Родриго Кортес 9 страница

***

Уже на вторые сутки после начала операции «Сеть» к Бергману стали поступать сводки из близлежащих городков. Он торопливо просматривал казенные листки и улыбался. Именно на это он, в общем, и рассчитывал. Коллеги уже задержали порядка сотни колумбийцев, в том числе и нелегалов, полсотни итальянцев, в основном мелких торговцев наркотиками, и что‑ то около двух сотен хиппи всех полов, сортов и типов.

Наркотиков, собственно, взяли тоже неплохо, что‑ то порядка полутонны марихуаны, шесть килограммов найденного у колумбийцев кокаина и два килограмма героина – предположительно итальянского.

Его собственные успехи были не в пример лучше – одного кокаина целый микроавтобус, однако он на коллег в претензии не был – шум они все‑ таки подняли изрядный, за то им и спасибо. Потому что теперь Бергман мог спрогнозировать почти все.

Он совершенно точно знал, что теперь и колумбийцы, и даже итальянцы заняты тем, что перемещают запасы сырья и меняют все свои точки. Просто потому, что не могут гарантировать, что никто из задержанных ни о чем не проболтался. А значит, на ближайшие пару недель о войне кланов можно не беспокоиться – у этих ребят сейчас других дел хватает. А едва они начнут приходить в себя, Бергман нанесет им второй удар – еще более чувствительный.

***

От нового удара судьбы Салли отходил долго, с четверть часа, а едва отошел, как перед его глазами поплыли цветные круги, и он понял – господь снизошел, а значит, кто‑ то просто обязан понести наказание!

Он поднялся с песка, механически переставляя ноги, дошел до пиццерии и подошел к стойке.

– Что будете пить? – приветливо улыбнулась вышедшая из подсобки немолодая итальянка.

Салли угрюмо молчал.

Итальянка встревожилась, окинула быстрым взглядом дорогу и явно удивилась – ни одной машины рядом не было, а посетитель выглядел таким изможденным, словно, как Моисей, пришел сюда пешком, через всю пустыню.

– Пиццу? Виски? Вино? – попыталась угадать она. – Что вы хотите?

Салли печально вздохнул, отрицательно замотал головой и сунул руку за пазуху. Выложил на стойку свернутый вчетверо прочный полиэтиленовый пакет, странную веревку с крупными узлами на концах, длинное шило на деревянной ручке и наконец бритву. Открыл ее, проверил пальцем лезвие и снова уложил на стойку.

– Лучше ты мне скажи, что ты хочешь… – устало произнес он и провел рукой вдоль «выставки» своих инструментов. – Выбирай.

Итальянка растерянно моргнула и вдруг начала что‑ то понимать.

– Ты со мной лучше не связывайся, парень… Я на Висенте Маньяни работаю!

– Я тоже, – деловито кивнул Салли и взял в руки бритву. – Поэтому ты и будешь итальянской пиццей. Идет?

***

Когда Бергману позвонили, на часах была полночь.

– Что там еще? – устало поинтересовался он, узнав голос Шеридана.

– Нападение на пиццерию Висенте Маньяни. Денег снова не взяли, а официантку порезали буквально на куски. Но главное не это…

Бергман похолодел и нетерпеливо оборвал Шеридана:

– Черт! Где это произошло?

– В полусотне миль, как раз на границе округа. Я ребят уже выслал, но знаете, что… главное не это.

– А что?

– По сообщениям, это точь‑ в‑ точь похоже на убийство этой молодой проститутки… в гараже. Помните?

– И Библия тоже лежит? – окаменел Бергман.

– Да, сэр. Ну как, машину за вами присылать?

– Присылай.

***

Более‑ менее Нэнси пришла в себя часа через три, уже в полицейском участке, и на душе у нее было удивительно хорошо и спокойно – как в первый день школьных каникул много лет назад.

Она приподнялась на лавочке и посмотрела вокруг. На противоположном конце камеры, сбившись в кучу, вполголоса обсуждали что‑ то свое три почти одинаковых по толщине негритянки; чуть поодаль, забившись в угол, сидела немолодая «латинос», а справа от нее вольготно разлеглась на скамейке единственная белая женщина – примерно ее ровесница.

– Привет, – улыбнулась ей Нэнси.

– Привет, – спокойно и даже как‑ то равнодушно ответила та.

– Я – Нэнси, – представилась Нэнси.

– А я – Клэр, – в тон ей ответила женщина.

– А что ты здесь делаешь?

– Сижу.

Нэнси ответ показался удивительно забавным, и она прыснула в кулак. Негритянки на той стороне камеры тут же насторожились.

– Ничего смешного, – обрезала ее Клэр. – Тем более что у копов на меня ничего нет.

– А почему нет? Ты тоже домохозяйка? Как и я? – почему‑ то заинтересовалась Нэнси.

– Я воровка, – процедила сквозь зубы Клэр. – Тебе все ясно?

Нэнси тут же вспомнила все, что рассказывал ей Джимми, и завистливо вздохнула.

– Хорошо тебе. А я домохозяйка: кухня, муж и дети. А больше – ничего. Даже любовника нет.

И тогда уже рассмеялась Клэр.

– А ты, кажется, ничего… Сигарету хочешь?

***

К часу ночи Бергман уже осматривал труп. Шеридан был прав. Хотя официантку зарезали, а не задушили, и там и здесь чувствовалась одна рука – множественные ранения, сорванная одежда, долгая мучительная смерть жертвы, но главное – на пухлом животе немолодой уже официантки лежала все та же Великая Книга.

– Похоже на маньяка, – рискнул подать голос один из полицейских – самый молодой.

– Заткнись, – оборвал его Бергман и повернулся к прибывшему на место преступления первым патрульному. – Маньяни уже знает?

Тот сурово кивнул.

– Ты нормально ответить не можешь?! – взорвался Бергман. – Что ты мне киваешь?! Или форму носить надоело?!

– Знает, сэр, – сразу же встал навытяжку тот. – Его люди здесь полчаса назад были.

Бергман стиснул зубы и помаленьку взял себя в руки.

– Кого‑ нибудь еще здесь видели? Женщину, например…

– Видел, сэр, – кивнул полицейский. – Тут неподалеку уже с неделю четверо хиппи в палатке жили, в том числе и две женщины, а сегодня к ним еще одна женщина подъехала.

– Значит, все‑ таки была… – недобро пробормотал Бергман; он был сыт этой «парочкой» по горло.

– Да, сэр, – кивнул полицейский. – Только их всех еще до убийства в рамках операции «Сеть» забрали. Так что именно они убийцами быть не могли.

– Забрали?! – ошалело вытаращил глаза Бергман. – Черт! А чего же ты молчишь?! Кто забрал? Куда доставили?

– В Сан‑ Антонио, сэр.

Бергман резко развернулся и торопливым шагом, почти бегом проследовал к машине. Даже понимая, что, скорее всего, это самообман, ложный след, не проверить эту таинственную даму он не мог.

«Господи! – взмолился он. – Сделай так, чтобы это была его наводчица! А уж главного исполнителя я и сам возьму! »

***

Давно уже Нэнси не говорила так много и так откровенно.

Здесь, в камере, ей не надо было изображать примерного члена общества, а условности внешнего мира отступили так далеко, что стали почти нереальными. А потому она рассказала Клэр почти обо всем: о том, как любит это екающее ощущение риска внутри, о том, как печалится, глядя на своего еще не старого, но уже до неприличия «остепенившегося» мужа, и даже о том, как она совсем недавно своровала шикарное алое платье, а затем была вынуждена бежать, ударив могучего охранника коленом в пах.

И Клэр оказалась по‑ настоящему благодарной и понятливой слушательницей. Она охала в критических местах повествования, сострадала, смеялась, верила и не верила, а уже под утро, зная, что их вот‑ вот начнут вытаскивать на допрос, надиктовала Нэнси свой адрес.

– Это здесь, в Сан‑ Антонио. Будет трудно, приходи, – тепло улыбнулась она. – Денег не дам, но толковый совет по магазинным кражам получишь.

Нэнси благодарно кивнула. А спустя всего несколько минут к решетке подошли двое полицейских, надели ей наручники и вывели из камеры.

– До свидания, Клэр! – приветливо махнула Нэнси сцепленными браслетами руками.

– До встречи, подружка, – кивнула та.

Нэнси повели по длинному извилистому коридору, затем – по лестнице и наконец завели в один из многочисленных кабинетов. Щурясь от яркого света, она огляделась по сторонам, отметила взглядом полицейского офицера за столом, перевела взгляд на второго… и остолбенела. У окна стоял непосредственный начальник ее мужа капитан Теодор Бергман.

– Нэнси? Вы? – вытаращил глаза он.

Нэнси молча кивнула.

– Бог мой! – не мог поверить Бергман. – Вас‑ то за что забрали?

– Позвольте пояснить, – понимая, что ситуация необычная, вмешался привставший из‑ за стола полицейский офицер, – это как раз по вашему запросу… и мы взяли вашу знакомую в компании обкуренных хиппи в рамках операции «Сеть»…

– Оставьте нас, пожалуйста, – тихо попросил Бергман. – Если вам не трудно, конечно. Я сам с ней поговорю.

– Разумеется, сэр, – охотно кивнул офицер и направился к двери.

– И еще… – приостановил его на полпути Бергман. – Не надо заносить это задержание в сводки. Хорошо?

Офицер на секунду задумался, хмыкнул и, понимающе кивнув, покинул кабинет.

– Присаживайтесь, Нэнси, – пододвинул для нее стул Бергман. – И объясните мне, пожалуйста, что произошло.

Нэнси пожала плечами и присела.

– Мне трудно сказать вам точно, Теодор… но если я скажу вам, что мне все обрыдло, вы меня поймете?

Бергман ошарашенно моргнул глазами.

– Обрыдло? – и тут он вспомнил, где Нэнси взяли полицейские, и до него что‑ то начало доходить. – А как же ваш муж, семья?

– Джимми – в первую очередь.

Бергман некоторое время оторопело молчал, но затем, видимо, вспомнил, как сам уходил к Маргарет из прежней семьи, и печально вздохнул.

– Сочувствую.

Некоторое время они молчали, а потом Бергман окончательно пришел в себя, и в его глазах зажегся интерес.

– Скажите, Нэнси, вы там, у пиццерии, ничего подозрительного не видели?

– А что случилось? – насторожилась она.

– Женщину убили, – прямо ответил Бергман. – Официантку. И… я должен сказать, очень жестоко убили.

Нэнси прикусила губу и отрицательно мотнула головой.

– При мне пиццерия была пуста – только официантка. А вот потом… – она замялась. – Знаете, Теодор, потом мне уже было не до того.

Бергман понурил голову. В общем, как он и ожидал, это оказался ложный след. Разумеется, Нэнси не подходила на роль хладнокровной, знающей свой интерес наводчицы, да и, судя по оставленному офицером протоколу задержания, ее сунули в полицейскую машину, как мешок с мукой – не то чтобы убийцу на кого‑ то навести, себя не помнила.

– Ладно. Извините, – устало проронил Бергман и вдруг вспомнил свое давнее приглашение. – Но на барбекю, я надеюсь, вы с мужем еще придете? Я обязательно постараюсь вырвать для этого время.

– Конечно, приду, Теодор, – улыбнулась Нэнси. – Вы с Маргарет всегда были мне глубоко симпатичны.

***

Салли возвратился на автозаправку сам не свой. Молча выслушал попреки итальянца и так же молча принялся работать. Да, в какой‑ то мере грех был наказан – там, в пиццерии, и все‑ таки душа Салли была не на месте и болела. Самая главная шлюха снова избежала возмездия, так, словно весь этот проклятый, насквозь греховный город сговорился стоять на ее страже.

Салли терпеливо доработал до конца смены, дочиста вымел все площадки, тщательно протер витринные стекла магазинчика и только тогда сел в автофургон и выехал в город. Некоторое время почти бесцельно мотался по улицам, а ближе к ночи поставил машину неподалеку от маленького магазинчика, торгующего всякой дрянью вроде резиновых женщин, и тяжко задумался.

Все шло не так. Местные проститутки снова вышли на улицы – на этот раз в сопровождении стоящих поодаль крепких парней, и грех сладострастия и прелюбодеяния, словно ядовитый плющ, снова опутал весь город и стал его полноправным владыкой. И город – вавилонской блудницей – ежечасно исторгал из своих чресел бесчисленных потомков своего почти брачного союза с Нечистым.

Салли прекрасно помнил библейский рассказ о Дине, впавшей в грех вместе с остальными горожанами, за что ее праведные братья, мстя за падение сестры и с прямого попущения Иеговы, истребили все мужское население языческого города. Но Салли видел и другое: времена изменились, и теперь язычество стало маскироваться под истинную веру, а грех, сколько его ни истребляй, словно головы гидры, прорастал снова и снова. Чтобы победить, Салли должен был ударить в самое сердце бесконечно воспроизводящего всяческую нечистоту Вавилона. Но вот где это сердце, Салли не знал.

***

Мистер Кларенс Бойл знал, что изрядно рискует, открывая свой магазинчик в этой глуши. Сдержанные, порой весьма пуритански настроенные южане весьма неохотно признавались себе в том, что им нужна помощь специалиста, а уж чтобы прийти и купить искусственный фаллос… – прямо скажем, для этого какому‑ нибудь крепкому, загорелому пятидесятилетнему городскому ковбою требовалось определенное мужество.

Но Кларенс понимал, что делает, а потому приобрел маленькую, почти бесприбыльную аптеку на краю города и разместил в ней, помимо клизм, притираний и лекарств от депрессии, и отдел товаров для розыгрышей.

Шуточные накладные груди, специальные резиновые пищалки, подкладываемые в кресло дорогому гостю, сигареты с эффектом дымовой шашки – все эти копеечные товары покупались весьма хорошо, а главное, выгодно отличали аптеку от других фармацевтических заведений города. И спустя два месяца Кларенс решился и выставил на витрину среди прочих несерьезных безделушек первую резиновую женщину и первый искусственный член.

Эффект наступил мгновенно. Человек приходил, привычно улыбаясь, принимался рассматривать лежащую под стеклом очередную материализованную в пластике или фарфоре шутку и вдруг натыкался взглядом на «это». Некоторое время пребывал в глубоком ступоре, а затем, спасая лицо, начинал натужно хихикать.

Как результат, за какую‑ то неделю в аптеке Кларенса побывало полгорода. Они приходили, смотрели, смеялись и… покупали – невзирая на цены.

Дело начало расти, развиваться, Кларенс постоянно ездил в Хьюстон за новинками, и постепенно, как‑ то само собой, клизмы основательно уступили место искусственным фаллосам, а притирания – специальным мазям для поднятия мужского… духа. А потом случилась беда.

Перед самым закрытием, вот, как сейчас, в магазинчик зашли крепкие ребята и сообщили Кларенсу, что его собственность продается.

– Как это продается? – не сразу понял Кларенс. – Я никому ничего продавать не собирался.

– Ваш магазин намерен купить Висенте Маньяни, мистер Бойл, – улыбнулся один из гостей. – Заплатит хорошо. Еще вопросы будут?

Вопросов больше не было. Отказать мистеру Маньяни в этом городе не сумел бы никто. А потому Кларенс попросил время на размышления и стал подумывать о перемещении бизнеса куда‑ нибудь подальше от этих чертовых пронырливых итальянцев.

Дверь хлопнула, и Кларенс, все еще в своих невеселых думах, повернулся к покупателю.

– Магазин закрывается, – мрачно сообщил он, всей душой переживая двусмысленность своих слов.

– Я знаю, – улыбнулся покупатель и подошел к витрине. Коснулся взглядом огромной, в человеческий рост, розовой куклы, с непроницаемым лицом тщательно пересмотрел всю «выставку» фаллосов и, оттопырив губу, недоумевающе замотал головой.

– И дети это видят?

«Откуда он? » – встревожился Кларенс и тут же успокоился: судя по одежде – обычный работяга.

– Детям до двадцати одного года я ничего не продаю.

– Но они же это видят? – поднял брови покупатель.

Кларенс недовольно крякнул. Он терпеть не мог эту южную пуританскую чванливость.

– У нас, слава богу, свободное общество, – брюзгливо парировал он. – Если не нравится, езжайте в Россию.

Посетитель вздохнул, размахнулся, и через доли секунды огромное витринное стекло ухнуло, просело и брызнуло по полу тысячами сверкающих остроугольных брызг.

– Ты что делаешь?! – ошарашенно моргнул Кларенс и вдруг все понял: – Висенте сам дал мне две недели! Срок еще не истек!

– Не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти, – тихо произнес посетитель и мерзко улыбнулся.

– Что?

– Ибо сами вы достоверно знаете, что день господень так придет, как тать ночью… – еще более мерзко улыбнулся гость.

Кларенс внезапно почувствовал, как по его лицу градом катится пот.

«Псих? И что мне с ним делать? Полицию вызвать? »

– Слушай, друг, – как можно мягче произнес он. – Этот магазин уже фактически не мой. Он принадлежит Висенте Маньяни. Ты слышал это имя, друг?

– Есть только одно имя, имеющее значение, – мгновенно посерьезнел психопат. – И ты его оскорбил.

***

Салли видел его как облупленного. Он видел эту написанную на морщинистом лбу торговца вечную заботу о наживе, и он видел эту своекорыстную готовность сеять и сеять грех, даже не задумываясь, какими цветами он прорастет и какими плодами отплодоносит.

Сначала торговец пытался сопротивляться – как все они; затем попытался бежать, но Салли перехватил его на полпути к спасительной двери, повалил, за ногу оттащил вглубь, за прилавки, и, чтобы тот перестал вопить, быстро закинул удавку и с наслаждением затянул ее вокруг толстой потной шеи. Минуту или две ждал, а затем с некоторым сожалением выпустил обмякшее тело и достал зажигалку. Свалил в кучу глянцевые плотные журналы, поджег и, выглянув из окна и убедившись, что улица пуста, покинул это гнездо разврата – у него было чем еще заняться.

***

Вернувшись в опустевший – без детей – дом, Нэнси три дня провалялась на диване, а на четвертый, в пятницу, заставила себя встать и отправиться в клуб. Отметила, что Маргарет еще не пришла, упала в глубокое удобное кресло и почти сразу же с удивлением отметила, что атмосфера клуба резко изменилась. Не было ни торта, ни фальшивых поцелуйчиков мимо щеки, а перепуганные возбужденные женщины только и говорили, что об убийствах и поджогах.

Нэнси прислушалась и удивленно хмыкнула. Похоже, в городе и впрямь кое‑ что происходило. Исчезнувшие было, к великой радости завсегдатаев женского клуба, проститутки снова появились на улицах, но уже под надежной охраной. Однако охрана их уже не спасала, и за три дня были убиты еще две ночные бабочки, и одна пропала без вести, хотя и в ее судьбе никто почти не сомневался.

Более того, в клубе горячо обсуждались два крупнейших поджога за всю историю города со времен Гражданской войны: кто‑ то, явно заинтересованный в сокрытии каких‑ то улик, сжег почти весь школьный архив, а затем убил хозяина первого и единственного секс‑ шопа в городе, а сам секс‑ шоп спалил дотла.

– Вы представляете! – возмущалась жена мэра Сьюзен. – Иду я по улице, а мне навстречу – целая банда подростков, и каждый с членом в руках!

– Кошмар! – завздыхали ее товарки. – Ужжас!

Нэнси с трудом подавила смешок. Несмотря на все старания полиции и пожарных, пожарище активно разграблялось мальчишками всех возрастов, и город буквально наводнился обгоревшими порнографическими картинками и оплавленными пластиковыми фаллосами всех расцветок и размеров. По крайней мере, если верить Сьюзен, теперь нельзя было ступить и шагу, чтобы не натолкнуться на подростка с тем или иным совершенно непристойным экспонатом из обширной коллекции покойного Кларенса Бойла наперевес.

– Наставили на меня эту розовую мерзость! – продолжала возмущаться Сьюзен. – И кричат: жизнь или кошелек!

– Кош‑ шма‑ ар! – хором поддержали ее подруги. – Уж‑ жас!

Понятно, что жены полицейских пускать это на самотек не собирались и, когда Сьюзен вывалила на них весь заряд своих эмоций, тут же принялись составлять длинную петицию все тому же мэру с требованием пресечь на корню этот новый вид подростковой преступности. А потом пришла Маргарет, и все стало еще хуже.

– В итальянском районе двух колумбийских сутенеров убили, – мрачно сообщила Маргарет. – Бритвой порезали. Тедди не знает, за что и хвататься…

Наступила такая тишина, что Нэнси услышала, как о стекло бьется маленькая плодовая мушка.

– Не знаю, как вы, а я теперь без пистолета даже из дома не выйду, – произнес кто‑ то.

– А толку? – так же мрачно парировала Марго. – Эти ребята тоже не жвачку в карманах носили.

А Нэнси смотрела на всегда державшую себя в руках Маргарет, вспоминала усталый, затравленный взгляд Бергмана и ощущала, как внутри нее поднимается столь хорошо знакомый огненный вихрь смешанного с восторгом ужаса. Вокруг определенно происходило что‑ то жуткое, и она уже знала: это добром не кончится.

***

То, что зловещая парочка свела на нет почти все результаты объявленной им операции «Сеть», Бергман признал не сразу. Но все‑ таки признал. Сразу после убийства неведомым маньяком итальянской официантки, волею случая оказавшейся еще и дальней родственницей Висенте Маньяни, в городе развернулась такая волна насилия, о которой начальник полиции даже помыслить не мог.

Да, осведомители и с той, и с другой стороны упорно твердили, что ни Карлос, ни Висенте войны не желают, но факты говорили сами за себя. Во всяком случае, Бергман не мог не подметить, сколь мгновенно отрегировал Висенте на убийство своей родственницы – убив столь же жутким образом колумбийских сутенеров.

И Библия на животах трупов колумбийских парней, как не без оснований подозревал Бергман, уже вовсе не указывала на маньяка – она указывала только на то, что это акт почти библейского в некотором смысле возмездия: око за око и зуб за зуб.

Естественно, Карлос не заставил себя ждать, и некие «неизвестные лица» тут же убили Кларенса Бойла, а главное, сожгли его магазинчик, который должен был перейти в руки Висенте Маньяни со дня на день.

Даже наличие таинственных, всяческий раз описываемых случайными свидетелями по‑ разному женщин, появлявшихся незадолго до очередного убийства, Бергман теперь воспринимал совершенно иначе. Никакого безумия, никакой мистики – только расчет. Ведь понятно, что женщина вызывает меньше настороженности уже в силу своего пола – нормальный трюк обеих противодействующих сторон. А уже вслед за женщиной появляются и бойцы.

И все‑ таки было то, чего Бергман категорически не понимал, – почему Висенте и Карлос ввязались в эту войну на взаимное уничтожение. Не понимал этого и мэр, а потому сразу же после пожара в магазине Кларенса Бойла он вызвал Бергмана к себе и устроил ему такой разнос, что едва не довел себя до инсульта.

– Слушай меня, чертов придурок! – орал он. – Если дело дойдет до ФБР, я тебя покрывать не стану! Ты у меня мигом из креслица своего уютного вылетишь!

Бергман слушал молча и оправдываться не считал нужным, а спустя еще три дня признал, что так все и будет, – рано или поздно шумиха дойдет до Вашингтона, и он потеряет не только работу, но и всякие перспективы.

И тогда он вышел на Карлоса.

Они встретились все в том же номере отеля, но теперь предводитель местного колумбийского клана прибыл на встречу с главой местной полиции самолично.

– Ты когда этот беспредел прекратишь, Тедди? – сразу же начал он.

– Лучше ты мне это скажи, Карлос, – упал в кресло рядом Бергман. – Зачем тебе сдался этот магазин?

– Это не я сделал… – покачал головой колумбиец.

– А кто? Может быть, Кларенс сам себя задушил?

– Может быть, – пожал плечами Карлос. – Но моих людей там точно не было. Слово мужчины.

Бергман насторожился. Он был готов к тому, что Карлос начнет изворачиваться, врать, и вроде как все именно по этому сценарию и происходило. Но было в голосе колумбийца что‑ то такое, что заставило Бергмана – на секунду, не более – поверить.

– А кто тогда, Карлос? – непонимающе развел руками Бергман. – Кому еще в этом городе это надо?!

– Тому же, кто и моих людей кончил, – угрюмо вздохнул колумбиец.

Бергман оторопел.

– И ты не считаешь, что это дело рук Висенте?

Карлос кивнул.

– Это не Висенте. Я проверял.

Остатки волос на голове Бергмана зашевелились. Он категорически отказывался верить в то, что столько трупов да еще в столь краткий срок мог навалять один‑ единственный человек – пусть и с женщиной в качестве наводчицы.

– Господи! – выдохнул он в прижатые к лицу ладони. – Кто же ты, сволочь?

– Вот ты это и выясни, Тедди, – невесело усмехнулся глава колумбийской мафии. – Иначе за что я тебе налоги плачу?

***

В течение нескольких дней городок изменился настолько, что Нэнси его не узнавала. Меж обывателями поползли слухи о банде маньяков‑ пироманов, то ли охотящихся на проституток, то ли на тех, кто не посещает церковь, то ли просто поджигающих все, на что упадет взгляд. В результате в считанные дни был раскуплен весь арсенал местного оружейного магазина, в церковь было не протолкнуться, а в домах сновали деловитые мастера по установке отнюдь не дешевой охранной и противопожарной сигнализации.

Нэнси смотрела на все это с печалью. Да, она знала об убийствах и поджогах, но в отличие от горожан она знала хотя бы то, кто стоит за поджогом школьного архива и стрельбой по совсем уже сдвинувшемуся психу Тальботу. А главное, пробыв замужем за полицейским без малого тринадцать лет, Нэнси понимала: все это ни к чему, пустое, и вовсе не оружие спасает человека, когда приходит беда.

Впрочем, нет, некоторая польза от массовой паники была. Резко возросло количество заключенных страховок, оживился оружейный бизнес, люди принялись хватать ссуды в банках, даже не представляя, как будут расплачиваться, а молодая хьюстонская фирма, лишь недавно ставшая торговать охранными системами, резко пошла в гору и, как говорили, уже решила открывать в этом городке филиал.

Впрочем, не только финансовые структуры сообразили, какие выгоды может принести этот кратковременный массовый психоз, и местное телевидение вовсю транслировало высосанные из пальца «новости» о маньяке вперемежку с политической рекламой, в которой главный конкурент Хью Тревиса на предстоящих выборах в мэрию – Дэвид Лоу уже поднимал вопрос о необходимости увеличения налогов для улучшения охраны общественного порядка.

Нэнси от всего этого буквально выворачивало. В городе все знали, что Дэвид Лоу – пустозвон и дешевый политический авантюрист. Но страх, которому обыватели не могли посмотреть в глаза, заполонил город по самые крыши, медленно, но верно превращая людей в послушное стадо, готовое пойти за кем угодно – лишь бы повели.

***

Мэр города мистер Хью Тревис был одним из немногих, кто видел всю картину, как она есть, а потому и тревожился много сильнее, чем этот бездарь Бергман.

Самым паршивым было то, что старая кондитерская и еще более древняя, стоящая в городе чуть ли не со времен Гражданской войны табачная фабрика остро нуждались в реконструкции. Да, формально обе принадлежали шурину мэра, но платил‑ то за все сам Хью Тревис, а прямо сейчас у него не было, считай, ни гроша. И едва он договорился с Висенте Маньяни о передаче ему контрольного пакета акций, а фактически о продаже, как началась эта свара.

В принципе, мэру было глубоко наплевать, кто заварил эту кашу, но одно было плохо: едва начиналась стрельба, почти остепенившийся Висенте принимался вспоминать молодость и медленно, но верно сползал туда, откуда и вышел, – в откровенный криминал. Как результат, все его вполне дельные экономические новшества отступали перед законами итальянской чести, и хорошие сделки оказывались проваленными, а его несостоявшиеся партнеры оставались в дураках.

Хью Тревис оставаться в дураках не хотел. Он видел то, чего пока не видел почти ни один из участников этой дурацкой пикировки, – надвигающиеся перемены. Он видел, что не пройдет и двух‑ трех лет, и Висенте или его преемник, если Висенте не доживет, будет вынужден окончательно завязать с криминальным бизнесом и перевести все капиталы огромной семьи в иные, абсолютно легальные сферы. Просто потому, что окончившие колледжи, почти не говорящие на итальянском внуки и правнуки некогда беспощадных мафиози давно не хотят умирать – ни за честь, ни за деньги.

Видел мэр и то, что освобождающееся пространство торговли наркотиками и женским мясом с неизбежностью закона тяготения займут дерзкие, еще не насытившиеся колумбийцы – это вопрос времени. И единственное, чего не видел мэр, – как сделать этот процесс рокировки властью и капиталами безболезненным и взаимно полезным, побыстрее сбагрить фабрики итальянцам, а самому уехать на далекие острова и до конца своих дней лежать под пальмой со стаканом в одной руке и смуглой упругой туземкой – в другой.

Само собой, сразу же после убийства двух колумбийских сутенеров он с глазу на глаз встретился с Висенте Маньяни и, само собой, получил заверения в том, что лично он, Висенте, к этому никак не причастен.

– Ты же не первый год меня знаешь, Хьюго, – уважительно приглашая присаживаться, развел руками итальянец. – Если я что говорю, значит, оно так и есть. Конечно же, Карлоса надо бы наказать – просто, чтобы место свое знал, но я пока приказа начинать войну не отдавал. И не потому, что я боюсь. Ты меня понимаешь?

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒