ГЛАВА ВОСЬМАЯ
История Кунигунды
HISTOIRE DE CUNÉ GONDE
France
| Русский
| « J’é tais dans mon lit et je dormais profondé ment, quand il plut au ciel d’envoyer les Bulgares dans notre beau châ teau de Thunder-ten-tronckh; ils é gorgè rent mon pè re et mon frè re, et coupè rent ma mè re par morceaux. Un grand Bulgare, haut de six pieds, voyant qu’à ce spectacle j’avais perdu connaissance, se mit à me violer; cela me fit revenir, je repris mes sens, je criai, je me dé battis, je mordis, j’é gratignai, je voulais arracher les yeux à ce grand Bulgare, ne sachant pas que tout ce qui arrivait dans le châ teau de mon pè re é tait une chose d’usage: le brutal me donna un coup de couteau dans le flanc gauche dont je porte encore la marque.
| -- Я крепко спала в своей постели, когда небу угодно было наслать болгар на наш прекрасный замок Тундер-тен-Тронк. Они зарезали моего отца и моего брата, а мою мать изрубили в куски. Огромный болгарин, шести футов ростом, видя, что при этом зрелище я потеряла сознание, бросился меня насиловать. Это привело меня в чувство, я кричала, сопротивлялась, кусалась, пыталась выцарапать глаза этому огромному болгарину, не зная, что все, случившееся в замке моего отца, было делом обычным. Изверг пырнул меня ножом в левый бок; след этого удара до сих пор еще заметен.
| -- Hé las! j’espè re bien la voir, dit le naï f Candide.
| -- Увы! Надеюсь, я увижу его, -- сказал простодушный Кандид.
| -- Vous la verrez, dit Cuné gonde; mais continuons.
| -- Вы его увидите, -- сказала Кунигунда, -- но я продолжаю.
| -- Continuez », dit Candide.
| -- Продолжайте, -- сказал Кандид.
| Elle reprit ainsi le fil de son histoire:
| Она снова принялась рассказывать.
| « Un capitaine bulgare entra, il me vit toute sanglante, et le soldat ne se dé rangeait pas. Le capitaine se mit en colè re du peu de respect que lui té moignait ce brutal, et le tua sur mon corps. Ensuite il me fit panser, et m’emmena prisonniè re de guerre dans son quartier. Je blanchissais le peu de chemises qu’il avait, je faisais sa cuisine; il me trouvait fort jolie, il faut l’avouer; et je ne nierai pas qu’il ne fû t trè s bien fait, et qu’il n’eû t la peau blanche et douce; d’ailleurs peu d’esprit, peu de philosophie: on voyait bien qu’il n’avait pas é té é levé par le docteur Pangloss. Au bout de trois mois, ayant perdu tout son argent et s’é tant dé goû té de moi, il me vendit à un Juif nommé don Issacar, qui trafiquait en Hollande et en Portugal, et qui aimait passionné ment les femmes. Ce Juif s’attacha beaucoup à ma personne, mais il ne pouvait en triompher; je lui ai mieux ré sisté qu’au soldat bulgare. Une personne d’honneur peut ê tre violé e une fois, mais sa vertu s’en affermit. Le Juif, pour m’apprivoiser, me mena dans cette maison de campagne que vous voyez. J’avais cru jusque-là qu’il n’y avait rien sur la terre de si beau que le châ teau de Thunder-ten-tronckh; j’ai é té dé trompé e.
| -- Вошел болгарский капитан. Он увидел, что я вся в крови. Солдат не обратил на него никакого внимания. Капитан пришел в ярость, видя, что этот изверг не проявляет к нему ни малейшего уважения, и убил его на мне. Потом он приказал перевязать мне рану и увел меня к себе в качестве военной добычи. Я стирала ему рубашки, которых у него было немного, и стряпала. Он, надо признаться, находил, что я очень хорошенькая; не буду отрицать, что он был отлично сложен и что кожа у него была белая и нежная; правда, ему не хватало остроумия, не хватало философских знаний; сразу бросалось в глаза, что он воспитан не доктором Панглосом. К концу третьего месяца, прокутивши все деньги и пресытившись мною, он продал меня еврею по имени дом-Иссахар, который ведет торговлю в Голландии и Португалии и страстно любит женщин. Этот еврей очень привязался ко мне, но не мог меня победить: ему я противилась успешнее, чем болгарскому солдату. Один раз благородная особа может быть обесчещена, но ее добродетель только укрепляется от этого. Чтобы приручить меня, еврей поселил меня в этом загородном доме, где мы сейчас находимся. Раньше я думала, что ничего нет на земле прекраснее, чем замок Тундер-тен-Тронк; я ошибалась.
| « Le grand inquisiteur m’aperç ut un jour à la messe, il me lorgna beaucoup, et me fit dire qu’il avait à me parler pour des affaires secrè tes. Je fus conduite à son palais; je lui appris ma naissance; il me repré senta combien il é tait au-dessous de mon rang d’appartenir à un Israé lite. On proposa de sa part à don Issacar de me cé der à monseigneur. Don Issacar, qui est le banquier de la cour et homme de cré dit, n’en voulut rien faire. L’inquisiteur le menaç a d’un auto-da-fé. Enfin mon Juif, intimidé, conclut un marché, par lequel la maison et moi leur appartiendraient à tous deux en commun: que le Juif aurait pour lui les lundis, mercredis et le jour du sabbat, et que l’inquisiteur aurait les autres jours de la semaine. Il y a six mois que cette convention subsiste. Ce n’a pas é té sans querelles; car souvent il a é té indé cis si la nuit du samedi au dimanche appartenait à l’ancienne loi ou à la nouvelle. Pour moi, j’ai ré sisté jusqu’à pré sent à toutes les deux, et je crois que c’est pour cette raison que j’ai toujours é té aimé e.
| Однажды, во время обедни, меня заметил великий инквизитор. Он долго разглядывал меня, а потом велел сказать мне, что ему надо поговорить со мной о секретных делах. Меня привели к нему во дворец. Я рассказала ему о моем происхождении. Он объяснил мне, как унизительно для особы моего звания принадлежать израильтянину. Дом-Иссахару было предложено уступить меня монсеньору. Дом-Иссахар, придворный банкир и человек с весом, решительно отказался. Инквизитор пригрозил ему аутодафе. Наконец мой напуганный еврей заключил сделку, по которой дом и я перешли в их общее владение: еврею достались понедельники, среды и субботы, а инквизитору -- остальные дни недели. Полгода уже соблюдается этот договор. Не обошлось и без ссор; частенько они спорили из-за того, должна ли ночь с субботы на воскресенье принадлежать Ветхому Завету или Новому. Что касается меня, я до настоящего времени отказывала им обоим и думаю, потому-то они оба еще меня любят.
| « Enfin, pour dé tourner le flé au des tremblements de terre, et pour intimider don Issacar, il plut à monseigneur l’inquisiteur de cé lé brer un auto-da-fé. Il me fit l’honneur de m’y inviter. Je fus trè s bien placé e; on servit aux dames des rafraî chissements entre la messe et l’exé cution. Je fus, à la vé rité, saisie d’horreur en voyant brû ler ces deux Juifs et cet honnê te Biscayen qui avait é pousé sa commè re; mais quelle fut ma surprise, mon effroi, mon trouble, quand je vis, dans un san-benito et sous une mitre, une figure qui ressemblait à celle de Pangloss! Je me frottai les yeux, je regardai attentivement, je le vis pendre; je tombai en faiblesse. A peine reprenais-je mes sens que je vous vis dé pouillé tout nu: ce fut là le comble de l’horreur, de la consternation, de la douleur, du dé sespoir. Je vous dirai, avec vé rité, que votre peau est encore plus blanche et d’un incarnat plus parfait que celle de mon capitaine des Bulgares. Cette vue redoubla tous les sentiments qui m’accablaient, qui me dé voraient. Je m’é criai, je voulus dire: « Arrê tez, barbares! » mais la voix me manqua, et mes cris auraient é té inutiles. Quand vous eû tes é té bien fessé: « Comment se peut-il faire, disais-je, que l’aimable Candide et le sage Pangloss se trouvent à Lisbonne, l’un pour recevoir cent coups de fouet, et l’autre pour ê tre pendu par l’ordre de monseigneur l’inquisiteur dont je suis la bien-aimé e? Pangloss m’a donc bien cruellement trompé e quand il me disait que tout va le mieux du monde. »
| Наконец, чтобы утишить ярость землетрясений и заодно напугать Иссахара, господин инквизитор почел за благо совершить торжественное аутодафе. Он оказал мне честь -- пригласил туда и меня. Мне отвели отличное место. Между обедней и казнью дамам разносили прохладительные напитки. Признаюсь, я пришла в ужас, видя, как сжигают двух евреев и того славного бискайца, который женился на своей куме; но каково было мое удивление, мой ужас, мое смятение, когда я увидела в санбенито и митре человека, лицо которого напоминало мне Панглоса! Я протирала глаза, я смотрела внимательно, я видела, как его вешают, я упала в обморок. Едва пришла я в себя, как увидела вас, раздетого донага; это зрелище наполнило меня недоумением, трепетом, скорбью, отчаянием. Скажу вам по правде, ваша кожа еще белее и с еще более розовым оттенком, чем кожа моего болгарского капитана, -- и это удвоило мои страдания. Я вскрикнула, я хотела сказать: " Остановитесь, варвары! " -- но голос мой замер, да и мольбы мои были бы напрасны. Пока вас так жестоко секли, я спрашивала себя, как могло случиться, что милый Кандид и мудрый Панглос очутились в Лиссабоне -- один, чтобы получить сто ударов розгами, другой, чтобы окончить жизнь на виселице по приказанию господина инквизитора, влюбленного в меня. Итак, Панглос жестоко обманывал меня, когда говорил, что все в мире к лучшему.
| « Agité e, é perdue, tantô t hors de moi-mê me, et tantô t prê te de mourir de faiblesse, j’avais la tê te remplie du massacre de mon pè re, de ma mè re, de mon frè re, de l’insolence de mon vilain soldat bulgare, du coup de couteau qu’il me donna, de ma servitude, de mon mé tier de cuisiniè re, de mon capitaine bulgare, de mon vilain don Issacar, de mon abominable inquisiteur, de la pendaison du docteur Pangloss, de ce grand miserere en faux-bourdon pendant lequel on vous fessait, et surtout du baiser que je vous avais donné derriè re un paravent, le jour que je vous avais vu pour la derniè re fois. Je louai Dieu qui vous ramenait à moi par tant d’é preuves. Je recommandai à ma vieille d’avoir soin de vous, et de vous amener ici dè s qu’elle le pourrait. Elle a trè s bien exé cuté ma commission; j’ai goû té le plaisir inexprimable de vous revoir, de vous entendre, de vous parler. Vous devez avoir une faim dé vorante; j’ai grand appé tit; commenç ons par souper. »
| Взволнованная, растерянная, то приходя в неистовство, то почти умирая от слабости, я вспоминала убийство моего отца, моей матери, моего брата, насилие гнусного болгарина, удар ножом, который он мне нанес, мое рабство, мою службу в кухарках, моего болгарского капитана, моего мерзкого дом-Иссахара, моего отвратительного инквизитора, повешение доктора Панглоса, заунывное " miserere", под звуки которого вас секли, но более всего поцелуй, который я вам дала за ширмой в тот день, когда видела вас в последний раз. Я возблагодарила Бога, который вернул мне вас после стольких испытаний. Я приказала моей старухе служанке позаботиться о вас и привести сюда, как только это будет возможно. Она отлично выполнила мое поручение. Я испытываю неизъяснимое удовольствие, видя вас, слыша вас, говоря с вами. Вы, должно быть, страшно проголодались, у меня превосходный аппетит, сперва поужинаем.
| Les voilà qui se mettent tous deux à table; et aprè s le souper, ils se replacent sur ce beau canapé dont on a dé jà parlé; ils y é taient quand le signor don Issacar, l’un des maî tres de la maison, arriva. C’é tait le jour du sabbat. Il venait jouir de ses droits, et expliquer son tendre amour.
| Вот они оба садятся за стол, а после ужина располагаются на прекрасном диване, о котором уже было сказано выше. Вдруг входит дом-Иссахар, один из хозяев дома. День был субботний. Дом-Иссахар пришел воспользоваться своими правами и выразить свою нежную любовь.
|
|