ЧАСТЬ III 3 страница

— Харрисон Дьюк!

На мгновение, прежде чем вспомнил о своей нежелательной гостье, он взглянул на кобылу, словно это та его окликнула. Затем краем глаза уловил тень силуэта девушки, остановившейся у порога. Он дал знать, что заметил её, но ничего не ответил на оклик. Продолжил делать то, чем занимался ранее, словно она важна меньше, чем чучело животного.

Баран и индюк не проявили восхищения от вновь прибывшей. Они двинулись по направлению к ней с воинственным видом.

Девушка вскрикнула, немного отодвинулась назад, но не сдалась.

— Ты не можешь так меня игнорировать! — воскликнула она, пока баран рассматривал её, опустив голову и выставив на обозрение рога, а индюк распушил перья и закудахтал, что-то очень похожее на сигнал тревоги.

Харрисон склонился над кормушкой, чтобы наполнить сеном и, держа в руке вилы, неожиданно резко выпрямился. Он быстро и звонко свистнул, положив два пальца в рот, и огромный баран, вновь спокойный, поскакал к нему. Индюку потребовалось ещё немного времени, чтобы подумать, но в итоге он замолчал и сложил перья вместе.

Но самым агрессивным животным из всех был Харрисон.

— Послушай-ка ты, — сказал ей серьёзно на повышенном тоне, чтобы перекрыть шум дождя, который бил по крыше как падающие камни. — Вместе с моим агентом ты меня надула, выдавая себя за мужчину. Ты добралась до моего дома, несмотря на то, что дал понять — я не хочу видеть рядом людей. Ты заставила меня нырять в озеро, чтобы спасти твою толстую задницу и теперь ведёшь себя как возмущённая императрица? Разве тебя не учили, что каждая реакция — это следствие причины? И причина твоего поведения занозы-в-заднице?

— Я только хочу узнать, есть ли альтернативный маршрут, позволяющий вернуться домой?

— Ты можешь забраться по горло в озеро и перебраться на другую сторону. Однако не рассчитывай на мою помощь, и если умрёшь, то не жди, что соберу твои кости для их надлежащего захоронения.

— Этот мост был единственной дорогой?

— Для тех, кто не умеет летать — да.

— И что мне теперь делать?

В ответ он протянул ей вилы.

— Поможешь мне вычистить хлев и накормить животных.

— Что?

Харрисон наклонился над ней и угрюмо посмотрел. Его густые волосы были мокрые, от воды блестела и борода, а глаза без света выглядели тёмными.

— Если кто-то не появится забрать тебя с вертолёта, планера или инопланетного корабля, ты останешься здесь, пока мост не будет отремонтирован. При таком дожде какие-либо работы невозможны. Поэтому — сделай себя полезной. Мы находимся не в «Хилтон» и не ожидай обращения как с нью-йоркской киской: хочешь крышу над головой и какую-то еду — ты должна их заработать.

Он вновь протянул ей вилы. Девушка, казалось, готова была разреветься. Харрисон фыркнул всё более раздражённо, почти зарычал. Как он ненавидел ложных бунтарей, которые заявляли о себе как о сильных женщинах, а затем при первом осложнении плавились в слезах. Окей, что греха таить, случившееся стало более, чем банальное осложнение, но маленькая сучка должна была предвидеть. Ты не можешь в одиночку отправиться из Нью-Йорка в Вайоминг на встречу с мужиком (который, к сведению, может быть психом), в своём грёбаном пальтишке в клетку, шапке с помпоном и видом придурка на экскурсии и не просчитать возможности, что события пойдут наперекосяк.

— Я…задержусь только на ночь, — промямлила она. — Завтра утром позвоню Гуннарду и попрошу меня забрать.

— Телефон не работает.

— Но какого хера…

— «Но какого хера» говорю я, а не ты. Если тебя не устраивает, можешь спать в хлеву. А сейчас помоги мне, но старайся не делать резких движений. Блэк — тот ещё ублюдок.

— Блэк?

— Индюк. Он может выклевать твои глаза. Шип — баран, с посторонними чуть менее агрессивен. Думаю, ты найдёшь общий язык лишь с гусями и курами по очевидным причинам.

— Не обижайся, но ты не чувствуешь себя реализованным?

— Моя самореализация — жизнь без занозы в заднице. И твоё присутствие здесь посылает её определённо к чертям собачим.

— Где он теперь?

— Где теперь кто?

Девушка чихнула и, опираясь о дверной косяк, с усилием произнесла:

— Харрисон Дьюк. Мужчина, который создавал истории, скручивающие внутренности и заставлявшие почувствовать себя Прометеем. Тот, кто беспристрастно наблюдал за миром, но умел запечатлеть красоту, спрятанную в вещах, под покровом пота и крови. Твои романы были как удары кулаком и ласка, я с ними выросла и любила их! А сейчас вместо воинствующего рыцаря, который выбивал свои зубы, но показывал правдивую жизнь и заставлял понимать, что ты не одинока и другие тоже страдают, как и ты, я вижу лишь мудака, испытывающего гнев и презрение. Кто, если б имел уверенность, что останется безнаказанным, воткнул бы мне эти вилы в живот и скормил свинье.

В течение всего этого монолога Харрисон не мог не смотреть на неё. Он предпочёл бы посвятить себя собственно деятельности, чтобы продемонстрировать ей, как сильно она не важна, но что-то в вибрирующем голосе девушки сокрушило это намерение. Она была как толстый мокрый цыплёнок, определённо — сорви голова.

Харрисон направился к ней шагом, в котором читалось намерение преодолеть закрытую дверь. Подошёл очень близко, увидел, как она дрожит.

«Маленькая толстая матрёшка, разочарованная и злая, не разумно провоцировать мужчину с вилами в руке. Мама тебе не говорила? »

— Пункт первый, — обратился к ней низким, но достаточно пугающим тоном, — если хочешь почувствовать себя как Прометей, то только скажи, и я воткну это тебе в печень. Пункт второй: Принц не ест дерьмо. Ты будешь для него противна, даже если полить тебя клюквенным соусом. Пункт третий: больше не напоминай мне о ком-то, кто умер. Тот Харрисон Дьюк — призрак, вымершее животное, мифологическое существо. Если ты приехала на встречу с ним, то должна довольствоваться надгробием. Пункт четвёртый: возьми этот чёртов инструмент и помоги мне.

Девушка снова чихнула.

— Мне нужна сухая одежда, иначе рискую заболеть. Я не очень хорошо себя чувствую, вот.

— Ещё одна причина, чтобы прекратить ненужную болтовню, так не думаешь?

Вместо ответа девушка пошатнулась и, казалось, что находится на грани падения.

С инстинктом, которого от себя не ожидал, вместо того чтобы позволить ей врезаться в пол, Харрисон наклонился и поддержал её. Она рухнула в его объятия, щекой на грудь; была в испарине, тяжёлой, с ознобом и горячей.

— Мне не хорошо, — повторила ему едва слышно.

— Прекрати терять сознание, я не намерен ещё раз нести тебя на руках. Ты не совсем в категории пушинки.

— Ты никогда не бываешь вежливым? — с трудом спросила она.

— Больше никогда, — единственный ответ, который он успел ей дать прежде, чем, несмотря на предупреждение, девушка вновь потеряла сознание.

ГЛАВА 4

Леонора

Когда я падаю, меня останавливают его руки. Мне кажется, что Блэк и Шип смотрят недобро, в надежде что умру. Возможно умру, и тогда, наконец, смогу покинуть этот варварский уголок мира, где даже овцы имеют злобные взгляды. Я смогу летать и пересеку разрушенный мост.

И мне на самом деле кажется — я лечу.

Хотела бы взмахнуть крыльями, но не могу.

Я как шершень, который не может взлететь.

Потом открываю глаза и понимаю, где я. Моё лицо прижато к груди Харрисона Дьюка. Сказал, что не намеревается больше носить меня на руках, но делает это. В его груди у меня под ухом слышно отчетливое бормотание, оно раздаётся как эхо гармоники. Уверена — адресует не самые приятные слова, измученный моим весом. На мгновение испытываю стыд из-за того, что такая толстая. Чего не случалось со мной давно.

С детства до юности я испытывала стыд очень часто. Оглядываясь назад, и с опытом, достигнутым за годы терапии, я знаю, что никогда не страдала ожирением, как настаивали мои родители. Будучи молодой девушкой, я имела более выраженные формы, с чем стеснительный тринадцатилетний подросток мог когда-либо смириться. Совершенно точно была за пределами размеров, которые считались приемлемыми для того, чтобы выглядеть как Барби. Но я не выглядела как ужасный слон, с которым меня сравнивали. Конечно, я бы никогда не приняла участие в конкурсе красоты: моя грудь выглядела не холмиком, а горой, мой живот образовывал две мягкие складки, когда я наклонялась вперёд, а мой зад явно походил на контрабас, а не на банджо. Тем не менее, я не заслуживала постоянных упрёков от отца, который после трофейной жены, хотел бы также похвастаться и дочерью, и от трофейной матери, которая хотела бы хвастаться своей причастностью. То, что я этого не заслуживала, поняла позднее, благодаря доктору Финну, моему психотерапевту: но тогда чувствовала себя неудачницей, позором, недоработкой, провалом. Бегемот среди лебедей.

Теперь в объятиях злого Харрисона Дьюка, который меня несёт, но скорее предпочёл бы перетащить мебель, наполненную камнями, меня снова мучает чувство неполноценности. Я вешу слишком много даже для такого как он, сильного и крепкого. Я проклятый слон. Если он помнит красоту своей бывшей жены, то сделает беспощадное сравнение.

Доктор Финн побила бы меня символически, но решительно. И она была бы права. Но я тоже права: прямо сейчас, среди недомогания и одолевающих меня воспоминаний, я снова беспомощный подросток.

Когда мне станет лучше, я вернусь, взяв топоры и арбалеты, вновь окружая себя щитами и валами, которые воздвигала годы. Теперь, к сожалению, я чувствую себя совершенно голой.

Я краснею, вспоминая, что ранее он меня раздевал. Не позволю ему сделать это снова.

Краснею, думая о нём голом, и закрываю глаза, как будто Харрисон продолжает стоять передо мной, и я отказываюсь его видеть. Не потому что он не красив, а именно потому, что красивый.

Тепло камина заставляет меня понять, что мы вошли в дом. Харрисон опускает меня на кровать как какую-то вещь. Затем подходит к шкафу, достает кучу одежды и бросает её в меня с любезностью медведя. И, ничего не добавляя, выходит, хлопая дверью.

Окей, я поняла, что моё присутствие не радует. Но знай, что твоё для меня тоже не переносится на дух.

Я остаюсь одна. Или вернее, остаюсь с четвероногой свиньей, которая так за мной наблюдает, что если бы я не была в бреду с лихорадкой, то интерпретировала как экспансивное любопытство. Напуганная, отодвигаюсь спиной по матрасу. Принц, кажется его так зовут, большое розово-серое животное, пятнистое как корова и совсем не грязное или вонючее. Он подходит к краю кровати, хрюкает и нюхает меня снизу.

— Ты ведь меня не съешь? — спрашиваю я и пытаюсь вспомнить, что едят свиньи.

Даже этот страх бесполезен, детский, как и моё сердце. Когда чихаю и меня охватывает холод, понимаю, что должна избавиться не только от своей глупости, но и от мокрой одежды.

Я скатываюсь с матраса и при этом слежу за свином, который... виляет хвостом. Возможно, я неправильно поняла из-за повышенной температуры, но мне кажется, что он даже улыбается. Смотрит на меня, виляет хвостом и улыбается. Если он заговорит, я закричу — клянусь.

Второй раз за несколько часов я добираюсь до ванной комнаты, граничащей со стеной и шкафом. Без двери, нет даже занавески. Я внимательнее оглядываюсь вокруг: вижу маленький туалет, раковину, душевой поддон, который больше похож на дыру в полу. Это определенно не похоже на ванную комнату в отеле «Four Seasons».

Снимаю одежду, которая тяжело падает на пол. Мне нужно также избавиться и от нижнего белья. У меня нет ничего на замену, пока не высохнет это.

Если б мне сказали: «Ты окажешься дома у Харрисона Дьюка обнажённой», — я б не поверила и не знаю, что сделала для более быстрой реализации такого предзнаменования. Сейчас, когда нахожусь у него, отдала бы не знаю, что, только бы не быть здесь.

Заплачу любую цену также за ванну с обжигающей горячей водой и гектолитром медовой пены, но сомневаюсь, что в этой монашеской келье имеется горячая вода, а единственное мыло — большая плитка зеленоватого оттенка, которая лежит на раковине. Беру её, чтобы понюхать; она жирная и выскальзывает из рук. Падает на пол с глухим стуком, как настоящий кирпич.

Принц начинает хрюкать, направляясь к двери. Я в панике — понимаю, что оставила сменную одежду на кровати. Немедленно нужно её взять, пока Харрисон не переступит порог!

Мне вновь кажется, что моё сердце разрывается. Я ощущаю его повсюду: бьёт в голове, во рту, расширяется в грудной клетке и затрудняет моё дыхание. Ощущаю себя вялой и словно в тумане. Реальность вдруг, кажется, стала сделана из медленно сменяющихся снимков, разделённых чёрными интервалами. И в одном интервале я поскальзываюсь на мыле и оказываюсь на полу.

Боль ничто по сравнению со смущением.

Мне хочется плакать, и быть может я действительно плачу, когда пытаюсь встать.

Я растянулась на полу на четвереньках, практически голая, за исключением трусиков. Без очков плохо вижу, наверняка у меня температура, и мне хотелось бы стать достаточно тяжёлой, чтобы пробить пропасть, которая сможет поглотить меня навсегда.

— Какого черта … — голос Харрисона Дьюка слишком близкий, чтобы надеяться, что он всё ещё снаружи, вырывает у меня крик. Нет смысла пытаться прикрыть себя руками: поверхность моего тела слишком велика, моя плоть такая же большая, насколько велико моё смущение. Если не умру от инфаркта сейчас, то не умру никогда.

— Не знаю, какие у тебя намерения, — сурово продолжает он, — но напомню тебе, что у меня есть член.

Протягивает мне руку, чтобы помочь встать на ноги, уставившись на мою грудь и даже не притворяясь, что смотрит на что-то другое. Потом отворачивается, берёт с кровати сухую одежду и снова бросает в меня.

— У меня не было женщины на протяжении веков, поэтому не провоцируй опять, — вердикт звучит без заигрывания, только раздражение. — Я вновь выйду, но поторапливайся.

Затем выходит наружу в сопровождении свиньи.

Оставшись одна, снимаю трусы и на одном дыхании одеваюсь. Мне нужно закатать несколько раз нижний край штанов и рукава у свитера. Ещё немного, и с меня всё свалиться. Ощущаю себя пугалом, закутанным в свободную одежду гигантского фермера. В данном случае, гигантский фермер — мужчина ростом выше метра девяносто и весом не менее ста килограмм, в основном мышц.

Его одежда пахнет мылом — не рафинированным, но приятным, с легким ароматом лимона. Словно из-за эффекта злодейского заклинания чувствую себя грешной и извращённой. Мысль носить его штаны без нижнего белья вызывает трепет в груди и судорогу в паху. Воспоминание о том, как Дьюк на меня смотрел, вместо того чтобы оскорбить порождает почти неприличный стон.

Я не такая. И не думаю о таких вещах. Я занималась любовью с немногочисленными мужчинами, и все они меня бросали, потому что холодна как подводная часть айсберга. Никогда не рассматривала секс превыше всего: им занимаются, когда ты с кем-то вместе. Однако получаемое мной удовольствие всегда было меньше облегчения, после того как заканчивалось притворство.

Женщина, одетая в эту огромную и тёплую одежду безумна, немного в лихорадке, презренная сомнамбула, странница, которая потеряла свой компас и хотела бы, чтобы Харрисон Дьюк засунул ей в рот язык, а руки положил на тело. Такая, кого совсем не обеспокоило сделанное им предупреждение.

Я касаюсь лба — да, он горячий. У меня галлюцинации без всяких сомнений. За сегодняшний день испытала слишком много травм, слишком много воды (вплоть до сердца), много озноба, много разочарований.

Харрисон входит без стука, сопровождаемый Принцем, который подходит и нюхает мои руки. Он пугает меня, но не так сильно, как хозяин. По крайней мере, хотя бы свинья ведёт себя любезно. С другой стороны, Харрисон не ослабляет зверское выражение на своём лице. У него морщин больше, чем у обычных сорокалетних мужчин, как будто вечная угрюмость решила окончательно и бесповоротно вспахать его лицо.

Хотя я делаю вид, что пристально смотрю на огонь, украдкой за ним наблюдаю. Небольшая площадь дома уменьшает проблему моей близорукости. Кажется, что детали проходят сквозь фильтр из очень тонкой органзы, но всё расположено довольно близко от меня, чтобы без труда понять, что происходит вокруг. Харрисон снимает куртку и вешает её на вбитый в стену гвоздь. Подняв с пола ускользнувший от меня кусок мыла, он моет руки. Пьёт, не знаю что, прямо из кувшина, не переливая содержимое в чашку. Достаёт из шкафа сотейник вместе с концентрированной едой. Каждое его движение медленное, но уверенное и с совершенным безразличием к моему присутствию в комнате.

Очередной чих, сотрясающий мою грудь, привлекает его внимание.

Харрисон поворачивается и рассматривает меня, пока стою рядом с камином. Его взгляд одновременно презрительный и отстранённый. Затем он роется в банке, что-то извлекает и приближается ко мне со стаканом воды.

Протягивает в моём направлении руку. Его пальцы длинные и мозолистые, ужасно мужественные. На ладони лежит белая таблетка.

На моё удивление он отвечает с резкой настойчивостью:

— Это аспирин, не экстази.

Соглашаюсь и проглатываю таблетку, запивая глотком воды. Харрисон забирает полупустой стакан и внимательно на меня смотрит.

— Лео — это выдуманное имя? — спрашивает меня тоном, не слишком отличающимся от тона инквизитора.

— Нет. Это сокращение, меня зовут Леонора.

— Херб это от меня скрыл. Сукин сын! Знал, что я никогда не соглашусь.

— Почему?

Он пробежал взглядом от макушки ещё влажных волос до кончиков босых пальцев.

— Потому что женщины приносят только проблемы.

— Это женоненавистническое и ложное утверждение.

— Не отрицаю, что это женоненавистническое, но не ложное. Более корректно подтвердить неточность формулировки. «Проблема» — не достаточно для описания разрушений, которые ты создала с момента прибытия. Этот мост, — Харрисон немного повысил голос и вытянул в сторону руку, как будто мост находился в комнате, и он на него указывал, — стоял там шесть грёбаных лет. И хватило того, чтобы по нему прошла ты, как он рухнул! Не говоря обо всей этой воде: не помню такой дождливой весны, сколько здесь живу. Какой будет следующий трюк: уронить мне на голову крышу?

Намёк на мой вес был более чем очевиден. Он не сказал напрямую, но подумал. Уже умею узнавать взгляды, разглядывающие не меня, а ту мою часть, которую он не желает воспринимать после идеальных форм.

Температура и злость пробуждают внутри меня неожиданную ярость.

— Почему бы нет? Возможно, тебя ударит черепица и перезагрузит твою голову мудилы!

Держусь за спинку стула, потому что боюсь упасть. Неприятно чувствовать себя плохо, и ещё менее приятно, когда находишься в сделанном из стволов доме с незнакомцем под непрестанным дождём посреди ничего, которое недоступно для кого-либо, кто хотел бы за тобой прийти. И даже без возможности поплакать. Если бы я разревелась, то этот мудак понял бы, что напугана. Он начал бы насмехаться ещё больше. Не могу такого ему позволить. Поэтому сопротивляюсь, гордо держась на ногах.

Харрисон не реагирует на мой импульсивный комментарий. Вновь настойчиво меня разглядывает: уверена мысленно критикует с сарказмом то, как на мне сидит его одежда, превращая в мешок человеческих отбросов.

В итоге заявляет бесцветным голосом:

— Ты красная как помидор, должно быть у тебя высокая температура.

Я знаю, что температура у меня поднялась. Ощущаю маленькие змейки, которые сползают по спине, горячие как песок в пустыне. Я ослабла, в ушах свистит, и не исключаю, что вскоре меня вырвет на пол, несмотря на то, что в последний раз ела за ужином вчера вечером. Тем не менее, не выношу безграничную наглость этого мужчины.

— Красная как помидор — не очень образное выражение и немного банальное для такого писателя как ты?

— Я больше не писатель, а крестьянин, фермер, лесник. И ты выглядишь действительно как помидор, никакое другое образное выражение не смогло бы описать тебя лучше.

— Всегда любезен, — огрызаюсь, сжав зубы.

— Любезность — это смертный грех. Слушай, если потеряешь сознание, я тебя не подниму, поэтому если не хочешь есть, приляг где-нибудь.

Смотрю на постель и неожиданно осознаю неудобную истину. Кровать только одна, маленькая и узкая. И не существует никакой другой горизонтальной поверхности, где можно было бы прилечь.

— Я не голодна. Если дашь мне одеяло, то лягу… напротив камина.

— Это место Принца.

— Но тогда…

— Тогда остаётся кровать или хлев. Решай сама.

Сильнее сжимаю спинку стула. Я очень устала и не могу себе позволить пререкаться.

— Окей, однако, когда ты должен будешь лечь спать, я встану и размещусь где-нибудь на полу.

После того, как свернулась калачиком на матрасе, охваченная дрожью, Харрисон наконец отвечает без всякого притворства.

— Можешь на это рассчитывать, вдвоём мы не поместимся, и я не намереваюсь ломать ради тебя спину.

✽ ✽ ✽

Резко просыпаюсь от ощущения, что кто-то до меня дотрагивается. Широко распахиваю глаза и чуть не кричу: Принц рассматривает меня с ухмылкой в нескольких сантиметрах от моего носа. Рывком сажусь, пока боров продолжает улыбаться.

Я на кровати, завёрнута в одеяла. Сквозь маленькое окно падает бледный свет. Я проспала больше, чем думала и надеялась. День должно быть уже прошёл. По непонятной для меня причине моё сердце начинает биться быстрее, словно случилось что-то очень страшное, способное спровоцировать сильные эмоции.

Потом понимаю, что ничего пугающего нет: всё та же я, на том же самом месте, где вчера вечером и заснула. Харрисон меня не разбудил, чтобы выселить с кровати.

Не помню ничего из того, как прошла ночь, никаких снов, хотя уверена, что видела их. И теперь у меня никак не получается упорядочить вопросы и мысли.

Дьюк оставил меня спать.

Где спал он?

Спускаюсь с кровати под радостным взглядом Принца. Гротескно и патетично: пятнистый боров, огромный как маленький гиппопотам, самое ласковое живое существо, которое встречало меня утром после сна. Не припомню людей, выглядящих также счастливо от того, что находятся рядом со мной. Те несколько мужчин, с кем я встречалась, сразу же после секса сворачивали удочки с наилучшими пожеланиями и отсутствием намерений перезвонить. Не то чтобы могла их винить. Развлечение так себе, когда идёшь в постель с тем, кто хочет делать это лишь в темноте и имеет больше запретов, чем желаний. За долгие годы психотерапия помогла мне получить больше самоуверенности, но не смогла разрушить последнюю стену — сделать меня свободной и безрассудной любовницей.

К счастью, Принцу всё равно, сколько у меня секретов, он виляет хвостом с неизменным счастьем.

Трогаю свой лоб. Холодный, температуры больше нет. За окном продолжает лить дождь.

Я хочу есть, пить и писать.

Иду в туалет с поспешностью того, кто спешит спасти свою жизнь при землетрясении. С подступившим к горлу сердцем и опасением, что дверь откроется без предупреждения и появится Харрисон, застигнув меня в ещё один неприятный момент. Доктор Финн назвала бы это неудобством, на которое я должна пожать плечами или возможно посмеяться. Но для меня это основание ощутить себя униженной. Такие моменты убивают меня и заставляют себя ненавидеть так же, как ненавижу тех, кто надо мной смеётся.

Я сполоснула лицо. Затем замечаю в ванной шкафчик и после очередного взгляда на дверь решаюсь его открыть. Вижу бритву, большие ножницы, маникюрные ножницы, расчёску, зубную щётку и пасту. Открываю тюбик и поглощаю словно праздничное блюдо. После наклоняю голову и пью воду из-под крана — очень холодную, но приятную. Погружаю в неё губы, глаза, щёки.

Расчёсываюсь: у меня прямые, длинные до лопаток волосы. Если бы мне пришлось их описать, то использовала бы выражение: ни рыба ни мясо. Они лишены какой-либо формы, прямые как струны на арфе и кажется — насмехаются над обильными линиями тела. Девушкой я мечтала об обмене качества — случайно, не могли бы слишком витиеватые формы фигуры переместиться в волосы, а прямые линии волос, наоборот в тело.

Урчание в животе отвлекает меня от очередного грустного воспоминания. Я не ела больше двадцати четырёх часов, и мой желудок протестует.

В буфете стоит неописуемое количество консервированной еды, хлеб в коробках, хлопья, бобовые. Когда нахожу печенье в жестяной коробке, чувствую себя, словно нашла сокровище.

Вероятно, мне следует спросить разрешения у хозяина дома, но полагаю, он не настолько груб, чтобы запретить мне есть. Принц наблюдает за мной и неожиданно врезается мордой в мою ногу. Свиньям можно давать печенье?

Предлагаю ему одно, и гигантский розовый язык облизывает мне руку. Смеюсь, и меня удивляет звук моего голоса, потому что смех спонтанный и не затрагивает мышцы на лице. Учитывая ситуацию, я не должна иметь желание смеяться, но не могу не испытывать абсурдную симпатию к этому огромному четвероногому.

Подозрение, что нахожу его симпатичным, так как Принц немного похож на меня, уничтожает всю весёлость.

В этот момент открывается дверь, усиливается рёв дождя, и Харрисон входит в дом. На нём надет длинный непромокаемый плащ с поднятым капюшоном. Весь обильно залит дождём, капли стекают с бороды и волос. В руках держит два больших разрубленных ствола, направляется к камину и опускает их там на пол.

Нет никакой возможности, чтобы невидимая часть меня оставалась равнодушной. Смотрю на него, и что-то внутри совершает акробатическое сальто. Насколько он грубый, сварливый и невыносимый, а я не могу сохранять дистанцию, как та, кто хотела бы находиться в другом месте. Имейте в виду: я бы хотела оказаться вдали отсюда, мне не хватило одной ночи глубокого сна, чтобы изменить идею, но я сама, очень молодая и влюблённая в этот ужасный экземпляр невоспитанного мужчины, плохо соблюдаю правила. И Харрисон провоцирует усиление сердцебиения, как преклонение перед кем-то, ради кого стоит ощутить разрыв сердца.

Положив поленья в огонь, Дьюк поворачивается, скидывает назад капюшон и смотрит на меня. Насмешливая улыбка затрагивает уголок его рта.

— Ты их ела? — спрашивает меня.

— Да, — заявляю, с самоуверенным выражением. — Что-то имеешь против?

— Я нет. Возможно Принц, они его.

Вылупив глаза, я уставилась на банку, словно держала в руках отвратительного мёртвого инопланетянина.

— Это… это печенье… для свиньи? Но почему… почему ничего не написано… что-нибудь что пояснит?

— Для кого должен пояснять? Живу один.

Аргумент имеет смысл.

— Что там внутри?

— Не умрёшь от отравления, если боишься этого.

Харрисон поворачивается ко мне спиной и направляется к буфету. Юная Леонора внутри озорно ударила меня локтем. Сомневаюсь, что титаны Атлантиды, которые поддерживали свод небесный, имели более мускулистые плечи. Это зрелище заставляет меня даже позабыть, что недавно съела еду для свиней и к тому же она мне понравилась.

Харрисон поворачивается и протягивает другую коробку. Из керамики и расписанную замысловатыми цветами. Необычно для него (ожидала чего-то менее изысканного).

— Эти можешь есть.

— Их приготовил ты?

Дьюк адресовал мне мрачный взгляд.

— По-твоему я похож на того, кто печёт печенье?

Не давая времени для ответа, мужчина вновь натянул капюшон. Предложил мне одну из своих ветровок, которая, вполне ожидаемо, достанет до пяток и обратился ко мне с провокационным тоном:

— Если ты закончила с вопросами и даже если нет, одень это и выходи. Давай выясним, когда и как ты сможешь перестать меня беспокоить.

✽ ✽ ✽

При дневном свете, несмотря на туманность от облаков и мою близорукость, повреждение моста видно хорошо. Он не разрушился полностью, упал вниз большой участок в центральной части, длинной по меньшей мере метров пять. Земля вокруг превратилась в грязь и непрекращающийся дождь не сулят ничего хорошего.

Харрисон уставился на всё это с мрачным видом. Что-то пробормотал себе под нос, я уловила только окончания слов. Вода и ветер разбили его слова на фрагменты слогов. В итоге, даже не кивнув головой в мою сторону, мужчина резко разворачивается и вновь шагает по тропинке в сторону дома. Ширина его шага пропорциональна росту, и очень быстро между нами образуется дистанция в несколько метров.

— Можешь подождать меня, твою мать? — ругаюсь, уверенная что он меня не услышит.

Напротив, оказывается его слух лучше, чем ожидалось. Харрисон поворачивается ко мне и пристально смотрит с нетерпением, с каким гений ожидает ответов от психически недоразвитого. Ветер треплет кончики его длинных волос, и на мгновение они мне напоминают щупальца Медузы. Я даже ожидаю, что в конечном итоге превращусь в статую, такова тяжесть его ядовитого взгляда.

— Разве нет другого пути? — спрашиваю его.

— Да.

— И чего ты ждал, чтобы сказать?

— Чтобы ты задала мне идиотский вопрос.

— Почему идиотский? Если существует действительно альтернативный маршрут…

— Если бы действительно был, то я бы не надрывал задницу, чтобы укрепить и починить наполовину прогнивший мост. Есть более длинная дорога, очень коварная, по которой можно пройти только пешком. Сейчас под дождём она равноценна попытке самоубийства.

— И это означает что…

— Должен терпеть тебя больше, чем предполагалось. Если только ты не хочешь покончить с собой: в таком случае кто я такой чтобы тебя останавливать?

Я остановилась, ноги вязнут в ковре из жидкой и очень холодной грязи, отчего у меня сразу леденеет спина.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒