Глава VII

Весна 1541

Я снова прогуливалась по саду. Но сегодня он был погружен в странную, зловещую тишину. Посмотрев по сторонам, я вдруг с удивлением обнаружила, что, кроме меня, в саду никого нет: ни бастанджи, ни наложниц, ни даже птиц, праздно снующих туда-обратно. Посчитав, что я просто неосознанно забрела в самые глубины сада, где обычно царят безмолвие и безлюдье, я, разглядев среди деревьев и высоких оград живого лабиринта, окна дворца, направилась в его сторону. Но сколько бы я ни прибавляла шагу, я не становилась ближе к зданию. Казалось даже, что оно само отдаляется от меня. Я побежала напролом через садовые преграды, однако, несмотря на все мои старания, дворец так оставался вдалеке, словно мираж, недосягаемый и нереальный.

Лишь только выцарапав себе все руки и лицо, я заметила, что на мне нет ничего, кроме ночной рубашки. Что же такого могло произойти, чтобы я оказалась совершенно одна в саду, да к тому же без верхней одежды? Я напрягла память, но, кроме воспоминаний о вчерашнем танцевальном вечере, она мне ничего не выдала. Создавалось впечатление, что после того, как вечер окончился, меня просто взяли и приволокли сюда, когда я спала. Иначе как бы я оказалась здесь, в подобном положении?..

Страхи и сомнения терзали меня. Решив передохнуть, я опустилась на землю, зарылась руками в сухую, мягкую траву и прислушалась к мирку вокруг. Некоторое время ответом мне служила загробная тишина, пока мой слух вдруг не уловил шелест шаркающих по земле ног. Я поднялась, завертела головой по сторонам в тщетных попытках увидеть еще одну живую душу. Но сад был по-прежнему пуст, хотя звук шагов нарастал с каждой секундой. «Может, привидение? » - вдруг подумалось мне, и я нырнула обратно за куст, страшась встречи с потусторонним чудищем. Оно словно почуяло мой страх и ускорилось. Я зажмурилась и напряглась, ожидая, что чудище поглотит меня. Однако мне все же хватило смелости распахнуть глаза и обернуться, когда тихое, неторопливое дыхание обожгло затылок.

Но то оказалось не чудищем, а мужчиной в кольчужных доспехах. Шлем закрывал половину лица, и я разглядела лишь голубые, пронзительные глаза. Он держал руки за спиной, видно, пряча что-то.

- Я тебя знаю! – воскликнула я, вдруг осознав. – Ты… ты… - Имя человека выскользнуло из головы, и я смолкла, так и не сумев вспомнить.

Мужчина молчал. Он одарил меня кровожадной, злорадной улыбкой, не сулящей ничего хорошего. Я попятилась, однако позади возвышался куст, и его острые ветки больно кольнули меня в спину. Мужчина, не двигаясь, не говоря ничего, лишь наблюдал за мной. Губы все еще растянуты в зловещей улыбке.

Я медленно, не спуская с мужчины глаз, поднялась. Он не предпринял ничего, продолжая безмолвно улыбаться. Оставалось лишь увернуться и удрать, но едва я предприняла попытку к бегству, как на глаза легли небольшие, очень холодные ладони. Некто очень, очень знакомый прошептал в ухо немного сбивчиво и торопливо:

- Селин, подожди… спаси меня… Мы должны быть вместе втроем. – Недолгая пауза ознаменовалась хриплым всхлипом. – Почему же ты уходишь?

Голос меня не слушался, и вместо «О чем ты? » я только произнесла:

- Как… Что же это?

Ладони исчезли с глаз так же внезапно, как и появились. Я обернулась, но за спиной, именно там, где должен был находиться человек, стоял все тот же куст, ничего более. Словно бы приведение, обретя на минуту тело, решило поговорить со мной. В шепоте удивительным образом смешивались тоска, страх и непонимание. Все внутри меня страдальчески заныло, и я мысленно задалась вопросом: «Кто же это был? »

Но в следующий миг я напрочь забыла о загадочном шепоте, когда мужчина с чудовищной улыбкой, исказившей все его лицо, резко встал и наконец вынес руки из-за спины. Обрубленная голова отца предстала моему взору. Из меня вырвался крик, я развернулась и побежала. В мыслях гремело лишь одно: «Он и меня обезглавит! Быстрее, пока он не…» Однако земля под ногами, как болото, поглощала каждый мой шаг, сколько бы я ни прилагала усилий.

Михай, настигнув меня, с такой силой толкнул в спину, что я лицом вперед упала на землю. Затем он, опустившись на колени, перевернул меня животом вниз и поднял руку с головой отца над моими глазами. Кровь струями стекла мне на лоб, щеки, рот. Слезы смешались с кровью, но я лежала, не двигаясь. В моих мыслях была лишь моя мама; ее чудесные голубые глаза, волосы, сплетенные из лучей солнца. В ушах звучал ее нежный, мягкий голос. Сейчас кровь отца стекала на мою кожу, однако я не кричала, не плакала. Словно все чувства погибли в пламени ненависти, сгинули во мраке утраты.

Это был один из кошмарных снов, заполнявших собой все те редкие ночи, когда мне каким-то образом удавалось уснуть. На самом чудовищном моменте кошмары внезапно прерывались, и, крича, я возвращалась в реальность. Несколько секунд я, думая лишь об ужасах, преподнесенных сном, забывала о той жизни, что теперь окружала меня. Неторопливо пролетали мгновения, когда я, полусидя в лежанке, отупело смотрела на недовольные лица девочек, что спали со мной в одной каюте.

Конечно, не меня одну мучили дурные сны, но именно я доставала больше всего хлопот; лишь я криками будила остальных, громко, тоскливо лила слезы, а потом, избегая объятий ночных ужасов и мучимая тревожными мыслями, бродила из угла в угол, пока пол натужно скрипел под моими ногами. Кадры из кошмаров, все еще стоявшие перед глазами, и мерное покачивание корабля, вызывавшего у меня приступы тошноты, ночами сводили меня, а заодно и соседок, с ума. Конечно, я стыдилась всего, что творила, но лишь при свете дня, когда страх наконец отпускал меня.

Когда же сознание пробуждалось в полной мере, воспоминания о минувших событиях с невыносимой тяжестью обрушивались на меня, и я вновь начинала плакать. На мгновение темные стены каюты исчезали под натиском прошлого, и я ненадолго перемещалась в то холодное, сырое утро, когда меня, в одном никабе и рубахе, волокли по коридорам султанского дворца. Куда бы я ни глядела, везде натыкалась на чужие, злые лица Темных. Я смотрела на то, как они разграбляют дворец. Украшения, дорогие ткани, стопки редких книг, сундуки, шкатулки – они забрали все. У моего рода больше не было ничего. Мне предоставили угрюмый черный никаб и переодели в убогое белое платье. Из золота у меня оставалось только колечко, подаренное Кадиром, но и его забрали Темные. Мне завязали глаза и наравне с другими девочками-слугами погрузили на корабль, который Темные величали «Туманом».

Даже кошмарные сны не шли ни в какое сравнение с тем, во что превратилась моя жизнь. Чуть меньше года назад я наслаждалась любовью матери, беззаботно предавалась веселью и даже не подозревала о том, что свой одиннадцатый год жизни встречу не во дворце, а на вражеском корабле в компании пленных детей. Я невольно ждала, что вот-вот Хафса обнимет меня, успокоит, даст попить, а потом заботливо уложит обратно. Но потом я вспоминала, что ее здесь нет. Она мертва, как и вся моя семья. Я осталась одна, совершенно одна; сирота, дочь султана, числящаяся в списке убитых. Хотя, скорее всего, я тоже умерла. Дух Селин покинул этот мир вместе со своими родными, оставив после себя лишь пустую оболочку.

Воспоминания, оставленные душой, тускнели, исчезали во мраке боли. Лицо моей прислужницы Хафсы начало бледнеть, а тепло, которое дарили мне ее мягкие руки, сменилось вечным холодом. Но о своей семье я не забывала ни на минуту. Голубые, сверкающие любовью глаза моей мамы часто заполняли своим светом мои мысли. Я тосковала по доброй улыбке Селима, так желала вновь услышать звонкий смех Эсмы и жалела о том, что не наладила отношения с Айлин. Прощальный взгляд Кадира так же ярко, как в последние минуты, что он был жив, пылал в сердце. И лишь одного человека я желала забыть. Отца. Обрубленная, окровавленная голова стала символом кошмаров. Любви к нему во мне не было, лишь странная смесь страха и презрения.

Я, тело без души, днями напролет сидела в углу и предавалась воспоминаниям о прошлой жизни, а ночами призраком металась по каюте, не находя покоя. Не ела, брезгливо морща нос при виде чужеземной еды, и яро, проклиная Темных и их похлебки, отвергала все попытки девочек меня накормить. Я понимала, что давно стала головной болью почти всех, кто находился на этом корабле, но совсем не чувствовала вины. Это даже доставляло мне удовольствие, но ровно до того момента, пока слуга Темных, регулярно спускавшийся к нам в каюту, приносивший еду и заодно проверявший все, не отвесил мне звонкую пощечину и обозвал рабыней. Но гордость победила испуг, и я в ответ накинулась на слугу, но даже ударить не успела, как девочки оттащили меня обратно в уголок, в котором я проводила все дни. После этого мне завязали руки и ноги, а после моих долгих криков сунули в рот кляп. Девочкам под угрозой наказания запретили давать мне хоть крошку еды или глоток воды. Они с сочувствием посматривали на меня, но из страха даже не приближались ко мне. В таком состоянии я провела день и несколько часов. Но мне не было страшно. Я вообще не чувствовала ничего, кроме боли. Вся жизнь ограничилась только воспоминаниями о прошлом и стенами маленькой, душной, грязной каюты. Лишь страдания, терзавшие меня, напоминали о том, что я до сих пор жива. Порой я могла ощущать, как сердце дико трепещет от мучительного чувства вины. «Ты должна была спасти свою семью! » - кричали муки сожаления. «Но как? » - отвечал им тихий, слабый голосок, пытаясь оправдаться. В такой внутренней борьбе, утихавшей лишь в минуты телесных страданий, я проживала дни, не замечая, как они уносятся в пустоту бремени. Но если забыть об этом поединке, то мне, в общем-то, было все равно. Жизнь для меня давно кончилась, и какой смысл продолжать существовать? В мире, где нет родных, нет и меня. К тому же вместе с семьей судьба отняла и место в жизни. Я обречена на страдания в нищете, на работу служанки, и это только в лучшем случае. В жизни больше нет смысла.

Голову окутало невидимым обручем, что все сильнее стискивал ее в своих железных, горячих объятиях. В попытке забыться я попыталась уснуть. Но тьма оказалась еще мучительнее. Я тут же распахнула глаза, когда в темноте вырисовалось синее, искаженное ненавистью лицо отца. Сердце глухо билось где-то в горле. Я силилась закричать, но из груди вырвался лишь хриплый плач. Прислонившись к стене, я посмотрела вверх, но вместо луны мой взгляд наткнулся на черный потолок. Свечи задули. Девочки мирно спали. В каюте царила тишина.

Вдруг сквозь звон в ушах (он начался у меня еще неделю назад) до меня донесся тихий стук шагов. Пол тоскливо скрипнул под ногами идущего. «Тот слуга», - решила я и тут же закрыла глаза, притворяясь спящей. Дверь в каюту негромко отворилась, и человек вошел внутрь. Он пересек расстояние, отделявшее порог и мой уголок, и остановился рядом. Я пока не решалась открыть глаза, надеясь, что он посмотрит на меня и уйдет. Мрак вспыхнул красным, и я поняла, что мужчина светит мне в лицо свечой. Затем он с почти неслышным стуком опустил источник света на пол. «Чего ты не уходишь? » - подумала я. Холодная ладонь легла на лоб, и человек вздохнул. Тогда я открыла глаза, но вместо слуги увидела знакомого юношу с бледной кожей и черными волосами. Константин сидел рядом со мной на корточках. Мой взгляд встретился с его встревоженными глазами. Он опустил руку, снял со рта кляп и развязал веревки. Но я не шелохнулась, продолжая неотрывно смотреть на него.

- Хочешь меня убить? – решила я.

Константин вздрогнул, и тревога в его взгляде на секунду сменилась удивлением. Однако он решительно покачал головой.

- Зачем?

Я пожала плечами. Кто знает, может, Василе узнал, что я – султанская дочь, или Константин просто пожалел, что оставил меня в живых. Лишь вглядевшись в его лицо, я поняла, что это как минимум странно – обманом сохранить мне жизнь, просить бояр, захотевших взять нескольких девочек с Демира в свое царство, в том числе и меня, передумать и оставить на родине, а потом, когда уговоры ни к чему не привели, каким-то образом суметь посадить на царский корабль со знатью, чтобы потом, явившись под покровом ночи, лишить той жизни. Или нет? Или для Темных это в порядке вещей? Но пока я гадала о причине его прихода, склоняясь к мысли, что Константин все же решил меня убить, он поднялся и направился в другой конец каюты. Я уже мысленно попрощалась с жизнью, когда Константин вернулся с кувшином в одной руке, и кубком – в другой. Он вновь опустился на пол и наполнил кубок чем-то, после чего протянул его мне. Я покачала головой.

- Умереть хочешь? – мрачно усмехнулся он.

- Да, больше всего хочу, - ответила я, и то было правдой.

Рука, державшая кубок, дрогнула, и немного его содержимого пролилось на пол. В свете огонька я увидела, что это вода.

- Эти мысли врут тебе, - сказал Константин после недолгого молчания. – В тебе говорит горе.

Я покачала головой, не соглашаясь с ним.

- Не врут, - возразила я. – Я осталась одна, у меня ничего нет. Жизнь не имеет смысла.

Глубокая складка легла между бровями Константина. Он поставил кубок на пол.

- Всегда можно наполнить ее новым смыслом, - заявил Константин.

- Каким? – угрюмо вопросила я. – Везде лишь мрак.

Константин поднял свечку с пола и приблизил к моим глазам.

- Сейчас нет, - мягко улыбнулся он.

Однако я лишь сильнее нахмурилась, ничего не сказав, и улыбка эта тут же угасла. Константин со вздохом опустил свечку обратно на пол.

- Почему ты хочешь мне помочь? – недоуменно спросила я. – Я больше не султанская дочь, я – никто.

Константин изумленно приподнял брови и ответил просто и быстро, словно ответ на мой вопрос был очевиден:

- Потому что ты человек. Такой же, как все мы.

«Только поэтому? » - удивилась я, но промолчала. В этот миг нечто светлое, доброе пробежало по лицу Константина, и эта искра странным, удивительным образом напомнила мне блеск глаз Кадира. И во мне заговорила прошлая я – та маленькая девочка, окруженная любовью и заботой, уверенная в завтрашнем дне:

- Я просто домой хочу, к маме, к Селиму, к сестрам! Хочу, чтобы Хафса снова обо мне заботилась! Хочу с Кадиром снова встретиться. Гулять на свежем воздухе, читать, веселиться, не страдать! – Но зеленый, погруженный в теплоту, полный жизни сад, возникший у меня перед глазами, посерел, похолодел, умер, и я всхлипнула, осознав, что так же увяла и моя жизнь, и ее, как и меня, уже не спасти: - Но этого не вернуть. Они все умерли! Я осталась одна. Это Аллах наказал нас! Мы жили в сытости, пока подданные голодали. Аллах наказал нас за равнодушие.

Погруженная в свои мысли, я не обращала внимания на лицо Константина. Теперь же я умолкла, переводя дыхания, и из оцепенения и бешеного мельтешения дум меня вывел его тихий, полный сочувствия голос:

- Я здесь, я слушаю тебя. Говори все, что хочешь. Если тебе так полегчает.

Но я больше ничего не могла сказать. Во мне все еще было много боли и отчаяния, но я ясно почувствовала, что больше не в состоянии делиться ими. Один монолог – весь предел моих сил. Вновь я оказалась в губительном и мучительном плену усталости – не физической, но душевной, сердечной. Невидимый камень отягощал сердце, порой так сильно, что я несколько секунд не могла вдохнуть или выдохнуть.

Дыхание вернулось ко мне, когда Константин заговорил тихо и осторожно:

- Это не наказание, Селин. Бог не может быть столь суров к тем, кто не нес ответственности за жизни других.

Я замотала головой.

- Если бы мы поступали умнее, все бы остались живы, - дрожащим голосом сказала я. – Мы виноваты. Даже не вы, Темные, а мы.

Я должна винить Темных, ненавидеть их всем сердцем, желать смерти. Но яда во мне не было, или просто уже не осталось. Они победили, а мы проиграли. Может, важнее всего то, что я признала проигрыш моей семьи. Принять победу врага – вроде бы вполне достойно.

Однако, как бы высоко все ни звучало, наказание проигравшего очень тяжело, плоды поражения слишком горьки, и продолжать жить в таком бесчестии и одиночестве, с осознанием своей вины – невозможно. Чересчур тяжко для меня одной.

- Ты достойна жизни, - пытался утешить меня Константин. – Ты еще мала, ты не сделала ничего плохого. Сейчас жизнь – самое ценное, что у тебя есть. Береги ее, пожалуйста. Ты всегда успеешь умереть. Продолжишь жить после такого падения и трагедии – станешь самой сильной.

- Не хочу. В том нет смысла, - заключила я и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

Константин вздохнул. Он мешкал, видно, не решаясь: уйти и оставить меня в покое или остаться и попытаться помочь. Однако спустя несколько секунд я вспомнила, что остался один вопрос, хотя и не занимавший особенно моих мыслей, но все равно мучивший неизвестностью. Я медленно и нерешительно повернулась к Константину. Странно, я хотела знать ответ и в то же время страшилась его.

Мои сомненияне остались незамеченными.

- Я отвечу, если знаю, - заверил меня Константин.

Казалось бы, он не врал. Я взглянула в его серые глаза, Константин посмотрел на меня в ответ, терпеливо и смело, и я решилась.

- Как погибла моя семья?

Ответом послужил тихий вздох, а потом – недолгая тишина. Константин, нахмурившись, молча посмотрел куда-то в сторону. Наконец он ответил:

- Не от рук воинов… Сами.

Поэтому я боялась правды. Она страшна, беспощадна, разрушительна. Но порой, как сейчас, ее нужно знать. Все внутри меня холодело, но, сжав зубы, я заставила себя слушать.

- Не застали их живыми. Лежали в одной комнате, на кровати, обнявшись. Женщина, две девочки и один мальчик. Мне так сказали, ведь я их не видел, был с тобой. На полу стоял столик с кувшином, четырьмя чашками и маленьким, пустым пузырьком. Яд. Выпили яда и умерли тихо и спокойно.

Слова Константина на минуту перенесли меня в те последние мгновения, что они были живы. Я словно вживую увидела блеск серебряных посуд, кожей почувствовала страх, витавший в материнской комнате. Айлин, бледненькая и тихая, прижимается к Селиму, будто в поисках защиты. Тот обнимает ее в ответ, шепчет что-то. Эсма не плачет, не кричит, лишь смотрит на нашу маму, уверенная, что она спасет всех нас. Мама же слабой рукой разливает отраву по чашкам. Последнее чаепитие в их жизни. Вот мама раздает всем чашечки, следит, чтобы все выпили до конца, лишь потом опустошает свою чашу. По ее потухшим глазам видно, что она уже похоронила меня и отца. Мама собирает детей возле себя на кровати, укрывает их своими руками и умирает вместе с ними. Меня с ними нет, и я остаюсь жива. Имела бы я возможность поговорить с мамой, то спросила бы: «Почему ты решилась на это? » Но я не обижена и не зла. Мрак, но отнюдь не злобный, поглощает все остальные чувства. Лишенная душевного света, неспособная на размышления, несмотря на печаль и страхи, все же ясная мысль озаряет меня, и теперь я способна понять, почему. Мама просто не видела иного выхода. Жизнь для нее кончилась ровно в тот момент, когда я с отцом исчезли. Верно, она решила, что нас уже убили. Их ждала такая же судьба, потому она выбрала меньшее из зол. Покинуть мир свободными, быстро и тихо – ее решение, не плохое и не хорошее, просто такое, какое есть. Мама иного выхода не видела. Могу ли я утверждать, что она всего лишь сдалась раньше времени? Возможно. Но она и дети спаслись. Скорее всего, их бы все равно убили. Даже если и нет, то жизнь превратилась бы в мучительное, бедное, серое существование на чужой земле среди незнакомцев, с которыми невозможно даже поговорить. Кому, как не мне, знать?..

- Ты никогда не останешься одна, - донесся до меня сквозь омут голос Константина. - Твои близкие всегда будут в твоей памяти, в сердце. У тебя есть ты сама, и только ты можешь себя спасти. У тебя все еще есть глаза, чтобы видеть все прекрасное, что осталось, есть сердце, чтобы чувствовать, чтобы полюбить снова. В мире много жестоких людей, но сам мир совсем не плох. В нем много всего прекрасного и таинственного. Да, ты сейчас на чужом корабле, и, должно быть, ненавидишь нас и желаешь смерти, но… но так бывает. Думается мне, люди в большинстве своем глупы и жестоки, и все, что иногда остается, - стремится к миру и спасению.

Я внимала размеренному, негромкому голосу Константина, и буря в моей душе, поднятая долгими внутренними муками, наконец-то начала утихать. Спокойствие Константина, его понимающий, сочувствующий взгляд и доброта усыпляли монстров внутри меня, действовали на раны так же, как хорошее лекарство. Как в далеком детстве, когда мама обнимала меня после падения с лошадки, мои руки перестали дрожать, а слезы беспрерывно литься с глаз.

- Пусть жажда счастливой и свободной жизни будет сильнее океана забвения, - задумчиво произнес Константин. – Но эту, - слабо улыбнулся он, - жажду нужно утолить. – Он протянул кубок с водой.

Я замерла в нерешительности.

- Вода никогда не бывает лишней, - настаивал Константин.

Содержимое кубка соблазнительно блеснуло в полумраке. Горло, словно назло, обожгло еще раз, но уже ощутимей, и я взяла кубок. Я сделала глоток, два, и приятная свежесть разлилась по горлу. Но Константин оставил меня, подождал несколько долгих секунд, с сочувствующей улыбкой наблюдая за тем, как я нетерпеливо хмурюсь в ожидании, а потом вновь дал мне немного попить. И так, попивая воду урывками, я постепенно опустошила кубок. Константин отложил его в сторону, чуть помедлил, вглядываясь в мое лицо, а потом запустил руку в карман и достал оттуда небольшой сверток. Раскрыл его, и я увидела несколько красных яблок. Один из них, поменьше, он вложил мне в руку.

И я поела. Не чувствовала вкуса (с тем же успехом можно жевать воздух), глотала с трудом, жевала медленно, но все же поела. Константин не смотрел на меня, но, когда я наконец-то покончила с одним яблоком, он тут же молча протянул мне второе. С ним я справиться не смогла; в живот словно протолкнули целый комок ткани, горло воспалилось, и я будто глотала не кусочки яблока, а иголки. Я вернула яблоко Константину. Он взял кубок, поднялся, ушел вглубь в каюты, туда, где я не могла его видеть. Вернулся он очень скоро, с кубком, полным воды, в одной руке, и блюдцем – в другой. Разложил на тарелке пять яблок, положил на пол вместе с кубком.

- Я оставлю их здесь, - сообщил Константин. – Вода. И яблоки. Предложи их другим девочкам, если так и не сможешь съесть.

- Спасибо, - негромко промолвила я. – Ты очень добр.

Константин слабо улыбнулся в ответ. Он встал, взяв лампаду, с которой пришел, и я поняла, что он собирается уходить.

- Оставь свечку, - взмолилась я. – Пожалуйста.

Темнота была одним из моих страхов. Во дворце, в моих покоях, Хафса всегда оставляла свечки зажженными, а здесь, на корабле, об этом никто не заботился.

Константин опустил лампаду обратно на пол, и я благодарно улыбнулась. Зашелестели тихие шаги, скрипнула дверь каюты. Он ушел.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒