Оглавление 5 страница

Глава седьмая: " Судная Ночь"

Саске идет к себе в комнату, прикрывая дверь.

Перед глазами маячит влажная постель, горящий монитор ноутбука.

Черт возьми, пальцы дрожат отчего-то, а тишина беспощадно давит на виски. Саске берет с тумбочки плеер, затыкая уши. Машинально ищет сборник по математике: примеры длинные, заковыристые успокаивают.

А после решения — правильного, аккуратного — в душе привкус мёда и радости. Время бежит быстро, послушно, отчитываясь на панели электронных часов.

Учиха откладывает карандаш. Тело жаждет действия, сидеть больше почти невыносимо, и Саске медленно идет на кухню. Посмотреть на плавающий в тумане город и, возможно, достать курицу, о который говорил Итачи.

В пустом, уже темном коридоре пахнет улицей и страхом.

Саске замирает у двери, хватаясь пальцами за черную, гладкую поверхность. На кухне горит свет.

Ужасающий, желтеющими пятнами — Саске уверен, что выключил его, когда пошел к себе.

Шорох заставляет Саске вздрогнуть, машинально вцепившись в комод.

Хлопаетдверцахолодильника, старшийизбратьевУчихасухокиваетвзнак приветствия.

— Итачи, —вздохнулСаске, опираясьнадверь, —тынапугалменя. Итачи пожимает плечами, доставая пару стеклянныхстаканов.

— Не хочешьвыпить?

Саске устало садится на паркет. Смотрит на входную дверь в футляре железных пластин. Там, за ней, миллионы людей, которым нельзя доверять, за дверью — Судная Ночь.

На Учихе позаимствованная у брата рубашка, зауженные джинсы, выдающие правильные линии ног. У него чуть растерянный, отрешенный вид и красиво растрепанные черные пряди.

Из широких рукавов виднеются плавные линии обнажённых плеч.

— Тыраньшенеразрешалмнепить, брат.

Итачи откупоривает бутылку, слышится тихий шелест красного вина.

— Тывыглядишь... потрёпанным, —Итачипротягиваетемустакан, —можешь выпить, мы не скажемотцу.

— Нехочу, —Саскедышиттяжело, надрывно, усталоприкрываяглаза, откидываясь и съезжая подвери.

— Саске, — вздох, — выпей, ладно?

— Нет.

— Саске, —сквозьусталостьвголосесквозителеощутимаянервозностьили это... такпоказалось?.. Разумеется, лишьвоображение, —такбудетлучше.

— Если тынастаиваешь.

Младший Учиха залпом осушает стакан.

Чертов Наруто шатается сейчас где-то по этим улицам, неизвестно дойдет ли еще...

Попытка подняться неожиданно заканчивается полнымпровалом.

Перед глазами резко выплывает смазанная, узорчатая субстанция из кухни, окон

и Итачи.

Саске смотрит в одну точку.

И кровь медленно стынет у него в жилах. Он смотрит на стакан Итачи.

Который тот не торопится пить.

— Мынескажемотцу, —неожиданнохрипитСаске, —очеммыемуещене скажем, Итачи?

— Саске, послушайменя.

Перед глазами все плывет жидкими размытыми пятнами. Шум. От пуговиц по полу.

— Утебясиняк, —спокойноговоритИтачи, обводякончикамипальцев фиолетовое пятнышко чуть понижелопатки.

— Ятебяубью, —доверительношепчетСаске.

Сознание его не покидает, упорно заставляя осознавать все слишком ярко. Слишком явно.

— Всёбудетхорошо. Такведьлучше, Саске. Правда. Мыпотомсделаемвид, что... ничего не было, как раньше, только один раз... — горячее дыхание на животе, плавныемассажирующиедвижениявдольспины, поясницы, бёдер.

А затем головокружение от поднятия над полом, что-то мокрое, горячее на шее, мелькающие комнаты, шелест, ощущение холодного шершавого постельного белья под голыми ногами.

С Итачи совсем не так: медленно, постепенно. Лапает его, как публичную девицу, Саске чувствует, что точно убьет его.

Ладонь скользит между ягодиц, а свои руки словно ватные, жидкие — не протянуть и не врезать.

— Саске, —ломаныйголосгорячимиволнамиотдаётсяповенам. —Ктоэто сделал?

Конечно, он чувствует.

Чертов Наруто. Он ведь так долго его брал, конечно, Итачи замечает.

— Имя.

Саске кусает губу, даже не пытаясь сдвинуть широко расставленные ватные ноги.

— Ктотебяздесь... трогал? —несвоимголосом, просеченнымяростьюистрахом. Саскезакрываетглаза, поворачиваясьлицомвподушку.

Не поворачивается даже когда тело мерными точками вдалбливают в матрац, перевёрнув для удобства на живот.

Саске упивается лишь одной сладостной мыслью мести. Холодной, как лёд, продуманной, неминуемой мести. Он думает о тонких отцовских лезвиях и огне. Саске даже кажется будто вместо рук Итачи его ласкают красные острые языки пламени из камина, а рассвет словно нависает на ним алой липкой дымкой, скользящей по его телу вдоль внутренней стороны бедер к коленкам, раздвигая их шире и вынуждая прогнуться.

Итачи заставляет получать удовольствие, и это кажется особенно неприятным. Ощущение позорной беспомощности и возбуждения.

Засыпает Итачи уже почти на рассвете, тяжело привалившись влажной грудью к спине Саске и сорвано целуя в затылок, шею, изрезанную румянцем щеку.

Просыпается Саске на удивление рано. На часах восемь утра. В квартире тихо и светло, мерно бубнит вентилятор.

Итачи лежит рядом, любовно гладит по голове, мягко перебирая черные взъерошенные пряди.

Саске чувствует спиной его мерное дыхание, живот ласкает широкая, гладкая ладонь.

Додушадойтиоказываетсянаудивлениепросто—Саскенечувствуетболи. Только сладостное, томительное желаниемести.

Желание взять тонкое отцовское лезвие иубить.

СобытияСуднойНочиемувновьнапоминаютвовсехкрасочныхподробностях ужевдуше, иснованеодинраз.

Наэтотраз—иначе, насамомделе. Скровью, бритвой, зажатойвруке, сбитыми костяшками, ударами, грохотом.

Но все же — напоминают.

А после Саске медленно выходит из душа, цепляясь руками за вазу наподставке у двери.

И вдруг с неимоверным удовольствием бьет ее об пол.

Звонрезкопрорезаетхрупкуютишину, аСаскесловноумалишенныйсметаетсо стола посуду, дергает ящики, усеивая пол глухим дождём ножей и вилок. На кафель летят мамины фиалки, столовое серебро, разорванные в клочья занавески.

Вдребезгибьетсяотударателевизор, скользятпополузапчастителефона. А-ах, вино.

Саске задумчиво вытягивает из стеклянного невредимого — пока —комода бутылку.

Белое вино урожая две тысячи...

Саске со всей силы ударяет бутылкой о поверхность стола, отшвыривая к дьяволу стулья.

— Саске. Обоже, Саске, чтоты... —Итачизастываетвдверях, сжимаявруках кружкукофе.

Он хочет подойти к Саске.

НоуСаскевруке—кухонныйнож, авзглядледяной, спокойныйскрасным, нездоровымотливом.

Итачи ставит кружку на стол, медленно подходя ближе.

— Давай-ка мы опустим нож, Саске.

Саске медленно переводит взгляд на рядом стоящий шкаф. Замечает фотов красивой резной раме в форме сплетённых медуз.

Нафото—он, конечно, же. Маленький, нарукахубрата. Счастливый, сжимаетв рукахчернуюкофтуисмотритнаИтачитаквосхищенно.

Саске бережно берёт снимок вруки.

— Саске, —тихоговоритИтачи, приближаясь, —Саске, ненадо.

МладшийУчихаподнимаетнанегоглаза, апотомссилойшвыряетрамкуобпол, босыми ногами топча — шипя от боли, но разбивая все больше и больше. С ненавистью уничтожая этот ненавистный клочок мерзких, пропитанных грязью воспоминаний. У Саске в ушах звенят его вчерашние стоны на пополам с детскими голосом: " Брат, как решать этотпример? ".

Он смеётся, как ненормальный, опускаясь в лужу из вина, осколков и земли. Он отвлекается.

И этого момента достаточно для Итачи, мгновенно оказавшегося рядом.

Нож отлетает в сторону.

Итачи ждет, что Саске бросится на него, но тот не шевелится. А потом вдруг прижимается к нему, все так же хрипло хохоча:

— Давай, трахни.

— Успокойся.

Но Саске не прекращает, смеётся, путаясь пальцами в футболке. Даже в полоумном состоянии, крови, грязи он выглядит так... странно, так идеально, желанно, что у Итачи невольно проскальзывает мысль, что Саске действительно проклятый.

После пощёчины Саске заметно утихает, даря Итачи время развести в стакане таблетку.

— Снова обдолбаешь? — вяло интересуетсямладший.

— Этоуспокоительное, —безединойлишнейэмоции, неповорачиваясь.

Саске, не сопротивляясь, пьёт. Спустя пару минут засыпает, прижимаясь щекой к поверхности дивана.

У него перед глазами отчего-то плавают разноцветные склизкие медузы.

Итачи едва успевает относительно прибрать учиненный беспорядок, когдаиз гостиной раздаётся зудёж телевизора.

Саске сидит на диване, бессмысленно смотря в монитор.

В бледных пальцах зажат телефон — без единого пропущенного вызова. На лице застывает нечитаемое выражение, глаза только смотрят живо, судорожно следя за каждым новым лицом на экране.

Итачи подходит, медленно опускается на пол возле брата, едва ощутимокасаясь ладонью обнаженного колена — Саске даже не одевается.

Машинально переводит взгляд с экрана, задумчиво вглядываясь в лицо брата.

— Саске, —выдыхаетИтачи, обнимаяегоколенируками. Прижимаетсящекойк бедру, устало закрываяглаза.

Младший не двигается, вновь смотрит новости, сильнее сжимаяразбитый недавно телефон.

Итачи не поднимает голову с колен, все так же трепетно поглаживая нежную кожу пальцами.

— Яегоубью, —вдругговоритИтачи, касаяськоленагубами, —убью, богом клянусь.

— Кого?

— Орочимару, естественно.

— Ну убей, — невесело усмехаетсяСаске.

Итачи считает, что Саске спит с этим любителем бежевых перчаток, это как никогда на руку.

В телевизоре мелькают чьи-то обугленные лица, улицы в мишуре мусора и битого стекла.

Неопознанных трупов большинство, в квартале Наруто около полусотни.

— Отойди отменя.

Итачиподнимаетголову. Бледнаяполоскагубдрожит, новзглядвсетакойсеро- строгий, как смокинг от хорошегодизайнера.

— Тронешьменяещераз—итыпожалеешь.

У Итачи черный пояс по карате, превосходство в весе и интеллекте. Если уж не учитывать финансовую и юридическую зависимость.

Умрет Итачи — и Саске останется один на один с их чокнутым папашей и

Орочимару.

Старший Учиха убирает ладони с колен брата, одевается судорожно погружая лицо в оковы ледяной воды. Судороги не проходят.

Галстук душит горло, а шершавая кожа портфеля натирает пальцы. Дезактивация системы безопасности работает не сразу. А затем Итачи тяжелой грудой вываливается за дверь.

Хлопок двери заставляет вздрогнуть. В новостях все говорят иговорят.

В руке скорбно молчит телефон.

Небо за окном пустое, недалекое и страшно лишь пошевелить рукой.

Саске закрывает глаза, голос диктора теперь еще более ощутим. Спокойный, расчетливый.

Какая мерзость.

Саске передёргивает. Мерзость.

До ванной бы дойти, ноги шлепают по голому паркету. " Нет" — хрипло шепчет голос внутри головы.

— Нет, — машинально повторяет Саске, хватаясь пальцами за дверной проём. Ступнисловнотаят, расплываются, Учихаобнимаетдвернуюраму, прячалицо, прислонившись лбом ко гладкому отполированномудереву.

Мерзость.

Какая это все-таки тошнотворная Омерзительная

Гадкая Мерзость.

Такая, что тянет блевать. Эти грязные ублюдки, отправившие своих деточек в Нейтральную зону, а потом вещающие, какая у нас Нация дохера Возрожденная и крутая. Оружие на Судную Ночь — и того не купишь без взятки. Все эти пропахшие мочой вокзалы, перекошенные хамством рожи, все эти друзья — губы Саске разъехались в кривой, ироничной улыбке — половина просто трахнуть хочет, как Джуго, другая половина просто подонки, думающие лишь о себе.

Атеперьион. Кним, внирвану. Вбассейнксклизким, толстыммедузам. Такая женевозможная

Мерзость.

Саске кажется, что ко внутренней стороне бедер прилипают отвратительные, липкие, но уже чуть подсохшие, комочки грязи. С такими полупрозрачным пузырьками, горячие, несмываемые.

Он весь в этой мерзости.

Телефон взрывается трелью, и Саске мгновенно реагирует: поднимает на уровень глаз и смотрит на имя контакта, пока дрожь не начинает пронзать колени.

Джуго, однако, настырен.

Саске сдается на пятом звонке, как можно спокойнее выдыхая в трубку:

— Алло.

— Саске? Саске, гдеты?

— Дома.

— Чтостобой? —голоснастороженный, боязливый. Саскедажечутьусмехается.

— О чёмты?

— Саске, кто-тоумер?

— Незнаю.

На той линии пауза

— Кибаумер, —вспоминаетСаске, присаживаясьнабортикванной.

— Я сейчасприеду?

— Делай, чтохочешь.

Саске опускает телефон на раковину и прикрывает глаза.

— Шлюха, —неожиданнорявкаетСаске, заливаясьистерическим, тихим хохотом.

А потом еще раз, уже тише и увереннее повторяет:

— Шлю-ха.

Вокруг какие-то коридоры, как в древнеегипетских гробницах. И кто-то барабанит, барабанит — какая-то дохлая, вонючая мумия.

Саске не хочет открывать ейдверь.

Но мумия так барабанит, что у него сводит холощеными спазмами мозг, ей приходится открыть.

И темно, и склизко. Пахнет паутиной, а глупая мумия трясет его за плечи — Саске отмахивается, конечная: вот привязалась, сволочь.

Но мумия сильнее. Саске приходится лечь.

Все ему мерещатся какие-то напомаженные девицы, которые ползают по его квартире, тело погружается в горячую, пыльную ванну. Итачи говорит: " Наруто сейчас придет", а потом становится Джуго, а затем и вообще выбеленным, мерзким потолком.

Горло пересохло, словно кто-то вымазывает мокрым песком. А вдруг он уже умирает?

На лоб капает раскаленная лава - снова мумия шалит, настырная. А потом - темнота.

Джуго медленно проводит полотенцем по лбу, аккуратно убирая черные, слипшиеся пряди.

Саске всего колотит. Джуго не врач, и он совершенно не знает, что делать в таких ситуациях.

У Учихи температура, наверное, под тридцатьдевять. И все говорит о каких-то мумиях, мерзости и Наруто. Джуго действительно немного не по себе.

Из всего бреда, который он слышит из воспаленных, потрескавшихся губ Саске, Джуго понимает только то, что Саске хочет к Наруто.

Звонить ему кажется бессмысленным — что он может в самом деле?

Но в скорую звонить еще глупее — у Саске с психикой не все нормально, Джуго знает это уже довольно давно. У санитаров будут все причины препроводить его в дурдом.

Кроме всего прочего, если признают недееспособным, - опекунство не снимут, а Джуго, как и многие прочие, замечает за братом Саске странные вещи временами.

Иногда для него это становится актуальным вопросом: а кто из братьев безумен в большей степени?

Наруто берет трубку не сразу. Говорит в трубку ленивое, чуть сонное:

— Да. Этокто?

— ЭтоДжуго.

На той линии виснет хрупкая пауза, испещренная сопением и попыткой привстать.

— Извини, сейчас, —грохотисдавленныймат, —тыразбудилменя.

Джуго терпеливо ждет, бросая на Саске внимательные взгляды, но тот, кажется, не собирается просыпаться.

— Да? Чем могупомочь?

— Чтовчераслучилось? —посленекоторогомолчанияосведомляетсяДжуго, присаживаясь на пол у диванаСаске.

— Всмысле?

— У Саске истерическийприпадок.

— Когдаяуходил, онбылвпорядке, —чутьнедоуменнокомментируетНаруто. Джуго слышит звук быстрого стука поклавишам.

— Унегобреди, кажется, жар. Янезнаю. Молчание. Вздох и нескольконеловкое:

— Что я могусделать?

— Приехать, например, —этозвучит, наверное, слишкомрезко. Узумакине отвечаеткакое-товремя, явнообдумываячто-тосвоё.

— А этонеобходимо?

Этот вопрос ставит Джуго в полный тупик. Он долго молчит, пытаясь понять, что вообще происходит. Разве они с Наруто не?..

— Нет, —вдругсовершенноспокойноотвечаетДжуго, вешаятрубку. Послетакихвопросовемуздесь, наверное, лучшенепоявляться.

Джуго думает, что Наруто все равно придет.

Игратьнасовести—этокак-тонеочень, ноУзумакивиноватсам. Зачембыло задавать столь странноватыевопросы?

Однако к изумлению Джуго — Наруто не приходит.

Саске вскоре приходит в себя, медленно оглядываясь по сторонам.

Джуго сидит рядом. С подносом какой-то еды и таблеткой от головной боли.

— Тыкак?

— Просто устал, — пожимает плечамиСаске.

Вдруг он бледнеет, цепляет пальцами телефон, смотрит на экран и отрешенно закрывает ладонями лицо.

— Такчтослучилось? Нарутосказал, когдаонуходил...

— Ты говорил с ним? — Саске резко вскидывает голову. Взгляд у него живой, переливающийся, такойкрасивый—ноопятькуда-товпустоту. Виллюзорную, далекуюцель—Джугоникогданемогпонять.

— Да. Паручасовназад. Авчемдело?

Саске падает обратно на подушку. Смотрит в потолок и выглядит спокойным, несколько застывшим, взгляд только мечется от окна к люстре и наоборот.

Учиха качает головой.

— Нивчем. Как, —голосслегкасрывается, заставляятяжелосглотнуть, —у негодела?

Джуго вздрагивает, больно сжимая в руках краи подноса.

— Онспал.

Саске кивает головой и отворачивается.

— Янехочуесть. Братскоропридет.

— Саске...

— Можешьостатьсяунас, еслиужепоздно.

За окном и впрямь — черная пелена июньской ночи.

На душе скребется разом одна тысяча странных, злых котов.

Джуго касается плеча Саске и выходит, участливо притворив за собой входную дверь.

Ночь долго ловит отголоски его одиноких, пропитанных горечью, шагов.

Глава восьмая: " Исповедь втемноте"

— За Судную Ночь, — Хидан посреди улицы с размаху разбивает об асфальтбутылкуспивом, —зародину, нахуй. ЗаОтцовОснователей, ебатьихза ногу!

Хаширама нервно поводит плечами, стараясь привлекать меньше внимания.

Дом Джирайи маячит перед глазами серой, громоздкой громадой в мокром свете фонарей.

Подъезд пахнет кровью и прокисшиммолоком.

Тяжелую дверь открывает Конан. Бледно улыбается, пропуская в квартиру.

— Сенджу? —Пейнподнимаетсясостула, едванероняястакансяблочным соком.

Хаширама немного неловко улыбается.

— У вас все впорядке?

— Да, —Конан, закутаннаяврезную, мягкуюшаль, нежнообнимаетЯхикоза плечи, прислоняясьлбомкеговиску, —всеживы. АВыкак?

— ПришлосьотсидетьсяуКакаши. Мне, право, неловковсемнадоедатьсейчас, ноделокрайнейважности. МненужноувидетьДжирайю. Немедленно.

Пейн кивает, закрывая ноутбук.

— Он усебя.

Сенджу кивает и исчезает за дверью в кабинет.

Дверь тихо скрипит, Наруто замирает у входа, прислонившись к косяку.

— Чтопроисходит?

Никто ему не отвечает, и приходится задавать вопрос снова — на повышенных тонах, с претензией на ответ.

— Ты, чертпобери, совсемохерел? —Яхикоотбрасываетпустойстакан, поднимая на младшего ледяной взгляд, — каким тоном ты со мной разговариваешь?

— Сколькоможно?! —внезапноорётНаруто, хватаясьзаголову, —Ястораз извинился, чтовчератаквышло, япотерялсчетвремени, и...

— Головутысвоюнигденепотерял? —сухоинтересуетсяПейн, поднимаясь, —И хватит. Я сказал, разговор закончен. Ты наказан, и отправляйся к себе в комнату.

— Яхико, —слышитсяиз-задвериголосДжирайимрачной, холодящейдушу мелодией, —подойди.

Конан вздрагивает, смотрит на Пейна растерянно. Целует его в лоб еле ощутимым воздушным касанием и уплывает на кухню. Её белая шаль будто светится в коротких искрах уличныхфонарей.

Наруто закатывает глаза, останавливаясь у двери в коридор. Так тихо, ужасно тихо — как бывает только после Судной Ночи. Слышно, как послушно отсчитывает этажилифт.

Наруто слышит, как шумят его двери на их этаже.

Затем шаги — сбитые, поспешные и дрожь одиночного звонка.

— Коготамещепринесло? —тихоспрашиваетКонан, открываядверьмерной чередой звонких поворотовключа.

На пороге Саске в короткой кожаной куртке. Он стоит босиком.

Белые ступни усеяны хаотичными пятнышкамигрязи.

Конан бледнеет, стыдливо отходит, тихо притворив за собой дверь.

— Саске? —Нарутовпускаетеговквартиру, замечаяугловатыедвиженияи бледные, сломанныедрожьюпальцы. —Тычего?

— Наруто, давайуедем.

В наступившей тишине слышно, как толстый попугай Лис шуршит пёстрыми злаками корма.

— Ты выпил, Саске?

Учиха испепеляет его взглядом, но слабо, устало. Через силу. Без прежнего удовольствия и ухмылки.

— Яуезжаю.

Саске прислоняется спиной к двери, поджимая к себе ноги.

— Неважно, куда. Подальше. Кчёрту. Тысомнойпоедешь? НарутосострахомсмотритнаСаске. Саскенепьян.

— Кудажемыпоедем? Унасниденег, ниобразования, нижилья, ничерта, Саске, —примирительно, словноскапризнымребёнком.

Учиха хмыкает.

— Будем... кактамговорится?.. " Какптицы, даромБожейпищи". Собирайся. Наруто устало закрываетглаза.

— Саске, ты не понял. Идидомой.

Учиха вздрагивает, смотрит на Узумаки чуть расширившимися пыльно-чёрными глазами. Сжимает бледными пальцами ворот.

Злится, наверное.

— Яушёлиздома, —говоритонспустякакое-товремя. Хочетдобавить" ктебе", новстречаетсяссинимпронзительно-колкимвзглядом. Имолчит.

— Таквернись, —Нарутоусталотретпереносицу, —тыпоссорилсясбратом?

— Да, —помолчав.

— Он очень тебялюбит.

Наруто натянуто улыбается, выжидающе смотрит на Саске.

— Даже больше, чем тыдумаешь.

Узумаки хмурится, отводит взгляд — думает о своём.

Ему вспоминаются ночные кошмары. Зловонные, липкие кошмары. Когда просыпаешься один в темноте, и только за окном дрожит фонарь-медуза. Вспоминается, что он не боится приносить домой незачеты за триместровые тесты.

Вспоминается, что ему нельзя трогать выпивку. Не потому, что вредно. А потому что она Джирайи.

Наруто чувствует отвратительный привкус горечи. Разочарования. Иещенемного-светлой, тихойзависти.

— Пообещаймне, чтосейчаспойдёшьдомойиупокоишься, хорошо? —Наруто сжимает его прохладную ладонь, ласкает тёплым пальцем запястье. Касается сухими губами шеи, помогает Саскеподняться.

— До завтра, Саске. Учиха замирает вдверях.

— Так, стоп! —вкоридорепоявляетсяЯхико, весьисполненныйкакого-то невероятногодвижения, —Учиха, анубыстровнутрь.

Саске испытывающе смотрит на Пейна, но все же заходит, медленно проходя мимо Наруто. Прислоняется спиной к бежевой стене, скрестив на груди руки. Дверь хлопает, Конан лязгает железным ключом, разрезая прохладную, скользкую тишину.

— Наруто, — наконец спокойно говорит Яхико, устало потирая ладонью лоб, — сейчасидешьисобираешьвещи. Толькосамоенеобходимое, чтобычерездесять минут былздесь.

— Ночто...

— Ясказалсейчасже, -Наруточутьбледнеет, пропадаетвчернойдыре дверногопроёма, —Учиха, идинакухню.

Хаширама за столом что-то ищет в ноутбуке. Саске садится рядом, подперев голову рукой.

— Привет, — Сенджу отодвигает ноутбук, внимательно смотря на Учихумягким ореховымвзглядом.

— Добрыйвечер, —киваетСаске, скучающепоглядываянаизрезанную царапинами панельноутбука.

— Как ты себячувствуешь?

Саске вздрагивает, резко отшатываясь отстола

— Счегобымнечувствоватьсебякак-тонетак?

— Принормальныхобстоятельствахнебегутиздомапосрединочи, необуваясь. Учихамолчит. Машинальносмотритнабелыеступнинафонечутькривыхдосок паркета.

— Это не Вашедело.

— Саске, послушайменя. Назреваетсерьёзныйэкономическийкризис. Тыведь слышалобэтом, нетакли? Ценынаприродныересурсыпадают. Несейчас, но через пару недель, месяцев начнётсяад.

Учиха откидывается на стуле. Заинтересованно разглядывает Хашираму, чуть нахмурившись.

— Ну ичто?

— Угадай, кого в этомобвинят?

Саске усмехается, склоняя голову набок:

— Конечно, оппозицию. Номне-точтодовасзадело?

Сенджу проводит пальцем по белому краю ноутбука. Поднимает голову, смотря прямо в глаза.

— Никакого. Ноеслитыхочешьисчезнуть—сейчассамоевремя. Учихавздрагивает. Еговзглядзастываетнаоднойточке.

— Грядеткатастрофа, Саске, —тихопродолжаетХаширама, —хочешьначать всесначала—лучшегошансанеможетибыть.

— Икудая, по-Вашему, денусь? —спокойноспрашиваетУчиха, отрываянаконец взгляд от квадратных упаковок лапши, — у меня ни денег, ни образования, ни черта.

— Не ты ли пять минут назад предлагал это Наруто? — Хаширамаслегка улыбается, —утебяведьбылкакой-топлан, верно?

— Не было у меня никакогоплана.

— Твойдядя, —медленноговоритСенджу, прислушиваяськшорохамгостиной,

— Шисуи. Унегоквартираврайонегородазалесом, этосамаяокраина. Покатам безопасно. Гораздо более безопасно, чем здесь. Джирайя отправляет туда Наруто. Обэтойквартирениктонезнает. Дажетвойбрат.

Саске переводит взгляд на окно. Гроздья листьев скребут стекло. Пьяный уличный хохот. Море лимонного от фонарей асфальта.

Наруто с рюкзаком у двери.

Все не так досадно. Может, и мерзость, но как теперь иначе? Пустынные улицы, дома с людьми и драмой телеэкрана.

Идти больше... некуда.

— Ясогласен.

На вокзале и так поздно полно людей. С ящиками, граблями. Все пропахшие шашлыком и помидорной рассадой.

До отхода электрички десять минут.

Перед глазами — сквозь грязное стекло — очертания родного города, спящие, коричневые силуэты. Запах июньской ночи, грязно-желтый асфальт в лепёшках жвачки.

Пьяная компания на голубоватых сидениях. Толчок и мерная качка подтрёпанного поезда.

Невидносовсемничего. Всёрельсы, клочкиночи, иедет, едет—всёвникуда. Наруто сжимает еголадонь.

Пальцы скользят по голубоватому, пластиковому сиденью, потом глядят его запястье.

— Не трогайменя.

Наруто вздрагивает. Удивленно смотрит на Саске, так и не убрав руку.

— Я сказал тебеотвалить.

— Тычего?

Вопрос звучит тихо, поезд встряхивает на ровных рельсах. Внизу вьется широкая, мрачная река, острые берега с гибкой линией берез.

— Оставьменявпокое, —Саскеприслоняетсялбомктепломустеклу. Смотрит надома, лес, пеструюлентуночныхпейзажей.

Женщина сидит позади них. Широко улыбается, смотря все в одну точку.

Ее кожа блестит, как пластик, а жуткая кривая улыбка въедается в душу до крепкой паранойи.

— Несмотринанее, —проситСаске, закрываяголовуруками.

— Саске, —выдыхаетНаруто, перетягиваяУчихуксебенаколени, —Саске, прости.

Учиха нажимает руками на плечи, мотает головой. Женщина все смотрит на него неподвижным взглядом и дико улыбается из полумрака вагона. Их всего трое и она ближе. Ее желтые губы открыты, поедая ночную гладкую пелену.

— Прости, прости, умоляю, простименя, —теплыйносскользитпокожешеи, мягкимпрядямчерныхволос, ладониобнимаютегоруки, —Саске...

Ночь хватает его за уши — пора повзрослеть, глупый Саске. Пальцы дрожат, хватаясь за оранжевуюфутболку.

Женщина встает со своего места, кривая шея повернута в его сторону. Она широко, деревянно улыбается шумно перебираясь по вагону

— Саске, пожалуйста, хватит. Посмотри наменя.

Наруто всерьез пугается. Надо что-то сделать. Сейчас.

Узумакиширокооткрываетглаза—идеяприходитмгновенно, освещаясознание короткой, желаннойвспышкой.

Он тянется за коробкойспичек.

Шуршаще чиркает одной прямо перед носом Саске, заставляя смотретьна пламя.

Глаза Саске замирают на узком, робком пламени в центре полнейшего кошмара. Красном, погасающем черными, круглыми угольками.

На коже чувствуется горячее прикосновениягуб. Наруто целует его, закрывая ладоньюглаза.

Вторая рука поглаживает бедро.

—... хорошо, Саске?

— Хорошо, —кивает, цепляясьзарукава—неотпускай. Ненадо.

Горячие губы скользят по пальцам, ладонями. Как хорошо. Наруто. Саске откидывает голову назад, гладит растрепанные желтые волосы.

Наруто.

Звук расстегивающейся молнии, Наруто ласково гладит бледный живот.

— Чтоты?.. —Саскеприподнимается, хватаясьзаплечиУзумаки, —Тычто?

— Саске, тытолькосядь, —мягконастаиваетНаруто, поглаживаябедра, —все хорошо, никтонаснеувидит, толькоуспокойся.

Наруто слегка сжимает член сквозь нижнее бельё, прикасается губами, заставляя рвано выдохнуть.

Узумаки медленно водит рукой, возбуждая сильнее. До жара. Огня в душе и хриплого бессвязного шепота: " Продолжай".

Унеговортугорячо, языкпослушнообводитголовку, губыплотносжимают, Наруто опускает голову вниз. Ниже. Ниже. Саске изгибается, хватаясь за оконнуюраму.

Как хорошо. Узумаки правда старается, быстро двигает головой, фиксируя бедра. Пальцы скользят ниже, дразнящими движениями чуть сжимают основание, зарываются в короткие завитки паховых волос.

Наруто отстраняется. Целует долго, слегка обхватывая губами и обдавая влажным дыханием, и доводит Учиху до оргазма рукой.

Саске вздрагивает всем телом. Смотрит на какую-то платформу. Железную табличку. Буквы красные.

Наруто достаёт из рюкзака полотенце. Саске чувствует его осторожное, пушистое касание между ног.

Узумаки помогает ему одеться и сажает к себе на колени.

— Ты... псих, —наконецизрекаетСаске, мутнымвзглядомобводяхорошо освещенныйвагон.

— Ужктобыговорил, —Нарутогладитегоповолосам, утягиваяксебенаплечо,

— гдетвояженщинаскривымртом, накоторуюнесмотреть? Сошла?

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒