Родриго Кортес 5 страница

«Завсегдатаи здешнего казино», – машинально подумала она и тут же поняла, что, как бы ни сложилась ее жизнь, она должна узнать, чего стоит на самом деле.

– И чего стоите вы все.

***

Платье оказалось не просто роскошным. Нэнси стояла перед старым, большим, в рост, зеркалом и не узнавала себя. Из зеркала на нее смотрела совсем еще молодая, красивая и очень самоуверенная особа. Неплохо смотрелись и туфли, хотя… Нэнси попыталась определить, что не так, и вскоре поняла, что прекрасно сочетающиеся по цвету с платьем туфли были хороши, но не роскошны. И это вносило свой диссонанс в гармонию образа.

– Хор‑ роша чертовка! – удовлетворенно цокнула она языком и полезла в сумочку – считать оставшуюся наличность. Пересчитала и приуныла: сорок семь долларов.

«А ведь я стою больше…» – мелькнула не слишком достойная для верующей женщины мысль.

Она попыталась отогнать ее, но мысль возвращалась и возвращалась, пока она не осознала, почему. Та, что отражалась в зеркале, не могла быть воспитанной в глубокой вере протестанткой.

– Шлюха, – вслух и очень осуждающе произнесла Нэнси и тут же улыбнулась. Сегодня это слово ее не пугало; оно вообще не имело никакого отношения к жизни, так же, как врезавшийся в память еще со школьных времен термин «конгруэнтность». Это было просто слово – красивое и бессмысленное, как психотерапия по Фрейду или речь губернатора на собрании женщин‑ патриоток.

– Я вам покажу, что такое настоящая конгруэнтность, – демонически рассмеялась она и, гордо тряхнув прической, вышла из номера.

***

Нэнси прошла в игорный зал и, подрагивая от греховности того, что собиралась делать, обвела его глазами. Там, в центре зала, стояли большие зеленые столы, красивые, как все по‑ настоящему запретное, а рядом нахально подмаргивали ей маленькими электрическими лампочками внутри раскрашенные игорные автоматы. Она прокашлялась и начала с автоматов. Кинула жетон и выиграла десять, кинула еще один и снова выиграла – пять… В животе сразу потеплело.

«А Джимми говорил, что выиграть у „однорукого бандита“ невозможно», – пронеслось в ее голове.

Она сгребла жетоны в ладонь и, то ли преодолевая, то ли подогревая сладостное тянущее ощущение в животе, поменяла их у кассира на фишки и переместилась к покерному столу. Встала рядом с той самой толстой теткой с тройным подбородком и грузным лысоватым мужчиной в больших темных роговых очках, горделиво поставила стопку фишек – все, что было, – и приняла карты.

– Тоже любите это дело? – вскользь поинтересовался мужчина.

– Вы это мне?

– Конечно, Нэнси. Кому же еще?

Мужчина повернулся к ней, и Нэнси словно оборвалась в пропасть.

– Вы?!

За большими темными очками глаз видать не было, но эта улыбка могла принадлежать только одному человеку – самому прямому и непосредственному начальнику ее мужа – Теодору Бергману!

– Не знаю, что и сказать, мистер Бергман, – механически перебирая карты и холодея от предчувствий, пролепетала она и вдруг разозлилась – на саму себя и, стиснув зубы, враждебно процедила: – Не я одна.

– Верно… – миролюбиво вздохнул Бергман. – Я вот… тоже. В городе, сами понимаете, нельзя. Так я сюда приезжаю. Тайком.

Они переглянулись и дружно прыснули. Несмотря на разницу в общественном статусе, им обоим было нельзя здесь находиться.

– Смотрите, а вы ведь выиграли, – заинтересованно блеснул очками Бергман.

Внутри у Нэнси дрогнуло, и она торопливо сгребла фишки к себе. Сказать так сразу, сколько здесь, она бы не смогла, но уж на новые туфли – к этому платью – точно хватало.

Бергман глянул на массивные наручные часы и улыбнулся.

– Приятно было встретиться, Нэнси… и, кстати, как насчет того, чтобы как‑ нибудь навестить меня и Маргарет?

– Мне? – растерялась Нэнси. – К вам?

– Конечно. Маргарет о вас очень высокого мнения, – кивнул шеф полиции и вдруг словно вспомнил: – Ах, да! Разумеется, с мужем… С нас барбекю, с вас пиво… посидим…

Нэнси ошарашенно хлопнула ресницами и тут же зарделась. Пиво с Бергманом! Для Джимми это был шанс – и какой!

Шеф городской полиции встал из‑ за игорного стола, развернулся, чтобы уйти, как вдруг приостановился и снова улыбнулся – мягко и неожиданно застенчиво.

– Только не говорите никому, где мы… повстречались. Пусть это будет нашей маленькой тайной. Договорились?

Нэнси, безоговорочно соглашаясь, замотала головой. Она уже видела за этой просьбой встречное обещание молчать.

***

Встреча с Нэнси Дженкинс оказалась для Бергмана полной и достаточно неприятной неожиданностью. Украдкой оглянувшись в сторону игорного зала, он прошел мимо уже четвертый год работающего на полицию портье мотеля и поднялся на второй этаж. Прошел до конца коридора, повернул направо и требовательно постучал.

– Кого там черти несут? – недовольно проворчали изнутри.

– А ты что, сам не видишь? – недовольно проворчал Бергман. Он прекрасно знал, что прямо сейчас, в эту самую секунду его рассматривают в потайной, вмонтированный в стену рядом с дверью «глазок».

Дверь нешироко распахнулась, и начальник полиции быстро скользнул внутрь. Неторопливо, по‑ хозяйски огляделся и недовольно цокнул языком. Несмотря на царящий в номере полумрак, он уже видел, что Карлос не пришел. А это был дурной знак.

– Не уважает… – осуждающе покачал Бергман головой.

– Не в этом дело, капитан, – привстал навстречу невысокий худенький человек. – Просто Карлосу доложили, что в вашем городе итальянцы всех за штаны держат. А ему, сами знаете, рисковать не с руки.

– Ты что несешь, Рикки? С какой бы это стати полиция под итальянцев легла? – искренне удивился Бергман. – Двадцать лет сажать, а потом вдруг на поводок? Видно, плохо еще Карлос меня знает…

– Все одно, осторожность не помешает, Тедди, – показал гостеприимным жестом на кресло рядом с собой колумбиец. – Присаживайся. Я с тобой за Карлоса поговорю.

Бергман сокрушенно покачал головой и присел. Он никогда не любил разговаривать с человеком вот так, через посредника – ни глаз не увидишь, ни рук… А сейчас, в преддверии войны кланов, такие, с позволения сказать, «переговоры» были, как перебежавшая дорогу черная кошка, крайне нежелательной приметой.

– Я тебе сразу скажу, Тедди, – опершись руками в колени, доверительно наклонился вперед колумбиец, – эта перестрелка в карьере – просто недоразумение. Молодняк сцепился.

– Знаю, – деловито кивнул Бергман. – Иначе бы мы с тобой у меня в управлении говорили.

– Но если они на наших дернутся…

– Главное, чтобы вы сами не дергались, – жестко вставил Бергман.

– Если они дернутся, – упорно продолжил колумбиец и вдруг криво усмехнулся, – Карлос велел тебе передать, что мы терпеть не будем.

– Ты, Рикки, лучше не улыбайся, – сурово осадил его шеф полиции. – Это не смешно. И внимательно послушай, что я тебе скажу. И все, что услышишь, Карлосу слово в слово передай.

Колумбиец напрягся, хотя этой своей усмешечки не убрал.

«Смейся, сволочь, смейся, – подумал Бергман, – сейчас я тебя на место поставлю…» – и перешел к делу.

– Итальянцам мы все разъясним. Доступно. Так что с их стороны претензий быть не должно.

– Гарантируешь? – язвительно поинтересовался колумбиец.

– Нет. Я гарантирую только одно: кто в дело ввяжется, того и загребут. Надолго, – серьезно разъяснил ситуацию Бергман. – И Карлоса это в первую очередь касается – похоже, что слишком уж долго на воле он ходит…

Рикки продолжал улыбаться, но вот в глазах у него читалось совсем другое. Передать Карлосу все, сказанное начальником полиции, слово в слово означало серьезно рисковать, а не передать он не мог.

– Ну и что ты сделаешь? – отчаянно пытаясь спасти лицо – даже не перед полицейским – перед Карлосом, когда тот потребует отчета о встрече, напряженно развалился в кресле Рикки. – У нас все чисто, а наркотой мы в этом городе не торгуем. Сам знаешь, это все итальянцы.

– Насчет наркоты я в курсе – не новичок, слава богу. Но если стрельба начнется, ждите ФБР, – твердо пообещал Бергман. – Замазывать не стану.

Рикки замер. Бергман мог организовать визит фэбээровцев, и опасность была реальной. Но колумбиец знал и другое: ни мэр, ни тем более губернатор со своей кликой вмешательства центральных властей в свои дела не любят, и Бергману обращения в ФБР поверх их голов не простят.

– Блефуешь, – мотнул головой Рикки.

– Нет, – цокнул языком Бергман, – не блефую. И мой совет Карлосу: пусть головой думает, прежде чем кого замочить. Не те времена…

Видит бог, он не хотел, чтобы разговор повернулся так жестко, и, приди Карлос на эту встречу лично, это означало бы его готовность к мирным переговорам, и шанс на сохранение относительного нейтралитета был бы намного выше. Но сегодня Бергману не везло – Карлос не пришел.

***

То, что в лице Бергмана ее осенил знак самой Фортуны, Нэнси поняла почти сразу – как только дважды подряд сняла банк. Млея от предвкушений, тихо‑ тихо, чтобы не спугнуть этого странного чувства внутри, она переместилась к рулетке и так же тихо поставила все свои фишки на черное.

И выиграла!

Тогда она поставила на красное. И снова – выигрыш. Категорически запретив себе даже думать о том, как она потратит все эти деньги – на белье, на туфли, на костюмчик для Рональда, она ставила и ставила, на цвет, на цифры, на сочетания… и каждый раз это оборачивалось очередной победой и пьянящим до полубесчувствия всплеском безумного восторга.

Ее с детства пугали рассказами о молодых людях с нетвердой верой, сначала закуривших сигарету, затем согласившихся выпить вина и в конце концов проигравших чертям в карты свою бессмертную душу. Темными зимними вечерами эти рассказы действовали особенно сильно. Она представляла себе этих красивых – непременно красивых! – молодых людей, чьи лица по мере падения медленно, но верно превращаются в застывшую гримасу порока.

Нэнси до сих пор помнила, как в финале рассказа, когда черти дружной разбойничьей шайкой тащили грешника в ад, по ее телу пробегала нервная дрожь ужаса. Но вот что странно, само приводящее к такому финалу падение души воспринималось ею в детстве совсем иначе.

«Гре‑ хо‑ па‑ де‑ е‑ ение…» – мысленно проговаривала она и почему‑ то с необыкновенной ясностью представляла себе прыжок с протянутого над их речушкой подвесного моста – и страшно и сладостно.

– Вам сегодня везет…

Нэнси вздрогнула, обернулась и застыла. За ее спиной стоял мужчина – высокий, красивый, с аккуратным пробором темных сильных волос и твердым волевым подбородком. Он был настолько красив, что вполне мог служить иллюстрацией к ее детским мечтаниям о молодом человеке, когда‑ то начавшем со стакана вина и сигареты.

– Мне всегда везет, – с независимым видом усмехнувшись, соврала она и вдруг поняла, что на этой фразе ее везение и закончится. По крайней мере, в игре.

«Дура! » – мысленно ругнулась Нэнси и сгребла в кучу выигранные фишки.

– А вот мне в игре… как‑ то не очень… – мило улыбнулся мужчина. – Поэтому и не играю.

– Правильно делаете, – буркнула Нэнси и не выдержала – все‑ таки бросила в него – последний разок – быстрый вороватый взгляд.

Он и впрямь был хорош и выгодно отличался от полного, невысокого, белобрысого и уже лысеющего Джимми.

– Я, знаете ли, здесь проездом, – снова подал голос мужчина. – Через пару часов снова в путь. А тут такая удивительная женщина. Вы… позволите вас угостить?

Нэнси обмерла. Ее клеили – нагло и беспардонно.

– Я понимаю, что это бестактно, – поймав ее взгляд, немного отступил мужчина.

– Вот именно, – скорее по привычке буркнула она и вдруг испугалась, что на этом все и закончится.

– И все‑ таки…

Нэнси стояла перед ним в своем роскошном алом платье с полными фишек прижатыми к животу руками и чувствовала себя дура дурой – почти как у Левадовски на кушетке.

«А, собственно, какого черта? – мелькнуло в голове. – Сколько можно бояться? »

– Меня зовут Арчи, и я жду вас возле бара, – улыбнулся мужчина. – Приходите.

***

В кассе ей выдали довольно толстую стопку сотенных бумажек, и Нэнси совершенно ошалела. Она никогда в жизни не держала в руках столько денег одновременно – все, что было дорогого в ее доме, покупалось или в кредит, или по частям и уж в любом случае не ею лично. Джимми вообще предпочитал выдавать ей ровно столько денег, сколько действительно нужно – с его точки зрения.

Вспомнив это, Нэнси разозлилась, решительно сунула деньги в сумочку и повела вокруг себя хмельными от приступа злости и возбуждения глазами. Несколько секунд размышляла и нетвердой походкой тронулась по направлению к бару. Подошла и присела рядом с неожиданным поклонником.

– Куда едешь, Арчи?

– В Аризону, – коротко ответил тот, властно щелкнул пальцами, подзывая молоденькую смазливую барменшу, и внимательно и серьезно заглянул Нэнси в глаза. – Вы что предпочитаете?

Нэнси прищурилась. Держался Арчи что надо – уверенно, но без хамства.

«Вы изменяли мужу, миссис Дженкинс? » – пронеслось в ее голове смутное воспоминание о нависающем над ней, словно ангел мщения, Скотте Левадовски, и она решительно тряхнула головой, отметая это не столько жуткое, сколько мерзкое наваждение.

– Так что вам заказать? – ждал ответа мужчина.

– «Маргариту», пожалуйста, – торопливо выпалила она и тут же поняла, что впервые за много лет рассматривает идею измены мужу всерьез.

Барменша поставила на стол два коктейля, Арчи развернулся к Нэнси вполоборота и начал что‑ то говорить – о себе, о людях, о важности внутренней человеческой свободы… а она смотрела на него, пыталась представить себе, как это с ним будет, и чувствовала, как внутри все екает и проваливается от ужаса предстоящего грехопадения. Неизвестно почему, но она твердо знала, что сегодня пойдет до конца.

«Надо быть готовой. Где бы это ни случилось».

– Подожди меня, Арчи, – строго и одновременно обещающе положила свою ладошку на его крепкую руку Нэнси. – Я скоро вернусь.

Арчи понимающе кивнул, и Нэнси, все еще плавая в розовом облаке переполняющих ее ощущений, прошла в туалет и нырнула в кабинку. За хилой дощатой перегородкой без умолку болтали забежавшие выкурить сигаретку крупье и официантки, входили и выходили – быстренько «попудрить носики» – разновозрастные дамы, а она думала.

Мама всегда говорила ей, что брак – это навсегда. А когда ей стукнуло сорок семь, отец хлопнул дверью и ушел из семьи – даже не к женщине, просто ушел. То же самое говорила и бабушка, но Нэнси совершенно точно знала, что и в ее жизни тоже кроется свое «белое пятно». В 1914 году дед куда‑ то исчез и появился лишь через два года, и где он был все это время, детям не объясняли.

«А что ждет меня? »

Джимми уже сейчас был от нее довольно далеко.

– Ты обратила внимание? – громко хохотнула за перегородкой невидимая отсюда женщина. – Арчи новую корову подцепил.

«Барменша», – сразу определила Нэнси и насторожилась.

– Это которая вся в красном? – отозвался второй, более зрелый голос. – Интересно, сколько он у нее выдоит?

Нэнси растерянно моргнула.

– Сколько бы ни выдоил, а с нами не поделится! – зло рассмеялась первая. – Только чаевые…

Нэнси невольно оперлась о стенку, дождалась, когда голоса удалятся, и сама не своя выбралась из кабинки. Подошла к умывальнику и заглянула в зеркало. Из глаз катились крупные, с горошину слезы.

***

Со слезами она управилась быстро, но вот придать лицу прежнее беззаботно‑ мечтательное выражение провинциальной простушки оказалось непросто. Лицо попеременно выглядело то растерянным, то злым, то яростным, но уж никак не беззаботным.

«Ублюдки! – дышала ненавистью она, даже не отдавая себе отчета, почему называет Арчи во множественном числе. – Вот ублюдки! » А потом взяла себя в руки и приказала себе настроиться. Сунула сумочку с деньгами под мышку, гордо подняла подбородок и решительным шагом тронулась к выходу. Стремительно прошла к бару и уселась рядом со своим прекрасным ухажером.

– Заказать что‑ нибудь еще? – ласково улыбнулся Арчи.

Нэнси торопливо отвернулась, а потом наклонилась к его уху, так, чтобы Арчи не увидел ее лица, и с придыханием прошептала:

– Разве что в номер.

***

Они покинули бар почти сразу, и Нэнси уже рисовала себе самые страшные картины возмездия, представляя чертова мерзавца в самых унизительных и болезненных положениях, какие только могла вообразить. Но лишь у стойки портье к ней пришло настоящее решение – само собой.

Нэнси принялась рыться в сумочке, вытащила целую пачку денег, а потом сунула портье сотню и, не дождавшись, когда он ее возьмет, отпустила.

Сотенная зеленая бумажка осенним листком скользнула куда‑ то под стойку, но портье даже не дрогнул и только преданно улыбался, якобы ожидая распоряжений. И тогда она выпустила из рук всю пачку.

Портье рухнул на колени и кинулся собирать хрусткие зеленые купюры, а она схватила с доски ключ с тяжеленным брелоком, рывком забрала то, что сумел собрать разогнувшийся портье, и, уцепившись за локоть красавца Арчи, стремительно двинулась к лестнице. Взлетела на второй этаж, быстро провела его по пустынному коридору и повернулась к двери – точно напротив двери своего номера. Сунула ключ, повернула, вошла в точно такой же, как у нее, но «зеркально» развернутый номер, и, едва Арчи попытался включить свет, положила ладошку ему на плечо.

– Не надо, Арчи. Пусть все будет как есть.

Тот шумно вздохнул.

– Давай в душ, а я постель расстелю, – по возможности мягким тоном распорядилась она. – У меня тоже не слишком уж много времени.

Арчи вздохнул еще шумнее и начал раздеваться. Скинул пиджак, затем расстегнул и стянул с себя брюки, и Нэнси с некоторым сожалением отметила, что фигура у него – то, что надо. И тут же перед ней возникло исполненное значительности видение Левадовски с растопыренными, как у рыбака, в разные стороны руками и исполненным восхищением перед фаллической мощью мужчины лицом.

– Давай помогу, – отгоняя навязчивый и от этого еще более неприятный призрак именитого психотерапевта, предложила она и расстегнула пуговицы белеющей в полутьме рубашки. Но едва Арчи двинулся в душ, нежно схватила его за широкое запястье. – Все снимай… все. Я хочу видеть.

Арчи удивленно хмыкнул и подчинился. Ничего не стесняясь, он снял плавки и носки и, поигрывая мускулами и явно гордясь своей действительно замечательной фигурой, тронулся к душевой. Включил свет, зашел, регулируя температуру воды, принялся скрипеть барашками кранов, а едва до Нэнси донесся шум воды, она сорвалась с места. Мгновенно собрала в кучу и сунула под мышку всю его одежду, схватила остро пахнущие чужим мужиком туфли, неслышно выскользнула в коридор и тихо‑ тихо повернула ключ.

– Ну вот и все, Арчи, – шепотом выдохнула она. – Прелюдия кончилась. Теперь начнется любовь!

***

Зажав скомканные вещи под мышкой, Нэнси повесила ключ обратно на доску, стремительно шмыгнула в женский туалет и запихнула тряпье в бачок для мусора. Быстро и решительно прошла в игорный зал и отыскала взглядом хозяйку номера. Тучная, с тремя подбородками дама все еще пыталась выиграть в покер, но по лицу было видно – не везет.

Нэнси подбежала к ней и склонилась к обремененному гигантской серьгой уху.

– В вашем номере вор.

Тетка вздрогнула.

– Советую немедленно вызвать управляющего и полицию, – прошептала Нэнси. – Он может быть опасен.

Тетка побагровела и немедленно поднялась из‑ за стола. Торопливо собрала оставшиеся фишки и бегом, тряся необъятным телом, помчалась к стойке портье. Нэнси проводила ее внимательным взглядом, двинулась к выходу, а когда вышла под черное звездное небо, удовлетворенно вздохнула. Ей нравилось, как прошел сегодняшний день, – весь, от начала и до конца.

***

Замерший в начале коридора Бергман терпеливо дождался, когда Нэнси выйдет из казино, и спокойным уверенным шагом прошел в подсобное помещение администрации. Сдержанно кивнул настороженно привставшему управляющему, жестом распорядился очистить помещение, поднял телефонную трубку и быстро набрал номер.

– Дежурный по управлению лейтенант Шеридан, – доложили из трубки. – Что вас…

– Это Бергман, – оборвал лейтенанта начальник полиции. – Срочно передать всем постам: с настоящего момента вводится особое положение. Итальянские точки контролировать минимум до полуночи, пока все не разойдутся. Возможны эксцессы. Все понятно?

В трубке послышалось напряженное сопение.

– Я спрашиваю, ты все понял?!

– Так точно, сэр! – ошарашенно отрапортовал дежурный и вдруг уже тише добавил: – Неужто колумбийцы все‑ таки начнут?..

– Не суй свой нос не в свое дело, лейтенант, – обрезал парня Бергман. – Целее будет.

***

Домой Нэнси мчалась, как на крыльях. Состоявшееся возмездие грело ее душу ничуть не хуже, чем какое‑ нибудь общественно полезное дело – вроде помощи богадельне или организации гонок на велосипедах. Кровь энергично струилась по ее венам, отдаваясь горячей пульсацией в висках, настроение было приподнятым, и она вдруг подумала, что и с Джимми надо довести дело до конца. Именно так: до конца!

Джимми давно уже не видел в ней ничего, кроме жены, то есть некоего молчаливо‑ послушного существа, которое моет, стирает, готовит, выслушивает, утирает сопли и безропотно исполняет свой супружеский долг – естественно, когда муж в настроении. Но теперь она чувствовала, что с сегодняшнего дня все должно измениться, – она ведь помнила его другим!

Впереди появились огни родного городка, и Нэнси придавила педаль газа. Она собиралась расставить все точки над «i» сегодня же, немедленно!

«Никакого ужина! – метались в голове суматошные, горячечные мысли. – Пока не поговорим обо всем! »

Нэнси торопливо глянула на часы – 22. 15 – и переключила скорость. Ворвалась на окраину, гудками распугивая греющихся на вечернем асфальте ящериц, промчалась по пустынным улицам и в считанные минуты добралась до своего квартала. Бросила машину возле цветущей живой изгороди и бегом ворвалась в дом.

Ронни и Энни, как всегда, сидели возле телевизора с распахнутыми ртами.

– Где отец?! Джимми! Ты здесь?!

– Папа позвонил и сказал, что Бергман приказал их всех на службе задержать, – нехотя оторвался от телевизора Рональд. – Минимум до полуночи.

«Что они с этими колумбийцами цацкаются?! – стиснула зубы Нэнси. – Поступали бы, как в Китае, давно порядок бы навели! » И тут же решила, что больше ждать не будет. Тринадцать лет более чем достаточный срок. Выскочила из дома, завела машину, доехала до кольца, развернулась и помчалась в сторону школы.

«Он должен понимать, что это – не жизнь! – крутилось в голове. – Он должен понимать, что мы должны все изменить. Все! »

Впереди показался темный силуэт школы, и Нэнси утопила педаль газа до упора.

«Мы обязательно должны все изменить! Немедленно! И с Ронни, и между собой! »

Чуть не проскочив перекресток, она резко развернулась и, едва сбросив скорость, подрулила к школе и ударила по тормозам. Несильно ткнулась бампером в черно‑ желтую полосатую оградку и тут же увидела торчащий из‑ за кустов передок патрульной машины Джимми. Выскочила, хлопнула дверцей, задрала подол своего роскошного алого платья, перебралась через оградку и, обогнув округлую клумбу и чуть не упав, подбежала к машине.

– Джимми?!

В голубом свете молодой луны прямо за лобовым стеклом патрульной машины, словно второе полуночное светило, сияла голая задница ее мужа.

Нэнси непонимающе моргнула, нахмурилась и подошла ближе. Рванула дверцу и в ужасе прижала руки к груди. Под испуганно моргающим Джимми, расставив крепкие полные ноги в стороны, лежала его верная напарница Роуз.

***

Все то время, пока Джимми насупленно, словно виня во всем не вовремя появившуюся Нэнси, натягивал штаны, она стояла возле машины и механически перебирала в голове все, что можно было бы сказать. И не находила. И только когда они оба, все так же молча, оделись, тихо произнесла:

– Бергманы на барбекю меня и тебя пригласили. С нас пиво.

Развернулась и пошла прочь, к машине.

***

Дома, отмахнувшись от Рональда с его выполненными и готовыми для демонстрации уроками, она уложила Энни и впервые за много‑ много лет не стала ни резать овощи на салат, ни ставить в духовку цыпленка. Нэнси просто ждала. А потом пришел насупленный, хмурый Джимми, и она вдруг вспомнила, что в подвале, в коробке из‑ под обуви так и лежит даже не разряженная «беретта».

Джимми бросил быстрый взгляд на пустой кухонный стол, затем с тайной надеждой глянул в сторону духовки, сердито шмыгнул носом и сел на привычное место.

– Ты… лучше успокойся… Нэнси. Вон, таблетку выпей. И это… чего Бергман‑ то от меня хочет? Что за барбекю?

Нэнси издала невнятный звук, махнула рукой и, стараясь не думать о лежащем в подвале пистолете, выскочила в холл. Накинула прямо поверх своего роскошного платья белый плащ, торопливо сунула ноги в старые, привычные туфли и со всего маху хлопнула входной дверью. Глянула в небо и горько расплакалась. Звезды в черном весеннем небе были так же прекрасны, как и пару часов назад, когда она вышла из казино. Вот только внутри все было иначе.

Утирая на ходу слезы и бормоча проклятия, она выбежала к дороге и двинулась по обочине: сначала через весь их район, затем мимо школы, в которой учится Рональд и рядом с которой, как оказалось, занимается любовью со своей напарницей ее муж, потом пошли высокие четырехэтажные здания центра… Однако Нэнси даже не замечала, куда идет. Перед глазами, сменяя друг друга, стояли только мистер Левадовски, Джимми, пышноусый охранник магазинчика и греховно красивый то ли вор, то ли альфонс Арчи. А вскоре все они смешались в ее голове в одно почти неразличимое целое.

Сегодня они и были для нее, словно братья‑ близнецы – одной крови и одной сути, ибо каждый из них видел в Нэнси одно и то же: простоватую, хотя и все еще аппетитную тридцатидвухлетнюю мать двоих детей из маленького провинциального городка, которую можно использовать ровно в той мере, в какой им потребуется.

И вот здесь что‑ то не сходилось. У Нэнси не было подходящих к случаю слов, но она твердо знала, что все поставлено с ног на голову, а должно быть с точностью до наоборот. Она – настоящая – не могла быть использована, как тапочки или бутылка пива. И не далее как сегодня кое‑ кто испытал это на собственной шкуре.

Эта мысль заставила ее остановиться. Нэнси огляделась по сторонам и с трудом сообразила, что находится уже на другом конце города возле новенького двухэтажного здания с яркой неоновой надписью: «Маньяни Фармацевтик».

Именно об этой итальянской фирме, скупающей все аптеки в округе, говорили дамы из женского клуба, вот только Нэнси вспомнила другое: братьев Маньяни, не так давно подмявших под себя Рональда и поручивших ему доставку пакетика с героином, и то, как вечно испуганный Джимми предложил ей принять таблетку от нервов. Ее перекосило от ярости.

– Я вам покажу «успокоиться»! – зло пробормотала она, пошарила глазами по земле, наклонилась и не без труда вывернула из обрамления клумбы увесистый бетонный кубик. Неловко размахнулась и швырнула его в стильную стеклянную дверь.

Стекло охнуло, распалось и с пронзительным шорохом осыпалось на крыльцо. Нэнси оторопела. Звук, отозвавшийся в ее груди томяще сладостным и одновременно болезненным толчком, оказался на удивление знакомым – что‑ то из детства.

Она восхищенно хмыкнула, вывернула из клумбы еще один кубик, подошла ближе и уже увереннее швырнула его во вторую – тоже стеклянную – дверь. И снова тот же звук и тот же сладкий и болезненный толчок в груди. Растягивая удовольствие, Нэнси прикрыла глаза, а когда все прошло, оглядела пустынную ночную улицу, махнула рукой и решительно взбежала по ступенькам.

– Я вам покажу «успокойся»! – покусывая губы, бормотала она. – Я вам покажу…

Офис был совсем еще новый. Часть дверей оказалась открыта, но сломать в совершенно пустых кабинетах было решительно нечего. Настроение у Нэнси снова съехало вниз.

– Он мне говорит «успокойся»… – растерянно повторяла она. – Ну, положим, я успокоюсь. А что потом? Что потом, Джимми?

Ответа не было. И тогда она вернулась к выходу, подняла с пола усыпанный осколками стекла тяжелый металлический фрагмент окантовки разгромленного парадного входа и, стиснув зубы, ударила им в ближайшую дверь.

Никакого результата.

Она ударила еще раз. И еще раз! И еще!!!

И тогда внутри у двери что‑ то жалобно хрустнуло, и Нэнси рассмеялась и рванула скосившуюся набок золоченую рукоятку на себя.

Даже в полумраке было видно, что развернуться вполне можно: большие двухтумбовые столы, аккуратные шкафчики для хранения документов, а главное – стеллажи. У каждой из четырех стен стояли высоченные, от пола до потолка, застекленные шкафы с маленькими цветастыми коробочками – образцами медикаментов – внутри. Нэнси хищно усмехнулась, взяла металлический фрагмент двери наперевес и пошла на приступ.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒