(Лукин Юрий Леонидович) 12 страница

Что эта мидия в моих мозгах копошится и мои воспоминания вытаскивает, еще не значит, будто она разумная. Недаром щупальцами сучит, и мантия за створками колыхнулась, будто она так облизывается. А что говорить умеет – ерунда по камагулонским меркам. Снусмумрики здешние – те еще ораторы.

Похоже, правильно сообразил. Гвирлянда, как бандарлог перед Каа, с Двустворчатого глаз не сводила и напружинилась между створками вот-вот сигануть. На аборигенов ментальной силы у Двустворчатого хватало, а супротив меня с Кабысдошем – точно моллюск. Мидия паршивая!

На всякий случай с Кабысдошем посоветовался:

- Как по-твоему, оно что-то серьезное или чмошный лузер?

Кабысдош передними лапами на Гвирлянду навалился, к земле пригибая, и гавкнул:

- Гау-но! («Дерьмо» по-испански, если кто не понял. )

Двустворчатому наше общение сильно не понравилось: занервничал, сволочь, щупальцами задергал, хлебалом защелкал. Залопотал лихорадочно, с гвирканьем и лаем дорогие мне голоса перемешивая.

А когда тошнотик по святому заехал Ленкиным голосом: «Как, Степан, я сегодня выгляжу? » - взъярился я не на шутку. Так психанул, что сообразил, чем эту мразь уконтрапупить. Навек запомнит, как доверчивых гвиров и прочую камагулонскую фауну обманывать. Вернее, и запоминать будет некому.

Убойный бластер, на той стороне макакачьего аттракциона оставленный, ох как пригодился бы. Но и без бластера и двенадцатигранников обойдемся – мы легких путей не ищем, мы и подручными средствами обходиться научены-с.

- А ну, - говорю банде, - наловите-ка мне ленапов потолще да числом побольше!

И Гвирлянде «подзатыльник» дал, чтобы из транса вышла. Без нее не получится: Кабысдош, виновато лапой нос прикрывая, в сторону отошел. Мол, извиняйте, я ленапов на нюх не переношу.

Нескольких по стенам висевших на высоте, куда допрыгнул, я сам наловил, штуки четыре; Гвирлянда штук восемь откуда повыше сдернула.

Двенадцати, как вскоре выяснилось, хватило с лихвой.

Пригодилась и веревочка, которой я у Жемчужного озера запасся. По-быстрому одиннадцати ленапам сопла перекрутил, привязал к хвостам, между собою скрученным, увесистую костягу и подбросил к Двустворчатому поближе. Кабысдоша в сторону выхода шуганул, а сомлевшую Гвирлянду туда же откантовать он сам догадался.

Я под левую подмышку двенадцатого - самого надутого - ленапа взял, соплом в сторону Двухстворчатого развернул, хвост ножиком обрезал, чтобы под руку не вибрировал, правой рукой огня зажигалкой добыл и к ленаповой… короче, к этому самому, которое у ленапов эту самую заменяет, поднес, подмышку сдавил и…

Отскочил, как в американском кино показывают, в последний момент. От выхода из пещеры за угол к компаньонам откатился за долю секунды, прежде чем из пещеры огненным смерчем рвануло.

Тот еще стресс от пережитого. Гвирлянда очнулась и замерла, нахохлившись, Кабысдош тоскливо в твердь небесную глядел – вот-вот завоет.

- Поделился бы, псина, тебе-то чего эта мидия нагавкала?

Кабысдош отвернулся.

Жалко его стало – не передать. У собак ведь тоже воспоминания есть. И еще, собачку жалеючи, легче удавалось свои чувства сдерживать. Как лихой атаман и четвероногих с хвостатыми начальник, не мог я себе позволить в истерических рыданиях по земле кататься. А хотелось. Еще как хотелось.

Папка, мама, Таньша, Олька, Ленка моя незабвенная. И жуткое слово НИКОГДА… Никогда больше я их не…

Нет, правильно мы Двустворчатого поджарили. Не тот случай - гуманизм проявлять и угрызениями совести мучиться, словно мы редкого зверя из местной «Красной книги» замочили. Может, даже полуразумного. Тварюга такое вытворяла, отчего я, флегматичный и миролюбивый, получил бы огромное эстетическое наслаждение, если бы ее на моих глазах паяльной лампой часа три до окончательного триндеца обрабатывали.

Поклялся: когда еще Двустворчатые попадутся, что-нибудь типа паяльной лампы обязательно придумаю.

Немного успокоившись, расчистил место для ночлега. Вокруг походил, пару самобранок к костру подползти заставил. Кабысдошу колбасы ливерной налепил, себе пирожков с повидлом. Гвирлянде просто от одного коврика треть отодрал – я по гвирским деликатесам не спец, сама угощайся и ни в чем себе не отказывай.

Пока перекусывали да баиньки устраивались, мимо в пещеру, деловито псевдокорешками семеня, толпа «лопухов» пробежала. Оно и к лучшему – почистят, влажную уборку сделают. А то ведь нам, как ни крути, «утром» снова в пещеру.

Глава 18

Вятский

Ночью после Вахрушинских бюрократических дел я долго заснуть не мог. Часов до четырех утра промаялся.

Накатили мысли грустные. Столько их накопилось за последние два месяца - пора подводить итоги.

Про экстрасенсные способности мечтать хорошо. Или читать в книжках про уникумов, вроде Вольфа Мессинга. На деле, когда в тебе что-нибудь этакое прорежется, первое чувство – жуткий страх. Морозом по коже и до лясканья зубами: не урод ли я?

Ладно, слух обострился и взглядом могу предметы зумить по желанию, как эвенк, который белку за полкилометра дробинкой в глаз бьет. Прикольно и местами небесполезно. А в остальном… Представьте: рядом с вами уникум, способный ваши мысли читать. Захочется вам быть с ним рядом? Та же байда и с внушением мыслей на расстоянии. Как подумаю: вдруг Ленкино ко мне расположение – того же порядка явление, как в книге Александра Беляева «Властелин мира»? – сразу до полного не могу тошно становится.

С телекинезом и телепатией я еще толком не разобрался, но, кажется, их тоже есть у меня. Абзац полный. А если я кому в сердцах ляпну: «Чтоб ты сдох! » - и у того сердце склещит? Это ж как себя контролировать надо? Научите кто-нибудь.

А главное – от кого все это? От Бога или от дьявола?

Не шучу. Не та материя – шутки шутить.

С Богом у меня отношения особые. «Искренне верующий» - не про меня. Но в Бога верю. Правда, бестолково, суетно. Потому что пока еще не могу не сомневаться. Но если разобраться, никто не может. Так уж человек устроен. Если апостол Петр, усомнившись, по воде пройти не сумел и сам Христос его в маловерии упрекнул, покажите мне того, кто пройдет, и тогда все сомнения побоку. Только не так, как в эпизоде из «Бриллиантовой руки», о котором некоторые сразу подумали.

«Все дороги ведут к Храму», и моя тоже. Главное - не останавливаться. Не успокаиваться на достигнутом. Не балдеть и оттопыриваться, когда в тебе превосходство над другими проявится.

Я и прежде над этим часто голову ломал, в книгах ответы искал. Даже с батюшкой Вахрушинским однажды по душам поговорили. (Батюшка в Вахрушине молодой - сороковника еще нет и рыбак заядлый. Мы с ним на Лещике пересеклись, а поскольку клева не было, подискутировали слегка. ) И вот до чего додумался: «Бог есть смысл сущего». Это сомнению не подлежит. Ни за что и никогда не поверю, что в сущем нет смысла. Что жизнь на Земле завелась случайно, как плесень; что каждый родившийся есть результат непредсказуемой встречи двоих, каковые опять-таки случайно родившемуся папой и мамой оказались. Куча причин влет придумывается, почему таковой встречи могло и не быть, насчет случайности аргументов – тьма. Но придумывается.

Выходит: придумывать и сомневаться – одно и то же.

И еще… Общепринятое представление о происхождении человека от обезьяны, по-моему, слишком унизительно для человека. Для самодовольных полудурков разве что годится. В качестве оправдания своего обезьяньего поведения. Оправдываться вообще легко – искушенный ум любой пакости обоснование найдет. Только вопрос: а каковым со стороны выглядит всегда и во всем себе оправдания находящий? В банальностях, из той же категории, что реклама в телевизоре: «Ничто человеческое нам не чуждо», «Что естественно не безобразно»? Лично меня уже до чесунчика достал зудеж про «общечеловеческие ценности». Особенно, когда эти трескучие слова употребляются в оправдание элементарного скотства.

Я где-то читал, что импортный термин «толерантность» взамен нашей исконной «терпимости» в русском языке прежде употреблялся в качестве медицинского термина, обозначающего невосприимчивость организма к паразитам. Так или не совсем так, заморачиваться не буду. Мне и такого определения достаточно. Потому что все вопли по поводу недостатка толерантности у русских – все равно, как если бы вопиющие глистам посочувствовали за нарушение их прав. Так и хочется иной раз в ответ закричать: уймитесь, неуемные! Мы, русские, настолько по жизни терпимые, что начали создавать многонациональное и многоконфессиональное государство, когда еще католики во Франции гугенотов резали, а протестанты в Германии людей в железных клетках на стены замков как новогодние фонарики развешивали.

Сильно подозреваю, в приведенных выше примерах гораздо больше положительного смысла, чем мне кажется. Но спросите у говорунов: «Что такое совесть? » - и можно уши заткнуть и не слушать, чего они навещуют. Достаточно в их глаза посмотреть. Или просто поставьте рядом: «общечеловеческие ценности - и совесть», «законы конкуренции - и совесть», «права сексуальных меньшинств – и совесть»… Сразу противоречие обозначается, и человек, если он человек, а не отмороженный полудурок, по-любому поймет, что первая часть в каждой из формул легко за ненадобностью выкидывается.

И только такое мое отношение к жизни наделяет жизнь смыслом для меня. Пускай я не самый умный, именно оно не позволяет быть окончательным скотом, помогая мне сохранить в себе человека и делая мою жизнь осмысленной. А смысл есть Бог. Если во Вселенной упорядоченного смысла нет, а жизнь всего лишь способ существования белковых тел, то все прочее – тлен и суета. В это не верю. Значит, в Бога верую.

А с этой верой нафиг оправдания. С совестью спорить нельзя - оподлишься. Недаром у прадеда Пертруни-одноногого, земля ему пухом, и на такой случай присказка была: «С самим собой всегда договориться можно».

«Обезьянья по происхождению», жизнь человеческая ничем от тараканьей не отличается. В своей нише тараканы, кстати, классно устроились: родился, нажрался, нагадил, размножился – и в аут. Понятно, по сравнению с тараканом, обезьяна смотрится симпатичнее, а по существу все то же самое. Но человек, даже отмороженный полудурок, все-таки не до конца прямоходящая обезьяна без хвоста, когда-то взявшая в руки палку. И не до конца свинья, хотя свинства в человеке не в пример больше, чем в натуральной хрюшке. Это я вам, как фермер, авторитетно заявляю.

Простыни, ворочаясь, в комок сбив и убедившись, что не заснуть, я на цыпочках в холодный коридор вышел. Квасу из кадушки попил, в комнату вернулся, тихонько дверь закрыл, чтобы не разбудить домашних, комп включил.

Есть у меня заветная папочка, куда я космические виды скачиваю – фотографии с разбегающимися галактиками или иллюстрации картин художников-фантастов. Иногда кое-что из своих художеств туда же вкладываю. Просто папку раскрыть, на фотки внимательно посмотреть – уже успокаивает, знаете ли.

Кстати, спиралевидные галактики – тоже веский аргумент в пользу Бога. Спираль – это в предельной степени разумно. Потому что созидательно. Недаром органические молекулы, ДНК и РНК например, в спираль закручены. То есть, если теория Изначального Взрыва, породившего Вселенную, верна, без внешнего вмешательства возникновение материального мира объяснить невозможно. Изначальный взрыв не мог быть хаотическим. Хаос – разрушение и неизбежный коллапс. В хаосе ничего возникнуть не может, а вот расточиться к едрене-фене запросто.

Вывод: все закономерно, все предопределено – вплоть до появления свободной воли в человеке, после чего изначальным предопределением, вроде бы, можно нафиг пренебречь, только фиг получится. Потому что все по спирали. И мне, сидящему в доме на окраине вятской деревни за навороченным компьютером, не в момент случайной встречи папы с мамой, а триллионы лет назад начало положено. Даже раньше, чем когда в первобытном океане Земли завелся комок протоорганических молекул.

Фильм «Матрица» помните? Вселенная – та же матрица, по информативному импульсу извне сама себя изнутри организующая. То есть по плану. Ничего путного организовывать не выйдет, если в начале процесса нет хотя бы смутного представления о конечном результате. Ответа на вопрос: чего я хочу и во что это выльется?

С чего мужик дом строить начинает? С фундамента? Нетушки! С проекта. Выйдет во чисто поле, окинет окрестности суровым взглядом из-под мозолистой ладони, а потом, глазами в землю упершись, начнет в воображении проект рисовать: здесь горница, здесь детская, там подворье. А кухню мы первым этажом пустим, спальню вторым этажом, а там и крышу толковую продумаем, чтобы и жилье, и подворье целиком накрывала. Импровизация и отклонения неизбежны, но в конечном результате - добрая изба, не на одно поколение излаженная. Если мужик ладил, а не обезьяна. Отсюда прямая аналогия: «дом», «изба», «здание», «мироздание»… Есть чем возразить?

Так вот, возвращаясь к слизистому комку протоорганики… В общем, физически я себя и сейчас этим комком ощущаю, в который сигналом извне вбито сознание Баркатова Степана Александровича, шестнадцати лет отроду, проживающего в деревне Мышонка Семушинского сельского поселения Вахрушинского района Кировской области Российской Федерации. Для наглядности представьте пятиминутным роликом триллионлетнюю эволюцию слизистого комочка в первобытную инфузорию-туфельку, затем в хордовое земноводное, млекопитающее, протопримата, гомо эректуса, неардентальца, гомо сапиенса и, наконец, того, кого я в зеркале каждый день вижу. (Странно, картинку эту легко представляю, но почему-то и другое представляется. Не окиян-море первобытное, а озеро с неподвижной водой, в котором желатиновые и цветом на антрацитовый уголь похожие гигантские медузы плавают. И будто бы один из антрацитовых медузенков на галечный берег выкарабкивается, вспучивается – и из оного я собственной персоной вылепливаюсь…)

Вновь укладываясь под остывшее одеяло, подумал: не зря бессонница мучила. Важное понял: как дальше жить в качестве уникума. Просто «кому многое дано, с того многое спросится». Ошибок не миновать, но они случаются, как правило, на стадии неуверенности и сомнения. Когда еще точно не знаешь, действительно дар в тебе или паранойя.

Пока я серьезно ничего плохого не отчебучил, а вот дальше… А дальше одно остается – не быть паскудником. Даже в мыслях. Особенно в мыслях. Недаром в Библии грешить в мыслях и на деле одно и то же.

Ох, блин, не сходить ли все-таки к Вахрушинскому батюшке на исповедь?

Во сне прадеда Петруню видел.

Приснилось, что когда-то реально было. Я же с пяти лет, как в Мышонку переселились, постоянно рядом с прадедом вошкался, ноге его деревянной удивлялся и разговоры с ним разговаривал:

- Дедушка, а почему ты каждый вечер говоришь: «День прошел, и слава Богу! » - и крестишься?

- А потому, Степашка, любой день до вечера прожить – уже счастье. Не каждому дано, и не каждый живой это понимает.

- А мертвые?

- Мертвые понимают.

- Мертвые?!

Прадед молча из махорки самокрутку крутит, ждет, покуда я спичку зажгу, прикуривает…

Рядом с ним я себя несмышленышем не чувствую. Молчу, смотреть пытаюсь так же и туда же, куда он смотрит, и в голове словно части мозаики в целое складываются.

И то, что прадед с любым предметом, даже с деревяшкой своей, как с живыми разговаривает, меня уже не удивляет.

Я с ним, когда чего сразу не пойму, постоянно советуюсь. Неважно, что его уже два года нет. Глаза закрою – и вижу, как он махоркой клочок бумаги набивает, и уже все ясно. А когда к нашей молчаливой беседе еще и «Вруна» подключаю, тем более.

Я, пока в школу не пошел, часто клоунов лепил из пластилина. Колпачок пумпончиком вперед, нос крючком и с подбородком почти сходится. «Врунами» их назвал не потому, что они по роли неправду говорить обязаны, – наоборот, воплощение здорового скепсиса и разумного цинизма. Научный консультант, короче. Понятно, я таких умных слов не знал, но в тогдашних играх это само собой получалось.

И сейчас, когда приходится сложную проблему разруливать, я частенько мысленно с прадедом и Вруном симпозиум провожу. Выскажется Врун, по полочкам разложит, проанализирует, пути возможных решений обозначит, и последней инстанцией прадед включается. Как молчит и чему усмехается – для меня руководство к действию, каковое обжалованию не подлежит.

Не думайте, я не выставляюсь, абы приятное впечатление произвести, типа во я какой, во всех местах правильный. И если кому из-за телевизионных передач про нынешнюю провинциальную жизнь моя история сказочкой покажется, спорить не буду. Не буду доказывать, что я есть таков, каков есть, и что, помимо пьянства дикого и маргинальства беспросветного, в Российской глубинке и хорошего немало. Естественно, образованных людей меньше и культурой обделенных немеряно. Но ум как производное от образованности не то же самое, что мудрость. В уме рационализм главная составляющая, а в мудрости доброта, многовековым опытом проверенная. Поэтому хуже нет в отношении к действительности на один разум опираться. Главное – чувства, которые нас хуже, чем мы есть, не делают. А когда любой поступок не поперек совести, по-любому правильно и красиво выходит.

Камагулонский

- Подъем, банда! – я с видом решительным, полным оптимизма, героизма и уверенности вскочил на ноги. Еще и запел: «Пора в путь дорогу, дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю пойдем…»

(Здесь бы описание красочное ввернуть. О том, как в воздухе потянуло утренней свежестью, как, наливаясь алым в багровом, на горизонте встало солнышко, знаменуя начало нового хлопотного дня, но на Камагулоне такие описания не в тему. При неизменности общего пейзажа, постоянного коричневатого неба здесь утро – понятие условное. Утро здесь - когда просыпаешься. )

Проснулись, короче.

Мой насквозь фальшивый оптимизм соратники по квесту разделять не спешили. Кабысдошина, отвернувшись, не спеша завтракал, отрывая от регенерировавшего за ночь коврика-самобранки полоски и скатывая их в подобие ливерной колбасы – понравилось, стало быть, мое вчерашнее угощение. Гвирлянда медитировала, приподняв ложнощупальца и упершись взглядом очей в проем пещерного входа. Круг у нее на пузе огурцом вперед выпятился и цветом темно-лиловым стал. Если цепочка моих ассоциаций правильная, скоро воды отойдут.

В дорогу дальнюю, дальнюю, в общем, двинулись, после «долгонько помешкав». Когда позавтракали, и я про запас один из ковриков-самобранок рулоном свернул и за спиной на манер солдатской скатки приспособил.

Если честно, в пещеру двигаться очень не хотелось. Не оттого что жалко убиенного Двустворчатого, а просто фантазия разыгрывалась по поводу, как сейчас Двустворчатый выглядит и чем от него пахнет.

Оказалось, вполне прилично выглядел. «Лопухи» постарались. Пещерку до блеска почистили и сейчас на том, что от Двустворчатого осталось, свернулись чебуреками, полностью собою оставшееся накрыв.

Тем не менее, к закопченной стенке прижимаясь, «лопушистый» холмик обходя, Кабысдош шнобель на сторону отвернул. Еще и поворчал на испанском, как давеча, по-собачьи грязно выругавшись.

- Фильтруй базар, кореш, – пожурил его за несдержанность. – Про меж нас дама!

Дама хоть бы хны, через бренные останки прыжком перемахнула и чириквакнула с той стороны:

- Гвирр-чирики-чики, тормознутые!

За бренными останками пещера выглядела вполне комфортабельно. И восьмигранные мембраны на стенах смотрелись стильно. К тому же и светились ровным голубоватым светом, будто за ними подсвеченная океанская вода.

Постепенно ход стал загибаться вниз. Так плавно и незаметно, что спуск воспринимался не столько визуально, сколько вестибулярно - когда при ходьбе напряжения больше на пальцы, а не на пятку чувствуешь.

А я задумался: какая подлянка ждет этот раз?

Не ошибся. Камагулон не то место, где можно расслабиться и о подлянках забыть. По причине их постоянства и регулярности. Но и однообразия тоже. У приколистов с той стороны Петруниса с воображением явно не фонтан, и ничего круче очередного лабиринта изобрести они не смогли. Или просто не сочли нужным ломать стереотипы. А то, что изнутри Тетушка-гора оказалась раз в сто больше, чем снаружи, - тот еще стереотип. Особенно в фантастических романах.

По моим расчетам, часа через полтора вышли в круглый грот, из которого - штук сорок ходов во все стороны. Все сорок излазить - месяца, а то и двух, возможно, и хватит. У тех, которые непонятливые. Для понятливых над каждым входом пиктограмма. Над тупиковыми ходами известная комбинация из пяти пальцев. Над некоторыми жест римских патрициев: большой палец вниз с указанием на стилизованное изображение Двустворчатого. Отыскался и выход, над которым кулак с большим пальцем вверх. Правда, над пальцем узнаваемая макакачья башка с раззявленной пастью.

- Ладно, - вслух рассуждаю, - картинки какие угодно нарисовать можно. И чтобы умным мозги запудрить, тоже. Узнать бы, кто их рисовал? И не худо бы еще узнать, что по поводу, куда пойти, некоторым ихние природные инстинкты подсказывают? - здесь на Кабысдошку выразительно смотрю, потом к Гвирлянде оборачиваюсь: - И насчет аборигенов любопытно, а что они по данному поводу думают?

Кабысдош скромно промолчал, уступив право голоса даме.

- Гвир-вот-чё-гвир! – отвечает Гвирлянда и решительно прыгает в сторону хода с макакачьей башкой. Потом обратно. Поворачивается медленно на все триста шестьдесят градусов и рукощупальцами себя по пузу похлопывает – смотри!

Смотрю и вижу: в направлении стилизованной башки круг у нее вперед вытягивается.

- Прикольно! – в виде одобрямса на своей правой руке палец вверх оттопыриваю. Точь-в-точь как на пиктограмме.

Но сразу под лейбл с башкой мне почему-то не хочется. Почему-то вспомнилось, как котенка куском колбаски подманивают.

- А не двинуть ли нам сперва на Двустворчатых? Ленапы, похоже, здесь везде встречаются, – и Кабысдошу подмигиваю.

- Га-тов! – воодушевился псина.

- Гвир-вам! – Гвирлянда заверещала, указывая ложноручонками на пузо.

- Не судьба, - Кабысдошу говорю. – Может, на обратном пути разберемся…

Кабысдош вздохнул, по-собачьи под большим пальцем вниз закладку на память оставил и первым – бойцовый пес, однако! – обгоняя «даму», просеменил в нужный проход.

Мы с «дамой» за ним.

И метров через двести словно в сказку попали. И раньше красиво было, но раньше на стенах мембраны смотрелись просто классным хай-тековским изыском, а здесь они сплошняком всю обозримую поверхность, как сотами, облепили и заиграли разными цветами, реагируя на любой звук. Топот ног и вжиканье хвоста Гвирляндиного, например.

Грех было не запеть, и я запел. Громко, задушевно, на полную катушку вокальными данными выеживаясь, которых на самом деле кот наплакал. Сначала: «Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной», потом «Бесаме мучо» и переделку Михаила Бакшакова: «А мы с такими рожами возьмем, да и припремся к Эллис! » Цветомузыка грянула – сюда бы Стравинского. Диджеев не надо – эти бы уксусной эссенцией траванулись от зависти.

В целом, красноречивое и весьма наглядное подтверждение: «Верной дорогой идете, товаг’ищи! »

Идем-прыгаем дальше, а тоннель начал на шланг от пылесоса походить - гладкая поверхность пошла кольцеобразными буграми. Специально для местных аборигенов: Гвирлянда без намека на дискомфорт и здесь влегкую на хвосте прыгала, - и чтобы прочие инопланетные организмы с бесхвостой опорно-ходульной конструкцией отсечь, ежели таковые не смогут сноровку вкупе со смекалкой применить. А может, просто из эстетических соображений: соты ромбовидные в 3D формате изогнулись, выгнулись и еще потряснее цветами заиграли.

С Кабысдошиной мы, смекалистые да сноровистые, быстро приспособились с кольца на кольцо прыгать. Не ахти как удобно, но худо-бедно прыгалось. Пока гофра тоннеля вверх под углом в шестьдесят градусов не завернулась. Очень на эскалатор в метро похоже. Бублик на бублике, бублик на бублике – и каждый толщиной больше полуметра, круглый и гладкий. Тут, как говорится, мы с собакиным сыном приплыли. На ходу ни зацепиться толком, ни ногу поставить. Я специально вплотную к нижнему бублику подошел вверх посмотреть – высоко, блин! Верхнего среза тоннеля не различить, последний обозримый бублик и не бубликом выглядел, а мерцающей точкой. Снова непонятно: со стороны гора такой высокой не выглядела, чтобы в ней такой длины эскалатор поместился.

Цветомузыка между тем – уже издевательски - не прекращалась.

- Гвир-чего-торчим-гвир? – чириквакнула Гвирлянда, сразу на третье колечко прыг и вверх поехала. В натуре как на эскалаторе.

Мы с Кабысдошем попытались к бубликам прицепиться. Не вышло - скользкие.

Голову задрал и Гвирлянде прокричал, чтобы не отрывалась от коллектива.

Вернулась Гвирлянда. Ей-то без разницы вверх или вниз прыгать, разве что вверх прыжки короче. И едва рядом с Кабысдошиной приземлилась, эскалатор остановился.

Кое-как мы с Кабысдошем в углублении между нижними бубликами зафиксировались. Гвирлянда на сей раз от коллектива не отрывалась – дождалась, когда мы зафиксируемся, и на бублик выше запрыгнула.

Поехали.

У кого фантазия от моего про Камагулон нагороженного не притупилась, вообразите: не так ехали, как в соответствии с законами физики-механики, полагается, а типа реально на эскалаторе в метро. Но в метро ступеньки через натяжной барабан вкруговую протягиваются, а здесь вместо ступенек – бублики. А теперь догадайтесь, как такое может быть? И не забывайте: от грота начиная, тоннель с «эскалатором» единое целое. И предупреждаю: про то, будто бы внутри некоей эластичной трубы колечки под поверхностью протягиваются, кольцеобразно поверхность эту изнутри выгибая, - ответ неверный. Во-первых, мы бы на такой поверхности не удержались и никуда не уехали, а во-вторых… А во-вторых, слишком бы работу толстой кишки напоминало, что с эстетическими цветомузыкальными изысками никаким боком не вяжется.

И про цветомузыку примечание. Петь-то я, между прочим, давно перестал. В понятных хлопотах и заботах не до песен стало, а прочие соратники по квесту ни музыкальным слухом, ни вокалом блеснуть не имели возможностей по причине вообще полного отсутствия таковых. А цветомузыка между тем имелась. И чем выше, тем громче и обертонами насыщенней. Как цветовыми, так и звуковыми. Примерно через три минуты подъема я узнал мелодию. Еще через минуту слова расслышал:

По долинам и по взгорьям

Шла дивизия вперед,

Чтобы с боем взять приморье –

Белой армии оплот!

Один первый куплет, как на пластинке, которую заело.

Еще минуты три ехали. Времени достаточно, чтобы брутто и нетто к общему знаменателю свести, и когда мы въехали в огромный (по высоте сводов судя) грот, я заорал: «Привет, снусмумрики! » - раньше, чем снусмумриков увидел.

Глава 19

Вятский, будущее предсказавший

3 февраля пришлось мне очередной раз в Киров смотаться. На День открытых дверей в Сельхозакадемии. Осмотреться, планы подкорректировать на будущее. Хоть и решил поступать в МАДИ, но это два года назад было. А недавно случайно узнал: в Академии заочную школу при фермерском отделении для выпускников девятого класса открывают. По-любому не помешает, а может, и вполне приемлемая альтернатива Автодорожному институту, куда мне далеко от дома поступать придется. В общем, был смысл поехать.

Поехал один. Даже не пытался одноклассников в компанию сагитировать. Вовчик Чирков после одиннадцатого по компьютерам поступать намылился, Ермаков до восьмого класса всем трендел про факультет журналистики, в девятом, правда, трендеть перестал и на вопросы о том, куда поступать собирается, зло сопеть начинает. Ленке Сельхозакадемия из той же оперы, как нафига козе баян. В смысле, не Ленка коза, а Сельхозакадемия ей нафиг не нужна.

И ехать надо было с утра пораньше первой электричкой из Рехино на 7-15, чтобы к десяти часам успеть.

Пробежался до разъезда на лыжах. Как обычно, дяде Коле, путевому обходчику, лыжи на хранение сдал. В электричку загрузился, поехал.

А в Проснице на пятиминутной стоянке через окошко вижу: бежит по перрону заполошная тетка с плачущим взахлеб грудным ребенком на руках, а за ней мужик в агрессивной стадии опьянения, и у него широкий ремень по-флотски на кулак намотан.

Та еще картинка: сижу в тепле и сухе, лобешником в оконное стекло упершись, криков никаких из уличного промозглого февраля до меня не доносится, а мимо за вагонным стеклом - сначала женщина с ребенком, потом пьяный урод. Потом поезд тронулся, и снова женщину и урода увидел, бегущих на уровне окна…

Хорошо, сидел в конце вагона - в тамбур на четыре шага вышел. Вовремя. Поезд тронулся, но хода еще не набрал, передо мной дверь входная створками с шипением разъехалась, я руку протянул, помог женщине с ребенком подняться. Урод с той стороны за поручень вцепился, матюгальник красный в тамбур просунул и всем корпусом с разбегу - в бетонную урну на перроне. Тут створки снова вместе съехались.

Проводил я женщину на свободную скамейку. Она мимо меня остекленевшими глазами смотрела, дышала порывисто и все пыталась ребенка успокоить.

Сел на свое место, а по темечку тюкнуло: тамбурная дверь во всем поезде одна открылась - на этом конце нашего вагона. Как раз в тот момент, когда я к ней подошел.

В Кирове - все путем и без проблем. Разве что для пейзана, к ритмам городской жизни непривычного, хлопотни лишней много. По поводу, на какой автобус сесть; как вахтершу на входе убедить, что я абитуриент будущий, а не коммивояжер, колготками в разнос и на развес торгующий, и как на Октябрьском проспекте с прохожими не толкаться и встречным в глаза не заглядывать – они, встречные, отчего-то прямых взглядов шугаются и глаза в сторону отводят.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒