Волшебный шанс. (хроники отряда имени Пол Пота)

Волшебный шанс

(хроники отряда имени Пол Пота)

В субботу к вечеру у Дарьи, похоже, что-то окончательно разладилось с гинекологией – по крайней мере, впечатление было такое, что влагалище уже вовсю гниет и при интимной близости с товарищами скрыть этот факт не было никакой возможности. Понятно, что при такой гигиене, вернее, ее полном отсутствии, случиться могло все, что угодно, но особенно обидно было, что все происходит в самый напряженный момент, когда надо прорываться с изматывающими боями против превосходящих сил противника, не думая вовсе ни о чем постороннем.

Потому что сверху нависли выступом националисты из дивизий имени Розанова и Унгерна окопались и укрепились по линии Новозыбков-Брянск-Калуга-Гомель-Брест, не наступая, но и не давая уйти разрозненным соединениям в Белоруссию. А правее, по всему фронту от той же Калуги до Волгограда, группы верующих-радикалов из ополчения Сергия Радонежского, используя сначала тактику расшатывания обороны массированными артобстрелами и прицельными авиаударами, просачивались вглубь, тут же начиная обходы с флангов, зачистки и выкуривания тех, кто пытался укрепиться в уцелевших жилых микрорайонах, зданиях управлений полиции, воинских частей, на заводах и элеваторах. При уже очевидном их преимуществе в авиации, танках, орудиях приходилось уходить малыми группами, укрываясь днем и передвигаясь ночью где в нежилой лесистой местности, где - дорогам, смотря по обстановке. Осложняло ситуацию то, что ополченцы с той стороны, бравируя, конечно, черной униформой и вышитыми на рукавах черепами, тем не менее, действительно, абсолютно себя не щадили, окружив или сев отряду на хвост, преследовали и пытались окружить, не считаясь ни с какими потерями. В общем-то, план был предельно ясен и прост – выжать остатки Социалистической Армии за Днепр, на позиции хорошо подготовленных бандеровцев, не давая вернуться обратно, постоянно тревожа бомбардировками и нападениями мобильных групп, наблюдать, как от соединений первоначальной численностью почти в пятьсот тысяч человек ничего не остается.

Вообще, выступить с оружием оказалось гораздо меньше желающих, чем могло показаться: когда еще не отключился интернет, в телеграмм-каналах, на сайтах и в пабликах миллионы сторонников Советского Союза, Сталина и большевизма круглосуточно обсуждали складывающуюся ситуацию, громили оппонентов цитатами и историческими документами. Да население и вообще, в массе своей, реагировало вяло, целыми областями безропотно отходя под власть этих новоявленных старцев и буддистов в восточной части страны. Поддержки же на местах практически не было – сказывались экспроприации, продразверстка, принудительная мобилизация, теоретически обусловленные и вроде бы должные быть понятными жителям исходя из опыта столетней давности, но на практике встречаемые в штыки и сопровождаемые проклятьями.

«Что ждет нас всех сегодня-завтра, ну это понятно, что ничего хорошего не ждет, в лучшем случае, обогнем Старый Оскол и остановимся в каком-нибудь Выползово, если его не сожгли вчера или позавчера. Но что делать с командиром и этими его заместителями? Ведь если не в дороге, то вечером снова будут требовать любви? », - мрачно крутилось у Даши в голове, пока заводили пару оставшихся бэтээров, грузовики и легковушки, а Андрюша – молодой еще относительно отморозок-троцкист безуспешно пытался связаться с кем-то из соседей. Религиозные мракобесы, обрушив интернет и телефонию, однако не стали глушить электрику и электронику, как делали в той же Европе, Америке и на Востоке, пытаясь, вероятно, сражаться с бывшими соотечественниками по каким-то своим представлениям о чести, хотя, быть может, делали это для того, чтобы потом ни у кого не возникало сомнений, что победа одержана в честном противостоянии, левая идея похоронена окончательно как преступная и нежизнеспособная, никаких обсуждений больше никогда не будет – как постоянно твердили по своим пропагандистским коротковолновым радиостанциям, перемежая живые выступления чтениями жизнеописаний святых, апокалипсиса, молитв, долгих обличений еретиков, тупиковой западной цивилизации, материализма.

Наконец выдвинулись. Через пару часов на юго-востоке начали методично и глухо работать ТОС-1 «Буратино», пролетела пара неизвестно чьих реактивных самолетов а в той стороне, где находился Воронеж, начало разгораться зловещее зарево. На небольшом привале Дарью вызвали в командирскую «Тойоту Лэнд Крузер»: изрядно поддатый Петров, требовавший новичков называть себя не иначе как субкоманданте, игриво поинтересовался, когда же товарищи выпьют, наконец, положенный им стакан воды. Гаврилов, начальник разведки, уже ставший невыносимым из-за своих постоянных областных шуточек, сведением всего к неизбежной победе истмата и уже очевидной подлой трусливости, деловито полез к ней под юбку, а Юсупов – похоже, окончательно потерявший голову от почти ежедневного секса в любых видах и комбинациях с рослой породистой москвичкой таджик, приехавший сражаться в составе интернациональной среднеазиатской бригады – уже призывно махал наручниками возле самого ее лица, кривя омерзительную, еще и обезображенную недавними шрамами от разрыва гранаты, рожу. Водитель Слава, повидавший все еще в Чечне, на этой войне окончательно впал в транс и поэтому не реагировал на происходящее никак, сосредоточенно что-то прослушивая в наушниках и пытаясь не попасть в выбоины и ямы от разрывов мин на изначально не особенно хорошей шоссейке местного значения.

Если среди добровольцев встречались мужчины самого разного качества, в том числе весьма даже интересные, то боевые подруги, все эти молодые революционерки, жительницы райцентров, сросшиеся с телевизорами и просто поехавшие вслед за мужьями, феминистки, поклонницы Че Гевары и Эдуарда Лимонова отличались удручающей недоженственностью, субтильностью, окаменелой бесчувственностью, прыщавостью, какой-то внутренней убогой односторонностью, и потому Дарья с ее статью, лицом правнучки татарской княжны, глумливым чувством юмора, эрудицией, опытом интриг, тотальным отрицанием устаревшей морали, ненавистью ко всему непостижимому, сакральному, почти сразу же ко всеобщей нелюбви и презрению женской части соединения заняла место рядом с руководством подразделения в качестве комиссарши и общей, вернее, главной и готовой на все любовницы.

Этому, конечно, мешало наличие мужа, с которым они вместе успели выбраться из Москвы уже после бойни, начавшейся в первые дни, но до того, как первопрестольную отрезали от коммуникаций, взяв в кольцо блокады и предоставив, по выражению религиозных мракобесов, «богу решать, кому из паразитов и космополитов жить, а кому живьем в аду гореть». Но благоверного, типичного интеллигентного революционера-рефликсичку, быстро спихнули в обоз, а спустя дней десять он достаточно глупо погиб, подставившись, фактически, под автоматную очередь от своих же, когда в коротком встречном бою под Мичуринском вышибали с базы ГСМ очередных мистических левых. Эта публика, собравшаяся возле Новороссийска и где-то еще в Сибири основывать интеллектуальное гуляй-поле и тут же расколовшаяся на шесть или семь лагерей, теперь только мешалась под ногами, занимаясь, в основном, бесконечными переговорами и строя совершенно безумные планы. Самым раздражающим было то, что все эти оккультисты-интеллектуалы таинственного вида, наркоманистые антисистемщики и метафизики, повылезавшие из теплых уютных своих углов, воевать не умели и не хотели совершенно, зато норовили давать советы, писать воззвания, совершать ритуалы, которые должны были непременно помочь при правильном их проведении. Сталинисты-ленинцы и прочие социалисты и без того их недолюбливали, но когда кампания, что было уже всем очевидно, была проиграна, начали просто отстреливать ренегатов.

А сейчас, в трясущейся машине, Дашино положение начало меняться более, чем стремительно, поскольку Гаврилов все же добрался до ее потаенных прелестей, но увидев, что с ними происходит, брезгливо отдернулся, сообщив остальным: «Похоже, наша девочка серьезно заболела – у нее там уже гной вовсю течет и несет, как из могилы».

Петров резко обернулся:

- Ты чего, мразь? Чем заболела? Почему ничего не сказала? Всех нас уже перезаражала?

Дарья не терялась

- Владимир, а чего это ты так со мной разговариваешь? Знаешь ли, если мы с тобой и спали, то это не дает тебе никаких прав повышать голос. Гаврилов, убрал руки далеко и надолго. Мальчики, давайте вы не будете забывать, что мы с вами, во-первых, прошли весь этот ад в Козельске, я в отряде четыре месяца, и если было надо – так же брала автомат, во-вторых, у меня есть какие-то личные проблемы, допустим, со здоровьем, и решу я их сама, вы попутались немного, да? Вы меня здесь за кого вообще держите? Я не Нюрка-повариха и не девочка из Ярославля, улавливаете?

- Юсупов, успокой ее конкретно.

И Даша, не успев даже ничего понять, получила такой чудовищный удар в скулу, от которого у нее треснула челюсть и вылетело несколько зубов, разорвав губу.

- Наручники, рот ей заклей.

Таджикское животное ловко, как он привык это делать с пленными, завернул ей руки за спину, защелкнул конвойные наручники и обмотал скотч вокруг головы так, что кровь теперь наполняла рот, потихоньку стекая в горло.

Андрюша, едущий в бэтээрэ за ними, позвонил по рации и доложился, что можно заехать в Курск - он, наконец, связался со штабом и, по их словам, там сейчас стоят остатки дивизии имени Тухачевского, у которых имеется горючее, продукты, боеприпасы в количестве явно большем, чем нужно. Ехать оставалось еще минут двадцать, Дарья начала мычать, что требует передать ее в штаб дивизии, потому что все, что сейчас происходит – это беспредел, возможный лишь у мародеров и каких-нибудь конченных мразей-сатанистов.

- Заткнись по-хорошему, - еще раз обернулся Петров, - с автоматом она, видишь ли, бегала. Вот доедем, передадим тебя ребятам, у них, вроде, госпиталь есть. Там подлечишься, сойдешься снова с кем-нибудь из штаба, ты же нигде у нас не пропадешь, последние слова были сказаны вроде бы с сочувствием, но какая-то неприкрытая издевка сквозила в них.

«Животные, попользовали и бросают, зубы выбили. Хотя чего ожидать, война. Скольких насиловали, стреляли просто так и не просто так, по жалобе, за особняк, дорогую машину. Но меня, вот так, на ровном месте. Твари. Лишь бы остаться в дивизии, Озверелость, да, но не со своими же, эти уже поехали от крови и насилия окончательно», - беспрерывно носилось в голове, а они уже проехали блокпост: в свете редких фонарей окраины города казались совершенно не затронутыми войной: стояли щиты с рекламой годичной давности, подростки проехали на велосипедах, даже работал какой-то магазин. Хотя, в этой странной братоубийственной войне постоянно было так: некоторые города и деревеньки были разрушены, что твой Сталинград, а неподалеку, через каких-нибудь двадцать километров никаких следов боевых действий, разве что вполне обьяснимый упадок и мизерное количество машин в связи с тотальным дефицитом бензина.

Штаб располагался в здании детского сада, напротив храма-новодела, которые так истово строила везде последняя власть. «Поп где? Поп жив? » - завел, только выйдя из машины, свое любимое Гаврилов, люто ненавидящий религию и все, что с ней связано: счет, лично им казненных верующих как среди пленных так и среди гражданского населения перевалил, наверное, за тысячу человек. «Уже», - меланхолично ответил вышедший их встретить начштаба, небрежно махнув в сторону детской площадки, где на импровизированных виселицах, составленных из бруса и спортивных снарядов, болталось около двадцати человек с картонными табличками на груди, слабое освещение и тень от недавно распустившейся остро еще пахнущей сирени не позволяли разглядеть, что было на них написано.

После недолгого совещания на крыльце Андрей с Гавриловым пошли к бронемашинам и грузовикам, обьяснять, кому где располагаться, а Петров и Юсупов вернулись к «Тойоте», открыли заднюю дверь и, взяв Дашу за плечи и ноги, понесли к спортплощадке, обходя сирень таким образом, чтобы их манипуляции не бросались в глаза остальным. Она разом все поняла и начала страшно биться и извиваться всем телом, крича через скотч так, что еще два надломанных зуба вылезли из десны и пролетели прямо в горло. Тогда Петров бросил ноги, перевернув животом на землю, и они вдвоем подтащили ее к ограде, где Юсупов длинным зеленым шнурком обмотал Даше шею и дернул так, что сломались позвонки и лопнула кожа, отчего смерть наступила почти что моментально.

- Завтра зароют с этими, - процедил негромко Петров, словно разговаривая сам с собой вслух, - возьмем в машину Надьку-санитарку, она, конечно, дура-дурой, но проверенная, давно хотела место этой занять.

Начштаба, оказавшийся старым знакомым, с которым они еще осенью почти месяц удерживали железнодорожный вокзал в Тольятти, поделился своим предчувствием, что в ближайшую неделю остатки фронта будут окончательно смяты, управление уже потеряно, поэтому в хаосе и неразберихе противник начнет все увереннее организовывать мини-котлы, использовать группы диверсантов глубоко в условном тылу, отчего потери возрастут многократно, начнется форменный ад. Предложил уходить на четырех бэтээрах и двух джипах, разживаясь всем необходимым по дороге, прямо завтра с утра, не особо афишируя, через Харьков на Мелитополь, а оттуда - в Крым.

Брать решили только своих, наиболее проверенных, оставив раненых, обоз и прочих непонятных людишек, прибившихся к отрядам за пару последних месяцев. Так что даже Юсупов в эту команду не попадал - не хватало места. Не говоря уже о бывшей пламенной комиссарше Даше, с легкой руки которой группу Петрова, в те, лучшие их, времена, обезумевшее, но отнюдь не терявшее чувства юмора даже перед лицом неминуемой гибели население стало называть отрядом имени товарища Пол Пота.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒