ЧАСТЬ III 5 страница

— Я часто разговариваю в одиночестве. Иногда… я боюсь звука тишины. Она накрывает меня воспоминаниями, которые мне неприятны, поэтому наполняю её своим голосом. Я разговариваю с животными и иногда пою. Я люблю Нью-Йорк, потому что он никогда не молчит.

— А я ненавижу его по этой же причине.

При виде хижины Майи, Харрисон ускорился ещё больше. Какого дьявола он отвечал этой идиотке? Почему вместо того, чтобы возвести между ними свою молчаливую стену, он позволил вовлечь себя в беседу, хоть и превратившуюся в пререкания.

Если он хотел уложить девушку в постель, то было бы лучше притвориться, что она его не раздражает. Сделать вид, что слушает её. Прикинуться более утончённым, чем свинья.

Обращаясь с Леонорой как с идиоткой, он не сможет многого достигнуть: на самом деле, чтобы её трахнуть, такая тактика не станет выигрышной. Будучи деревенщиной, Харрисон не был насильником.

Причина этого словесного поноса, хоть и саркастического, видимо кроется в другом. Девушка заставляла его нервничать, и у Дьюка возникало желание ей противоречить.

След дыма просачивался из дымохода деревянного дома Майи, почти такого же спартанского, как и его собственный. На задворках виднелись очертания огорода, о котором хозяйка заботилась почти с маниакальным вниманием. У неё так же имелось несколько кур и собака.

И именно собака, старый молоссо с очень медленными рефлексами, заметил их первым. Встав перед дверью, он тявкнул, и этот лай выглядел смехотворным, будучи не чем иным как попыткой старичка доказать себе, что он ещё остаётся в строю.

Харрисон ему свистнул, что-то достал из кармана и бросил, а пёс подобрал, нежно виляя хвостом.

Когда к нему приблизился Принц, они оба друг друга обнюхали с взаимным удовлетворением, словно были не собакой и свиньёй, а четвероногими одного вида. Леонора разразилась смехом.

Если б девушка не имела аппетитную грудь и зад, похожий на тот, что на картине Рубенса «Венера с зеркалом», Харрисон сказал бы — она выглядела как маленькая девочка. Но она, твою мать, обладала таким телом, что для его исследования необходимо больше времени, чем для быстрого перепихона. И Дьюк не мог думать ни о чём другом, кроме о разочаровании. Проклятье, она ему даже не нравилась, и всё же у него больше не получалось смотреть на неё и не представлять обнажённой. Появление в дверях Майи прервало эту похотливую тоску. Она ему не улыбнулась (никогда не улыбалась), а он и не претендовал. Они были двумя мирными медведями, которые время от времени встречались, иногда помогали друг другу, но симпатии в полной мере не испытывали.

Однако на лице пожилой женщины отразился испуг. Она была высокой, худой и морщинистой, лицо выглядело как кора дерева. И обычно она ничему не удивлялась, но присутствие Леоноры вызвало у неё скрытую ответную реакцию, похожую на отдачу при стрельбе из винтовки, когда ты не готов к силе удара.

— Кто, чёрт возьми, она такая? — спросила женщина у Харрисона без лишней болтовни.

— Была на экскурсии и застряла из-за непогоды.

Леонора протянула Майе руку, чтобы поздороваться, но была вынуждена опустить её; пожилая женщина не протянула свою в ответ. Женщина затачивала какой-то инструмент в форме полумесяца, который держала в руках вместе с полоской кожи и не выглядела заинтересованной освободить руки в соответствии с правилами этикета гостеприимного хозяина.

Тем не менее, после долгого рассматривания Леоноры, она пригласила девушку войти.

— Только она, — подчеркнула Майя, указывая на Дьюка пальцем. — Ты останешься здесь.

— Я не настаиваю, — ответил ей взглядом того, кто не имеет ни малейшего намерения о чём-то заботиться, и напротив, мысль о том, что его считают обеспокоенным, оскорбила мужчину.

Он остался снаружи в одиночестве, пока Принц и Титан, собака Майи, продолжали обнюхивать и играть между собой. В этот момент гром заставил содрогнуться небо.

— Твою мать, — пробормотал Харрисон. Эта гроза вскоре принесёт с собой революцию. Кем, чёрт возьми, была эта девушка — посланницей бури? С момента её появления Вайоминг превратился в болото!

Дождь начался раньше ожидаемого, вынуждая мужчину войти в дом, несмотря на предупреждение Майи.

Леонора сначала стояла перед камином и грела спину. Потом села за стол на кухне, перед ней стояла чашка, из которой струился пар, а внутри плавали непонятные листья. На лице девушки растянулась улыбка, из чего Харрисон сделал вывод, что эта нелепая экспедиция дала какие-то результаты.

Майя даже не обернулась, лишь сказала ему впустить поросёнка и собаку, прежде чем те перемажутся в грязи, и закрыть дверь. Она собиралась что-то приготовить на плите, загромождённой утварью, похожей больше на перегонные аппараты, чем кастрюли.

— Вы не сможете уйти, пока не успокоится дождь, — постановила она.

— Грёбанная жизнь, — жёстко отреагировал Харрисон.

— Вот, выпей, — вновь приказала ему Майя тоном генеральши, которая не опускается до розовых соплей. Она указала мужчине на стул рядом со столом и напротив поставила чашку, такую же, как у Леоноры.

— Это отвар из хмеля и ромашки. В основном оказывает спазмолитический эффект, но может успокоить и дурные головы. Мне кажется тебе это необходимо.

— Я больше не сумасшедший как раньше, — огрызнулся Харрисон.

— О да, ты именно такой. С такой красотой, гуляющей по дому, ты должен быть очень возбуждённым, — заметила пожилая женщина, и её вид не вызвал ощущения, что она хочет пошутить.

Харрисон должен был воздать должное Леоноре, которая выглядела удивлённой, как и он сам. У неё в руках задрожала чашка, пока девушка, вытаращив глаза, смотрела на Майю взглядом, в котором виднелось больше, чем простое недоумение. Она ничего не сказала, но порядочно покраснела. Если Леонора была не слепой, то не могла считать себя красивой. И факт, что он хотел её трахнуть, не имел отношения к внешним данным девушки, а вызывался только его голодом.

— Принц крутится вокруг меня месяцы, но со всей своей доброй волей не могу назвать его красавчиком, — последовал злой ответ Харрисона.

Он не смотрел на Леонору, не напрямую. Но натренированный замечать краем глаза скрытые детали, заметил изменение в выражении её лица. От первоначального удивления, до ярости в кавычках, и к серой тени печали.

— Не очень остроумно, — обрезала его Майя. — И не прикидывайся, что не понимаешь о чём говорю. Выпей, ты перевозбуждён. Мне показалось бы странным обратное. А ты, моя дорогая, не волнуйся. Он кажется монстром, но на самом деле имеет только раненную душу. Как все мы.

— Если ты такая милая, — сказал Харрисон, — почему бы тебе не приютить её у себя вместо меня?

— Даже не подумаю. Мне нравиться жить в одиночестве, и я не поставлю подножку судьбе.

— Судьбе? Какую хрень ты несёшь? — рыкнул Харрисон с грубостью, не подобающей возрасту его собеседницы.

— Пей настойку и не загрязняй покой моих ушей своей грубостью, — властно повторила миссис. — А ты, дорогая, пойдём со мной. У меня кое-что есть, хочу тебе отдать.

— С удовольствием, — ответила Леонора, заговорив в первый раз.

— Звук голоса этого козла вызывает тошноту и у меня. Принц говорит более интересные вещи.

Обе женщины удалились в соседнюю комнату.

Спустя несколько минут Майя вернулась на кухню. Села напротив Харрисона и уставилась на него пристально, с оттенком угрозы.

— Если будешь плохо себя вести с этой девушкой, я выстрелю тебе в рот, — сказала она с абсолютной откровенностью.

— Откуда появилось всё это беспокойство?

— Откуда появилось не твоего ума дело. Ты руки не распускай.

— Да кому эта херня нужна! Ради всего святого, ты её видела?

— Я видела и родилась не вчера, Уэйн. Ты годы живёшь отшельником, а молодая девушка буквально давит сочной плотью.

— Не хочу повторяться, однако, если я так опасен, почему не оставишь здесь у себя?

— Я тоже не хочу повторяться. Думаю, уже ответила тебе.

— Не хочешь ставить подножку судьбе? Да, ладно! Я считал тебя прагматичным человеком, а не чёртовой колдуньей.

— Всё взаимосвязано. Ты о ней позаботишься и будешь вести себя достойно. У меня хорошее предчувствие.

— С каких пор у тебя предчувствия?

— Всегда. Как ты думаешь, почему я не выстрелила в тебя, когда впервые увидела? Ты был агрессивным пьяницей и мудаком, помнишь? И всё же у меня появилось хорошее предчувствие даже тогда. Я прекрасно поняла, что Уэйн это не твоё настоящее имя. Но притворяюсь, что поверила. А сейчас воспользуйтесь тем, что ливень ослаб и уходите вдвоём.

И правда, по крыше дома прекратилось звучание, похожее на стук миллиона гигантских разъяренных кулаков в дверь. Из комнаты вышла Леонора с рюкзаком на плечах и с печальной улыбкой на губах. Её глаза казались блестящими, словно она недавно плакала.

Девушка подошла к Майе и поцеловала в щёку, прошла мимо Принца и Титана, одинаково обоих приласкав. Приблизилась к двери и открыла после того, как толкнула плечом Харрисона, который не сдвинулся ни на миллиметр, но так она всё равно, символически, выразила своё презрение.

ГЛАВА 6

Леонора

Майя оказалась женщиной резкой, из тех, кто не будет ходить вокруг да около. Астенического телосложения с длинными седыми волосами, убранными в пучок, больше похожая на бабушку-вышивальщицу, чем на крепкую крестьянку, но с руками, которыми могла бы задушить дровосека. Удивительно — у неё нашлись все необходимые мне вещи, учитывая, что женщина должна находиться в менопаузе, по крайней мере, лет десять.

Когда приглашает войти в дом, всё проясняется.

В достаточно удалённом прошлом (таком, чтобы не ощущать себя раздавленной болью, хотя болеть никогда и не перестанет), у неё была дочь. На комоде в спальне вижу ковёр из фотографий: на всех в разном возрасте (от девочки до женщины), изображен один и тот же человек. Зачарованно их рассматриваю и ощущаю, как по спине бегут мурашки. В ней видно что-то, напоминающее меня.

С детства я тоже была упитанной, намного больше, чем любая девочка когда-нибудь могла пожелать или принять. Она не выглядит счастливой от возможности быть увековеченной: в её кротком взгляде я чувствую скрытое беспокойство. Может, это скромность или что-то более сложное, но для меня непонятное, и на фото с возрастом не исчезает. Напротив, взрослея, она как будто становилась более невинной и хрупкой.

Её звали Люси, рассказывает мне Майя с каким-то облегчением, словно она счастлива просто произнести её имя. Такая откровенность удивляет, потому что Майя произвела на меня впечатление очень сдержанной женщины, способной достигнуть высот впечатляющей суровости, если ей хоть что-то доставит беспокойство

Возможно, факт, что я похожа на Люси, делает меня желаннее в её глазах. В этом отдалённом уголке мира они жили вместе, конечно до того, как туда переехал Харрисон. Потом, после смерти Люси, Майя сохранила все её вещи. Она не сказала, что случилось, а я не стала спрашивать.

По правде говоря, меня удивляет, что двадцатилетняя девушка (приблизительный возраст, который можно определить по последним фото), согласилась жить в такой изоляции. Я хотела бы расспросить побольше, но моё любопытство ощущается как оскорбление. Поэтому беру то, что Майя мне даёт, даже не думая отказываться. Женщина собрала не только предметы гигиены, за которыми я пришла, но также брюки и сапоги. Когда кто-то делает подарок с подобным блеском в глазах, а у тебя складывается чёткое ощущение, что как правило, эти глаза тусклы подобно окисленным монетам, сказать такому человеку «нет» — равносильно нанесению смертельного увечья.

Пока Майя собирает вещи в рюкзак, я спрашиваю её о возможности альтернативного спуска в долину, про который мне рассказал Харрисон. В общих чертах она описывает путь и потом добавляет:

— В это время года он плохой. Летом дорога покажется почти прогулкой, но не сейчас. Безопаснее дождаться, когда отремонтируют мост.

— Я не могу ждать так долго!

— Почему?

Её одновременно откровенный и резкий вопрос сбивает меня с толку.

— Как почему? Я… моя жизнь в другом месте… я не могу здесь оставаться!

— Тогда зачем ты приехала?

Пытаюсь вспомнить предложенную Дьюком сказку о моём появлении в этом «Литл Спрингс».

— Я решила прогуляться, и…

— Чтобы просто прогуляться, так далеко не забираются. Те, кто сюда приезжает, имеет очень глубокую потребность в уединении. Они обычно оставляют что-то позади, как я или Харрисон.

У меня округляются глаза, когда слышу его имя, произнесённое в манере отвлечённой спонтанности.

— Вы знаете кто…

В ответ Майя открывает ящик и достаёт книгу. Это одно из первых изданий «Карточного домика», с напечатанным на обороте фото автора. Я задерживаюсь взглядом на лице Харрисона. Он такой молодой и непохожий на себя сегодняшнего. И всё же выглядит одинаково: уже тогда имел жгучий взгляд, а губы, кажется, готовы говорить на языке сарказма. Тот Харрисон был ростком нынешнего, с короткой стрижкой, без бороды и без могучих плеч, но всё такой же грубый мыслитель, не джентльмен — первый эскиз сумасшедшего.

Неожиданно, я узнаю больше и о Люси. Понимаю это из сохранённого Майей романа. «Карточный домик» — это история краха того, что казалось идеальной американской семьёй, пока не заболевает младшая дочь, обожаемая всеми. Девочка страдает от тяжёлой умственной отсталости. Это трагическое событие объединяет всех родственников, но в неверном направлении. По сути в развитии сюжета как родители, так и братья, вплоть до дедушек и бабушек — это циничные карикатуры бесчеловечного общества. Они делают всё возможное, чтобы освободиться от бремени в виде маленькой девочки; вначале перекладывают заботы с одного на другого, а затем пачкают себя непростительной виной причинения ей смерти. Тем не менее, фигура Ванессы, несмотря что она ребёнок и жертва, доминирует над всеми персонажами с почти божественной внутренней силой.

Не думаю, что Люси когда-нибудь была оставлена в одиночестве перед открытым окном, в надежде, что прыгнет вниз, стремясь догнать бабочек, мыльные пузыри или лучики света. Но я чувствую, что ум Люси был таким же чистым, как у детей, которые никогда не взрослеют. На фото её взгляд похож на тот, какой я представляла у Ванессы. Своего рода ангельский, оторванный от земных вещей.

Мне хочется разреветься, и я стараюсь не встречаться взглядом с Майей. Я тоже чувствовала себя как Ванесса: моя семья пыталась меня убить. Да, убить можно по-разному, и слова могут стать не менее острым оружием, чем ножи.

Но мне хочется плакать и по другой причине — почему Харрисон, способный написать такие пронзительные истории, мертвее Ванессы и Люси. Я приехала сюда из-за него и обнаружила труп. Нет, на самом деле — зомби.

— Он не знает, что я его узнала — признаётся Майя, прерывая мои грустные мысли. — И я притворяюсь, что имею дело с неким Уэйном. Так же как он делает вид, что ничего не понял о моей жизни. Мы уважаем друг друга по-своему. В любом случае… если ты приехала сюда воспользуйся!

— Чем?

— Свободой. Воздухом. Физической усталостью. Отрешением от своих привычек. Иногда хорошо отключиться. Полезно перерезать верёвку. И если мост, который хорошо ли, плохо ли, но продержался шесть лет, а рухнуть решил прямо сейчас, то поблагодари его!

К сожалению, я просто не могу быть великодушной. На обратном пути наступила моя очередь идти быстрее. Полагаю, мой шаг ускоряет ярость. Когда Майя оставила меня одну в комнате, я услышала в свой адрес шутку Дьюка: «Да кому эта херня нужна! Ради всего святого, ты её видела? »

В его тоне звучало презрение, и я поспешила удалиться от двери, чтобы не слышать других комментариев. Не то, чтобы ожидала панегирик моей красоты (прекрасно знаю, что Харрисон думает обо мне и моём присутствии под его крышей), но в любом случае меня обожгло.

Воспоминание о милых и печальных фото Люси, моей нежной и грустной юности, о Ванессе, которая прыгнула из окна и разбилась на миллион частей, а также дождь, падающий легко, как мокрая пыль, и моё положение заключённой у того, кто никогда не хотел бы брать меня в плен и был бы счастливее, сбросив обратно в озеро — всё это делает меня меланхоличной.

— Эй! — слышу голос Харрисона за спиной, но решаю его игнорировать. — Остановись.

Мысленно посылаю его на х… и ещё быстрее прибавляю шаг.

— Леонора, твою мать, стой!

Предполагаю, усилия, потраченные чтобы вспомнить моё имя, заслуживают некоторого внимания.

Оборачиваюсь: Харрисон направил в мою сторону ружьё и смотрит серьёзно, почти угрожающе.

— Что…

— Двигайся медленно и возьми Принца за ошейник, — негромко приказал он.

Непонимающе смотрю на него, но решительный тон заставляет его послушаться, не задавая вопросов. Шагаю медленнее, чем астронавт по Луне и крепко держу Принца за тонкую плетёную верёвку, завязанную на шее. Потом смотрю туда, куда смотрит Харрисон.

Перед нами на расстоянии десяти метров стоит койот. Он неотрывно на нас смотрит и стоит неподвижно, как статуя из янтаря. По размерам меньше волка, но что странно, выглядит более устрашающе. Быть может потому, что я никогда в жизни не видела живого волка, тогда как койот передо мной — живая плоть, кости и зубы. Инстинктивно отодвигаюсь назад в сторону Дьюка, а он, наоборот, немного двигается вперёд. В моей голове скачет миллион вопросов. Среди которых самые главные связаны с выживанием: койоты передвигаются стаей? Нападут ли они со всех сторон? Начнут с меня или Принца?

— Сейчас я пошумлю, — говорит мне Харрисон. Потом стреляет в воздух.

Несмотря на предупреждение, выстрел меня пугает. К счастью, пугается и койот и убегает словно заяц.

Когда он уже далеко, осознаю, что я затаила дыхание. Сипло вдыхаю воздух, как будто вынырнула из воды.

Только сейчас понимаю, как близко приблизилась к Харрисону, почти прячусь за его спиной. Ещё немного и превращусь в огромную человеческую марку. Какая храбрая женщина! Могу собой гордиться. Даже Принц выглядит менее напуганным.

Я отпрыгиваю назад, словно тело мужчины обжигает.

— Появятся и другие?

— Я так не думаю, но лучше поспешить.

Он ускоряется на самом деле и вновь от меня удаляется. Как же я ненавижу его безразличие ко мне. Могу упасть или неожиданно остановлюсь, а он даже не заметит. Пара койотов может на меня напасть, а он доберётся до хижины и не заметит, что я мертва.

Делая эти глупые выводы, недостойные моего интеллекта, я останавливаюсь и смотрю ему в спину.

«Эгоистичный мудак, который даже не замечает, что…»

Харрисон оборачивается и, хмурясь, смотрит на меня.

— Что ты делаешь? Шевели задницей!

Он заметил.

Окей, я идиотка, заслуживающая госпитализации в дом со слабоумными сопляками.

Я остановилась в одиночестве в середине опушки с койотами поблизости, и это уже серьёзно.

Однако хуже всего другое — я счастлива от того, что Харрисон почувствовал моё отсутствие.

✽ ✽ ✽

Дьюк считает, что я должна научиться стрелять.

Три дня тому назад, в лучшем случае, у меня получалось владеть рыбным ножом.

Сейчас я умею заряжать «кольт» 45 калибра и «винчестер». Харрисон в роли учителя смехотворен и нетерпелив. Он не прощает мне ошибки и неуверенность. Я даже почти решилась спросить: стреляла ли когда-нибудь Реджина? По-моему, максимум, что она умела — это полировать ногти, но возможно, она не справилась бы и с этим. Хотя понятно, если ты ростом метр восемьдесят, твоя грудь помещается в бокалы для шампанского, а твои волосы как у «Венеры» Боттичелли и грациозная попка в форме сердца, то можешь себе позволить всё, что ни пожелаешь.

— Это пистолет, а не чайник! — ругает меня Харрисон. Поправляет мои пальцы на спусковом крючке, и от прикосновения его мозолистых ладоней по моей спине бегут мурашки. — И не закрывай глаза. Держи его крепко двумя руками, спина прямая, прицелься в банку и стреляй.

— Я без очков, и с этого расстояния не вижу никакой банки!

— Неважно, стреляй всё равно. Ты должна привыкнуть к оружию и шуму. Если придется стрелять, тебе не понадобятся очки. Медведи и другие звери намного заметнее банки. Иногда они очень близко приближаются к хижине, и ты должна быть готова напугать их. Или выстрелить в упор при необходимости.

Харрисон наклоняется, стучит по сапогу и слегка раздвигает мои ноги. Поднимает мой подбородок и выпрямляет мне спину, касаясь с деспотичной быстротой, словно трогает изгородь, где поправляет мишени, а не что-то столь же незначительное, как моё тело.

Сразу же после этого я сжимаю пистолет с деревянной рукоятью и смотрю вперёд в направлении кучи, неподвижной и нечёткой за пеленой дождя, и грохот выстрела заставляет кровоточить мои мысли.

Тем не менее я не закрываю глаза и стою твёрдо, несмотря на вибрацию оружия в ладони. На мгновение, одновременно с раздавшимся обширным лязгом со стороны забора, мне кажется, что вижу металлическую птицу, которая пытается сбежать.

— Ты попала в банку и сбила ею все остальные, — сообщает Харрисон присвистывая. — В кого ты стреляла?

— Ни в кого.

— Нет, у тебя была цель. Ты прицелилась и выстрелила из «кольта», как будто хотела поразить конкретного врага.

— Кто знает, возможно, я хотела поразить тебя.

В некотором смысле это правда: я стреляла в саму себя, в мои страхи, и в глупое удовольствие, которое испытываю, когда ко мне прикасается Дьюк.

— Я не ожидал подобного, иначе не вложил бы в твои руки оружие. Если тебя не вынудить, ты не обидишь и муху.

— Муху нет, а тебя да.

Он саркастически рассмеялся.

— Меня тоже не сможешь. Ты из тех, кто злится, но не выходит за рамки внешней бури и, вероятно, для сохранения в узде «пошли на хер» отправится на курс йоги. Но ты не сделаешь следующий шаг. Ты культивируешь ярость как грех, как извращённое сексуальное желание, и в итоге остаётся только это — тайная мысль, которую знаешь только ты.

К мысли о том, что представляет собой моё «извращенное» сексуальное желание, которое на самом деле знаю только я, и оно не меняется с годами: Дьюк меня обнимает, пока мы занимаемся любовью на траве под ярким солнцем. Мы лежим на вырванных страницах, мягких как льняные простыни. Харрисон шепчет, как я красива, и удовольствие накрывает меня. Ощущаю себя глупой преступницей.

— С каких пор, живущий здесь, в изоляции в лесной хижине, в окружении лишь коз и кур, берёт на себя роль психоаналитика? — огрызаюсь с презрением.

К счастью, Харрисон стоит у меня за спиной и не может увидеть, как я покраснела, а иначе с его проницательностью он обо всём догадается, и мне останется только нырнуть в озеро с камнем на шее.

Ответ Дьюка вызывает у меня желание привязать этот чёртов камень к его шее.

— Если решил бы стать твоим психоаналитиком, то это означало б, что мне конец, и поэтому даю тебе разрешение в себя стрелять. Правда в том, что ты — открытая книга. Даже козы и куры могли бы тебя прочитать.

— А ты, кто чувствует себя первой тайной творения, знай — в тебе нет ничего особого. Ты лишь очередной мужчина, кому изменили и считающий свою собственную драму важнее, чем у всех остальных. Раньше у тебя был дар, сейчас ты проиграл и это.

Харрисон стоит так близко, что если бы светило солнце, я оказалась бы в его тени. Его борода и волосы задевают меня. Он пахнет тем зелёным мылом, что лежит в туалете: немного лимона и ещё что-то едкое. Ощущаю себя словно мне сейчас пятнадцать лет.

Мужчина оглядывает меня взглядом, который олицетворяет горечь. Потом забирает из моих рук пистолет, закидывает на плечо ружьё и мрачный уходит в сторону хижины. Перед тем, как переступить за порог, Харрисон оборачивается.

— До настоящего момента я проявлял любезность, но теперь перехожу к жёстким манерам. Нужно много всего сделать. Пока ты остаёшься здесь, будешь вносить свой вклад. Или плати, или работай, или уходи. Это моя собственность, и нахлебники не признаются. Других вариантов нет.

✽ ✽ ✽

Животные паслись снаружи под лёгким дождём на широком пастбище с ограждением. Считаю, что они красивые, даже если и не говорю об этом Харрисону. Красивые не в классическом понимании, это не лебеди, журавли, пантеры или бабочки; но я люблю необычную красоту, непредвиденные союзы, семьи, которые не ожидаешь. Я не очень хорошо поняла — думает ли индюк, что он баран, но у меня сложилось чёткое ощущение, что баран верит в то, что он индюк. У Дьюка действительно смешное стадо или табун, или стая, в зависимости к какому виду животные себя относят. Всё же не удивлюсь, если Шип попытается загоготать. Я держусь на расстоянии, потому что немного боюсь, когда шипя, меня окружают гуси. Как идиотка выбегаю под дождь, преследуемая четырьмя шумными пернатыми, марширующими идеальной индейской цепью. Харрисон качает головой.

— Иди чистить навоз, — указывает он мне.

Выполняю; иду чистить лопатой навоз, чтобы показать ему, что я не какая-то глупая городская девчонка, которая приходит в ужас от голубиного помёта. Работа тяжёлая, во всяком случае для меня. В какой-то момент, измученная, я вынуждена остановиться и прижаться к стене хлева. Раньше у меня болел только живот, теперь ещё и руки.

— Ты уже устала? — ироничным тоном спрашивает Дьюк.

— Совершенно ни капельки, я свежа как роза, — отвечаю и наблюдаю, как меня вновь окружают гуси. — Почему они на меня злятся?

— Они способны распознать собрата.

— В таком случае, Шип должен признать тебя своим вожаком.

Провожу рукой по лбу, я и правда устала, и начавшийся цикл всё усложняет. В Нью-Йорке я лежала бы на диване, запив половину упаковки обезболивающего настойкой кардамона, а у моей головы свернулась бы клубочком кошка. Здесь же чищу лопатой навоз и вынуждена терпеть упрёки от козла.

— Иди домой, — говорит мне, словно гонит прочь.

— Что?

— Я согрел для тебя воду.

— Что?

— Я ранее подогрел для тебя воду, — повторяет Харрисон, теряя терпение. — Был кипяток, сейчас, наверное, тёплая.

— Что?

Согласна, знаю, что не блещу словарным запасом, но, откровенно говоря, я в шоке.

— От усталости ты впала в маразм? Я должен всё говорить по слогам или, возможно, тебе нужно и нарисовать?

— Нет… только… не понимаю, когда произошло нашествие инопланетян. Я не заметила.

— И потом ты спрашиваешь, почему гуси следуют за тобой. У тебя мозг с фасолину.

— Другого объяснения нет, — настаиваю я, пропуская мимо ушей зловредный комментарий. — Летающая тарелка оставила где-то огромный стручок, как при вторжении пришельцев, и инопланетянин с доброй душой занял место мудака, который был раньше в твоём теле.

— Не болтай фигню, а иди переоденься. Я здесь закончу.

— Можешь сразу не возвращаться в дом?

— Зачем, чтобы увидеть тебя голой? Спасибо, нет, не хочу. Я уже насмотрелся на жизнь вперёд и следующую, и этот опыт повторять не собираюсь.

Приближаюсь к Харрисону и на очень близком расстоянии от его ног с такой злостью втыкаю в землю вилы, что инстинктивно он отступает. Мгновение смотрит на меня яростным взглядом, который практически сразу становится наглым.

— Не понял, почему ты злишься. Обиделась, потому что хочешь, чтобы я увидел тебя голой? Я могу пойти на жертву, но потом не отвечаю за плохой вкус моего члена.

— Ты противен, — говорю ему — Мне кажется, что воспитанный инопланетянин уже улетел и на его место вернулся козёл-пошляк.

Поворачиваюсь к Харрисону спиной и выхожу из хлева. Правда, мой фальшиво-драматический уход испорчен гусями, которые идут по пятам как надоедливые белые тени.

✽ ✽ ✽

Закрываю входную дверь на засов, оставляя Принца снаружи играть в грязи. Козёл потом его почистит.

Блокирую окно. Спокойно моюсь. Среди вещей, которые мне подарила Майя, есть клубничный шампунь. Возможно, срок его годности истёк, но всё же — лучше, чем ничего. Переодеваюсь в одежду Люси. Она любила персиковый и цвет морской волны. Понимаю, что выгляжу нелепо, одетая как фея единорогов в этой хижине, которая лишь на ступень отличается от ночлежки древних первопроходцев, но меня это не волнует. Мне кажется, свитер очень сильно натягивается у меня на груди, а брюки менее удобны, чем должны сидеть спортивные штаны, доказывая, что я толще, чем Люси. Ну, мне наплевать. Если кого-то это раздражает, он может отвернуться.

Прибираю за собой в крошечной ванной комнате, пробую проверить работает ли телефон, отодвигаю засов и потом любопытствую на кухне.

Не могу себя назвать шеф-поваром, но я умею готовить достаточно хорошо. Конечно, имея правильные ингредиенты, а не кучу консервированных продуктов, результат получился бы лучше. Тем не менее, я стараюсь и в какой-то момент понимаю, что напеваю.

Прекращаю, когда звук дождя слышится громче, а в спину ударяет резкий порыв ветра.

Мокрый, но очищенный от грязи Принц подбегает ко мне, и я угощаю его картофельной кожурой. Потом поворачиваюсь… Харрисон стоит на пороге с нечитаемым выражением на лице. Носитель множества эмоций, среди которых, без сомнения, узнаю раздражение. Это состояние души легко интерпретировать с таким тяжелым багажом мимики: губы в напряжённой тонкой линии, ноздри расширены, как у коня, ладони сжаты в крепкие кулаки.

— Твою мать, что ты делаешь? — спрашивает меня.

— Ты сказал, что я должна вносить свой вклад, пока здесь живу. Это моя часть. Не переживай, я тебя не отравлю. Не знаю, где ты хранишь цианид, а с собой я не захватила. По правде говоря, я была бы довольна и слабительному, но нет и его.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒