На том свете. (общество законспирированных эстетов)

На том свете

(общество законспирированных эстетов)

- Ну, тут дело такое… Структуры самоорганизовались, мыслят сами себя. Раньше слова соответствовали вещам, позже слов, определений становилось все больше, любой факт, событие можно было рассматривать со все новых сторон, речь идет ныне не о том, что есть, а о наших представлениях. И, видите ли, все тонет, теряется в метках, со всех сторон характеризующих привычные вещи и явления для человека, положим, средних веков, но сейчас… и потому сейчас вещи и факты, загнанные в методологические таблицы, восстают, обретают собственное бытие через все более широкое толкование, ускользают в миллионах комбинаций за секунду времени. И далеко не каждому это понятно, от того человечки сходят с ума, - Андрей Петрович Гаврилов для подчиненных, а в их узком кругу Андрюша, космополитический сибарит, каким-то образом сумевший влезть в доверие к руководству и получить почти четыре процента акций, привычно философствует ни о чем, развалившись в кресле, переводя взгляд с колышущихся под потолком мобилей на водянистые клубы выдыхаемого рекламщицей Марией дыма от новой синтетической дряни, привезенной им из Хуайсая - действует мягко, даря легкую эйфорию и в отдельные моменты выворачивая окружающее так, что все начинает происходить в обратном порядке, особенно сильно это проявляется в звуковом восприятии, когда все шумы идут от конца к началу а разговоры окружающих воспринимаются языком демонов.

- Угу, порно есть - секса нет, храмов много и еще телеканал «Спас» - Бога нет, автора нет, человека нет, власти нет, все валится и ускользает из рук, - тянет похоронно на одной ноте Викентий, начальник венчурного департамента Он прохаживается вдоль огромного окна-стены и с видом англичанина, наблюдающего за совокуплением животных в колониальном цирке, в тысячный раз изучает виды Москвы в разное время суток с высоты последнего этажа построенной только в прошлом году башни «Трэйдэнерджи-Сити». Эта традиция - вот так собираться по пятницам здесь и сидеть - существует у них уже седьмой месяц: можно, конечно, куда-то ходить или летать на выходные, но скучно, ведь ничего нового.

Володя Бухтияров, начальник службы безопасности, всех этих разговоров не любит, ему нравится или нюхать кокаин или кого-нибудь допрашивать, применяя пять методов. Вхож в узкий круг потому, что регулярно вытаскивает всех присутствующих и не только из ситуаций с наркотиками, пьяного беспредела, каких-то недоразумений бытового плана. Правда, такие проблемы возникают редко, но зато сразу очень большие, но решаются всегда моментально; так же нет происков конкурентов, шпионажа, разборок со стрельбой. Все обговаривается на высоком уровне, сферы влияния давно разделены, поэтому Владимиру Михайловичупреимущественно скучно. Весело было в позапрошлый раз, когда зашили одну пьяную девицу в медвежью шкуру и пустили в бухгалтерию, которая работала допоздна, сводя квартальный баланс. Но позже решили больше так не выступать, потому что собираемся, ведь, просто пообщаться своим узким кругом, безо всего этого клубного и ресторанного, и потому это пятничное общение Бухтиярова раздражает. Он старается побыстрее напиться с Викентием, наливает себя и ему вискаря и неодобрительно наблюдает как Юля из отдела по работе с корпоративными клиентами пытается расшевелить Володеньку Снегирева, ездившегона совместный обьект куда-то за Нижний Тагил, прожившего там неделю и вернувшегося в ужасном состоянии из-за общения с местным быдлом и повального мракобесия даже среди руководящего звена. Может показаться, что Юлия флиртует, однако это не так: все здесь давно уже переспали друг с другом в разнообразных, самых причудливых комбинациях и давно предпочитают развлекаться на стороне.

- Ты в Екатеринбурге, в общагах Уралмаша, еще не был. Вот там жесть. Вообще, чего ты хочешь, если в стране такое безумное разделение, да какое там, в стране – в мире. Анонимный капитал, исчезновение рабочего класса, крушение левого проекта, но долго так тянуться не может, подождите, придут и к нам с топором и вилами, - заразительно выступает она. До того, как начать нормально работать, Юлия терлась в каких-то марксистских кружках при университете и имела неких замшелых знакомых - любителей советской старины, к которым до сих пор ездила на рождественские каникулы.

- Пятьдесят человек на демонстрации, два года назад было сорок восемь, зато сегодня пятьдесят, ага, а наша Юля купила уже шестую квартиру в пределах Садового кольца и еще две в Питере, в историческом центре. Будет селить туда рабочих и мигрантов, - меланхолично сообщает Снегирев Бухтиярову, - я вот там узнал, на какой дикой кустарщине торчат местные. Вот надо будет подсесть мне на героин внутривенно, лишусь работы, останусь без всего, стану маргиналом-пролетарием. И Юлечка будет бороться за мои права.

Начальница отдела по работе с корпоративными клиентами заразительно смеется.

- Володя, ты прекрасен! Я тебя умоляю, даже и не начинай думать про тяжелыенаркотики всерьез! Иначе… Иначе я никогда не уйду от мужа к тебе. Вот.

- В-и-и-и-и-и, - вдруг начинает визжать Маша, поднимается с четверенек, делает три-четыре неуверенных шага, натыкается на бюст демона Амата, купленный Викентием на каком-то подпольном рынке под Каиром, снова падает и затихает.

Словно сговорившись, извиваясь змеей и шипя, из комнаты отдыха с ванной и душем выползает Дмитрий Эммануилович Кобрин – член совета акционеров; он вот уже вторую неделю подряд выпаривает калипсол в раствореи вдыхает получившийся порошок, называя его пылью трансгендерных ангелов, но пугает ко многому привыкших коллег отнюдь не этим, а какими-то странными фактами биографии: будучи выходцем из семьи алюминиевых магнатов, в восемнадцать лет работал учеником токаря на заводе, а позже был обнаружен прячущимся с пистолетом на крыше поезда «Аллегро» при попытке нелегально попасть в Финляндию. Как будто бы у него не было испанского подданства и вертолета.

- Вот он, подспудный, сермяжный наш, - тонко улыбается Гаврилов и изобразив в направлении Юленьки нечто вроде приветствия римского легионера, продолжает еще более лениво, - так ничего и нет, это еще Сиддхартха Гаутама говорил, ходил с большим будильником, и беспрерывно сообщал окружающим об их полном и окончательном отсутствии…

- Европейцам не понять, - отрубает вернувшийся с балкона Сергей Павлович Калюжный, начальник отдела кадров и совладелец дочерних компаний в Латинской Америке, где он о чем-то беседовал с членом совета директоров Дарьей Алексеевной, параллельно курирующей галерею современного искусства компании, - если я, вот, например, не понимаю как наш бизнес функционирует, то есть, до какого-то уровня понимаю, но там где начинаются контракты, договоренности, квоты и лицензии. Что делает инженер на обьекте, как идет поставка в Чехию и из Японии- понимаю, но почему все работает – загадка, сплошная конспирология, и все-таки такой разрыв в уровнях дохода, а у нас денег-то…а бонусы и премии, доходы по акциям, - почему-то говорит он в сторону балкона, словно продолжая разговор с Дашей.

Кобрин, наконец, справляется с шипением с плачем делится сокровенным: «Русского, русского хочется до изнеможения. Пешком на Соловки, ночевать на кладбищах, погостах, поминать мертвецов, семьями, списками, рюкзак церковных метрических книг набрать по дороге», и уползает обратно в душевые.

- Надеюсь, с пистолетом пойдешь до Соловков? - интересуется Бухтияров. Дмитрий его не слышит, поскольку снова начинает шипеть – он успел за время относительного просветления снова вдохнуть пыль ангелов и теперь пытается спастись от безжалостных бесед Серафима Саровского с Мотовиловым.

Снегирев уже вовсю разошелся и оседлал любимую тему.

- Селин еще писал: есть только одно разделение: на богатых и бедных. На буржуев и рабочих. На тех, кто сидит в Кремле и тех, кто там не сидит. А знаешь, когда он это написал? – строго вопрошает он Юлю, - в тысяча девятьсот тридцать каком-то. Улавливаешь? И Берроуз, Берроуз что говорил? А он говорил, цитирую почти что слово в слово: «Никакая идеология, никакой общественный строй не могут изменить человека и его натуру». Значит только что может изменить человека?

- Оккультизм, - фыркает Викентий, доливает в бокалы вино, меняет пультом освещение и движение модулей под потолком, - кстати, Владимир, ты вот вопросами задаешься, а ведь мог бы ими не задаваться и работать на каком-нибудь «Шевроне» за Аляской с честной зарплатой в двести пятьдесят тысяч американских долларов, и ни центом больше, и никаких вопросов, и не покупал бы свои любимые среднегабаритные суперджетики, и все было бы ясно и прозрачно, но вот поднимись ты там немного выше – и снова бы перестал все понимать.

- И там, - ворвавшаяся с балкона Дарья реагируя на услышанное, энергично машет рукой в сторону гипотетического центра Москвы, - ничего не понимают или делают вид, что понимают. Потому что иначе не выписывали бы шаманов из Мексики, не проводили обряды, не гадали бы на дохлых птицах и не оживляли покойников, и не наводили порчу, - она начинает кривиться, словно вспоминает что-то омерзительное.

- Ну наши-то, - показывает небрежно вверх рукой Бухтияров, непонятно, впрочем, кого имея в виду, поскольку над комнатой принятия решений, в оборудование которой было вложено несколько сотен миллионов, хотя никаких решений здесь, впрочем, никогда не принималось а лишь изредка сидят айтишники перед десятками громадных экранов с космической акустикой, демонстрирующих сейчас видеоклипы, больше нет никаких помещений, - в такое мракобесие, слава богу, не впадают: ну, создать фонд для больных детей, отреставрировать там скит на Валааме…

- Не знаю, уж не знаю, - зловеще улыбается Дарья, - но точно известно: там, - и она повторяет жест Бухтиярова, - решили вызывать колдуна, будет ставить защиту. Он из наших, но, может, это еще и хуже, чем какой-нибудь дон Хуан – начнет интриги плести, еще кого-нибудь подтянет. Надо руководству было меньше известно с кем в одном самолете на саммит летать.

Андрей Петрович заразительно смеется.

- Да минует нас чаша сия. Нового Распутина «Трэйдэнерджи» не переживет. Отдадимся во власть Кроноса, Традиции и Диониса. Ребята, кому еще налить?

В углу на краю нескончаемого стола Бухтияров и Калюжный разнюхиваются на дорожку, Юленька тащит под холодный душ в комнату отдыха Марию, совершенно не вовремя вообразившую себя табуреткой, беззлобно выталкивая ногой все еще шипящего и ставшего похожим на какое-то насекомое Дмитрия.

Гаврилов, Викентий и Дарья выпивают, неожиданно она обращает внимания на лежащего возле перпендикулярного к ним дивана Руднева, компьютерного мага, занимающегося всем, что связано с программным обеспечением корпорации: «Ребята, а что это с Толиком? Ему не плохо? »
«Да нет, просто спит. Он, как пришел, сразу сказал, что устает жутко и хочет подремать, позже присоединится. И так весь вечер, я проверял – действительно, спит. Два раза уже падал с дивана, я его обратно затаскивал. Сейчас разбудим, довезу его, если что, живем-то недалеко» - обьясняет Викентий.

Анатолий в это время как-то неестественно дергается. В последнее время все чаще охватываютэти странные приступы слабости, во время которых он видит окружающее, но в то же время будто бы перетекает в иную реальность, где все они, собирающиеся по пятницам в комнате принятия решений, с теми же или новыми именами, абсолютно позабыв нынешнее прошлое, участвуют в каких-то страшных и грандиозных событиях совершенно другими людьми. Конец прежнего мира, реки крови, всенародная обезумевшая бойня, темное и священное, вылезающее откуда-то из лесов, развалины городов, пронизывающие пространство повелительные лучи чужих мыслей. Существует еще и третья, может быть, самая главная, реальность, где одни лишь намертво вставшие счетчики, бесконечно показывающие двойку, холодную неизбывную двойку без единого ноля и просвета, что в ту, что в другую сторону.

Его дружно и весело поднимают, предлагают чем-нибудь подкрепиться, выпить. Толик ошалело крутит головой, словно все еще не понимает, где находится. Наконец, зрение фокусируется, и первое, что он видит - это застывшаядвойка на набухающих, вот-вот готовых лопнуть от того, что с запредельной силой давит на них с оборотной стороны, экранах. Анатолий, оглушенный кошмаром теперь уже наяву, оглядывается, пытается что-то сказать, но тут же понимает, что вокруг ничего нет. Лишь одна беспощадная и всеобьемлющая цифра «2» да холодное шелестение, негромкое жужжание и неотвратимый стрекот подбирающихся все ближе полков, легионов, миллиардов нездешних мертвых насекомых.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 6 7 8 91011 Следующая ⇒