Заключительная. 5 страница

***

Виталий уже пять минут пытался оттереть грязь со своей филейной части, прикрытой голубой тканью джинсов, но что-то всё никак не получалось – он только сильнее размазал её по ткани и, в конце концов, бросил это неблагодарное дело. Мало того, что джинсы остались грязными, так они ещё и стали мокрыми. Чертыхнувшись, он вымыл руки и вышел из ванной.

На столе в кухне его уже ждала чашка ароматного чая, заботливо приготовленного девочкой, стоявшей к нему спиной и нарезавшей колбасу для бутербродов.

Подошёл сзади, опёрся ладонями о столешницу, на которой Лена усердно резала большую палку копчёной колбасы, по обе стороны от девушки, как бы создавая крепость вокруг неё, и глянул через её плечо на то, как делает своё дело остро заточенный нож:

- Ну, надо же, какая хозяйка.

Видимо, недопоняв неловкость ситуации, мужчина удивился, когда нож перестал резать и просто глухо ударился о доску. Лена, не поворачивая головы, чтобы не сделать ситуацию ещё более неловкой, спокойно отозвалась:

- Я тебе чай налила уже, - голос был сухим и каким-то натянутым, будто она говорила через силу и без видимого желания. – Можешь приступать. Я сейчас бутерброды сделаю.

- Да я подожду. А то одному скучно, что я, как алкоголик, в самом деле – пить в одиночестве? – Она услышала в его голосе усмешку. Всё так же стоял за её спиной, опираясь руками по бокам от неё в край столешницы.

- Значит просто пойди и сядь. И, сидя, подожди. – Она снова заработала ножом, напрягшись всем телом, и по-прежнему не удостоила его даже мимолётным взглядом вполоборота.

- Я тебе мешаю? – Она чувствовала, что его подбородок находится в паре сантиметров от её напряжённого плеча, так как голос его звучал слишком близко. Он что, правда не понимает или прикидывается? Во всяком случае, в голосе его звучало вроде бы искреннее удивление.

Третьякова выдохнула – чаша терпения дала трещину. Она «случайно» выронила нож из рук всего в паре сантиметров от его ладоней, которые находились совсем близко к ней.

Мужчина от пугающей неожиданности отдёрнул руки, выпрямился и отошёл от девушки на шаг – и только тут до него дошла причина, по которой Лена говорила с ним так сухо и надрывисто – он, по всей видимости, своей невинной вольностью сумел смутить её, как бы парадоксально это ни казалось. Поняв причину и усмехнувшись тому, что до него не дошло это раньше, он отошёл к кухонному «уголку» и сел на диванчик. И, глядя в спину всё ещё колдующей над бутербродами девушке, он провёл пятернёй по волосам, подумав о том, насколько опасной эта девушка может быть, если её что-то не устраивает. Чего стоил только этот нож, намеренно «упущенный» вблизи от его ладони, помогающий ему понять, что он перешагивает невидимую, но такую значимую черту. Но ореол опасности, окружающий её персону, был чем-то по типу магнитного поля, так как от осознания того, что с этой девушкой всё, абсолютно всё происходит абсолютно по-другому, нежели с любой другой девушкой, где-то в груди зарождалось будоражащее и опьяняющее чувство оправданного риска.

Удовлетворённая его реакцией Лена, хмыкнув, снова взялась за нож и уже нарезала хлеб. Сделав бутерброды, она сложила их на тарелку и поставила на стол, сопровождаемая пристальным голубоглазым взглядом, от которого хотелось волком выть, лишь бы не чувствовать его на себе каждую секунду. Отличного она себе приятеля нашла – ничего не скажешь. С ним ей интересно, приятно и почему-то легко. Но эта вот его вроде бы такая невинная, вроде бы дружеская симпатия всё никак не давала ей покоя – да что там, любая мужская симпатия теперь не давала ей покоя – ей казалось, что все мужчины, как ни крути, ждут от неё только одного. Различаются эти мужчины только по тому признаку, насколько долгим может быть это их ожидание. И от этого на душе было неуютно, и именно это заставляло её в каждый момент, который мог хоть как-то, даже косвенно, создать впечатление сближения, делать вещи, которые это самое потенциальное сближение оттянут на неопределённый срок, или, если получится, совершенно пресечь его.

Третьякова села на стул напротив диванчика, притянула к себе свою чашку, и, взяв из вазочки печенье, надломила его и опустила краешек в чашку.

Мужчина не смог сдержать смешка. Лена мгновенно подняла голову и уставилась на него непонимающим взглядом:

- Чего ржёшь? – Откусила размокшую часть печенья она и взяла в руки чашку. Отхлебнула, и, потом, по-видимому, догадалась, над чем смеётся её гость. – А что? – Она посмотрела на откушенное печенье, - Многие люди так едят. Особенно дома, когда их никто не видит, - она насупилась и повела бровью. Снова опустив печенье в чай, а после вытянув его, она с немного по-детски выглядящим вызовом откусила готовое развалиться на части печенье.

- Да нет, ты не поняла, - он снова усмехнулся и взял из вазочки печенье, не притрагиваясь к бутербродам, и окунул его в чашку. Третьякова подняла брови и уголок губ, - Просто я сидел, смотрел на это печенье и думал, не слишком ли глупо и неприлично будет выглядеть, если я намочу его в чае, как люблю, - Он улыбнулся, - ну, всё-таки я в гостях, как-никак. – Теперь уже Ленка открыто смеялась, - А тут ты…без какого либо зазрения совести осуществляешь то, о чём мечтаю я последние несколько минут. Вот я и не выдержал. – Он достал печенье и откусил почти половину. – Вкусно-то как!

Лена поставила локоть на стол и оперлась о него лбом, жуя печенье и заразительно улыбаясь. От прежней неловкости не осталось и следа.

- Нет, ты, всё-таки, чокнутый, - с усмешкой заключила Лена, дожевав печенье и взяв бутерброд – есть хотелось очень.

- Почему это? – Удивленно поднял брови Виталий и отпил из чашки чаю.

- Да целый день мне мозг выносишь – то у школы меня встречаешь, то мёртвым прикидываешься, то носишься со мной по полю, как будто я вешу шесть килограмм, а не пятьдесят шесть, то печенько мокрое ешь, как маленькое дитё, - она, улыбаясь ненавязчиво, так бы оценивающе, подложила кулак под челюст, откусила бутерброд и начала жевать, отчего её щёки показались больше, чем они есть на самом деле – так она совершенно походила на ребёнка. И, не зная, что эта девочка – та ещё штучка, ни за что нельзя сказать, что эта мальчуковатая, но вполне себе милая девчонка – на самом деле - сущий варвар.

- Ну, какой есть, - отозвался мужчина, откинувшись на спинку диванчика и снова потянулся к чашке. – Других не держим.

Третьякова только усмехнулась в ответ.

Допивая чай в более или менее нормальной обстановке, не обзываясь и не шокируя друг друга интересными подробностями своих вкусовых пристрастий, они разговаривали на разные темы – прямо как вчера, в кафе, - о музыке, о гитаре, о том, каких видов они бывают и какая для чего предназначена. Лена рассказала Виталию о том, какую песню она выучила первой, а он, в свою очередь, рассказал ей о том, что такое ритм-гитара, бас-гитара, и, увидев её скептическое выражение лица, возникшее по поводу четырёх струн, которыми располагает «басуха», терпеливо объяснил ей, какую важную роль в музыкальных коллективах играет этот, как выразилась Лена, «недострунник».

Покинул её квартиру он лишь в начале пятого в грязных, но уже абсолютно сухих штанах, услышав на пороге Ленкино хулиганистое: «Извини за нож», и ответив ей на это: «Я тоже больше так не буду», провожаемый её задумчивым взглядом и чувствующий, что эта встреча явно не будет последней.

Глава 9.

Утро Виталия выдалось довольно скомканным – он, впервые за свою жизнь в качестве актёра, сегодня проспал. Проспал довольно серьёзно, на целых сорок пять минут. Тот, кто живёт в Москве и хоть раз стоял в утренней пробке, может понять, чем это ему грозило – во-первых, катастрофическим опозданием, а во-вторых, как следствие этого, возможностью потерять такую важную роль.

Вчерашний вечер он всё-таки провёл сумбурно: после того, как ушёл от своей недавней знакомой, он встретил бывшего однокурсника из школы-студии МХАТ, с которым, по старой доброй традиции, завалился в «Добрый Эль», где они и выпили по кружечке пива.

Только, видимо, эта кружечка была явно лишней, так как приятеля его, Толика Залесова, после неё понесло на мужские откровения. Итак, после ещё одной кружечки Виталий узнал, что Толик изменяет жене. Причём изменяет совсем недавно и с совсем молоденькой восемнадцатилетней девушкой… Приятеля, конечно, вслух Виталий не осудил, но про себя всё-таки подумал, что для тридцатишестилетнего мужика восемнадцатилетняя девчонка – это уж слишком. Ещё от Толика же Виталий узнал, за что тот влюбился в свою, как он выражался, «зайку» - выяснилось, что привлекла его в ней непосредственность, готовность чувствовать всю прелесть их совместного времяпрепровождения до самых краёв, очень остро, так, как уже не чувствует с ним себя его жена. И тот азарт, то желание жить, которые плескались в его глазах, убеждали Виталия в том, что мужчина, судя по всему, серьёзно увлечен и, может быть, даже болен. Мысленно поражаясь тому, что делает с людьми любовь, он выпил ещё полкружки светлого пива и направился домой, непредусмотрительно сев за руль, а не вызвав такси. Именно эта оплошность повлекла за собой то, что кошелёк его похудел на полторы тысячи рублей, которые пришлось отдать бдительному гаишнику, остановившему его на пути домой.

И вот, сегодняшнее утро, которое, слава Богу, не было наполнено головной болью, но буквально кишело негативными эмоциями по поводу того, что он может потерять такую важную для его карьеры роль, встретило его холодным кефиром, нечищеными с вечера ботинками в прихожей и громким звоном ключей, когда он, покидая квартиру, впопыхах запирал дверь.

***

- И всё-таки я не понимаю, - голос Марата буквально въедался в Третьяковский распухший от долгих объяснений мозг, - почему ты вообще поехала с этим мужиком? Ты же от него тогда сбежала!

Парень сидел за партой и удивлённо, если не сказать осуждающе, осматривал профиль сидевшей рядом с ним за партой Лены.

- Ну, во-первых, изначально сбежала я не от него, а от того козла, который сейчас хавает пюрешку через трубочку. А во-вторых, какая разница, почему я поехала с Виталиком после игры? Захотелось – вот и поехала. Ты меня отчитывать, что ли, будешь? – Она повернула к нему недовольное лицо и приподняла одну бровь, направив угрожающий взгляд в глаза парня, который сидел и вертел в руках зажигалку, изредка зажигая огонёк.

- Да просто я нифига не понимаю, Леныч! Ты вчера с каким-то старым незнакомым мужиком уезжаешь на машине, после того, как мы с тобой договорились о тусовке, буквально кидаешь меня и укатываешь с этим уркаганом! – Марат повысил голос, что Лене категорически не понравилось, и она не преминула сказать об этом ему:

- Ты что, офигел? Какой ещё уркаган?! И вообще, с какой радости ты на меня орёшь? Ты что мне, папаша, что ли? – Третьякова повысила голос, с передних парт на неё уже обернулись одноклассники, которые остались сидеть в классе на перемене и с интересом слушали перепалку двух закадычных «корешей».

- Да ты морду его видела?! Да он на тебя смотрит, как кот на валерьянку! Разве что не облизывается пока что, - недовольно буркнул Марат, отворачиваясь к окну и кидая зажигалку на парту.

- А может и облизывается, тебе какое дело? На мне что, пояс верности надет, а тебе я ключ на хранение отдала?! – Заметив, как дернулось лицо Марата, Лена, находясь на пределе, чуть остудила свой пыл, и, сняв сумку со стула, пока не закончилась перемена, встала с него и направилась к выходу.

- Лен, училка тебя видела уже, - успела услышать она, пока шла по направлению к двери. В предупреждающем голосе Лена узнала голос старосты класса – грузной девушки с толстой косой за спиной, имя которой было Марина, и которую Лена простодушно нарекла «Марусей». Обернулась.

- И что?

- Ничего, поймёт, что прогуляла и родителям позвонит. Ты же знаешь, - всё ещё пыталась убедить Лену девушка, которой вовсе не хотелось получать очередной выговор за непутёвую одноклассницу.

- Ну и хрен. Скажи, что заболела. – Махнула рукой и открыла дверь кабинета.

- Чем?

Лена бросила раздражённый взгляд в сторону хмуро глядящего в окно Марата и отозвалась:

- Марусь, придумай что-нибудь сама. Ты у нас самая умная. – И скрылась за дверью, делая вид, что не слышит призывающего школьников на уроки звонка.

Выходить из школы Лена, однако, не торопилась. Прошло всего три урока, а дядя Вася, который прекрасно знает, что у одиннадцатых классов сегодня их шесть и упорно не хочет покидать свой почётный пост, вряд ли спокойно даст ей уйти. Единственным местом, которое могло подойти на роль её временного пристанища до перемены, когда она сможет смешаться с толпой школьников и спокойно покинуть школьное здание, был школьный туалет на третьем этаже. Мужской. Почему именно он? Да потому, что учителей-мужчин, кроме трудовика и преподавателя ОБЖ, питающих нездоровый интерес к вечно недоводимой до алтаря преподавательнице химии, попросту не было. А те вряд ли захотят подниматься «по срочному делу» выше второго этажа. А вот представительницы женского педагогического состава школы №1042 вполне могли застать нагло прогуливающую занятия Лену в компании толстой и дурно пахнущей «Мальборо» во рту в женском туалете.

«Как кот на валерьянку»… «облизывается». Фу, да что за бред? Лена, поднеся ко рту подожжённую сигарету, жадно затянулась и…закашлялась. Прочистив горло, она снова поднесла к губам белую трубочку и осторожно втянула горький дым. Он противно поколол горло, обжёг гортань и спустился в лёгкие, покрывая их тёмной вуалью. Но эта мерзость была просто цветами ландыша по сравнению с той мерзостью, которая окутала её душу. Она только что обругала, оскорбила лучшего друга, который не раз бескорыстно подавал ей руку помощи в любой ситуации, который грубил преподавателям, когда слышал от них что-то нелестное о Лене, сказанное ими за её спиной, который всегда был рядом. Но противно было даже не от этого. А от того, что он думает о ней вот так – что она - глупая, безголовая дура, попавшаяся в сети коварного соблазнителя и извращенца-искусителя. Чёрт…и даже не от этого. Самым противным было то, что за те слова, которые парень позволил себе высказать в сторону действительно малознакомого ей мужчины, вызвали в ней такой бурный протест, что она, в свою очередь, позволила себе поставить своего друга в неловкое положение почти перед всем классом. Действительно, кто он такой, этот Виталий, чтобы из-за него ругаться с лучшим другом? Вряд ли бы он стал, на её месте, так рьяно защищать её «доброе» имя. Все эти размышления, посетившие её рыжевато-блондинистую голову во время приёма первой за три дня порции никотина, убедили Третьякову в том, что с Маратом обязательно нужно помириться.

***

Да, сегодня – определённо, его день! Даже опоздав на пробы, он умудрился-таки заграбастать себе эту роль. Кажется, жизнь налаживается. Виталию хотелось как следует отметить это дело, так как прерванный из-за экстренных проб отпуск всё ещё напоминал о себе настойчивыми сигналами, направляемыми в сознание.

В одиннадцатом часу он покинул светло-зелёное здание на улице Горького, в котором проходили пробы, взглянув на серебристый циферблат, изящно расположившийся на запястье, сел было в машину, но передумал и, закрыв дверь, спешно направился в сторону небольшого рынка, высматривая взглядом необходимую, как ему только что показалось, вещь.

Выйдя из одного из, кажется, сотни магазинчиков, ютящихся вдоль рыночной площади, Виталий приподнял в руках груз, как бы взвешивая его, и направился к цветочным прилавкам.

Лена устало спустила ногу с подоконника и, сопровождаемая звуком звонка, доносившимся из коридора, покинула школьный туалет.

Спустилась на первый этаж, стараясь не попадаться на глаза учителям и одноклассникам, решив, что с Маратом поговорит завтра, так как сегодня уже успела инсценировать собственный уход. Вышла из школьного здания и, по привычке оглядев школьный двор, увидела на том же месте, что и вчера, знакомую иномарку, сверкающую чистым лакированным покрытием, а возле неё – высокого брюнета, который расхаживал из стороны в сторону перед автомобилем и явно кого-то ждал. Разумеется, она без труда поняла, кого. Почему-то этот мужчина сейчас вызвал в ней не очень тёплые чувства – наверное, сказался тот факт, что именно он стал предметом её ссоры с другом. Хотя, в общем-то, если подумать, Виталий ни в чём не виноват. Наверное. Интересно, что ему понадобилось от неё на этот раз?..

Лена, держа ладони в карманах, спустилась по ступеням и направилась к стоящему к ней спиной мужчине.

- Привет. – Её суховатое, но всё же заинтересованное приветствие. Он повернулся к ней, и его губы расплылись в довольной улыбке.

- Привет, - ответил он и тут же потянулся к дверце машины. Открыл, достал длинный, не обёрнутый в плёнку букет из пяти крупных белых роз и протянул его ей. – Это тебе.

Цветов Лена не взяла, лишь оглядев их с долей какого-то сомнения и поинтересовалась:

- За какие такие заслуги? – Она прищурилась, выказывая необоснованное недоверие. Но ничего поделать с собой не могла, в голове так и крутились слова, произнесённые Маратом в пылу ссоры: «Как кот на валерьянку…». Виталий, кажется, немного стушевался – он явно не ожидал такого поворота событий, не ожидал, что вместо того, чтобы с улыбкой взять протянутый букет, она с каким-то вызовом посмотрит ему в глаза и оценивающе поведёт бровью.

- Ну, я просто поблагодарить тебя приехал. Я роль получил. – Он почесал затылок. Выражение его лица из радостного превратилось в растерянное, и Лена, поняв, что снова повела себя как дура, поспешила ответить:

- Поздравляю! – Улыбнулась, приподняв уголок губ, смягчившимся взглядом провела по его лицу, вытащила руки из карманов и протянула руки к букету. – Только моей заслуги тут нет, - увидела, как явно воодушевившийся мужчина выпускает из рук цветы, позволяя ей взять их и вдохнуть лёгкий аромат, смешанный с запахом утра, который всё ещё витал в дополуденном воздухе.

- Шутишь, - он усмехнулся, - если бы ты не пожелала мне удачи вчера, кто знает, простили бы мне сегодня моё опоздание, или нет, - он потянулся было к задней двери, но почему-то замялся и, прежде чем открыть её, взглянул на Ленкино спокойное лицо.

- У меня ещё кое-что есть для тебя. – Он увидел, как её брови взметнулись вверх. – Только я боюсь, что ты откажешься, особенно учитывая, как ты отнеслась к простому букету, - Он ухмыльнулся, заметив в глазах девчонки вспыхнувший интерес.

- Хм. – Она прищурилась, как от солнца, которое только-только пыталось выбраться из-за апрельских туч. – Ну, пока не скажешь, что это, не узнаешь, откажусь я или нет, - теперь ухмылялась уже она. Однако же в душе её практически утвердилось ощущение, что от любого подарка со стороны практически чужого ей человека она непременно должна отказаться. Но узнать, чем же решил удивить её этот странный, такой непонятный и непредсказуемый мужчина, ей было очень интересно – в конце концов, любопытство – именно та черта, которая вечно пересиливала в Третьяковой здравый смысл.

- Нет, так не пойдёт. – Усмехнулся Виталий, вертя на указательном пальце серебристые ключи от авто. – Я скажу, что это, только если ты пообещаешь мне, что не откажешься и примешь мой подарок. Он от чистого сердца. Я не хочу, чтобы ты думала, что в этом присутствует какой-то подтекст. – Он сложил руки на груди, серьезно посмотрев на девушку, отчего улыбка на её лице тут же чуть поугасла на какую-то долю секунды, но потом снова появилась:

- Я и не думаю ничего подобного. Ладно, показывай, что ты там такого прячешь, - она кивнула в сторону двери, к которой он давеча тянулся, и тоже сложила руки на груди.

Виталий усмехнулся, открыл дверь машины и наклонился в салон, после чего снова показался снаружи, держа в руках длинный тёмно-синий чехол, и Лене не составило труда догадаться, что находится внутри него. Внутри её тела будто дёрнулась какая-то звонкая струна, отчего на её лице помимо её воли проступило выражение какого-то детского нетерпения. Виталий, заметив это, улыбнулся и сказал:

- Открой.

Девушка послушно взяла из его рук чехол и, поставив его на землю, потянула замочек молнии по контуру чехла. Теперь выражение нетерпения на её лице сменилось выражением тихого восторга, отчего даже она, в пример многим языкастая девушка, не нашла что сказать – внутри чехла находилась новенькая, гладкая, блестящая, великолепная полуакустическая (но пока этот факт оставался для неё неивестным) гитара.

- Вот это инструментище, - она, присев на корточки перед стоящей поверх чехла гитарой, провела ладонью по гладкому корпусу, большим пальцем задевая переднюю деку, и, заметив на поверхности корпуса кусочек чего-то черного, напичканного какими-то рычажками и переключателями, удивлённо подняла взгляд и спросила у Виталия, стоящего над ней и следящего за её осторожными ласкающими деревянный корпус гитары движениями:

- А это что?

Виталий усмехнулся, присел рядом, повернул гитару к себе той стороной, к которой только что прикасалась Лена, и ответил, указав пальцем на кучу рычажков:

- Это – полуакустическая гитара. Её можно подключить к усилителю, и она будет не хуже электронной. А ещё с её помощью можно записывать музыку. - Он дёрнул верхнюю струну, та пискнула и, спустя долю секунды, замолкла. – Ты, помнится, вчера говорила, что та гитара, которая стояла в твоей комнате – не твоя гитара, а брата. Ну, теперь вот у тебя есть своя, причём гораздо круче, чем у брата. – Он улыбнулся. Улыбка Лены, которая играла на её губах, когда она осматривала гитару, теперь померкла, сменившись задумчивостью, проступившей на её лице.

- Спасибо тебе. – Она взглянула на мужчину с искренней благодарностью, - Но, - она поднялась с корточек, удерживая гитару за муфту, - ты прав, я не могу взять её.

- Лена! Ну, я ведь просил тебя пообещать, что ты не откажешься! – в голосе мужчины послышалось разочарование. Он, не прикасаясь к гитаре, тоже встал с корточек и, парой нервных движений расправив несуществующие складки на пальто, выжидающе посмотрел на Третьякову.

- Мне, правда, очень понравилось, - она, кажется, действительно говорила правду, так как было заметно, что она явно хочет принять от него этот подарок, который пришёлся ей по душе, но не может этого сделать по каким-то причинам. – Но как ты себе представляешь: заявляюсь я домой с новёхонькой и, - она снова окинула гитару взглядом, - явно недешёвой гитарой, и натыкаюсь на недоумевающий и недоверчивый взгляд брата. А потом и родителей, когда она вернутся. И что я им скажу? Что гитару мне подарил взрослый дяденька, которого они не знают? – В её голосе сейчас слышался скорее не сарказм, а нотка какого-то отчаяния.

Виталий молчал – он просто не нашёл, что возразить. Но одно всё же утешало его – он был уверен, что Лене его подарок понравился, а это было самым главным. Жаль только, что он оказался бесполезным.

- Ладно, Лен. Нет – так нет. Ты, наверное, права. Извини, что я так сглупил. – Он протянул руку к гитаре, Лена не без сожаления отпустила муфту, наблюдая за тем, как Виталий снова надевает на инструмент тёмно-синий чехол.

- Ты на меня обижаешься? – И снова она готова убить себя за ту детскость, с которой она задала этот вопрос. В серо-зелёных глазах плескалась неуверенность. Тёмно-голубая джинсовая куртка слегка развевалась на ветру, несмотря на то, что позади её отворотов преградой были руки, которые Лена только что засунула в карманы штанов.

- Нет, что ты. Я, правда, не подумал, сам виноват, - Виталий грустно усмехнулся, запихивая гитару на заднее сидение автомобиля. – Но я по-прежнему хочу отблагодарить тебя за то, что ты принесла мне удачу. – Он протянул ей руку. – Можно тебя хотя бы обедом накормить? – Взглянув на его грустно-усмехающееся лицо, Третьякова сдалась, невольно чувствуя себя виноватой, хотя, на самом деле, вины её в данной ситуации вроде бы не было никакой.

- Обедом – можно, - она улыбнулась, и, сама от себя того не ожидая, подала руку в ответ. Усадив её в машину, Виталий обогнул авто сел на водительское место.

- Вчера мы, помнится, развлекались по-твоему. – Он повернул ключ зажигания, заводя машину. Взглянул на Лену – та, посмотрев в сторону, кивнула. – Так вот, сегодня, если не возражаешь, я познакомлю тебя с тем, что люблю я. Договорились? – Он направил на неё вопрошающий взгляд, и, увидев её короткий, немного неуверенный кивок и слегка недоверчивое: «Договорились», надавил на газ и выехал из школьного двора.

Глава 10.

Когда они вошли в помещение ресторана, Лена огляделась – обстановка совершенно отличалась от той, которую она видела в том кафе, в которое Виталий водил её в первый раз. Вокруг царил полумрак, над узкими столиками висели низкие лампы в красных абажурах, а на каждом столике лежало по две, а иногда – по четыре деревянных циновки.

- Это – суши бар. Ты ела когда-нибудь суши? – Спросил Виталий, ведя за собой немного потерянную Лену, которая разглядывала интерьер и гадала, действительно ли в суши кладут сырую рыбу и японский хрен.

- Нет, - честно ответила Третьякова, идя вслед за мужчиной, который вёл её к столику. – А ты часто посещаешь такие бары?

- В последнее время – нет. Но вообще, я очень люблю японскую кухню. Особенно роллы и сакэ. Но сакэ – это в исключительных случаях, - добавил он, улыбнувшись, и отодвинул перед Леной стул.

- Сакэ? Это что-то типа водки из риса? – Усмехнулась Лена, садясь на стул и снимая олимпийку.

- Ну, почти угадала, - усмехнулся мужчина, снимая пиджак и присаживаясь на стул. – Водка – это явление русского характера, а сакэ обычно называют рисовым вином. – Он взял в руки меню. – Ну, так как ты ещё никогда не пробовала суши, позволь, я сам сделаю заказ, и ты потом скажешь мне, понравилось тебе или нет. – Скорее утвердительно, нежели вопросительно произнёс он, глядя на то, как неуверенно Лена открыла меню. Она подняла глаза от тоненькой яркой папки и отозвалась:

- И сакэ мне закажешь? – с интересом спросила она, закрывая меню, глядя на мужчину, который изменил выражение взгляда с уверенного на немного удивлённый.

- Если попросишь – закажу. Но немного, просто попробовать, если тебе хочется. – Он снова опустил взгляд на меню.

Девушка приподняла брови и сложила перед собой руки.

- А если я закурю сейчас? – Она продолжала глядеть на него неотрывно, будто гипнотизируя, чтобы он поднял лицо и ответил именно то, что думает.

- Кури, если тебе так ты будешь чувствовать себя комфортнее в моём обществе, - он на секунду поднял глаза от меню и как-то неопределённо взглянул на её насмешливое лицо, которое в тот же момент приняло более серьёзное выражение.

- А мне и так комфортно, - она не поняла, что он имел в виду, произнося предыдущую фразу, но почему-то ей показалось, что в этой его фразе присутствовал какой-то скрытый смысл.

- Я заметил. – Виталий усмехнулся. – И именно поэтому ты всю дорогу молчала и хмурилась. Что у тебя случилось? – Он закрыл меню, отложил его и сцепил руки в замок, кладя их на стол, посмотрел ей в лицо, отчего она в тот же самый момент решила посозерцать огромный аквариум, стоящий в центре зала слева от их столика. Заметив её недовольное выражение лица, он добавил: - Только не надо мне тут про двойки по химии заливать, - он снова усмехнулся.

Третьякова усмехнулась в ответ, но только в её усмешке проскользнула нотка горечи.

- С другом поругались. – Она сложила руки на груди резко, порывисто, опустила взгляд на собственные колени и, задержав его на секунду, снова отвернулась к аквариуму.

- Почему-то я догадывался. – Виталий тоже взглянул на аквариум, как бы выражая свою заинтересованность тем, что же там такого нашла Лена, раз постоянно смотрит в ту сторону, лишь бы не смотреть ему в лицо. Лицо его стало серьёзнее. – А из-за чего? Точнее, из-за кого? – Он, судя по всему, был уверен, что предметом ссоры стал именно человек, а не какая-нибудь вещь или неосторожно брошенное слово.

Третьякова тряхнула головой так, будто очнулась ото сна, и, переместив взгляд с аквариума на лицо Виталия, хмуро отозвалась:

- Это наше с ним личное дело.

- Как хочешь. Не собираешься рассказывать – я не заставляю. Я ведь тебе не мама и не папа, так что расслабься. – Он взглянул на неё, а потом – на официантку, которая уже подошла принимать заказ.

- Сет номер три, пожалуйста, и два безалкогольных мохито. Спасибо, - он, сопровождаемый удивленным взглядом Лена, протянул меню официантке, и та удалилась.

- Ты ведь обещал сакэ, - Лена явно удивилась тому, как быстро её спутник переменил своё мнение и не выполнил обещанное.

- Планы изменились. – Абсолютно спокойно ответил Виталий, беря в руки салфетку и начиная складывать её треугольниками.

- И что же за планы теперь у тебя? – Без тени улыбки поинтересовалась Лена, откинувшись на спинку стула и буравя своего излишне любопытного собеседника пытливым взглядом.

- Ну, во-первых, не у меня, а у нас, - он столкнулся с её удивленным взглядом и продолжил: - А во-вторых, мы сейчас пообедаем, а потом ты узнаешь, какие же у нас планы. – Он усмехнулся, приподняв уголок губ, как бы призывая к примирению.

- У нас? А меня ты спросить не хочешь, устраивают меня твои планы или нет? – Лена по-прежнему держалась особняком, хотя, почувствовав где-то внутри лёгкую искорку любопытства, чуть смягчилась.

- Ну, мы ведь договорились, что сегодня я познакомлю тебя с тем, что нравится мне, вот я и считаю, что вправе оставлять тебя в неведении, чтобы тебе было интересней. – Он улыбнулся уже не уголком губ, а открыто, призывая Третьякову сменить гнев на милость и, наконец, улыбнуться в ответ.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒