Заключительная. 7 страница

- М-м, - направил-таки взгляд исподлобья на неё Виталий, прищурившись. – А сбежала оттуда почему? – осторожно поинтересовался он, размешивая в кружке несуществующий сахар.

- Потому что кончается на «у», - с легким оттенком раздражения отозвалась Лена, отложив ложку в сторону. Посмотрела на выпрямившегося Виталия, вздохнула и добавила: - Извини. Просто не все йогурты одинаково полезны. – Закатила глаза она, складывая руки перед собой на столе.

- В смысле? – сдвинул брови Виталий, явно не понимая, что ему хочет сказать девушка с прозрачным хрустальным взглядом, смотрящая на него как будто чуть осуждающе за его рискованное любопытство.

- В том смысле, что не все такие целомудренные, как ты, понимаешь? Есть такие, которые сразу с места – в карьер. Руку на коленку, слюни прямо в ухо, - она скривилась, - и прочие прелести.

- Ну, во-первых, - Виталий горько усмехнулся, - ты очень заблуждаешься на мой счёт, а во-вторых, я, честно сказать, так и подумал, что эта твоя прогулка под ливнем связана с каким-нибудь козлом.

- Ага, только я хотя бы под ливнем прогулялась – и теперь сухая себе, сытая и тёплая. А он питается продуктами мясорубочной переработки и все свои просьбы пишет мамочке на бумажке. – Третьякова улыбнулась, и в этой улыбке было что-то дьявольское, что-то, что заставило Виталия невольно залюбоваться этой улыбкой.

- Ты ему челюсть сломала, что ли? – Теперь уже улыбался он. И, чёрт возьми, от довольного кивка с её стороны на его душе стало заметно легче – по крайней мере, заехать по морде этому «чудаку» на букву «м», хотелось уже меньше – лежачего, как говорится, не бьют. – Молодца, Третьякова. – Он протянул ей ладонь для рукопожатия. Лена усмехнулась, но в ответ ладонь протянула. Крепко пожав мужскую ладонь, она снова откинулась на спинку стула, и снова потянулась за ложкой.

Эти ежедневные посиделки за чашкой чая ей начинали нравиться. Вот, например, сегодня она узнала о Виталии много нового – о том, что актёром он решил стать только в 27 лет, о том, что до этого сменил кучу профессий, о том, что дочка его сейчас в Москве с матерью в гостях у родственников, о том, что с Алисой его встречи крайне редки и о том, что ему её очень не хватает.

Странно было говорить с ним о таких серьезных и важных вещах, как брак, семья, дети, карьера, призвание, ответственность. Причём говорил он об этом не так, как говорят её взрослые родственники – нравоучительно, навязчиво, будто стараясь напичкать её своим «жизненным опытом», а так, будто она – не менее опытный человек, так, будто она именно та, кто сможет понять, о чём он говорит.

За всё время их беседы Лена уже дважды поймала себя на том, что слова этого человека будто исходили от неё самой – ей казалось, что он нарочно залез в её мысли, и, вычитав там всё самое главное, теперь пытается выдать всё это за свои собственные умозаключения. От осознания похожести его жизненной позиции, его самосознания на её, стало не по себе. Неумолимо приближающийся вечер всё-таки вступил в свои права, и Лена, взглянув на часы, надетые на левое запястье, засобиралась домой.

Подъехав к уже знакомой марьинской многоэтажке, Виталий заглушил мотор. На заднем сидении автомобиля всё ещё покоилась гитара в компании нежного, уже чуть повядшего без воды букета крупных белых роз, который они забыли в машине перед тем, как подняться в квартиру к Виталию.

Лена застегнула молнию на куртке, улыбнулась и, сказав банальное: «Пока», уже собираясь открыть дверь, чтобы выйти, была остановлена мужской рукой, пальцы которой сомкнулись на её запястье.

Она обернулась, удивлённо взглянула на Виталия из-под вьющейся чёлки, как бы спрашивая: «Что-то ещё»?

Виталий, прочитав вопрос в её глазах, ответил:

- Ты цветы забыла. Их хотя бы возьми, - он протянул руку, взял с заднего сидения букет, протянул его ей.

- А насчёт букета что я скажу? – с улыбкой во взгляде поинтересовалась Лена, наклонив голову чуть вбок.

- Скажи, что на улице подарили. Просто так. За красивые глаза. – Усмехнулся мужчина, отпуская её запястье. – Я за тобой заеду завтра? Подброшу тебя до школы. – Добавил он, когда Лена одной ногой уже опиралась на асфальт.

- Зачем? Это же неудобно. – Сделала недоумевающее лицо Третьякова, делая вид, что искренне удивлена его порывом.

- Забудь, Елена Николаевна. Неудобно вилкой суп есть, - усмехнулся Виталий, кладя одну руку на руль.

Лена, сидя всё так же вполоборота к нему, ответила:

- А через весь город ехать, только чтобы меня в школу подвезти, значит, удобно? – Приподняла уголок губ, и, наблюдая за тем, как Виталий обреченно пожимает плечами, на секунду задержала взгляд на ямочке на его щеке, точь-в-точь похожей на ямочки его дочки, когда он добродушно поджал губы.

Пробежала взглядом по его лицу ещё раз и вышла из машины, после чего наклонилась, и, заглянув в салон, добавила:

- До завтра, - и торопливым шагом направилась к подъезду.

Глава 12.

Вечерняя чашка чая с мятой и одна-единственная сигарета из старой, давно початой пачки «Парламент», - Виталий сейчас жалел, что под рукой нет хорошей гондурасской сигары – в груди непонятно саднило и сдавливало лёгкие. Будто воздуха не хватает. Старость – не радость…но до неё ещё очень далеко. Он искренне верил в это и упорно не хотел обращать внимания на каждую новую свечку, которая добавлялась на каждом очередном его именинном торте. Так если он ещё не стар, почему тогда появилось ощущение собственной немощности? Впереди – интересная и прибыльная работа, и, даст Бог, слава, успех… Ещё один глоток чая и небрежно брошенный взгляд в сторону стоящих у раковины испачканной тортом тарелки и высокой зеленой чашки. Ни единого следа женских губ на краях чашки – ни единого пятнышка яркой помады. Будто и не женщина вовсе пила из этой чашки всего каких-то полтора часа назад. Так уж повелось, что он привык, обедая с женщиной, невольно замечать оставленные ею отпечатки губ на бортиках бокалов, чашек, стаканчиков… Семейную жизнь с Ларисой он в счёт не брал – одно дело, когда ты видишь человека, когда он просто не привёл себя в порядок – не накрасился, не уложил в идеальную прическу волосы, по разным причинам: то ли не успел ещё, то ли просто лень. С Ларой было и так, и эдак. Но, выходя из дома, Лара всегда блистала, всегда наводила марафет, пусть и не всегда для него, а для окружающих – постоянно. Фальшь. Фальшь - всё то, что окружает его последние несколько лет. Ни грамма «настоящести», всё напоказ – вот самый, пожалуй, существенный минус в актёрской профессии и приверженности к тусовке шоу-биза. Редко кто преуспевает в том, чтобы сохранить себя настоящего, не превращаясь в завёрнутую в глянец куклу. Виталию искренне хотелось верить, что он – один из этих редких счастливчиков.

Не докурив сигарету, он потушил её в пепельнице и, вымыв посуду, направился в спальню – учить роль – начало съемок уже не за горами.

***

Он ждал её уже двадцать минут, но она так и не появлялась. Взглянул на часы – восемь двадцать пять, до урока осталось пять минут, но Лена из подъезда так и не показалась. Постучав пальцами по рулю, он включил магнитолу и тут же её выключил – в душу закралось неприятное чувство тревоги, и слушать музыку попросту не было желания. И вот – ура, - белобрысая лохматая голова показалась из-за железной двери, и он облегченно вздохнул.

Девушка быстро шагала в направлении автомобиля.

- Доброе утро, - поздоровался он, как только её облачённый в широкие чёрные штаны зад опустился на мягкую обивку сидения.

- Для кого как, - зевнула Третьякова, сдвинув брови. – Ну, в смысле, и тебе доброго утречка, - уже чуть улыбнулась она, понимая, что уж кто-кто, а сидящий рядом мужчина в её утренних злоключениях не виноват.

- Чего опаздываем? – спросил он насмешливо, заводя мотор.

- Проспала просто пипец. Встала в пятнадцать минут девятого, - пояснила Ленка, приблизившись к окну и втянув носом прохладный воздух, поступающий над приспущенным стеклом.

- Ого, - приподнял брови Виталий, - ты хоть позавтракала? – По-отечески осведомился он, взглянув на свою попутчицу.

- Не, - отмахнулась Лена, - я вообще завтракаю редко. В школе что-нибудь съем, - повернулась к нему она и, хлопнув ладонями по коленям, спросила: - Ну, чего делать сегодня будешь?

- Контракт подписать надо, съёмки скоро. Сказали, на днях скажут, когда точно. Уже вот-вот начнутся. – Ответил мужчина, поворачивая руль. – Больше вроде никаких дел нет, разве что квартиру в порядок привести. Особенно гостиную. А то я уже не могу терпеть этот запах, который от дивана исходит, - скривился он, поведя носом.

Лена усмехнулась.

- О-о-о, уже представляю тебя с щеткой в руках, ползающего по дивану, - со смешком запрокинула голову она.

- Нет, чистить я его не буду. Я его менять буду, поеду, пожалуй, сегодня, и куплю, - покачал головой Виталий, показывая, что подобного «счастья» на пару с щеткой ему не надо.

- Ого, богатенький буратино, - кажется, настроение Ленки было уже в норме. - Только ты купи твёрдый и синий.

- Твёрдый? – Удивленно вскинул брови он, - А почему твёрдый?

- Потому что на твёрдом гораздо удобнее футбол смотреть, - усмехнулась Лена, кладя локоть на окно.

- Это почему? – улыбнулся Виталий, понимая, что у Лены Третьяковой есть ещё немало странностей, о которых ему еще предстоит узнать.

- Нет, ну ты даёшь, - закатила глаза девушка, качая головой, - ну, когда семечки щёлкаешь, кладёшь шелуху на бумажку, а она, если диван мягкий, скатывается! – С таким видом, будто объясняет маленькому ребёнку что-то само собой разумеющееся, ответила она, с нескрываемой насмешкой глядя на мужчину.

И тут не выдержал уже Виталий. Засмеявшись на весь салон, он, убрав одну руку от руля, легонько пихнул Ленку в плечо, как бы в наказание за её издевки. Лена, разумеется, в долгу не осталась – в ответ пихнула и его.

Въехали в школьный двор. Виталий, решив продолжать эту бессмысленную игру, ущипнул её за ребро. Третьякова, возмутившись от такой наглости, широко улыбаясь, пихнула под ребро его. Машина резко затормозила, не доехав до школьного крыльца около пятидесяти метров, и Лена, чтобы избежать «ответного удара», мигом выскочила из неё, обогнула автомобиль и почти бегом направилась в сторону крыльца. Виталий не заставил долго себя ждать – выйдя из машины, он припустил за ней – выходя из авто, она самым наглым образом успела ещё и показать ему язык. Заметив, что за ней наметилась погоня, Лена, пряча улыбку в вороте куртки, припустила бегом. И уже через пару секунд, прямо напротив правого крыла школьного здания, она почувствовала, как её властно обхватывают сзади чьи-то руки. Сомкнувшиеся на животе мужские ладони и учащенное от мини-спринтерского забега, тёплое дыхание где-то в районе правого уха – и крупная дрожь, пробежавшая по всему её телу, несмотря на то, что одета Лена была довольно тепло.

- Что, и от бабушки ушла, и от дедушки ушла? – смеющийся голос звучит, будто издалека. Тряхнув головой, Лена постаралась ответить в подобающем тоне, насколько хорошо у неё это получилось, определить она не смогла:

- Аг-га, - и хриплый неуверенный смешок вдобавок к ответу.

- А от меня не получилось, да? – всё та же усмешка в мужском голосе, но голос, кажется, звучит ещё ближе, - её ухо уже, кажется, стало влажноватым от чужого дыхания, - а ладони медленно начинают почти неразличимое, совсем незначительное движение по траектории «вверх-вниз».

- Колобку пора на уроки, - сделав попытку развернуться в кольце обнимающих её сзади рук, отозвалась она, не узнавая собственный голос – хрипотцы в нём было ровно столько, сколько было бы, выкури она пару пачек дешёвых сигарет.

Виталий, в момент понял, что игра затянулась, ослабил хватку и помог ей развернуться. Но рук с её талии не убрал. Боже. Как страшно, как пугающе прозвучала эта её фраза. «Пора на уроки»… Именно это, можно сказать, отрезвило его и подарило его разуму значительный шанс остаться в голове.

- А почему синий? – чуть приподняв брови и немного снисходительно улыбнувшись, вполголоса спросил он.

Лена, пару раз моргнув, кажется, врубилась, о чём её спрашивают, и, отходя на шаг, медленно убирая его ладони со своей куртки, так же вполголоса добавила, взглянув ему в глаза:

- Просто, мне кажется, подходит. – Ещё шаг назад. И ещё два. Пора на уроки. На уроки…

- Подходит к чему? – Виталий, не зная, куда деть руки, засунул их в карманы пальто.

- Не знаю. К тебе. Не важно. Чёрт, я опаздываю! – Будто спохватившись, посмотрела на часы она, и, добавив: - Я пойду, пока, - махнула ему рукой, быстрым шагом взбежала на крыльцо и скрылась за деревянными дверьми школы.

Третьякова шла по школьному коридору, и ей казалось, что биение её сердца отдаётся эхом в пустом помещении, где до её появления царила полная тишина. Потирая указательным пальцем кончик носа, другой рукой она придерживала лямку рюкзака, которая то и дело норовила сползти и потянуть за собой лёгкий, не обременённый наличием учебников рюкзачок. Самоощущение было на грани. На грани возбуждения и запрета. В районе солнечного сплетения теплело и щекотало непонятное чувство трепета. Такого с ней ещё не было ни разу: кровь, казалось, прилила к щекам, а кончики пальцев, наоборот, похолодели. Она прибавила шагу. Кабинет химии уже совсем близко – ноги сами по себе замедляли движение. Помявшись возле кабинета, обычно решительная, Лена, чувствуя себя сейчас как никогда ранее неловко, открыла дверь и спросила:

- Можно войти?

Химичка, стоящая у окна, обернулась, и, задумчиво оценив её взглядом, ответила, непривычно растягивая слова:

- Входи, Третьякова. – Лена вошла и направилась к предпоследней парте, к единственной незанятой парте, - за последней сидел хмурый Марат. - И позволь поинтересоваться о причине твоего опоздания? – Сложив руки на груди, спросила преподавательница, прослеживая путь Третьяковой направленным ей вслед взглядом.

Лена, усевшись на свободное место, без какого-либо раздражения в голосе (о своей любимой манере отвечать химичке Лена, почему-то, запамятовала) отозвалась:

- Проспала. – Отрешенно ответила она, кладя сумку на рядом стоящий стул.

- Неудивительно, - сощурив тёмные глаза за стеклами узеньких очков, прощебетала учительница с таким видом, будто знает что-то, чего не знает она, Лена.

- Что Вы имеете в виду? – Подняла на неё недоумевающий взгляд Третьякова, отвлекшись от созерцания собственных рукавов. В голосе проскочила предательская хрипотца.

- То самое, Леночка, то самое. – Снова «пропела» химичка, пройдя за свой стол и опершись о его край ладонями. – С твоим-то видом деятельности…

Лена, чувствуя, как запотевают ладони, сжала кулаки и спросила:

- А что не так с моим видом деятельности? – хотелось повысить голос, но Третьякова нарочно заставляла себя сдерживаться, но интонация всё равно содержала в себе угрожающие нотки.

Одноклассники притихли – ссора ожидается очень жаркая. Такую интонацию Третьяковой они уже успели выучить наизусть.

- А ты считаешь, что торговать собой – это «так»? Это, Леночка, имеет очень чёткое и понятное каждому подростку название. Стыдно не знать. – Химичка с чувством собственного достоинства легким жестом поправила волосы и испытующе взглянула на ученицу, у которой в глазах зажглись опасные огоньки.

- Че-его? – Лена резко выпрямилась в спине и расцепила сложенные в замок ладони. – Что за бред? У Вас вообще с головой всё нормально? – внаглую покрутила пальцем у виска девушка, бегая возмущенным до предела взглядом по лицу ехидно улыбающейся учительницы.

- Встать, Третьякова. – Выпрямилась учительница и снова сложила руки на груди. На лице её теперь не было ни намёка на улыбку. Лена лишь одарила её презрительным взглядом, хмыкнула и отвернулась к окну. – Ты меня слышала? Встала! – Металлический голос снова ударил по мозгу и без того не совсем адекватно воспринимающей всё происходящее девушки.

- Ага, упала и отжалась. Разбежалась. – Третьякова прищурила один глаз и состроила презрительную гримасу, почёсывая затылок кончиками ледяных пальцев.

- Поупражняться в остроумии ты можешь со своим клиентом, но не со мной. Хотя, вряд ли ему нужно от тебя твоё остроумие. Вы ведь с ним всю ночь именно интеллектуальные дискуссии вели, не так ли? – Учительница бросила быстрый взгляд в окно и тут же перевела его на словно окаменевшую на секунду девушку.

- Да пошла ты, - странно, но голос не повысился ни на ноту. Почему-то в душе поселилось какое-то устойчивое и навязчивое чувство. Просто встала, схватила с соседнего стула сумку и быстрым шагом направилась к двери, сопровождаемая ошарашенными взглядами со стороны одноклассников и странным сопением Марата, который всё то время, пока шли прения сторон, напряженно переводил взгляд с Лены на окно и обратно. Не успела химичка открыть рта, чтобы осадить хамку-ученицу, как в её сторону была направлена очередная порция горькой правды из уст неугомонной Третьяковой:

- Дура очкастая. Завидуй молча. – И под коллективный вздох вышла, хлопнув дверью кабинета.

***

- Поздравляю, Виталий, ты здорово поработал на пробах, - пожал руку Виталию продюсер, - подпиши вот здесь, здесь и здесь, - указал он места для подписи на трёх напечатанных экземплярах контракта. – И послезавтра вылетаем.

- В каком смысле: «послезавтра»? – удивленно поднял брови Виталий, подписав контракт и откладывая ручку в сторону. – Неужели всех актеров уже подобрали, а съёмочную площадку подготовили?

- Виталик, кому, как не тебе знать, что в наше время всё делается оперативно. Съёмочная площадка в Дивноморске подготовлена уже давно. А их, этих площадок, как ты знаешь, много. Основные подготовили все. Набор актёров закончен, а сроки уже поджимают. Сценарий у тебя на руках уже относительно давно. Так что послезавтра, Виталий Зинурович, вылетаем одиннадцатичасовым рейсом в Сочи. А уж от Сочи добираемся на автобусе.

- Неожиданно. – Потёр подбородок мужчина, - хотя… с подобной оперативностью мне уже пару раз приходилось сталкиваться, - изобразил он подобие улыбки. – И каков же крайний срок окончания съёмок?

- Ну, всё, как сказано в контракте - съёмочный процесс рассчитан на два месяца. Но два этих месяца будут целиком и полностью посвящены работе. Отпуск – по окончании съёмок. Выходные, как ты уже прочёл в контракте, - по одному в неделю. Но эта работа того стоит, поверь мне, - добродушно хлопнул по плечу актёра улыбающийся продюсер. – Надеюсь, мы сработаемся. – Подал руку для рукопожатия.

Виталий в ответ лишь крепко пожал протянутую ладонь и добавил:

- Я тоже очень на это надеюсь.

Зажжённые спички одна за другой падали на забетонированный пол пустой трибуны, а сигарета, зажатая в губах одиноко сидящей на одном из кресел этой самой трибуны девушки жалобно роняла пепел, укорачиваясь и укорачиваясь по мере того, как горячий огонёк поедал табак, завернутый в ослепительно белую бумагу.

Если она сейчас не достанет, наконец, изо рта дымящуюся сигарету, то попросту задохнётся – и Лена решила не рисковать, и вытащила, впервые за несколько долгих секунд, изо рта дурно пахнущую трубочку.

Оглядев пустое футбольное поле Марьинского стадиона, она подожгла ещё одну спичку и бросила её на бетон под ногами. Таких спичек набралось уже штук пятнадцать, если не больше. Плевать – у неё этих спичек – целый блок. Не обнаружив по дороге из школы зажигалки в кармане, Лена была вынуждена зайти в первый попавшийся магазин и купить спичек, так как девушке, идущей с рюкзаком за плечами, вряд ли продали бы зажигалку. Хотя, может быть, и продали бы. Да, скорее всего, так и было бы. Но во избежание возможных лишних препираний с пожилой продавщицей в светло-голубом переднике она решила всё-таки отделаться малой кровью. Итак, купив блок спичек, она, не думая о том, куда идёт, попросту направилась в никуда. Ноги сами привели её на Марьинский стадион. Наверное, было бы гораздо символичней, если бы они привели её на Чертановский, но так уж вышло – и, сидя на холодной, практически ледяной скамейке зрительской трибуны, Третьякова с противным скрежетом в груди докуривала третью сигарету и «игралась» со спичками, как маленький ребенок.

Было невыносимо противно и стыдно. Противно от того, что не смогла окончательно раздавить эту блондинистую стерву какой-нибудь стокилограммовой колбой, а стыдно – от того, что слова язвительной преподавательницы укололи по самому больному – по её, Ленкиной, непробиваемой гордости. Что же такого должна была видеть она, чтобы иметь основания думать, что Лена торгует собой и спит с взрослым мужчиной?

Должно быть, она видела то, как они немного «заигрались» сегодня утром… да что уж там, Лена и сама после этого была не в своей тарелке, а уколы учительницы только усугубили её состояние. Может быть, она видела и его вчерашний приезд с цветами и гитарой? Увидела, что он увёз её куда-то, а привёз только сегодня утром, когда она так некстати проспала? Лену передёрнуло – ну и картина получается…

Странно. Никогда не чувствовала себя такой неуверенной в себе. Ей всегда казалось, что она сможет дать отпор чему угодно и кому угодно. Несомненно, какой-никакой, но отпор она всё-таки этой училке дала, только вот от этого не легче. Чувство собственной беспомощности и злости на себя за эту самую беспомощность наполняли до краёв всё её существо.

А что подумает он? Что он почувствовал сегодня? А вдруг, правда? Вдруг, правда, всё к этому и идёт? Нет, что за бред собачий. Она – не проститутка. И он ничего такого от неё не требует, он – не такой, как все, он - другой. И она уже успела в этом убедиться. Полное непонимание себя и противная горечь во рту ставили Третьякову в тупик. Курить она больше просто физически не могла, а не курить – значит – думать, грузиться. Грузиться же у неё тоже никаких сил уже не было.

Глава 13.

Марат, стуча пальцами по столешнице, нервно дёргал ногой и шумно сопел. Обида на «неверную» Ленку и просто буря негодования по поводу ни в какие ворота не лезущего поведения химички не давали ему покоя. Как только за Третьяковой закрылась дверь, он, тяжёлым взглядом одарив немного встрепенувшуюся преподавательницу, поинтересовался:

- Анна Николаевна, а что это сейчас было?

- А это, Фадеев, не твоего ума дело. Не дорос ещё. – Бросила в его сторону мимолётный взгляд, процедила учительница, скрестив руки на груди и присаживаясь в учительское кресло.

- А Ленка, значит, доросла? – Марат, как мог, оттягивал момент «кипения», стараясь контролировать свой гнев.

- А Ленка твоя, наверняка, уже и не до такого доросла. И не раз, - хмыкнула, поджав губы, она, открывая журнал.

Это стало для Фадеева последней каплей. Резко встав со своего места, он сложил руки на груди и ответил:

- А это уже – не вашего ума дело. И, я уверен, вы ещё не раз пожалеете о сказанном, - он поднял с парты серую сумку и, закинув её ремень на плечо, заметив, с каким живым интересом наблюдает за ним преподавательница, явно собирающаяся что-то ему ответить, добавил: - если не извинитесь перед Леной.

- Тебе что, Фадеев, двух двоек по химии мало? – Ничуть не смутившись, деловито поинтересовалась учительница.

- В каком смысле, двух? – Поднял брови парень, задержавшись на секунду на месте. – Была же одна.

- Вот-вот, ещё одно слово – и будет ещё одна, третья. – Вывела нарочито аккуратно в маленькой клеточке оценку химичка.

- Да хоть двадцать одна, - раздраженно бросил Марат. – Замуж вас от этого всё равно никто не позовёт, так что развлекайтесь хотя бы так, - и, слыша, как раздаются ему вслед несмелые смешки одноклассников, вышел из кабинета, оставив дверь открытой, нарочно, чтобы химичка подняла свой зад и подошла эту дверь закрыть. Отныне эта женщина для него – личный враг. И не только она.

***

Уезжать. Ему придётся уехать уже послезавтра утром. Виталий, выходя из продюсерского офиса, задумчиво крутил ключи на указательном пальце и быстро шагал к автомобилю. В голове проскочила шальная мысль, не самая уместная в преддверии серьёзного съёмочного процесса: «А как же…? »

Он, конечно, заранее знал, что съёмки его «Жаркого ноября» проходят на Черноморском побережье, но в течение последних нескольких дней он совершенно запамятовал об этом важном факте. Интересно, а как на это отреагирует Лена? Да как, собственно, она может на это отреагировать, в самом-то деле? Кто он вообще такой ей? Вряд ли она сильно расстроится по поводу его отъезда. А вот он расстроится. Он точно знает это. Как ни крути, а известие о скором отъезде и начале новой интересной работы больше раздосадовало его, нежели обрадовало – и это Виталию категорически не нравилось.

Следующим после подписания контракта пунктом в списке дел, запланированных на сегодняшний день, делом была покупка нового дивана. Только вот настроения ехать на поиски подходящего предмета интерьера совсем не было – да и скучно выбирать такую важную для интерьера вещь в одиночестве. И почему-то он совершенно не удивился, когда ему в голову пришла мысль заехать к пятому уроку в школу №1042.

Поискав знакомую блондинисто-рыжеватую шевелюру в школьных коридорах, Марат вышел на крыльцо. Ленки уже и след простыл. Огромное чувство досады завладело им, и Марат, нервно сплюнув, направился обратно в школу – отсидит до конца урока в столовке, а потом пойдёт на следующий урок – математику с физикой пропускать нельзя – директор уже однажды дал ему это понять.

Уже сидя в столовой, он достал из кармана куртки мобильник и нерешительно помял его в руке. Спустя несколько секунд раздумий, он всё-таки набрал такой необходимый номер.

Гудки. Череда длинных гудков и гнетущая тишина, разделяющая их. Чертыхнувшись, он отключил вызов и нервно дёрнул ногой. Она всё ещё в обиде на него, это очевидно. Но сейчас ей, как никогда, нужна поддержка, его поддержка – и Марат, подкинув пару раз мобильник на широкой ладони, засунул его обратно в карман, решив, что даст своей неугомонной подруге время остыть и позвонит позже.

А Третьякова остывала. Причём в прямом смысле этого слова – пальцы совсем заледенели, а дыхание замедлилось – несмотря на постепенно вступающую в свои права весну, воздух был достаточно охлаждён, чтобы Лена могла почувствовать, как прокрадывается под края куртки неприятно щекочущий оголённую кожу ветер.

Втоптав в бетонную поверхность трибуны остатки дотлевшей сигареты, она бросила взгляд на вибрирующий мобильник – звонил Марат. Наверняка, хочет поинтересоваться, насколько далеко зашло у неё общение с её странным другом, и права ли тупая училка в своих подозрениях. Да пошли они все! Откинула телефон подальше, слушая его нетерпеливое подрагивание на пластмассовом сидении.

На поле вышли несколько парней с явной целью поиграть в футбол – в руках одного из них покоился белый с чёрным мяч.

Поднявшись с трибунной скамьи, она отряхнула, на всякий случай, заднюю часть штанов и направилась к подошедшей на стадион импровизированной команде.

- Шестой игрок не нужен? – засунув ладони в карманы штанов, поинтересовалась она, наблюдая за оценивающе оглядывающими её парнями.

- Нужен нам шестой? – с насмешкой в голосе поинтересовался один из парней у команды.

- Девчонка? Нет уж, спасибо, - оценивающе оглядев Ленку, приподняв брови, отозвался ещё один представитель «великолепной пятёрки». – Нам тут только соплей не хватало.

- Смотри, чтобы сам в соплях не утоп, - ответила на издёвку, закатив глаза, Третьякова: вот они – стереотипы, - Получше твоего сыграю.

- Что Вы говорите, какие мы самоуверенные, - протянул было парень, но до этого молча наблюдающий за перепалкой самый высокий из всей пятёрки темноглазый брюнет не дал ему договорить, жестом остановив его и произнеся:

- Погоди. Говоришь, сыграешь лучше нашего? – Чуть приподнял подбородок он, как бы бросая девушке едва уловимый вызов.

- Так точно, - хмыкнула Лена, ковыряя носком кроссовка рыхлую землю стадиона, покрытую негустой зеленью.

- Интересно, - чуть прищурил глаза он. – Набьёшь сто раз мяч, не уронив, - и можешь считать, что ты - игрок.

Третьякова насмешливым взглядом оглядела парня, который поставил ей такое нелепое условие, и, кивнув, ответила:

- Идёт. Только если я набью больше ста, вот этот Фома неверующий передо мной извинится за сопли. И за «девчонку». – Наклонила голову чуть вбок и, заглушая в себе неприятное давящее чувство, царившее в неё внутри последний час, усмехнулась.

- Окей, - отозвался парень, даже не спрашивая мнения у этого самого «Фомы», который стоял рядом с ним и, как рыба, открывал-закрывал рот от возмущения, но вслух своего недовольства по поводу лёгкого согласия друга не выказал. Видимо, этот самый высокий тёмноглазый брюнет пользовался у всей остальной четвёрки негласным авторитетом. – Держи мяч.

Лена, с чувством абсолютной пустоты внутри, с абсолютным равнодушием ко всему происходящему взяла из рук парня черно-белый мяч.

Раз, два, три… коленом, стопой, коленом… Парни, с первых секунд заметив, что девушка явно не проста, слегка удивленно начали следить за её манипуляциями.

Когда счёт приблизился к пятидесяти, чуть улыбающийся брюнет заявил:

- Достаточно, достаточно, ты – игрок, - и снисходительно взглянул на набивающую с каменным выражением лица мяч девушку.

- Ни фига, я сказала: больше ста – и он – извинится, - заявила в ответ Третьякова, кивнула в сторону «обидчика», обозвавшего её давеча «девчонкой», и продолжила набивать мяч.

Девяносто восемь, девяносто девять, сто – носок, пятка, колено…

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒