ГЛАВА 29 ПОСТСКРИПТУМ 18 страница

«Майк тогда встречался с Глорией Стейнем, но, судя по всему, он был весьма неравнодушен к Джеки, — заметил кто-то из представителей студии. — Более того, один раз мы потеряли целый съемочный день — все двадцать четыре часа, — потому что он летал в Нью-Йорк, где у него был обед с Джеки».

Как режиссер, Майк Николе был донельзя медлителен и придирчив, особенно к Элизабет, которая из-за этого частенько выходила из себя.

«Работать с актрисой, то и дело говорить ей, чтобы она все повторила сначала — это значит давать ей понять, что то, что она сделала, получилось далеко не лучшим образом, — пояснял продюсер. — Майк же был к ней требователен особенно, потому что ему хотелось, чтобы картина удалась, а для этого Элизабет требовалась направляющая рука режиссера. Нам всем тогда приходилось несладко. Но Элизабет досталось больше всего. Все говорили, что она только выставляет себя на посмешище».

Даже после того как Элизабет раскормила себя до 155 фунтов (около 70 кг), Николсу все равно пришлось приложить немало усилий, чтобы сделать из нее сорокапятилетнюю женщину. Элизабет испробовала восемнадцать различных видов грима, прежде чем добилась необходимого режиссеру неряшливого, растрепанного вида.

«Когда она встала перед камерой, у всех присутствующих перехватило дыхание, — вспоминала художник по костюмам Ирен Шарафф. — Казалось, мы ощутили, как между ней и объективом пробежал ток. Она словно вступила в некое совершенно иное измерение».

Даже Бертон онемел от неожиданности.

«Господи, кто бы мог подумать! — воскликнул он. — Уж на что Маргарет Лейтон актриса, не чета Элизабет, но даже ей такое не по силам! »

Обычно Ричард стремился продемонстрировать свое превосходство над женой, не желая выставлять напоказ свои чувства к ней, и в присутствии репортеров отзывался об Элизабет как о «низкорослой, толстой крестьянской девке».

«Чушь все это, когда говорят, будто Элизабет первая красавица в мире, — говорил он. — Не спорю, она недурна собой, у нее красивые глаза, но зато невыразительный двойной подбородок, большие ступни, короткие ноги, толстый живот и огромная грудь».

«Все эти нарочито грубые замечания в адрес Элизабет — не более чем шутка, — пояснял кто-то из друзей. — Или же он пытается не выдать своих истинных чувств».

Несмотря на все эти комментарии по поводу внешности Элизабет, Бертон не скрывал своего уважения к ее умению преподнести себя перед камерой.

«Есть в ней нечто такое, что делает ее звездой номер один, — заметил он. — Единственном звездой экрана».

Ричард был поражен ее способностью буквально замереть перед камерой, способностью предельно сосредоточиться. Он пристально следил за ней во время съемок «Вирджинии Вульф» и даже пытался имитировать ее, сдерживая свои обычно размашистые телодвижения.

«Это было чертовски заманчиво и одновременно мучительно, — рассказывал он. — Сдерживаться, постоянно сдерживаться, не давать воли чувствам. Малейший жест, одно-единственное слово — все это очень важно при создании образа... Мне вечно приходилось следить за собой. Сказать по правде, мне казалось, будто я нахожусь в тесном лабиринте... »

И пока Бертон часами оттачивал технику актерской игры, Элизабет проводила все это время в гримерной. По словам режиссера, «ей захотелось, чтобы тушь текла определенным образом. По ее мнению, тушь должна размазываться у нее под глазами — именно так, сказала она, и бывает, если краситься неаккуратно. А еще она предложила определенный фасон блузки, потому что знала, что блузка обязательно будет задираться и сильно ее старить. Она все это делала без малейшей тени тщеславия и, осмелюсь заметить, с превеликим воодушевлением, чем просто покорила меня».

Ей приходилось делать массу неприятных вещей, например, плевать Ричарду в лицо, дубль за дублем. Он не возражал, но ей в конечном итоге стало не по себе. При работе над таким фильмом, как этот, в вас обязательно должно проявиться что-то дурное, но с Элизабет такое случилось только однажды. Это была злость.

И когда Элизабет перевоплотилась в бездушную, склочную, сварливую бабу, Ричард пытался примерить на себя маску безвольного, затюканного жизнью подкаблучника-мужа.

«Я твердо убежден, что внутри каждого мужика сидит некто, кто любит, чтобы над ним поиздевались, — заявил продюсер. — Я помню, как впервые увидел его в костюме Джорджа. У меня дыхание перехватило».

«Ей-богу, Ричард, ты — вылитый Джордж. Честное слово! » — воскликнул я, а Ричард заявил в ответ:

«А как ты думаешь, Эрни! Неужели ты этого не знал? Разумеется, я Джордж. А Джордж — это я».

Съемки, первоначально запланированные на два месяца 1965 года, продолжались дольше — с июля по декабрь. Элизабет стала причиной этой задержки, когда по неосторожности попала себе в глаз из игрушечного ружья своего племянника и из-за синяка не работала несколько дней.

«Что-то в этом роде можно было предполагать, — заметил представитель студии. — Там, где Элизабет, — всегда жди беды».

Картина вышла за рамки бюджета, нервы у всех были напряжены до предела, буквально на каждом участнике съемочной группы сказывалась напряженная атмосфера «Вирджинии Вульф». Ричард ворчал на Майка Николса у него за спиной, жалуясь, что режиссер слишком медлителен. Джек Уорнер был с ним согласен, но вслух критиковать не осмеливался, чтобы не расстраивать Элизабет. Джордж Сигал то и дело впадал в дурное настроение. Бертоны, оба мрачнее тучи, вдруг окрысились друг на друга — их экранные скандалы постепенно разрушали их супружество в реальной жизни.

«Мы все были просто одержимы этой картиной, — рассказывал позднее Майк Николс. — Бертоны признавались мне, что даже придя домой, говорили только о фильме».

Хорошенько поругавшись друг с другом в течение дня, Ричард с Элизабет даже по вечерам не могли стряхнуть с себя мрачное настроение, производимое повестью Эдварда Олби. Те, кто был близок с ними, хорошо запомнили пьяные вечера после работы, когда он обзывал ее «обезьяньими сиськами», а она, все еще одетая в костюм Марты, кричала на него в ответ: «Ради бога, закрой свою вонючую пасть! Я еще не закончила говорить».

В фильме Марта била Джорджа кулаками в грудь и пыталась выцарапать ему глаза. Он в ответ пытался ее душить и даже пробовал размозжить ей голову о край машины. Экранная взаимная грубость частично перенеслась и на их реальную жизнь, хотя в значительной степени присутствовала в их отношениях и раньше.

«Элизабет обожает потасовку, — рассказывал продюсер. — Она всегда была готова к драке, только и делала, что лупила и всячески цепляла Бертона».

Элизабет сама этого не скрывала. По ее словам, Ричард как-то раз дал ей сдачи, как следует врезав по уху.

Бертон часто бывал груб, но временами демонстрировал поразительное участие и трогательную заботу. Во время съемок кто-то решил устроить вечеринку в честь Джорджа Сигала, причем о его жене напрочь позабыли, и только Ричард с Элизабет выручили ее и помогли выйти из неловкого положения.

«На жену актера обращают не больше внимания, чем на официанта с подносом мартини».

«В конечном итоге жена Сигала осталась стоять одна-одинешенька, и только Бертоны заметили это, — вспоминал один из гостей. — До конца вечера они не оставляли Мариан Сигал одну».

Съемки настолько вымотали Ричарда и Элизабет, что им было совсем не до развлечений. Некоторое pазнообразие имело место в ноябре, когда супруги получили приглашение на прием, устраиваемый в честь принцессы Маргарет и лорда Сноудона в лос-анджелесском «Ле Бистро». Ричард напился почти до невменяемого состояния. Привыкший к тому, что с ним обращаются как с королевской особой, он был вне себя от возмущения, когда их с Элизабет усадили рядом с кухней, а не во главе стола, как он того ожидал. Позже, желая развлечь гостей, из-за. стола поднялась Джуди Гарленд. Зацепившись каблуком за шнур микрофона, она едва не упала — ее вовремя подхватил ее пресс-агент. Ричард нарочито громко, чтобы все его услышали, произнес: «Она снова пьяна». Вскоре после этого они с Элизабет покинули зал.

«Я думала, что они ни за что не уйдут», — воскликнула позднее Джоан Вудворд, поклявшись, что никогда не заговорит с ними первой.

Придя на следующий день в себя, Ричард послал принцессе свои глубочайшие извинения за свой столь внезапный уход. Он пояснял, что на следующее утро им с Элизабет предстояло рано выйти на съемочную площадку. Было видно, что на них обоих сказывалось напряжение семейных страстей Джорджа и Марты. Им не удавалось стряхнуть с себя их экранные образы, в особенности Элизабет, которая, будучи не в духе или находясь в состоянии опьянения, начинала сквернословить и бросать в адрес мужа злобные обвинения, словно это была не она сама, а её сварливая героиня. Казалось, они даже обменялись. «половыми» ролями — Элизабет называла мужа Гарриет или Ахатой, а Ричард отзывался о ней как о Сэме или Фреде. Спустя много лет, пытаясь объяснить другу причину развода, Элизабет заметила: «Мне до смерти осточертела вся эта Вирджиния Вульф! »

К январю, когда фильм был готов, все участиики съемок сошлись на том, что необходимо отпраздновать это событие. Бертоны заказали оркестр и устроили в своем особняке грандиозную вечеринку. Майку Николсу они преподнесли пару золотых запонок от Дэвида Уэбба. Он в свою очередь подарил им их собственную фотографию в серебряной рамке, сделанную между дублями. На фото была изображена Элизабет — толстая истеричка, исполнявшая роль Марты, — и Ричард — в мешковатых брюках и парике жены, надетом задом наперед. Эрнст Леман удостоился редкого подарка — книги первого издания Френсиса Бэкона 1633 года. Элизабет также подарила продюсеру экземпляр своей книги «Элизабет Тейлор» с автографом.

За написание автобиографии Элизабет получила 250 тысяч долларов. Это были 177 страниц отредактированных магнитофонных записей.

Кроме того, она содержала пятьдесят шесть фотографий, сделанных Родди Макдауэллом. Книга эта вышла в 1964 году в издательстве «Харпер энд Роу».

Элизабет получила от Майка Николса бриллиантовые серьги. Джеку Уорнеру она намекнула, что хотела бы иметь к ним также бриллиантовую брошь за 80 тысяч долларов.

«Я и так плачу ей миллион с лишним плюс десять процентов с дохода, - рявкнул Уорнер. - Пусть покупает за свои деньги».

В конечном итоге исполнительный продюсер не удостоился от своей звезды ни золотых запонок, ни редкой книги. Ему даже не досталось экземпляра книги «Элизабет Тейлор» с ее автографом.

ГЛАВА 19

Элизабет была не чужда широких жестов, Более того, она даже прославилась своем щедростью. Некоторые из ее друзей считали, что высшим проявлением этого стало удочерение Марии. Другим же в ту пору казалось, что Элизабет не следовало делать это слишком демонстративно, всем напоказ. Тем не менее, никто не сомневался в любви и верности, которыми она одарила Монтгомери Клифта в последние два года его жизни.

Когда Элизабет весной 1964 года встретила Монти в Нью-Йорке, она пришла в ужас. Изможденные исхудавший, он весил всего сорок пять килограммов. На обоих глазах у него была катаракта, а на некогда красивом лице лежал отпечаток губительного действия алкоголя и наркотиков. Но хуже всего было то, что он не снимался вот уже целых четыре года. Элизабет была убеждена, что в первую очередь во всем виновата его профессиональная бездеятельность, и лишь затем — тяга к саморазрушению.

«Если Монти не будет сниматься — ему конец», — сказала она знакомым.

Как самая знаменитая кинозвезда в мире, она обладала не только правом выбора сценария, но и партнеров по фильму. И ради спасения друга он решила сняться вместе с ним.

Им давно хотелось сделать совместную комедию, и поэтому они обсуждали сценарий «Совы и кошечки», и даже вслух читали друг другу отрывки. Однако продюсер встал на дыбы, заявив, что Клифта не станет страховать ни одна компания.

Позднее Элизабет получила предложение сыграть нимфоманку в ленте «Отражение золотого глаза» экранизации романа Карсон Маккаллерс. Элизабет позвонила Монти, чтобы узнать его мнение насчет роли армейского офицера — тайного гомосексуалиста. По ее мнению, характерные для Клифта ужимки и манера говорить как нельзя лучше соответствовали этой роли. Прочитав сценарий, Монти дал огласие. Затем Элизабет уговорила Джона Хьюстона взять на себя режиссуру и объявила прессе, что впервые после 1959 года, когда они снимались в Ленте «Неожиданно, прошлым летом», они с Монти снова будут работать вместе. Однако, опять-таки, продюсер Рей Старк поставил ее в известность, что Монти страховать никто не будет.

Прекрасно понимая, сколь важна для ее друга возможность работать снова, Элизабет решила не отказываться от проекта. Вместо этого она предложила в качестве страховки свой миллионный гонорар.

«Мисс Тейлор вознамерилась во что бы то ни стало снять в «Отражении» Клифта, а также сделать ещё одну картину с этим человеком, которым восхищалась как актером и который был дорог ей как круг, — рассказывал его агент Робби Лантц. — Именно благодаря безграничной преданности ей удалось убедить Джона Хьюстона, а также разрешить проблему со страховкой».

Элизабет известила студию «Уорнер Бразерс» и «Севи Артс» о том, что если они желают иметь фильм с её участием, то должны также включить туда и Монти Клифта. Другого выбора у них не было. Тем не менее, Монти все еще опасался, что кинобоссы пойдут на попятную.

«Они у меня на крючке», — уверяла его Элизабет всякий раз, когда он звонил ей в испуге, как бы студия не передумала.

«Мне самому ни за что не найти себе работу, — признался он одному из своих приятелей. — Но Элизабет — мой самый лучший друг. Она постоянно пытается мне помочь, а все остальные меня бросили».

«Уорнер Бразерс» и «Севн Артс» всячески тянули с постановкой картины — все были убеждены, что Монтгомери Клифт больше не способен играть, а Элизабет была в то время занята другими ролями, на которые согласилась, чтобы работать вместе с мужем. Она вылетела в Англию, чтобы вместе с Ричардом появиться в постановке «Доктора Фауста» в оксфордском университете, а затем в Рим для участия в съемках «Укрощения строптивой». Монти постоянно звонил ей, пытаясь выяснить, когда ему приступить к работе. Наконец, им обоим сообщили, что съемки «Отражения» начнутся в сентябре 1966 года. Но судьба распорядилась иначе. После двух лет ожидания Монтгомери Клифт скончался у себя в постели 22 июля 1966 года в возрасте сорока пяти лет.

Его обнаженное тело обнаружил хозяин дома, который тотчас обзвонил всех близких знакомых артиста, чтобы те восприняли это известие более спокойно, но когда узнали о нем из газет, Родди Макдауэлл позвонил Джону Спрингеру, пресс-секретарю Бертонов. Он сообщил Ричарду эту печальную весть, а тот в свою очередь пообещал поставить в известность Элизабет. На следующий день Тейлор сделала заявление для прессы.

«Это известие повергло меня в шок, я до сих пор отказываюсь верить в смерть Монти. Я любила ого. Он был мне самым близким другом. Он был мне как брат».

Из Европы Элизабет позвонила хозяину дома, гди жил Монти, и проговорила с ним несколько часов, обсуждая подробности последнего дня жизни Клифта. Затем она связалась по телефону с доктором Кеннамером, своим личным врачом из Беверли-Хиллз, с которым она познакомилась в 1956 году, когда Монти попал в автокатастрофу, и ей пришлось положить себе на колени его окровавленную голову. Вместе с доктором Кеннамером Элизабет предалась печальным воспоминаниям. Она вздыхала о том, как сильно Монти ее любил, как неузнаваемо изменился он за последнее время, и в нем не осталось ничего от того Адониса, с которым она познакомилась во время съемок «Места под солнцем». Элизабет говорила о его смерти, уверяя доктора, что давно предчувствовала эту трагическую развязку. Она то и дело повторяла слова Родди Макдауэлла о том, что друзья бессильны сделать что-либо для Монти, кроме как до последнего часа держать его руку.

Бертоны не присутствовали на похоронах Монтгомери Клифта в Нью-Йорке, однако послали два огромных букета белых хризантем, которые впоследствии стояли рядом с закрытым гробом. На карточке было написано: «Успокойся, неугомонный дух. Элизабет и Ричард».

Через несколько дней Элизабет объявила, что намерена в память о Монти учредить новый фонд в области исследования сердечных заболеваний, пожертвовав для этого один миллионов долларов — весь свой гонорар за «Отражение золотого глаза», то есть те самые деньги, которые когда-то пообещала в качестве страховки за своего друга. Этот фонд должен был находиться под эгидой Американской кардиологической ассоциации. Тем не менее, когда ассоциация решила осведомиться о деньгах, которые пообещала Элизабет, представитель актрисы заявил следующее:

«Все сделанные ею пожертвования останутся анонимными».

После того приснопамятного публичного заявления кардиологическая ассоциация так и не получила никаких денег от Элизабет в память о ее «дорогом друге».

«Насколько мне известно, это была не более чем идея, хотя и высказанная публично, — заявила биограф Монтгомери Клифта Патриция Босуорт. — Этот фонд остался мертворожденной затеей. Именно подобные казусы и заставляют усомниться в хваленом бескорыстии Элизабет».

Широко разрекламированные красивые жесты актрисы зачастую так и оставались лишь благими намерениями, особенно в тех случаях, когда дело касалось непосредственно денег.

«Ей проще появиться на публике во имя какой-нибудь благой цели или же ради сбора средств дать согласие на использование фильма с ее участием, нежели достать из собственного кармана, — заметил кто-то из знакомых в разговоре о ее частых появлениях на благотворительных акциях в пользу Израиля. — Но, скорее всего, вы не дождетесь от нее никаких анонимных пожертвований. И хотя сама она утверждает обратное, делается это главным образом ради саморекламы. Это как бы смягчает ее образ в глазах окружающих».

Бертоны любили прихвастнуть своими широкими жестами и нередко заявляли, будто каждый год делают пожертвований более чем на миллион долларов. После убийства в 1968 году Роберта Кеннеди, Элизабет истратила 50 тысяч долларов на целый разворот в «Нью-Йорк Таймс» с призывом к ужесточению контроля над огнестрельным оружием. Поздно! Бертон похвастался филантропическими начинамиями жены, утверждая, будто Элизабет в одиночку добивалась урегулирования положения в Биафре. Сама звезда настаивала на том, что ее благотворительная деятельность никоим образом не связана с желанием снизить для себя налоги. «Пожертвовании дарят мне приятное тепло в моих интимных органах, — заявила она. — К чему еще суетиться о каких-то налогах».

Большая часть этих пожертвований предназначалась британским благотворительным организациям. Делалось это в надежде на то, что королева Елизавета закроет глаза на ее отказ платить налоги и возведет Ричарда в благородное сословие. Несмотря на пожертвования Бертонов Оксфордскому университету и их публичное расшаркивание перед принцессой Маргаритой, самый прославленный из сынов Уэльса удостоился разве что почетного титула Командира британской империи.

Через своих адвокатов и бухгалтеров Бертоны основали для себя и своих детей трастовые фонды. Своим родственникам они оплачивали авиапутешествия первым классом по всему миру, чтобы те могли почтить своим присутствием премьеры фильмов с их участием. Каждая из сестер Ричарда и их дочери появлялись на этих премьерах в бывших платьях Элизабет. Ричард также дарил своим братьям и сестрам кому дом, кому машину, кому ежегодно чеки.

«Ему вечно хотелось кого-то облагодетельствовать, — вспоминал один из членов бертоновского окружения. — Но как мне кажется, разговоров было больше, чем дела. Я до сих пор помню, как Ричард искренне удивился, когда Сибил в 1965 году отказалась от баснословных алиментов, чтобы выйти замуж за Джорджа Кристофера, рок-музыканта, который был на двенадцать лет ее моложе. Ричард просто отказывался в это верить. Впоследствии, когда он купил Элизабет в Англии дом на те деньги, которые сэкономил благодаря второму замужеству Сибил, Элизабет так и прозвала этот дом — «Причуда Сибил».

«Каждый из них был щедрой натурой, однако Дик Хенли говорил, что тем ближе вы находитесь к Элизабет, тем меньше вам достанется. Если вы ей — совершенно посторонний человек, ну, скажем, случайный знакомый, то не исключительно, что вам обломится норковая шуба или же какое-нибудь по-настоящему дорогое украшение».

Миссис Харви Оркин вспоминала, как впервые встретила Элизабет, и та предложила ей шубу. «Она сказала мне, что ей подарили прекрасную норковую шубу с капюшоном, но у нее и без того много шуб, так что еще одна ей просто ни к чему, ну а поскольку у меня своей шубы нет, то не надо стесняться. Я тогда отказалась, а жаль. А еще она предложила мне, чтобы меня причесывал Александр, ее парижский парикмахер».

Элизабет любила делать пожертвования не официальным организациям, а, скорее, конкретным людям, своим друзьям, которые, например, нуждались в дорогостоящем лечении. Когда в Риме серьезно заболела жена Боба Уилсона, костюмера Ричарда, Элизабет распорядилась, чтобы ей была оказана самая лучшая медицинская помощь, а позднее выхлопотала для нее место в пресвитерианском госпитале «Коламбия» и заплатила за весь курс лечения. Она также заплатила за десять билетов первого класса, чтобы миссис Уилсон смогла совершить перелет из Рима в Нью-Йорк с наибольшим комфортом.

«Самый верный ключик к сердцам Бертонов — это несчастье, — заметил как-то режиссер Питер Гленвилл. — Во время съемок «Бекета» у меня был ассистент. Так вот, в один прекрасный день его навестила жена с ребенком. Мальчик был от рождения калекой. Когда Элизабет — а она, как обычно, находилась на съемочной площадке, наблюдая за тем, как играет Ричард, — заметила ребенка, то не удержалась и полюбопытствовала, отчего он хромает. По секрету от посторонних она договорилась встретиться с его матерью на следующий день в Лондоне. Элизабет отвезла их прямо в Оксфорд. В конечном итоге один из лучших английских хирургов произвел на конечности ребенка крайне сложную операцию, можно сказать, поставил его на ноги. Все расходы Элизабет взяла на себя, даже словом не обмолвившись об этом. Я узнал обо всем позднее от моего ассистента».

И, тем не менее, та же самая женщина, которая собирала тысячи долларов в поддержку Израиля и раздавала случайным знакомым норковые шубы, а также оплачивала друзьям дорогостоящие операции, — та же самая женщина ожидала и для себя от других дорогих подношений.

«Она постоянно пыталась «расколоть» Эрни Лемана на дорогой подарок, — вспоминает один из участников съемочной группы «Вирджинии Вульф», — она нарочно выставляла напоказ бриллианты, подаренные ей Марти Рансохофером во время съемок «Кулика», приговаривая при этом: «Эрни, ты только взгляни, что мне подарил Марти. Ну разве не прелесть? » Она пришла в бешенство, когда Джек Уорнер отказался подарить ей брошь за восемьдесят тысяч, которая так приглянулась ей».

К тому времени, как фильм «Кто боится Вирджинии Вульф» вышел в прокат в июне 1966 года, он успел стать самой дорогой черно-белой кинокартиной. Затраты на его съемки составили семь с половиной миллионов долларов. Кроме того, эта лента стала самой шокирующей — ибо буквально все называлось в ней своими именами, — а значит, не оставила камня на камне от предписаний «морального Кодекса» тридцатишестилетней давности. Во избежание неприятностей со стороны католической церкви с ее жесткой цензурой, Джек Уорнер дал указание прокатчикам пропускать несовершеннолетних вкинозал только в сопровождении взрослых. Каково же было его удивление, когда католики не стали требовать изъятия ни единого эпизода. С экрана было позволено пролиться целому потоку богохульств, и для Голливуда наступила новая эра.

«Это значит, что мы наконец-то принимаем в наших фильмах тот современный язык, которым мы пользуемся в повседневной жизни», — заявил кто-то из кинобоссов.

Одержав верх над цензорами, эта полная противоречий картина стала главным претендентом на награду киноакадемии. Элизабет осыпали похвалами за «лучшую игру за всю ее кинокарьеру», а Майк Николс удостоился лестных отзывов за участие в создании фильма. Однако именно Ричард, создавший убедительный образ затюканного мужа, удостоился наивысших почестей, а его работа в фильме была названа «учебником для каждого верного своей профессии актера».

«Чего не хватает Элизабет, так это героического бертоновского спокойствия, — писала газета «Виллидж Войс». — Особенно в те редкие моменты, когда от нее требуется слушать и реагировать, то есть в те минуты, когда актер держит экзамен за звание профессионала. Но именно в эти моменты угрюмое выражение ее лица меняется. На смену угрюмости приходит опустошенность. Лицо Бертона начинает буквально светиться. По его прекрасному, хотя и отмеченному печатью прожитых лет лицу пробегает только ему понятная усмешка. Без Бертона фильм превратился бы в невыносимо скучный спектакль».

Оба — и Элизабет, и Ричард — удостоились номинации на награду академии, а вместе с ними и Сэнди Дэннис, Джордж Сигал, Майкл Николс, Ричард Силберт - за художественную режиссуру, Джордж Джеймс Хопкинс — за декорации, Хаскелл Векслор операторскую работу, и Ирэн Шарафф — за костюмы.

Волнение нарастало — Элизабет удостоилась награды за лучшую актерскую работу от национального комитета кинообозревателей, а Ричард получил награду британской академии киноискусства. Они оба удостоились от Италии «Серебряных масок» как лучшие зарубежные актеры академии: ей — как лучшей актрисе, ему — как лучшему актеру. Однако Ричард прекрасно понимал, что ему не по силам тягаться с Полом Скофилдом, получившим награду нью-йоркских кинокритиков за фильм «Человек на все времена».

«Скофилд действительно наступал Бертону на пятки, в то время как Элизабет вряд ли могла опасаться таких конкуренток, как Ванесса Редгрейв (фильм «Морган»), Линн Редгрейв («Подружка Джорджи»), Анук Эме («Мужчина и женщина») и Ида Каминска («Магазин на главной улице»)», — вспоминал один из близких знакомых Бертонов.

«Все уже давно сделали для себя вывод, что «Оскар» достанется Элизабет, — вспоминал Эрнст Леман. - Но не Ричарду. Да, это была лучшая актерская работа года, если не целого десятилетия, однако симпатии большинства были на стороне его основного соперника Пола Скофилда».

К моменту церемонии раздачи наград в апреле 1967 года Бертоны находились на юге Франции, где оканчивали работу над «Комедиантами», своей седьмой совместной картиной; притом единственной, где Ричард удостоился в титрах первой строки. Элизабет, пообещавшая Джеку Уорнеру присутствовать на церемонии вручения «Оскаров», уже собиралась лететь в Лос-Анджелес, однако Ричард неожиданно попросил ее остаться. Элизабет сопротивлялась, говоря, что обязана сдержать обещание.

«Я четырежды присутствовала на приемах после вручения наград, — сказала она. — А однажды даже сама выиграла — за то, что не умерла. Я лишь один раз решила не ходить на подобную церемонию — когда меня выдвинули на номинацию за участие в фильме «Округ Рейнтри» и прием состоялся лишь через две недели после гибели Майка. Но тогда меня и не ждали. А вообще не присутствовать никак нельзя. Хочешь-не хочешь, а надо появиться, даже если у тебя нет никаких шансов на победу. Так уж заведено».

Прекрасно понимая, как ей хочется присутствовать на церемонии, все окружение Элизабет склоняло ее к поездке.

«Где гарантия, что она победит? — раздраженно заметил муж. — Помяните мое слово, только зря она туда слетает».

На следующий день Элизабет объявила о том, что передумала и никуда не поедет, потому что накануне ночью Ричарду привиделся кошмар.

«Я глаз потом не сомкнула, — сказала она. — Ему приснилось, будто самолет, на котором я летела в Калифорнию, разбился. Он во сне видел меня мертвой. Мы с ним всегда были неразлучны, и теперь он не хочет, чтобы я летела. Он мой муж, и поэтому я остаюсь... Когда меня нет, он места себе не находит, особенно когда подопьет. Ему без меня плохо».

Элизабет отправила Джеку Уорнеру телеграмму, в которой сообщала, что планы ее изменились. Буквально через несколько часов от него пришел ответ, в котором Уорнер умолял Элизабет хорошенько подумать.

«Не надо сжигать мосты, которые ты сама возводила», — взвывал он.

«Пошел он в задницу», — буркнул Ричард и составил для Элизабет ответную телеграмму, в которой выражал ее глубочайшее сожаление, одновременно поясняя, что она дала согласие присутствовать. на церемонии только в том случае, если ее супруг будет ничем не занят и сможет ее сопровождать. Ну, а поскольку он занят в «Комедиантах», то, разумеется, она никак не может оставить его одного.

«Ричарду было не по себе от одной только мысли, что Элизабет хотя бы на несколько дней оставит его одного, — пояснял Джон Спрингер. — Элизабет призналась мне, что для нее награда академии значила все на свете, однако, даже несмотря на это, она решила не ехать».

«Больше всего, как мне кажется, ей хотелось, чтобы «Оскара» получил он», — заметил Дик Хенли.

По мнению других, Ричард просто не желал подвергать себя публичному унижению, став свидетелем того, как сначала «Оскара» удостаивается его соперник, а затем собственная жена, и все это на глазах ста пятидесяти миллионов телезрителей. Не желая оставлять Ричарда одного, Элизабет осталась на юге Франции, где и получила поздравление. До нее лишь четыре актрисы дважды удостоились «Оскара», и Элизабет была в восторге от того, что оказалась в одном ряду с Луизой Райнер, Оливией Де Хэвилленд, Вивьен Ли и Ингрид Бергман. Узнав о награде, Элизабет завопила от радости, однако тотчас разразилась прямо в трубку проклятиями. Причиной стало известие о том, что Бертон уступил пальму первенства Полу Скофилду, Майк Николс — Фреду Циннеману, а «Вирджиния Вульф» — «Человеку на все времена».

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒