ГЛАВА 29 ПОСТСКРИПТУМ 4 страница

«Бесси Мей, а ты уверена, что Ники Хилтон — это тот, кто тебе нужен? »

Элизабет поклялась, что уверена, причем настолько, что для сомнений просто не остается места.

ГЛАВА 5

Сара Тейлор не верила собственным глазам — она шла по роскошному, в шестьдесят четыре комнаты, особняку Конрада Хилтона в районе Бельэйр. Слуги в смокингах, словно одуванчики после весеннего дождя, вырастали прямо из-под земли. На каждом шагу раскланивались лакеи, а из шестнадцати спален-«люксов» то и дело выбегали одетые в форменные платья горничные. В доме было двадцать шесть ванных комнат, четыре лифта для подачи кушаний из кухни в столовую, пять кухонь, пять баров с напитками и двенадцать каминов, отделанных мрамором двенадцати различных оттенков.

«И каждая дверная ручка, каждый кран в этом доме покрыты четырнадцатикаратным золотом», — докладывала Сара приятельнице. Фрэнсис Тейлор находился под не меньшим впечатлением от старинных бронзовых статуй работы индийских мастеров четырнадцатого века, которые украшали собой вестибюль, от китайских ваз эпохи Минь в фойе и французских полотен восемнадцатого века в гостиной.

Элизабет невольно ахнула, увидев главную спальню с ее обтянутыми золотым шелком стенами, золотыми покрывалами и шторами, золотистым кашемировым ковром на полу и камином из зеленоватого итальянского мрамора.

«Ой, Ники, — прошептала она. — Я своим глазам не верю — какая дивная красота! »

Двадцатитрехлетний Кондрад Николсон Хилтон, сын председателя корпорации отелей «Хилтон», пригласил невесту и ее родителей на обед в дом отца. Он провез их по Белладжо-Роуд, затем через чугунные ворота в свои владения, по подъездной дорожке мимо бронзовых фонтанов, стройных сосен и дорических колонн. Было слишком темно, и гости не смогли рассмотреть розарий, где росли пять сотен розовых кустов, однако жених указал на корт для игры в бадминтон, бассейн и теннисный корт, которые на ночь освещались. Хилтон-младший пояснил, что ему потребовалось бы два часа, чтобы провести гостей по всему дому и прилегающему к нему участку размером в восемь с четвертью акров, поэтому, как выразилась Сара, он лишь «пробежался по главным достопримечательностям». Конрад Хилтон-старший, чье богатство, по самым осторожным оценкам, достигало 125 миллионов долларов, в то время когда даже миллион уже считался состоянием, приобрел этот «просторный трехэтажный выставочный павильон» в 1949 году за 250 тысяч долларов. В 1980 году он был выставлен на продажу за 15 миллионов, подтвердив тем самым заявление магната, что это не только приятное место для отдыха и развлечений, но и отличное вложение денег.

Лишь Уильям Рэндольф Херст в своем замке у Сан-Симеона, в двухстах милях отсюда вдоль калифорнийского побережья, мог принимать у себя гостей с неменьшим шиком.

Ники встречался с Элизабет на протяжении всей осени 1949 года, после того как их познакомил Пит Фриман. Встреча состоялась на студии «Парамаунт».

«Мы сразу понравились друг другу, хотя это и не назовешь любовью с первого взгляда, — вспоминала Элизабет. — Ник пригласил меня в кино. Затем мы обнаружили, что оба любим танцевать. Мы встречались довольно часто — на пляже, устраивали вечеринки с нашей компанией. Ну и вскоре я поняла, что впервые по-настоящему влюбилась».

Как наследник хилтоновского состояния, Ники был бы именно тем зятем, о каком только могла мечтать Сара Тейлор. Она с замиранием сердца ждала очередного приглашения в «дом Конни», как она теперь называла дворец в Бельэйр, и с наслаждением предавалась красивой жизни в ночных клубах вроде «Мокамбо», куда Конрад Хилтон нередко приглашал Тейлоров.

Гостиничный магнат вовсе не принадлежал к числу избранной американской публики, чьи капиталы передавались из поколение в поколение через надежные вложения в банки, акции, землю. Техасец Конрад Хилтон выбился, что называется, из грязи в князи, благодаря собственной сметке, трудолюбию и удаче, и, став миллионером, искренне полагал, что деньги для того и существуют, чтобы их тратить.

Сара по достоинству оценила его экстравагантность. Что касается Элизабет — та млела от подарков, которыми ее осыпал Ники. Сначала это были бриллиантовые с жемчугом серьги, подаренные на Рождество. За ними последовали грампластинки, кашемировые свитера, набор клюшек для гольфа, поездка на озеро Эрроухед и, наконец, кольцо с бриллиантом размером в пять карат к помолвке и второе, платиновое, с бриллиантами, за 10 тысяч долларов — к свадьбе.

«Когда Ники и Элизабет обручились, больше всех радовалась Сара Тейлор, — вспоминала Хелен Роуз, главный модельер «МГМ». — Фрэнсис все еще сомневался. Элизабет не исполнилось и двадцати, и у нес не было никакого жизненного опыта. Ники, которому в ту пору исполнилось двадцать три, вырос, не ведая ни в чем отказа. Отец в нем души не чаял, и неудивительно, что парень был сильно избалован.

На богатого, щедрого отца особое впечатление произвел тот факт, как ловко зарабатывает на жизнь его будущая сноха».

«Конни постоянно хвастался, что Элизабет зарабатывает на «МГМ» две тысячи долларов в неделю и по три тысячи долларов за каждое выступление по радио, — вспоминала За За Габор, вторая жена Конрада Хилтона. — Еще бы, ведь единственное, что его интересовало — это как делать деньги! »После развода с За За Габор Конрад Хилтон начал ухаживать за Энн Миллер, танцовщицей с «МГМ». Именно она была с ним в тот вечер, когда Ники объявил, что женится на Элизабет.

«Конни, разумеется, был в восторге от того, что у него будет такая красавица-сноха, — рассказывала Энн Миллер. — Возможно, он даже немного ревновал. Зная его слабость к хорошеньким девушкам, осмелюсь утверждать, что у него наверняка мелькнула мысль, что на месте сына вполне бы мог оказаться и он сам».

Конрад Хилтон был ужасно горд тем, что его сын женится на всемирно известной кинозвезде. Он считал, что слава Элизабет Тейлор будет способствовать и его личной известности, и поэтому горячо поддерживал ее намерение не оставлять после замужества карьеру. Ники был того же мнения. Что, разумеется, явилось величайшим облегчением для Сары, чье жалование находилось в прямой зависимости от того, как долго продлится контракт ее дочери.

«Ник — замечательный парень! — говорила она. — Ему нравится работа Элизабет, и он ею гордится. А так как он намерен жить здесь, то никаких осложнений не предвидится». Элизабет тоже вздохнула с облегчением:

«Ники не просто хочется, чтобы я продолжала свою карьеру, он этого от всей души желает, — заявила она репортерам, — и я горда тем, что Ник гордится мной! »

«Элизабет говорила мне, что карьера значит для нее все на свете, — вспоминала миссис Баррон Хилтон, сестра Ники. — Она как-то раз сказала: «Настанет день, когда моя игра так покорит всех, что я выиграю награду академии». В ту пору она еще была такая милая, такая хорошенькая и совершенно искренне влюблена в Ники».

Пребывая на седьмом небе от счастья при мысли, что ей предстоит стать тещей Ники Хилтона, Сара Тейлор отказывалась верить, когда ей рассказывали о его похождениях. Она пропускала мимо ушей рассказы о его пьяных подвигах, о склонности к азартным играм.

«Он был само очарование, — вспоминала она. — Ну как нам было его не любить! »

Многие люди пытались предостеречь Сару, говоря, что старший сын Конни Хилтона слишком избалован, чтобы на него можно было положиться.

«Я лично говорил ей, что Ники только и знает, что напивается до бесчувствия или режется в карты с Гленом Маккарти», — вспоминал бывший журналист Фрэнк Фаррел, рассказывая о техасском толстосуме. — И Боб Консидайн тоже пытался убедить ее, но Сара и слышать ни о чем не желала. Ники был наследником миллионного состояния, и этим все сказано».

Но Сара не догадывалась о его других недостатках, в частности, о дурном характере, о его пристрастии к наркотикам, его безудержной страсти к азартным играм. Она видела лишь симпатичного молодого человека, с протяжным техасским акцентом, милого и предупредительного. В ее присутствии он не курил и не пил и, в отличие от Билла Поли, не делал проблем из того, что Элизабет носит яркие платья или же показывается на публике в слишком откровенных декольте. Кроме того, он производил впечатление в высшей степени религиозного человека — Сара даже настаивала на том, чтобы ее дочь перешла в католичество и сочеталась браком в церкви.

«Она не просто поддерживала дочь, — вспоминает Марджори Диллон. — Она подталкивала ее.

Она дошла до того, что садилась и лично натаскивала Элизабет в Катехизисе, чтобы той было легче пройти обучение. У нее не возникло с дочерью никаких проблем и тогда, когда Элизабет предстояло подписать бумаги, которые в те дни нужно было подписывать, если вы хотели выходить замуж за католика по католическому обряду. Собственно говоря, Сара не имела ничего против того, чтобы Элизабет навсегда отказалась от личной свободы, поклявшись, что дети ее будут воспитаны в лоне католической церкви, а сама она не будет применять никаких противозачаточных средств и ни при каких обстоятельствах не станет подавать заявления о разводе.

Это было довольно неожиданно — ведь Сара постоянно носила с собой книжку Мэри Бейкер Эдди и, где бы ни работала Элизабет, не забывала брать ее с собой на съемочную площадку. Она была ярой последовательницей учения Христианского Познания, и Элизабет с удовольствием изучала эту религию. Но стоило на горизонте замаячить Ники Хилтону, как Сара тотчас решила, что не будет особого греха в том, если Элизабет станет последовательницей сразу двух религий».

Несмотря на то, что его родители были разведены, Ники всю свою жизнь оставался католиком. Одно время он учился в колледже имени Лойолы, но в девятнадцатилетнем возрасте предпочел записаться во флот.

После этого он только и делал, что без разбора спал с женщинами, однако жениться хотел только на девственнице и католичке. Сам он редко ходил в церковь, однако ему и в голову не пришло бы жениться на девушке иного вероисповедания. Фрэнсис Тейлор был не на шутку встревожен рассказами о неуравновешенности своего будущего зятя и пытался воспрепятствовать переходу Элизабет в католичество, однако сделать что-либо был не в силах. Наконец он убедил дочь немного повременить с замужеством, пока та не закончит школу, и объявить о помолвке в день восемнадцатилетия. Однако Элизабет настаивала на более точной дате, говоря, что она любит Ники и готова на все, лишь бы только как можно скорее стать его женой.

«У меня нет ни малейшего сомнения в том, что Ник — это тот единственный, с кем я готова прожить всю свою жизнь, — заявила она. — Я познакомилась с ним в октябре прошлого года, и с тех пор между нами не было ни единой ссоры или малейшего непонимания. С каждым днем я люблю его все сильнее. Будь это не так, я бы не стала выходить за него замуж в церкви, к которой принадлежит он, и которая в глазах божьих признает лишь только один брак на всю жизнь».

В тот день, когда Тейлоры объявили о помолвке Элизабет, «Метр-Голдвин-Майер» совершила весьма ловкий трюк. Свадьба была назначена на 6 мая 1950 года, и студия решила к этой дате выпустить в прокат фильм «Отец невесты», чтобы в свете предстоящего бракосочетания нагреть руки на увеличившихся кассовых сборах. Студийные бонзы тотчас телеграфировали корпорации Лоу в Нью-Йорк: «Запрещаем кому бы то ни было, независимо от обстоятельств, требовать для себя эксклюзивного права публиковать фотографии Элизабет Тейлор в подвенечном платье, поскольку это событие является общенациональным достоянием».

Но «МГМ» приложила все усилия для того, чтобы эта свадьба стала событием номер один в светской истории Голливуда.

Для начала студия объявила о своем намерении преподнести Элизабет в качестве свадебного подарка роскошное платье, в котором та могла бы прошествовать к алтарю. Честь создания этого фантастического наряда стоимостью в три с половиной тысячи долларов выпала Хелен Роуз.

Студия также объявила о том, что миссис Роуз сошьет желтые платья для семи подневестниц и наряд из шифона для матери невесты. Как только эта новость вышла в эфир, Эдит Хед по телефону сообщила о том, что «Парамаунт» попросил ее сшить невесте в качестве подарка наряд для свадебного путешествия.

Компания «Горхем Силвер» предложила невесте серебряный сервиз из сорока пяти предметов, если та согласится позировать для рекламы ее продукции. Элизабет с радостью принимала все, что попадало ей в руки, включая норковые шубы для себя и матери. В отличие от нее, Ники Хилтон был раздосадован:

«Когда мы поженимся, я не позволю моей жене принимать подобных подарков», — заявил он.

Тем не менее, последние сыпались на Элизабет как из рога изобилия. «МГМ» объявила о еще более щедрых подношениях, таких как, например, кольцо с жемчугом стоимостью в 65 тысяч долларов от дяди Говарда Янга и сто акций хилтоновской корпорации от Конрада Хилтона.

Чтобы сложить все эти многочисленные дары, Тейлорам пришлось вынести из гостиной всю мебель.

«Мне ужасно понравилось выходить замуж, — заявила Элизабет. — И для меня важна буквально любая мелочь. Свадебное платье мне шьет Хелен Роуз, и каждое утро я начинаю с того, что обсуждаю с ней каждый шовчик! »

Будущая невеста настаивала на том, чтобы Хелен Роуз сделала в подвенечном платье вырез поглубже, но модельер стремилась соблюсти приличия.

«Это церковное бракосочетание, — возражала она. — И ты должна выглядеть как настоящая леди».

В конечном итоге был достигнут компромисс. Вырез сделали поглубже, но само декольте затянули прозрачным белым шифоном.

Пресс-служба студии сообщала о грядущей свадьбе как о самой экстравагантной в истории Голливуда. Все до единого обитатели кинематографической колонии понимали, что это событие попадет на страницы газет и журналов по всему миру и поэтому стремились попасть в число избранных. К каждому приглашению прилагалась небольшая белая карточка, которую гости должны были предъявить полиции, чтобы попасть в церковь. За неделю до свадьбы число приглашенных насчитывало шестьсот человек.

Приглашения удостоились все работники «МГМ», а также служащие хилтоновской корпорации.

«Я хорошо помню, как Патриция Нил мечтала оказаться в числе приглашенных, — говорит Марджори Диллон. — Она велела своей дублерше, чтобы та позвонила мне. Девушка, разумеется, подчинилась и буквально умоляла меня раздобыть для нее приглашение.

Я отправилась к Лиз спросить ее мнение.

«Пусть приходит, — ответила она. — Если только принесет подарок».

Эти сыплющиеся как из рога изобилия подношения стали в Голливуде притчей во языцех. Каждый подарок удостаивался благодарственной записки, собственноручно написанной самой Элизабет. Вот, например, что она писала своей дублерше:

Прошлой ночью меня снова осыпали замечательными подарками. С твоей стороны также было очень мило проявить ко мне участие. Тебе не следовало беспокоиться, но я, тем не менее, безмерно рада. Мы отлично провели время, и я удостоилась целой груды подношений. Я просто влюбилась в подаренную тобой комбинацию. На ней такие хорошенькие кружева, и она подходит к подаренным тобой трусикам. Я получаю просто замечательные подарки! Еще раз спасибо, Марджи. Когда-нибудь я отплачу тебе тем же. Наилучшие пожелания от твоей бывшей коллеги.

Лиз.

Спустя несколько дней она снова написала Марджи Диллон, чтобы поблагодарить ее за дорогое нижнее белье.

«Ты снабдила меня поистине восхитительным гарнитуром, — писала она. — Сначала трусики, и вот теперь — чудесная комбинация». И поставила подпись: «С любовью, Лиз. (Бывшая участница ОНПМ)».

«Клуб ОНПМ был затеей Лиз и Бетти Салливан, дочери Эда Салливана. Они придумали его в ту пору, когда им обеим никак не удавалось обзавестись кавалерами, — вспоминает одна из подруг детства. — Эта аббревиатура расшифровывалась как Одинокие Незамужние Послушные Малютки».

«В то время Элизабет считала себя настоящей ОНПМ, — говорит Марджори Диллон. — А когда я стала ее дублершей, она автоматически зачислила меня в члены их клуба».

Сказочная свадьба должна была состояться в субботу 6 мая в церкви Доброго Пастыря в Беверли-Хиллз. Лиз уже подписала все бумаги, необходимые для того, чтобы сочетаться браком с католиком, но поскольку ей еще только предстояло пройти обряд крещения, торжественная брачная месса не могла быть отслужена у алтаря. Вместо этого в пять часов пополудни обряд бракосочетания намечалось провести по эту сторону алтарной ограды.

По оценкам полиции, утром того дня возле церкви собралось более трехсот тысяч поклонников. Старушки принесли с собой складные стулья. Молодежь забиралась повыше на деревья, росшие вдоль бульвара Санта-Моника. «Метро-Голдвин-Майер» выделила силы поддержания правопорядка во главе с Уайти Хендри, чтобы вместе с полицией Беверли-Хиллз сдерживать натиск толпы.

Накануне свадьбы невеста подхватила простуду и слегла в постель, получив врачебное предписание на уколы пенициллина. На следующее утро начали поступать телеграммы с пожеланиями любви и счастья, а заодно и новые подарки — шесть серебряных кофейных сервизов, три набора столового серебра и 472 изделия из хрусталя.

К полудню толпа поклонников буквально взяла в осаду белый оштукатуренный дом Тейлоров на Элм-Драйв в Беверли-Хиллз, в надежде хоть краем глаза взглянуть на невесту, когда та последует в церковь. За два часа до начала церемонии они увидели, как в дом, зажав под мышкой свой небольшой коричневый футляр, прошествовал главный парикмахер «МГМ» Сидни Гилярофф. Вслед за ним прибыла миссис Дж. А. Райен, костюмерша студии, которой предстояло укрепить на волосах невесты жемчужную шапочку «а ля Джульетта» и фату, точнее, десять ярдов прозрачнейшего, отливавшего матовым блеском шелка. Вскоре там же появилась и Хелен Роуз, чтобы помочь невесте облачиться в ее восхитительное платье от «МГМ» — предел мечтаний всякой девушки — двадцать пять ярдов перламутрового сатина, усыпанного бисером и крошечными жемчужинами, на которым тянулся двенадцатиметровый шлейф из атласного шифона. Этот шедевр был создан силами пятнадцати мастериц «МГМ», которые с иглой и ниткой на протяжении двух месяцев до свадьбы трудились над ним, не разгибая спины.

На другой стороне улицы, в доме Энн Уэстмор, одевались подневестницы. И толпам зевак предоставилась возможность хоть немного удовлетворить свое любопытство, когда туда, запыхавшись, вбежала опоздавшая Джейн Пауэлл. Через час все подневестницы чинно вышли из дома, наряженные в ярко-желтые платья, с огромными букетами желтых тюльпанов и нарциссов. Мимо поклонников прошествовали Мэрилин Хилтон и Мара Рейган, которая позднее вышла замуж за брата Элизабет, Говарда, и толпа разразилась радостными возгласами. Вслед за ними под бурное ликование поклонников появилась Джейн Пауэлл в паре с Марджори Диллон, затем Бетти Салливан и Барбара Томпсон, жена актера Маршалла Томпсона. Энн Уэстмор, лучшая подруга Элизабет и главная ее подневестница, появилась чуть позже.

К этому времени уже прибыл отряд моторизированной полиции, готовый сопровождать лимузин невесты в церковь. Толпа замерла в ожидании Элизабет. Семнадцать сундуков с приданым уже поджидали ее на борту лайнера «Куин Мери», готовые отправиться вместе с ней в свадебное путешествие в Европу — очередной подарок от Конрада Хилтона. Ее личные канцелярские принадлежности уже украшали ее новые инициалы, как, впрочем, и ее багаж.

Отдельно, в небольшом чемоданчике, уже было упаковано белье для брачной ночи — белое атласное неглиже с отделкой из розового кружева, кстати, также творение Хелен Роуз, и, соответственно, подарок от «МГМ». Элизабет уже подарила всем своим сопровождающим именные колокольчики работы Филипа Паваля. Итак, положив на счастье в атласную туфельку монетку и с голубой подвязкой вокруг левого бедра, Элизабет выхватила у матери старый кружевной платочек и, подобно всем невестам в мире, сияя от счастья и одновременно немного нервничая, спустилась по лестнице.

Под руку со своим седовласым отцом она прошествовала к двери и шагнула навстречу весеннему солнцу. Тотчас защелкали блицы, и толпа, стоявшая к этому времени в четыре плотных ряда, принялась бурно выражать свои симпатии к самой красивой невесте в истории Голливуда, которая сейчас у них на глазах садилась в лимузин. Выходя из машины у церкви, Элизабет задела каблуком подол платья и оторвала край атласного чехла, но, как и подобает истинной королеве, даже бровью не повела и с гордым видом прошествовала дальше под рукоплескания толпы. Затем она стала терпеливо дожидаться, когда фотографы сделают необходимые им снимки.

Внутри церкви ее уже поджидали несколько сот гостей, в числе которых были Ван и Эва Джонсон, Дженет и Артур Лоу, Спенсер Треси, Фредди Брис-сон и Розалинд Рассел, За За Габор, Фред Астер, Джинджер Роджерс, Эстер Уильяме, Грир Гарсон, Терри Мур, Родди Макдауэлл, Фил Харрис и Элис Фей, Джун Аллисон и Дик Пауэлл, Джордж Мерфи, Маргарет О'Брайен, Джоан Беннет, Уолтер Вангер, Джин Келли, Дебби Рейнольде и миссис Ида Коверман, главная ассистентка Луиса Б. Майера. Глория Де Хавен появилась в самый последний момент перед тем, как закрылись двери, и ей пришлось сесть в самом последнем ряду. Хедда Хоппер, Луэлла Парсонс и Шейла Грэхем — каждая выбрала себе местечко поудобней возле прохода. Но, как ни странно, никто из них не заметил стоявшего возле толпы высокого темноволосого парня, бросавшего в сторону невесты испепеляющие взгляды. Билл Поли отказался войти в церковь, не желая стать свидетелем того, как Элизабет Тейлор станет женой другого мужчины. Он уже сказал свое последнее слово, когда час назад ворвался в дом к Тейлорам, требуя, чтобы Сара пропустила его к невесте. Он прошествовал прямиком к ней в комнату, где повторил Элизабет нее ее прежние обещания в вечной любви и верности. Элизабет разрыдалась. Поли пробыл в ее доме всего пятнадцать минут. Он оставался верен своей бывшей нареченной более двадцати лет и женился только в 1974 году.

Церемония открылась звуками органа, вслед за чем актриса студии «МГМ» Мери Джейн Смит исполнила «Аве Мария». Во время последнего куплета подневестницы двинулись вдоль застеленного желтым ковром прохода. За ними последовала главная подневестница в платье из зеленого органди. Завершала процессию невеста под руку с отцом. Церемония венчания продолжалась двадцать минут, после чего двадцатитрехлетнего жениха и восемнадцатилетнюю невесту объявили мужем и женой. Ники запечатлел на губах Элизабет поцелуй, который, как заметил один из гостей, «несколько затянулся». Однако Элизабет целовалась с мужем до тех пор, пока по скамьям не пробежал легкий смешок. Наконец, священник вынужден был наклониться к ним и шепнуть на ушко: «По-моему, этого достаточно, милочка». Смутившись, Ники повел невесту к выходу. Элизабет остановилась, чтобы обнять родителей, а затем под руку с мужем вышла из церкви. В дверях она повернулась к мужу и, закрыв глаза, прошептала: «Поцелуй меня, Ники. Ну пожалуйста, поцелуй». Зеваки, заполонившие бульвар Санта-Моника, принялись бурно выражать одобрение этой публичной демонстрации чувств, и полиции стоило немалых усилий, чтобы сдержать напор толпы, пока молодожены шли к лимузину, который должен был отвезти их на организованный «МГМ» прием. Элизабет наклонилась вперед, чтобы помахать на прощанье поклонникам, а затем повернулась, чтобы снова расцеловать мужа.

В вестибюле нежно играли скрипки. Казалось, будто приглашенные выстроились бесконечной чередой из шестисот человек, жаждущих поцеловать невесту и поздравить жениха. «Я так счастлива, — повторяла Лиз. — Я так счастлива». Ники переминался с ноги на ногу, пока они с Элизабет на протяжении двух часов раскланивались с гостями, прежде чем приступить к разрезанию свадебного торта. К этому времени ледяная статуя целующихся голубков высотой в четыре фута успела растаять, а бутерброды с анчоусами порядком промокли. Однако благодаря шампанскому невеста лучилась счастьем.

Завидев Хедду Хоппер, она еще сильнее вцепилась в мужа и прошептала: «Я так рада, что дождалась Ники! » Пройдя через зал, она обняла Луэллу Парсонс, заявив при этом: «Я едва не расплакалась от счастья, когда нас объявили мужем и женой». С этими словами она подбросила в воздух свой букет, а сама побежала наверх, чтобы переодеться в голубой габардиновый костюм, сшитый для нее Эдит Хед. Вскоре она снова предстала перед фотографами, позируя под дождем из риса и конфетти.

Баррон Хилтон проводил брата и его невесту до машины. Перед тем как тронуться в путь, Элизабет быстро поцеловала мать и сказала:

«Мама! Мы с Ником теперь будем вместе до конца наших дней».

ГЛАВА 6

Когда «Куин Мери» 24 мая 1950 года взяла курс через Атлантику, на ее борту находились Герцог и Герцогиня Виндзорские. Как, впрочем, и мистер Конрад Николсон Хилтон-младший с супругой. Королевская чета выразила настоятельное желание познакомиться со знаменитыми молодоженами и послала им записку с приглашением на обед.

«Это был день отплытия, — вспоминает бывший служащий компании «Кьюнард». — Бедный Ники был совершенно неискушен в вопросах этикета. Он вызвал меня, чтобы спросить, надо ли переодеваться к обеду.

Мы всегда считали, что нашим пассажирам хорошо известно, что в первый и последний вечер плаванья от них не требуется никакого «переодевания», ведь в первый вечер камердинер, как правило, занят распаковкой вещей, а в последний совершенно измучен и издерган, снова упаковывая чемоданы.

Для меня явилось величайшей неожиданностью, что Ники Хилтон, наследник отелей, проявил такую вопиющую неосведомленность, — продолжал свой рассказ служащий «Кьюнарда». — И я совершенно оторопел, когда увидел Элизабет Тейлор. Я отказывался верить собственным глазам. Она оказалась такой волосатой, в особенности руки — ну вылитая обезьяна! »

Куда бы ни пошла Элизабет Тейлор, повсюду ей вслед поворачивались головы и собирались толпы.

«Даже на корабле народ преследовал ее по пятам, умоляя дать автограф, едва не сбивая при этом с ног бедного Ники, — вспоминает Мелисса Вессон, которая в то же самое время проводила свой медовый месяц. — Вскоре он уже еле сдерживал свое раздражение. Да и она тоже. В конце концов медовый месяц обернулся для них сущим адом».

Хилтоны и Вессоны проводили медовый месяц в Монте-Карло, Канне и Антибе. Где бы они не появлялись, вокруг Элизабет тотчас собиралась толпа людей, умолявших дать автограф или сфотографироваться. Верная эмгеэмовским традициям, она не желала отказывать своим поклонникам — терпеливо позировала перед объективом или же по два часа кряду раздавала автографы.

«Ники все это бесило, — вспоминает миссис Вессон. — Он с каждой минутой все сильнее выходил из себя. Лиз же, которая в нем души не чаяла — видит бог, она была от него просто без ума, — не могла понять, отчего он злится, и сильно обижалась. Она, бывало, начинала плакать: «Ну почему он все так воспринимает? Ведь когда мы поженились, он же знал, что я знаменитая кинозвезда. Он знал, что я Элизабет Тейлор. Ну почему он сейчас так злится? »

Молодому супругу изрядно надоели публичные излияния чувств в адрес его жены, настроение у него окончательно испортилось, и между молодоженами начали вспыхивать первые ссоры. Ники допоздна засиживался в барах и просаживал деньги в казино. Вначале Элизабет ходила за ним по пятам, но затем, когда он наотрез отказывался брать ее с собой, она, вся в слезах, бросалась ему вдогонку на такси. После чего, как она призналась одной из подруг, возвращалась на такси на корабль, где часами ждала возвращения Ники, чтобы «мы могли с ним заняться любовью».

Для Элизабет секс явился настоящим открытием — к тому же весьма приятным, — и она считала мужа нежным и страстным возлюбленным. Но секс стал одновременно и тем оружием, которое Ники направил против нее. Очень часто, когда Элизабет пыталась обнять и приласкать Ники, молодой муж грубо отталкивал ее от себя, заявляя, что она ему надоела и, вообще, пусть Элизабет от него отвяжется.

«Мне уже тошно видеть перед собой каждый день твою физиономию! » — обрушился он на нее как-то раз.

«Она была такая ласковая, ей постоянно хотелось обнимать Ники, целоваться с ним, его же, наоборот, это только раздражало, — говорит Мелисса Вессон. — Больше всего ее обижало то, что он все чаще отказывался заниматься с нею любовью. А ведь она просто обожала это занятие! И дело не просто в сексе как таковом — главным для нее всегда оставались ласка и нежность, а он, можно сказать, оттолкнул ее от себя. Она начинала его умолять, а он даже слышать ее не хотел. И тогда Элизабет давала волю слезам и, рыдая, врывалась к нам в номер. Случалось, она забиралась к нам в постель и проводила всю ночь вместе со мной и моим мужем».

Бетти Салливан, бывшая ее подневестница, встретив молодоженов в Европе, была неприятно поражена тем, как Ники обращался со своей молодой супругой. «Он был настроен совершенно враждебно, — вспоминала она. — Он относился к Элизабет с подчеркнутым равнодушием. Казалось, что он всем своим видом стремился доказать ей, что она ровным счетом ничего для него не значит. Мы там повстречали трех моих тогдашних знакомых из Принстона, и все вместе отправились кататься на водных лыжах. Ники обычно спал до полудня. Он ужасно разозлился, узнав, что Элизабет пошла вместе с нами».

«Все ночи напролет он просиживал в казино. Однажды я увидела, как он, пробудившись после полудня, спускался по лестнице, и Лиз, заметив его, через весь вестибюль бросилась ему на шею. Он просто отмахнулся от нее, как от назойливой мухи. Было невыносимо наблюдать эту сцену. Для нее, конечно, это явилось настоящей моральной травмой».

Враждебность молодого супруга и истерики жены, разумеется, не могли остаться незамеченными. Вскоре на страницах газет начали появляться первые сообщения о неладах в отношениях между молодоженами. Ники возлагал всю вину за эти нелестные заметки на супругу, и это приводило к новым скандалам. Элизабет еще больше расстраивалась при мысли, что эти сообщения наверняка прочтет ее мать. Вскоре она уже чувствовала себя столь несчастной, что отказалась от еды, зато начала курить.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒