ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Что случилось с Кандидом, Кунигундой, Панглосом, Мартеном и другими CE QUI ARRIVA À CANDIDE, À CUNÉ GONDE, À PANGLOSS, À MARTIN, ETC.
France
| Русский
| « Pardon, encore une fois, dit Candide au baron; pardon, mon Ré vé rend Pè re, de vous avoir donné un grand coup d’é pé e au travers du corps.
| -- Еще раз, преподобный отец, -- говорил Кандид барону, -- прошу прощения за то, что проткнул вас шпагой.
| -- N’en parlons plus, dit le baron; je fus un peu trop vif, je l’avoue; mais, puisque vous voulez savoir par quel hasard vous m’avez vu aux galè res, je vous dirai qu’aprè s avoir é té gué ri de ma blessure par le frè re apothicaire du collè ge, je fus attaqué et enlevé par un parti espagnol; on me mit en prison à Buenos-Ayres dans le temps que ma soeur venait d’en partir. Je demandai à retourner à Rome auprè s du pè re gé né ral. Je fus nommé pour aller servir d’aumô nier à Constantinople auprè s de M. l’ambassadeur de France. Il n’y avait pas huit jours que j’é tais entré en fonctions, quand je trouvai sur le soir un jeune icoglan trè s bien fait. Il faisait fort chaud: le jeune homme voulut se baigner; je pris cette occasion de me baigner aussi. Je ne savais pas que ce fû t un crime capital pour un chré tien d’ê tre trouvé tout nu avec un jeune musulman. Un cadi me fit donner cent coups de bâ ton sous la plante des pieds et me condamna aux galè res. Je ne crois pas qu’on ait fait une plus horrible injustice. Mais je voudrais bien savoir pourquoi ma soeur est dans la cuisine d’un souverain de Transylvanie ré fugié chez les Turcs.
| -- Не будем говорить об этом, -- сказал барон. -- Должен сознаться, я немного погорячился. Если вы желаете знать, по какой случайности я оказался на галерах, извольте, я вам все расскажу. После того как мою рану вылечил брат аптекарь коллегии, я был атакован и взят в плен испанским отрядом. Меня посадили в тюрьму в Буэнос-Айресе сразу после того, как моя сестра уехала из этого города. Я потребовал, чтобы меня отправили в Рим к отцу генералу. Он назначил меня капелланом при французском посланнике в Константинополе. Не прошло и недели со дня моего вступления в должность, как однажды вечером я встретил весьма стройного ичоглана. Было очень жарко. Молодой человек вздумал искупаться, я решил последовать его примеру. Я не знал, что если христианина застают голым в обществе молодого мусульманина, его наказывают, как за тяжкое преступление. Кади повелел дать мне сто ударов палкой по пяткам и сослал меня на галеры. Нельзя себе представить более вопиющей несправедливости. Но хотел бы я знать, как моя сестра оказалась судомойкой трансильванского князя, укрывающегося у турок?
| -- Mais vous, mon cher Pangloss, dit Candide, comment se peut-il que je vous revoie?
| -- А вы, мой дорогой Панглос, -- спросил Кандид, -- каким образом оказалась возможной эта наша встреча?
| -- Il est vrai, dit Pangloss, que vous m’avez vu pendre; je devais naturellement ê tre brû lé; mais vous vous souvenez qu’il plut à verse lorsqu’on allait me cuire: l’orage fut si violent qu’on dé sespé ra d’allumer le feu; je fus pendu, parce qu’on ne put mieux faire: un chirurgien acheta mon corps, m’emporta chez lui, et me dissé qua. Il me fit d’abord une incision cruciale depuis le nombril jusqu’à la clavicule. On ne pouvait pas avoir é té plus mal pendu que je l’avais é té. L’exé cuteur des hautes oeuvres de la sainte Inquisition, lequel é tait sous-diacre, brû lait à la vé rité les gens à merveille, mais il n’é tait pas accoutumé à pendre: la corde é tait mouillé e et glissa mal, elle fut noué e; enfin je respirais encore: l’incision cruciale me fit jeter un si grand cri que mon chirurgien tomba à la renverse, et, croyant qu’il dissé quait le diable, il s’enfuit en mourant de peur, et tomba encore sur l’escalier en fuyant. Sa femme accourut au bruit, d’un cabinet voisin; elle me vit sur la table é tendu avec mon incision cruciale: elle eut encore plus de peur que son mari, s’enfuit et tomba sur lui. Quand ils furent un peu revenus à eux, j’entendis la chirurgienne qui disait au chirurgien:
| -- Действительно, вы присутствовали при том, как меня повесили, -- сказал Панглос. -- Разумеется, меня собирались сжечь, но помните, когда настало время превратить мою персону в жаркое, хлынул дождь. Ливень был так силен, что не смогли раздуть огонь, и тогда, потеряв надежду сжечь, меня повесили. Хирург купил мое тело, принес к себе и начал меня резать. Сначала он сделал крестообразный надрез от пупка до ключицы. Я был повешен так скверно, что хуже не бывает. Палач святой инквизиции в сане иподьякона сжигал людей великолепно, надо отдать ему должное, но вешать он не умел. Веревка была мокрая, узловатая, плохо скользила, поэтому я еще дышал. Крестообразный надрез заставил меня так громко вскрикнуть, что мой хирург упал навзничь, решив, что он разрезал дьявола. Затем вскочил и бросился бежать, но на лестнице упал. На шум прибежала из соседней комнаты его жена. Она увидела меня, растянутого на столе, с моим крестообразным надрезом, испугалась еще больше, чем ее муж, тоже бросилась бежать и упала на него. Когда они немного пришли в себя, я услышал, как супруга сказала супругу:
| « Mon bon, de quoi vous avisez-vous aussi de dissé quer un hé ré tique? Ne savez-vous pas que le diable est toujours dans le corps de ces gens-là? Je vais vite chercher un prê tre pour l’exorciser. »
| -- Дорогой мой, как это ты решился резать еретика! Ты разве не знаешь, что в этих людях всегда сидит дьявол. Пойду-ка я скорее за священником, пусть он изгонит беса.
| Je fré mis à ce propos, et je ramassai le peu de forces qui me restaient, pour crier:
| Услышав это, я затрепетал и, собрав остаток сил, крикнул:
| « Ayez pitié de moi! »
| -- Сжальтесь надо мной!
| Enfin le barbier portugais s’enhardit; il recousit ma peau; sa femme mê me eut soin de moi; je fus sur pied au bout de quinze jours. Le barbier me trouva une condition, et me fit laquais d’un chevalier de Malte qui allait à Venise; mais mon maî tre n’ayant pas de quoi me payer, je me mis au service d’un marchand vé nitien, et je le suivis à Constantinople.
| Наконец португальский костоправ расхрабрился и зашил рану; его жена сама ухаживала за мною; через две недели я встал на ноги. Костоправ нашел мне место, я поступил лакеем к мальтийскому рыцарю, который отправлялся в Венецию; но у моего господина не было средств, чтобы платить мне, и я перешел в услужение к венецианскому купцу; с ним-то я и приехал в Константинополь.
| « Un jour il me prit fantaisie d’entrer dans une mosqué e; il n’y avait qu’un vieil iman et une jeune dé vote trè s jolie qui disait ses patenô tres; sa gorge é tait toute dé couverte: elle avait entre ses deux té tons un beau bouquet de tulipes, de roses, d’ané mones, de renoncules, d’hyacinthes et d’oreilles-d’ours; elle laissa tomber son bouquet; je le ramassai, et je le lui remis avec un empressement trè s respectueux. Je fus si longtemps à le lui remettre que l’iman se mit en colè re, et voyant que j’é tais chré tien, il cria à l’aide. On me mena chez le cadi, qui me fit donner cent coups de lattes sur la plante des pieds et m’envoya aux galè res. Je fus enchaî né pré cisé ment dans la mê me galè re et au mê me banc que monsieur le baron. Il y avait dans cette galè re quatre jeunes gens de Marseille, cinq prê tres napolitains, et deux moines de Corfou, qui nous dirent que de pareilles aventures arrivaient tous les jours. Monsieur le baron pré tendait qu’il avait essuyé une plus grande injustice que moi; je pré tendais, moi, qu’il é tait beaucoup plus permis de remettre un bouquet sur la gorge d’une femme que d’ê tre tout nu avec un icoglan. Nous disputions sans cesse, et nous recevions vingt coups de nerf de boeuf par jour, lorsque l’enchaî nement des é vé nements de cet univers vous a conduit dans notre galè re, et que vous nous avez racheté s.
| Однажды мне пришла в голову фантазия зайти в мечеть; там был только старый имам и молодая богомолка, очень хорошенькая, которая шептала молитвы. Шея у нее была совершенно открыта, между грудей красовался роскошный букет из тюльпанов, роз, анемон, лютиков, гиацинтов и медвежьих ушек; она уронила букет, я его поднял и водворил на место очень почтительно, но делал я это так старательно и медленно, что имам разгневался и, обнаружив, что я христианин, позвал стражу. Меня повели к кади, который приказал дать мне сто ударов тростью по пяткам и сослал меня на галеры. Я попал на ту же галеру и ту же скамью, что и барон. На этой галере было четверо молодых марсельцев, пять неаполитанских священников и два монаха с Корфу; они объяснили нам, что подобные приключения случаются ежедневно. Барон утверждал, что с ним поступили гораздо несправедливее, чем со мной. Я утверждал, что куда приличнее положить букет на женскую грудь, чем оказаться нагишом в обществе ичоглана. Мы спорили беспрерывно и получали по двадцать ударов ремнем в день, пока сцепление событий в этой вселенной не привело вас на нашу галеру, и вот вы нас выкупили.
| -- Eh bien! mon cher Pangloss, lui dit Candide, quand vous avez é té pendu, dissé qué, roué de coups, et que vous avez ramé aux galè res, avez-vous toujours pensé que tout allait le mieux du monde?
| -- Ну хорошо, мой дорогой Панглос, -- сказал ему Кандид, -- когда вас вешали, резали, нещадно били, когда вы гребли на галерах, неужели вы продолжали считать, что все в мире к лучшему?
| -- Je suis toujours de mon premier sentiment, ré pondit Pangloss, car enfin je suis philosophe: il ne me convient pas de me dé dire, Leibnitz ne pouvant pas avoir tort, et l’harmonie pré é tablie é tant d’ailleurs la plus belle chose du monde, aussi bien que le plein et la matiè re subtile. »
| -- Я всегда был верен своему прежнему убеждению, -- отвечал Панглос. -- В конце концов, я ведь философ, и мне не пристало отрекаться от своих взглядов; Лейбниц не мог ошибаться, и предустановленная гармония всего прекраснее в мире, так же как полнота вселенной и невесомая материя.
|
|