеете, и Лина что-нибудь да сделает. Но скоро Ричард умер. Джузит тоже стало совсем плохо, хотя у неё было всего несколько царапин. Она была очень ослабшей и смерть Ричарда принять не сумела. Я был с ней, успокаивал, просил её держаться, но буквально чувствовал, как она угасает в моих руках. И в какую-то секунду она окончательно погасла. Эта была самая тихая смерть из всех, что я видел.

— Я знаю, как тяжело терять любимого человека, Боб. Мне жаль.

Он вдруг усмехнулся:

— Почему ты решила?..

— Ты серьёзно ранен, но тем не менее продолжаешь делать всё ради неё, — ответила Кира. — Да и я видела, как ты иногда на неё смотрел. Такой взгляд ни с чем не спутаешь.

— Я не знаю, что делать дальше. Что будет со “Змеёй”? Что с командой?

— Если вы не сможете отплыть в Сиродил, то…

— Сможем, — без доли сомнения кивнул Боб. — Мы не бросим сейчас Лину, сама понимаешь…

— Это правильное решение.

Эльф протянул ей какой-то тряпичный свёрток, который до этого всё время держал в руках:

— Передай ей, когда появится возможность.

— Что это?

— Это от Джузит.

— Хорошо. Тебе нужно отдохнуть.

Он махнул рукой:

— Я в норме.

Оставив его в одиночестве, Кира осторожно постучала в каюту, приоткрыв дверь, и увидела Лину уже другой: сосредоточенной, но потерянной. Она подняла взгляд на коловианку, не став её прогонять, и тихо промолвила:

— Я не понимаю, как это возможно.

Кира подошла ближе:

— Что именно?

— Джузит умерла не от ран. Она умерла от истощения.

— Магического?

— Магического, — подтвердила чародейка. — Но это невозможно, потому что Джузит никогда не умела управлять своим даром, хотя отец говорил, что у неё большой потенциал. Позже я и сама стала это чувствовать.

— Разве после смерти чародей не лишается своих сил?

— Не всех, — покачала головой Лина. — Часть сил остаётся, но Джузит истощена полностью. И я не понимаю, что могло повлиять на это, кроме сильного сотворённого заклинания. Помнишь, как Фириат пытался открыть портал? Если бы я не подоспела, то всё могло бы закончиться куда хуже, потому что его сил было недостаточно для этого ритуала…

— Лина, — Кира наконец-то нашла возможность прервать её монолог, — я знаю, что здесь произошло.

Когда Фианель замолчала, изумлённо уставившись на имперку, Кира вкратце пересказала ей слова Боба, и девушка покачала головой, отказываясь воспринимать эту информацию:

— Я знаю, что в моменты сильнейшего отчаяния или высоких эмоциональных всплесков в чародеях может просыпаться спящая сила, но… как же глупо умереть от этого, Кира! Я не могу в это поверить…

— Мне очень жаль, правда. Джузит была замечательной.

Лина вытерла слёзы, продолжив:

— Если бы я пришла хоть немного раньше, то смогла бы помочь ей. Если бы Ричард продержался ещё немного, то Джузит не посмела бы сдаться. А она сдалась, просто приняла произошедшее, и реальность вернулась к ней — вместе с этим пришла и боль от истощения. — Взгляд чародейки стал испуганным. — Я желаю тебе никогда не узнать на себе, что значит полное магическое истощение…

Понимая, что момент настал, Кира протянула чародейке свёрток:

— Джузит хотела это тебе передать.

— Не может быть…

Кажется, чародейка сразу поняла, что было завёрнуто внутри. Осторожно разложив ткань, она скользнула дрожащими пальцами по лакированной деревянной коробочке и приподняла крышку. Кира увидела, как на дорогом чёрном бархате сверкает острым лезвием прозрачно-зелёный кинжал. Прежде ей не доводилось видеть столь прекрасной и тонкой работы.

— Это стекло?

Фианель покачала головой:

— Изумруд.

— Изумруд? — не поверила Кира, и Лина как-то отрешённо кивнула:

— Это ритуальный кинжал отца. — Она быстро поднялась на ноги, закрывая шкатулку. — Мне нужно подышать воздухом.

Останавливать её Кира не стала — не посмела. Но медленно приподнимающиеся завесы таинственного прошлого Лины тревожили имперку, потому что раньше она и не задумывалась о том, почему одним солнечным днём в Скинграде появилась очень талантливая юная чародейка, о которой никто никогда не слышал, и почти мгновенно завоевала любовь и уважение со стороны всех, кому помогала. Раньше Кира не придавала этому значения, а теперь её терзало любопытство и странные догадки: Лина жила в лесу с отцом-отшельником, она не любила Гильдию Магов, а теперь ей в наследство достался ритуальный кинжал невероятной красоты и силы. Всё это было очень странно.

Джузит, Ричарда и остальных погибших в этой битве похоронили на закате на берегу этой заводи. Вилия стала очень мрачной, о чём-то думая, и лишь однажды обмолвилась подруге, что это мог сделать только Мораг Тонг, как-то узнав о принадлежности Джузит к Тёмному Братству. Лина была уверена, что это она накликала на сестру беду, но ничего объяснять и вдаваться в подробности не стала.

Данкар чувствовала, как горел магией странный пентакль в нагрудном кармане, и ей не давала покоя мысль о тех головорезах из Вивека, которые напали на них с приказом заполучить артефакт любой ценой. Кира не думала, что данмерку и её людей убили ассасины из Мораг Тонг или кто-то другой, она думала о том, что понятия не имеет, во что ввязалась из-за стремления разгадать загадку подарка Януса.

«Чёрная змея» осталась без капитана, но из-за уважения к Лине продолжила путь в Сиродил. Невольно командование взял на себя Саллан, хотя и отрицал это, признаваясь, что просто пытается помочь всеми силами, и Кира невольно подметила, что из этого парня получится достойный капитан, способный заменить Джузит.

Рассвет за левым бортом разгорался кровью.

Глава 13

Амелия любила море, когда стояла на твёрдой земле. Ей нравились шум волн, прохладный лёгкий ветер, ласкающий кожу, запах влажного дерева и соли, высыхающей на сапогах, отблески солнца в синеве глубин. Однако, когда под её ногами покачивалась скользкая от брызг палуба корабля, всё это казалось столь ненавистным, что хотелось запереться в своей каюте и не выходить из неё до конца плавания. У Амелии начинала кружиться голова, когда вокруг плотным синим кольцом смыкалась водная гладь, за которой не было видно ни берегов, ни других кораблей. Только волны, с шумом разбивающиеся о борта, солнечные лучи, бьющие по глазам, и солёный ветер, врывающийся в лёгкие жгучим ядом.

Когда корабль отплыл от Эбенгарда и вышел в открытое море, каджитка перебирала личные документы, оставшиеся после работы над последним делом, и из толстой кожаной папки выпал женский портрет, отвлёкший на себя внимание. Алидор нагнулась, подбирая его, и, всмотревшись в мягкие черты молодого лица, поджала губы, осознавая, что отныне ей ничего не будет известно о судьбе этой девушки. На обратной стороне листа изящным почерком проступали буквы бретонского имени: Лина Фианель.

Больше всего на свете Амелия ненавидела свою работу за то, что порой ей приходилось изучать слишком хороших людей — куда лучше, чем она сама. Проще было следить за подонками, заслуживающими смерти, и знать, что к избавлению общества от этого человека ты лично приложила руки. Но, когда дело касалось кого-то с большим сердцем, трагической судьбой и добрыми намерениями, Амелия слишком быстро привязывалась. За это она и ненавидела то, чем занимается, ведь Лина Фианель уже вполне могла быть мертва.

Вложив портрет в общую папку, Амелия убрала её в свою сумку. Этой ночью ей донесли, что Бростен, которому поручили убийство этих девушек в Вивеке, не справился и потерял своих лучших ребят. Последний раз его видели в Суране[135] — там его след и оборвался. И Амелия боялась худшего. Она знала, что её бывший наниматель не терпел ошибок и провалов, ненавидел, когда что-то шло не так, как он запланировал, и беспокоилась за Бростена. Но ещё больше она беспокоилась за себя: контракт с Аринуром она разорвала несколько дней назад и теперь не хотела иметь с ним ничего общего. Именно поэтому этим утром, в спешке собрав вещи, она прибыла в Эбенгард, чтобы оставить Морровинд за спиной. Ведь после поражения Бростена Аринур обязательно попытается её вернуть, а Амелия не хотела такой же участи.

От масляной лампы и нескольких часов внимательного изучения бумаг уже начинали болеть глаза, поэтому каджитка, решив бороться со своими страхами, поднялась на палубу, и свежий прохладный воздух ворвался в её грудь, снимая накопившуюся за время пребывания в Морровинде усталость. К вечеру здесь собралось много народу: наверное, все решили посмотреть на закат в море, который сегодня действительно был прекрасен, однако каджитку удивило другое. Она вдруг заметила молодого эльфа, усевшегося прямо на фальшборте, свесив одну ногу, и восхитилась его храброму безрассудству, потому что сама боялась даже приблизиться к краю: ей казалось, что она неминуемо упадёт в морскую пучину.

В руках босмера звучала деревянная восточная флейта, накрывая большой пассажирский корабль унылой, но цепляющей мелодией, и никто не сказал неизвестному музыканту ни слова, залюбовавшись переплетением высоких нот. Амелия признала, что это в самом деле было красиво, но её заинтересовал сам лесной эльф. Он обладал очень крепкой мускулатурой, сильными руками, в которых маленькая самодельная флейта выглядела весьма забавно, широкими плечами, привыкшими к тяжёлой работе, и хладнокровными чертами лица. Босмер был слишком печален для простого барда, и каджитка видела, что его ничуть не волновали собравшиеся на палубе слушатели — он играл, потому что это помогало ему углубиться в свои мысли. Он не заметил, как к нему подбежала веснушчатая девчонка с двумя длинными косами, любопытно наблюдая за талантливой игрой, и как позже её схватила за руку и потянула за собой недовольная мать. Не заметил, как постепенно скрылось солнце за горизонтом, оставив корабль в окружении лёгких сумерек готовиться ко сну. Не заметил и Амелию, продолжающую внимательно наблюдать за ним, когда палуба опустела. Ей отчего-то казалось, что она уже встречала его раньше.

Как только эльф закончил играть и опустил свой инструмент, к нему вновь подбежала та девочка, сказав что-то, и парень снисходительно улыбнулся. Он не был похож на чистокровного бойчи[136]: Амелия успела подметить некую грубость, проглядывающую сквозь истинно мерскую утончённость.

Распустив собранные в хвост светлые волосы, Амелия осмелилась приблизиться к борту.

— Какая восхитительная безнадёжность.

Полукровка безразлично взглянул на неё узкими серыми глазами.

— Что ты имеешь в виду?

— Нечасто встретишь барда, умеющего так зацепить своей музыкой.

Босмер безразлично пожал плечами:

— Я не бард.

— Вот как? — каджитка изобразила удивление, несмотря на то, что поняла это с самого начала. — И чем же занимаешься?

— Теперь ничем.

— Путешествуешь?

Парень отвечал прямо, но его слова совершенно ничего не проясняли. Амелия почувствовала то азартное любопытство, загорающееся внутри, из-за которого она и стала тем, кем стала.

— Ищу кое-кого.

— А я путешествую, — солгала она. — Наверное, сойду в Имперском Городе. Меня зовут Амелия.

— Фириат, — коротко представился он, и сердце Амелии трепетно всколыхнулось. Она не посмела выдать своей настороженности. — Извини, но я слишком вымотался сегодня.

Она шутливо подняла руки в примирительном жесте:

— Не смею отвлекать тебя, — и Фириат ответил ей слабой улыбкой.

Проводив его заинтересованным взглядом, Амелия ещё какое-то время провела на палубе, осмысливая произошедшую встречу, а затем поспешно спустилась к себе, быстро выудив из походной сумки увесистую стопку документов и раскрыв одну из самых тонких папок с собранным досье на полукровку. Она совершенно ничего о нём не знала и, понимая, что это дело её уже не касается, всё равно схватила уголь и быстрыми штрихами нанесла на чистый лист его портрет, пытаясь восстановить в памяти острые черты эльфийского лица. Почему-то Амелия волновалась. Она смотрела в глубокие глаза, затенённые чёрным на бумаге, и по спине протекала неприятная дрожь, предзнаменующая то, что эта встреча ещё выйдет ей боком. Алидор всегда гордилась своей интуицией, и сейчас каджитка чувствовала, что что-то назревает. Она не могла понять, что так встревожило её: тяжёлый серый взгляд полуэльфа, его стальной голос, банально морская качка или то, что дело, от которого она собралась убежать, настигло её даже посреди безграничной водной пустоши.

Качающаяся палуба под ногами и участившийся пульс заставили Амелию почувствовать себя плохо. Решив постараться обо всём забыть, она легла на узкую жёсткую кровать, поджав колени к груди, и её тут же стошнило.

Из мутной пелены беспамятства, похожего на болезненный слабый сон, каджитку вырвал нарастающий шум, доносящийся из-за двери в её маленькую тёмную каюту. Полежав какое-то время с закрытыми глазами, она прислушалась и различила грязную мужскую ругань, заглушающую еле слышный детский плач. Вскоре раздался пронзительный женский крик, за которым последовал глухой стук ударившегося о дерево корабля тела.

Амелия могла предположить всё что угодно: это спорили изрядно наглотавшиеся разбавленного рома матросы, или разрисовывали друг друга что-то не поделившие крестьяне; но тот факт, что в эпицентре этого мелочного события оказались ребёнок и женщина, заставил Амелию судорожно сжать пальцы правой руки на древке заряженного самострела, лежащего рядом с кроватью. Тяжело поднявшись на ноги, она приоткрыла дверь, не спеша лезть в это, и, к своему удивлению, узнала в одном из мужчин своего вчерашнего собеседника.

Драка завязалась ещё до того, как Амелия решила вмешаться. Фириат умело избегал размашистых ударов широкоплечего и не очень трезвого норда, подныривая под его тяжёлыми руками и уклоняясь от резких прямых выбросов, а у противоположной стены стояла молодая бретонская женщина, прижимая к себе плачущую дочь — ту самую девчушку, которая вчера не давала покоя неизвестному музыканту. Похоже, столь превосходной физической подготовки от полукровки не ожидал никто, кроме Амелии. Она внимательно следила за уверенными резкими движениями босмера и хладнокровно наблюдала за тем, как он пропускает несколько ударов подряд, а потом роняет противника на пол, хватает за грязный ворот рубахи и начинает с силой бить по лицу, впечатывая затылком в палубу. Пальцы Амелии сжались на спусковом крючке маленького арбалета, и рука медленно навела оружие на босмера.

— Фириат, остановись, — тихо и властно потребовала она, понимая, что ещё немного — и полукровка его убьёт. Когда это не принесло результата, Амелия повторила громче: — Остановись, или я прострелю тебе яйца.

Фириат отшвырнул от себя безвольное тело норда, зло посмотрев на каджитку, и ей с трудом удалось выдержать на себе этот полный кровавого безумия взгляд. Эльф дышал тяжело и неровно, постепенно приходя в себя, и бретонка с дочерью тут же куда-то убежали. Сейчас Амелия заметила, что платье девушки было порвано, и это многое объяснило. Не ясно тольно, кто напугал крестьянку больше: домогающийся норд или вызвавшийся её защищать полубезумный ассасин. Амелия бы тоже убежала.

Несмотря на то, что взгляд Фириата прояснялся, она всё ещё держала оружие наготове. Её голос оставался требовательным:

— Всё, Фириат, оставь его: он своё получил. Поднимайся. Тебе надо перевязать руки.

Костяшки на пальцах полуэльфа были разбиты в кровь, и он, прежде не замечая этого, бессмысленно уставился на них. Амелия опустила арбалет, подходя ближе, и коснулась пальцами шеи норда, убеждаясь, что тот жив. Фириат вдруг резко поднялся, заходя в ближнюю каюту и нервно хлопая дверью. Алидор безразлично проводила его взглядом, мимолётно думая, что делать с телом, но потом всё же осмелилась постучать, не в силах оставить всё так, как есть.

Фириат не ответил, и каджитка легко приоткрыла дверь, заглядывая внутрь. Его каюта была такой же маленькой, как и у неё, только вместо бесконечных бумаг и документов её наполняло большое количество оружия. Полуэльф вдруг хрипло проговорил:

— В иной ситуации я сказал бы тебе, что меня не стоит бояться…

— Но сейчас ты сам себя боишься, — заключила за него Амелия и зашла в каюту, плотно закрыв за собой дверь. Фириат молчал, и она придала своему голосу больше заботливой интонации: — Ничего, Фириат, бывает. Ты просто не сдержал себя. Это нормально.

— Это ненормально! — снова вспылил он, но тут же остыл, морщась от боли и сжимая руки с такой силой, что кожа побелела. — Я не хотел доводить до такого. Я лишь хотел помочь ей.

Амелия села на табурет перед ним.

— Я знаю. Знаю. — Она осторожно протянула руку, и он позволил ей до себя дотронуться. Пальцы Амелии тут же стали липкими от его крови. — Не вини себя. Однажды это должно было выплеснуться через край твоего терпения.

Понимая, что имеет дело с неуравновешенным безумцем, Амелия бессовестно и нагло врала, потому что иначе было нельзя. Считала ли она Фириата виноватым? Безусловно.

За дверью послышалась какая-то возня и оживлённые разговоры, и каджитка не стала выходить из каюты, стараясь не отвлекаться на это. Фириат тяжело прикрыл глаза, сознавшись:

— Я забыл, как тебя зовут.

— Амелия, — спокойно повторила каджитка, держа в своих ладонях его руки. — У тебя есть бинты?

Окончательно успокоившись, Фириат горько усмехнулся:

— Кто-то другой на твоём месте побоялся бы даже говорить со мной.

— Я схожу за своими.

Она поднялась на ноги, игнорируя его слова, и босмер был вынужден ответить:

— В сумке.

Копаться в чужих вещах каджитка совершенно не стеснялась и, достав со дна свёрток чистой ткани, смочила его водой, принявшись смывать кровь с рук полуэльфа. Кожа Фириата стала холодной.

— Ты ответишь мне? — вдруг спросил он, поднимая на неё нездоровый взгляд. Сопротивляться он даже не пытался, и Амелия смогла спокойно перевязать его руки, стараясь не смотреть ему в лицо. Она продолжала лгать.

— Ты не о чём не спрашивал.

— Я не понимаю, что заставило тебя зайти в эту каюту. Я ведь действительно последние несколько дней сам себя боюсь.

— Напрасно, — ровным голосом ответила она, мысленно приказывая себе оставаться хладнокровной и не поджимать в страхе хвост. — Я вижу в тебе лишь мера, который заступился за женщину. — Полукровка неожиданно усмехнулся, и Амелия подняла на него непонимающий взгляд: — Что-то не так?

— У тебя дрожат руки, Амелия.

— Это из-за моря, — будто невзначай отозвалась она, понимая, что сердце в груди начинает биться ещё быстрее. — Я плохо переношу плавание.

— Извини, что вчера так грубо от тебя отделался, — неожиданно произнёс он, когда она закончила перевязывать его руки. — Не было настроения для разговоров.

— Да и я была слишком назойлива. Замри. — Она коснулась влажной тканью разбитой мужской скулы, смывая грязь и кровь, и головокружение вновь овладело ей. В каюте вдруг сделалось ещё темнее, рука невольно скользнула по его жилистой шее, и холодные пальцы Фириата крепко сомкнулись на её запястье.

— Ты в порядке?

Она попыталась улыбнуться:

— Говорю же: морская болезнь.

— Присядь. — Он потянул её руки вниз, приказывая опуститься на стоящий рядом с кроватью табурет, и Амелия подчинилась его спокойному притягательному баритону. Она не успела заметить, когда из обезумевшего и нервного он превратился в уравновешенного и рассудительного. — Ты вчера обмолвилась, что плывёшь в столицу.

— Я сойду в Бравиле.

— Зачем соврала?

— Чтобы показаться тебе интереснее, чем я есть на самом деле.

Полуэльф улыбнулся шутке и серьёзно ответил:

— Для этого не стоило врать. Спасибо, что ты оказалась здесь, Амелия. Если бы ты не вмешалась…

— Ничего, — в который раз повторила она. — То, о чём ты думаешь, не случилось. И я знаю, что ты справишься со всем этим.

Фириат нахмурился:

— О чём ты?

— От хорошей жизни такими не становятся.

— Такими, как мы с тобой? — Она не нашла, что ответить, и полукровка вдруг признался: — Видишь ли, Амелия, мне действительно пришлось нелегко последнее время. Я потерял родную сестру, которую любил, даже несмотря на наши непростые отношения. Меня не утешила даже месть. Вместе с ней я потерял одну девушку, которая каким-то немыслимым образом открыла мне глаза на то, чем мы занимаемся, и показала, что это можно делать иначе, что в этом есть своя в какой-то степени светлая сторона. Я не знаю, жива ли она, нас даже трудно назвать друзьями — мы едва знакомы, но сейчас она — единственное, в чём я вижу хоть какой-то смысл. А я понятия не имею, где её искать. И я просто запутался, отчего злюсь на самого себя.

Он говорил, и Амелии с трудом удавалось держать себя в руках, потому что тошнота и головокружение становились невыносимыми. Она глубоко вдохнула, приходя в себя, и не смогла ничего ответить. Фириат вдруг поднялся на ноги, заметив, что ей стало совсем нехорошо. Он молча помог ей лечь на свою кровать, с удивлением отмечая, какой лёгкой и хрупкой оказалась каджитка, и она попыталась его заверить:

— Со мной всё в порядке, Фириат. Просто здесь очень темно. — Наблюдая за тем, как он в тишине зажигает ещё одну свечу с помощью слабой магии, Амелия решила заговорить: — Зато у тебя есть цель, пускай туманная и далёкая, но цель. А я просто бегу из Морровинда, боясь, что там меня настигнут неприятности. Поживу у хорошей подруги в Бравиле, пока не подвернётся какая-нибудь работёнка.

— Чем ты занимаешься?

Каджитка приподнялась, понимая, что лежать ей ещё тяжелее, и сказала:

— Тем, о чём ты не захотел бы знать.

Фириат трактовал это по-своему и благосклонно покачал головой:

— Вряд ли меня сможет что-то удивить. Я и сам…

Он осёкся, понимая, что продолжения не требуется, но Амелия и без того всё знала. Поэтому тихо отозвалась:

— Но тебя за это никто не презирает. Когда кто-то узнаёт о том, чем занимаюсь я, то реакции приходится ждать самой разной.

— Кем бы ты ни оказалась, я никогда не стану тебя презирать, — искренне произнёс полукровка. — Ты действительно очень интересная, Амелия. С тобой так легко говорить, будто я знаю тебя уже очень давно.

Девушка отвела взгляд, улыбнувшись. В какой-то степени Фириат оказался прав.

* * *

«Чёрная змея» пришвартовалась в порту Имперского Города в туманном рассвете, окрашивающем воздух молочно-розовыми красками, и никто не произнёс ни звука — только борт сухо стукнулся о мягкий причал, расплескав воду вокруг. Лесной эльф, заботливо погладив старый штурвал мозолистой грубой ладонью, спустился с капитанского мостика и встретился взглядом с чародейкой, которая теперь показалась ему ещё более бледной, тощей и уставшей, нежели раньше. Он молча притянул её к себе, обняв, словно родную сестру. Лина не стала сопротивляться.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒