Начинается необыкновенный концерт.

Начинается необыкновенный концерт.

Визуализация

(общество подпольных поэтов)

Собирались всегда по четвергам в фойе музыкальной школы, после восьми вечера, и все было почти так же, как в том же Новосибирске, Екатеринбурге или Питере: Юлия, выскакивая на невысокую эстраду в надвинутом набок берете, преображалась в опасную экстремистку и читала, мастерски матерясь перед выступлением, про холодные ножи, рождество, одиночество посреди бушующей толпы и занесенные песком тропинки Касталии, Миша как всегда бубнил, путался, но заканчивал убедительно, Павел Евгеньевич, пользуясь возрастом и знакомствами, частенько прямо после выступления начинал разбирать чьи-то стихи, сравнивать, пускался в воспоминания и нравоучения. Периодически происходили маленькие сенсации: то Никита – пухлощекий румяный якут, отец двух очаровательных девочек – начнет признаваться в неодолимой тяге к мужскому полу, что выглядело особенно трогательно при наличии у него жены – типично русско-итальянской красавицы из Тольятти, то Мария, страстная поклонница Маяковского, похожая на разом и на Ахматову и Цветаеву, действительно, умеющая писать хорошие стихи, в очередной раз порежет себя строительным ножом, привнося страсть и огонек в очередные безнадежные отношения. Собственно, коллектив за пару-тройку лет получился сплоченный, и еще привносило остроты как бы проживание в двух реальностях: здесь и в самом райцентре, хотя и имевшим аэропорт, но все же Чульман с его семью тысячами населения представлял из себя коммунальную квартиру больших размеров, насквозь продуваемую слухами, романами, запоями, нечастыми преступлениями, привычной бытовухой.

А поэтов-то знали, хождение в кружок волей-неволей являлось принадлежностью к некоему тайному ордену. Да и сами участники четверговых вечеров эту свою инаковость демонстрировали по мере сил. События, начавшиеся на большой земле сначала обсуждали после основной части, совсем не так, как в магазинах, интернете и по телевизору. Московская резня, конечно, ввергла в ступор всех, а вот дальнейшие перспективы каждый видел по-разному. Никита утверждал, что, наконец, проснулось это страшное неодолимое русское, веками загоняемое в подполье, щедро сдобренное кровью мучеников, и теперь оно утвердит само себя феноменально непостижимым образом, вопреки любым законам и теориям. Юля расцвела, говорила и писала только про русскую и впоследствии мировую революцию, евразийство, предрекала экспорт революции по Лимонову в Америку, уже шатаемую неграми, почему-то утверждала, что скоро непременно мы обьединимся с китайцами и, наконец, доделаем то, что Сталин и Мао не довершили. Заходившие реже Виталий с Павлом смотрели на все происходящее как на некий спектакль, что ли, шоу в прямом эфире, самодостаточное само по себе и за счет необычайной яркости и интенсивности событий. Маша, наоборот, как-то замкнулась в себе, переживая очередную несчастную любовь и внешнее видела в свете зловещего и неизбежного эсхатона.

Павел Евгеньевич, ясное дело, тяготел к Европе, возмущался варварством, этим горам трупов, все нарастающим и нарастающим по направлению уже и к Дальнему Востоку, никак не мог понять творившееся мракобесие, старцев, жертвоприношения, до последнего доказывая, что вся эта духовная телепатия и уничтожение силой мысли ни в какие ворота не лезут, тем более, события эти по телевизору не освещались, а в интернете царила вакханалия слухов. Правда, когда совершенно точно нанесли удары по Америке, начали планомерно перепахивать любимую его Европу, параллельно вернув Греции Константинополь вместе с остальной Турцией, от которой, похоже, уже ничего не оставалось – он поверил и, похоже, испугался так сильно, что вскоре исчез вместе с семьей, никого ни о чем не предупредив.

А в конце пятой недели перестало работать телевидение, полностью обрубили интернет, по слухам, связь оставалась у военных, теперь известия приносили беженцы из центральной части, прибывающие неравномерными потоками – поезда то ходили то надолго вставали. Появлялись и редкие дошедшие с Дальнего Востока – но их сразу же уничтожали гражданские патрули на еще на дальних подходах – что же там случилось, не было понятно никому, но вид этих несчастных, мутирующих прямо на глазах, умудрявшихся питаться не только тухлой рыбой и падалью но и, например, жирными продуктами перегонки нефти, не требовал каких-либо пояснений или распоряжений от чрезвычайной администрации. Со всеми шаманскими делами покончили разом и относительно бескровно, отправив всех желающих вместе вдруг обнаружившими в себе необычайные силы учителями в низовья Лены. Голод так и не начался, однако снабжение продуктами и прочими предметами было почти сразу же централизовано, введена карточная система. Погромы, которые, по слухам, в начале происходили в мегаполисах, в Чульмане при всем желании представить себе было сложно.

Отчасти напряженное ожидание как-то разрядилось, когда приехавшие в литерном поезде старцы после короткой беседы повесили возле церкви Варвары-Великомученицывсех священников с причтом разом, сформировали новую общину и начали служить во всех храмах круглосуточные бдения. Буквально через два-три всем и без особых указаний стало понятно, как надо жить: обязательные общественные работы, получение пайка, бдение, отдых, снова общественные работы. Прочее не поощрялось но и не возбранялось, поэтому поэтические встречи, как и музицирование, в школе продолжались, правда, в несколько поредевшем составе: Маша, наконец, нашла в себе силы повеситься, Павел впал в дремучую апатию, Юлия, как и Павел Евгеньевич, скрылась: по слухам, решила пробираться в Китай окольными путями, хотя некоторые считали, что от таких, похоже, уже окончательных, итогов революции она повредилась головой: Китая как такового уже не было, от внезапной генетической эпидемии там вымерло девяносто процентов населения, оставшиеся разбегались.

А ближе к весне появились новые заботы: буддисты сделали заказы на сотни миллионов изданий Трипитаки и Правед, так что печатать начали везде: от Нерюнгри до Хандыгиоткрылись сотни цехов и типографий с ручными прессами, приходилось заново учиться типографскому набору и изготовлению гарнитур. Вообще-то связи с «Шамбалой», как окрестили местные жители гигантскую территорию, примерно ограниченную линией Чита-Благовещенск, землями Монголии, Непала, Индии, куском Китая и по береговой полосе доходящей, по слухам, до Малайзии, не было, равным образом никто не мог туда проникнуть. Но, снова же по слухам, которые распространялись невесть каким образом, отличаясь в последнее время исключительной точностью, где-то под Ранглуром уже появился на свет тот самый Будда, после которого остановится колесо перевоплощений, население же поголовно медитировало и фактически уже не нуждалось в пропитании. Правда, один раз в Сковородино, похоже, по договоренности со старцами из чащобных монастырей рано утром приехала колонна в несколько сот машин, привезшая жен будды – необычайной красоты женщин азиатского типа, с лицами, словно просвечивающий фарфор, как на подбор высоких и необычайно крепких, но при том по-кошачьи изящных. Они быстро разобрали одиноких мужчин, привели в порядок тех, кто успел подспиться и убиться еще тогда, когда спиртное и наркотики были не аннулированы, слегка разрушили те семьи, где аборигенки все же умудрялись вести себя неподобающим образом.

Жены из них вышли безукоризненные, вот только детей они заводить отказывались, обьясняя, что реинкарнации заканчиваются на наших глазах, про свою прошлую жизнь не говорили вовсе. Основной их обязанностью было следить, чтобы типографии работали, не останавливаясь: договаривались о поставках бумаги из европейской части, контролировали отгрузку и сопровождали поезда до буферной зоны, где менялись машинисты. И самое главное – внимательно отсматривали набранные корректуры, следя, чтобы в священные тексты не вкралось ни малейшей ошибки. Еще создавалось впечатление, что они вроде как приставлены следить за теми, с кем живут, не так, чтобы совсем уж явно, но местные промеж себя сошлись во мнении: наблюдают, внимательно наблюдают, ни во что их не касающееся, особенно религию, наблюдают безо всяких эмоций, наблюдают ежесекундно, без перерыва на сон и любовь. И вот таким вот образом население достаточно быстро как-то успокоилось, словно впав в странный сон-сому наяву, прерываемый лишь работой в типографии, заботами о пропитании, бдениями в храмах, обязательными прогулками и долгими домашними посиделками со скупыми разговорами, потому что жизнь пошла настолько уже непонятная, что вроде как все встало на свои места и беспокоиться, чего-то искать и впадать в периодические мысленные конвульсии, как в прежние времена, уже и незачем.

Собрания поэтического кружка увяли как-то сами собой, без обсуждений. Несколько раз еще приходили, что-то читали друг другу, с каким-то кошмарным предательским удовлетворением понимая: отжило, закончилось раз и навсегда, взвешено и признано никому не нужным. Так что в очередной четверг просто никто не явился, не предуведомив друг друга и никак не обсудив впоследствии это событие при редких встречах. Только играл на втором этаже музыкальной школы рояль вальсы «На сопках Маньчжурии» и «Амурские Волны» да пели разом два или три детских хора – это педагоги разучивали с детишками знаменные распевы, поскольку, как всем хорошо известно, именно таким образом надо будет приветствовать в скором времени спускающихся с неба ангелов.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒