Глава 27. Эпилог. Остин, 2008 год

Глава 27

Джейс прошагал на кухню, обнажённый, если не считать пары фланелевых боксеров. Он налил свою ритуальную утреннюю чашку кофе и прошёл к эркерным окнам (Прим. пер.: Э́ ркер — выступающая за плоскость фасада часть помещения. Позволяет увеличить внутреннее пространство жилища, а также улучшить его освещённость и инсоляцию), как делал каждое утро с тех пор, как они купили свой новый дом. Бен восхищался телом своего мужа, его переполняла любовь, пока он смотрел на взлохмаченного Джейса, волосы которого торчали во все стороны. Они четыре года встречались и два года состояли в браке, и Бен считал его таким же привлекательным, как на том первом свидании. Он не думал, что это когда-нибудь исчезнет, не важно, сколько пройдёт десятилетий.

Джейс повернулся к нему с понимающим выражением лица.

— Я думал, что прошлой ночью тебя измотал.

Бен усмехнулся.

— Я хорошо поспал.

Джейс попытался ухмыльнуться в ответ, но вместо этого сморщился.

— Ты в порядке?

— Моя голова меня убивает, — сказал Джейс.

— Ты ничего не пил прошлой ночью.

— Нет, но я начинаю жалеть об этом, особенно, если у меня всё равно будет похмелье. — Он сел за обеденный стол и потёр виски. — Принесёшь мне пару таблеток аспирина?

— Конечно.

Его лицо было бледным и искажённым, когда Бен вернулся.

— Может быть, ты что-то не то съел? С желудком всё в порядке? Ты мог подхватить инфекцию.

Джейс покачал головой и закинул в рот аспирин, после чего запил его кофе. Чашка дрожала, пока он пытался поставить её обратно, но его руку свело судорогой. Чашка разбилась, упав на паркет, горячий кофе разлился по полу как кровь на месте преступления.

— Такой неуклюжий, — произнёс Джейс, вставая, чтобы принести полотенце. У него подкосились ноги, и он опустился на пол, в его глазах отразился страх, а затем появилась пустота.

Бен мгновенно оказался рядом, поднимая голову мужчины с пола и задавая поток вопросов, которые остались без ответа. Бен чувствовал себя беспомощным, касаясь лица Джейса и проверяя, нет ли жара, пытаясь найти какой-нибудь способ помочь ему. Джейс оставался без сознания.

Бен вызвал 911 и в панике назвал оператору их старый адрес. Он перезвонил, когда осознал свою ошибку, боясь, что они посчитают его хулиганом и не приедут. Затем стал ждать, поочерёдно проверяя Джейса и бегая к входной двери. Почему так долго? Они не понимали, как это серьёзно? Они не могли приехать скорее?

Бен выбежал на подъездную дорожку, когда услышал сирены, его слова были бессвязными и спутанными, но ему удалось показать парамедикам правильное направление. Джейс не двигался, когда его подняли с пола.

— Он мёртв? Он мёртв? — монотонно повторял он, но парамедики просто говорили отойти.

Ему едва хватило хладнокровия, чтобы закрыть дверь, когда они уходили, молясь, чтобы Самсон не сбежал. Бен забрался в «скорую», наблюдая за тем, как врачи прикладывают ко рту Джейса какой-то аппарат и сжимают мешок, чтобы он продолжал дышать. Это было хорошо. Это значило, что он жив.

***

— Аневризма.

Доктор сказал намного больше, но Бен сосредоточился на этом слове. Он пытался вспомнить, что это значит, что-то связанное с мозгом. Опухоль? Или просто выброс энергии не в том месте?

— Его бабушка умерла от такого, — вспомнил Бен. — О боже, он...

— То, что он добрался сюда живым, обнадёживает, — заверил его доктор. — У него впереди пятичасовая операция. Если он сможет пройти через это, у него есть хороший шанс. Но я должен вас предупредить, что могут быть сложности. Вы член семьи?

— Да.

Каждая сложность была перечислена на листке бумаги, который Бена попросили подписать. Он едва просмотрел список кошмарных перспектив. Это был выбор между жизнью и смертью. Если Джейс выживет, они смогут справиться с любой жизнью, которая ему останется.

Приехала семья Джейса, пока он всё ещё был на операции, что стало для Бена большим облегчением. Наконец он находился рядом с людьми, которые понимали, что мир трескается по швам. То, что спокойный, непоколебимый Джейс рухнул, было невозможно.

Медсестра сообщила его семье, что Джейс пострадал от четвёртой степени мозговой аневризмы. Они смогли объяснить Бену, что это значит. Аневризма — раздутый участок кровеносного сосуда, наполненный кровью. Оставшись незамеченным, он мог разорваться, став причиной кровоизлияния в мозг. Как только это происходит, остаётся только пятьдесят процентов шанса выжить.

Ожидание результатов операции было чистой агонией. Бен пытался представить свою жизнь без Джейса и не мог. Он уже слишком много лет был центром мира Бена. Идти дальше по жизни без него было бы невозможно. Он лучше умер бы сам. Как кто-то мог ожидать от него другого?

Спасение пришло в виде очень утомляющей операции. Доктор наградил их уставшей улыбкой и новостями о том, что операция прошла успешно. Теперь Джейс сам должен был восстановиться.

Следующие четыре дня были решающими, над ними навис высокий шанс летального исхода. Бен поддерживал постоянное дежурство, пока Джейс приходил в сознание и снова терял его. Временами он не узнавал Бена или говорил странные вещи, однажды переживая, что Самсон опоздает на работу. Их смех в такие времена был безумным и кратковременным. Так он теперь будет себя вести? Что, если Бен останется забытым?

Точно так же тревожило и отсутствие движения с левой стороны Джейса. Среди постоянных предупреждений от докторов и медсестёр была возможность постоянного паралича этой стороны. Когда на пятый день Джейс начал хлопать, по только ему известным причинам, вся семья расплакалась от облегчения.

К концу недели Джейс вернулся к ним. Он знал, кто они такие, и вспомнил, что произошло. Ещё он жаловался на боль и на то, какое всё громкое. Очередной побочный эффект. Им приходилось шептать, находясь рядом с ним, иначе звучало так, будто они кричат.

— Прости меня за всё это.

Это было первое разборчивое предложение, которое Джейс произнёс ему. Бен рыдал, покрывая его лицо поцелуями.

***

Утки жадно хватали хлеб, время от времени споря друг с другом и пытаясь украсть больше своей доли. Для Бена и Джейса это была игра, пока они старались убедиться, чтобы каждая утка получила свою справедливую порцию. Сидя со скрещенными ногами на причале, они представляли собой великодушных судей и бросали раскрошенный хлеб кротким уткам, державшимся позади, отказывая тем, кто вёл себя слишком агрессивно.

Аренда домика на берегу озера была подарком от родителей Бена, чтобы отметить окончание шестинедельной физиотерапии Джейса. И он справлялся отлично. Физически он восстановился практически полностью. Время от времени у него были проблемы с левой рукой, но с этим можно было справиться, хотя он по-прежнему быстро утомлялся.

С психической частью было немного тяжелее. У него часто случалась кратковременная потеря памяти, он забывал, что собирался сказать или что делал. В хорошие дни он мог посмеяться над этим, но медицинский кризис принёс Джейсу новую черту характера. Во время реабилитации Бен заметил, каким нетерпеливым становится Джейс. В некоторых случаях он даже выходил из себя. Его обычное самоуверенное спокойствие исчезло.

Шум тоже был проблемой. Время от времени у него развивалась сильная чувствительность. Предсказать, когда это произойдёт, было сложно, но в такие моменты он закрывался в тихой комнате, и обращаться к нему можно было только шёпотом.

— Я бы хотел снова вернуться на работу, — сказал Джейс, бросая последний кусочек хлеба утке, которая оказалось достаточно смелой, чтобы выйти на причал.

— В конце концов вернёшься.

— Нет, если я не могу запомнить правила техники безопасности или то, кто какой заказал напиток, — Джейс нахмурился. — И не раньше, чем пройдут другие операции.

МРТ выявила ещё две аневризмы, ещё не разорванные, которые нужно было удалить. Доктора хотели дать Джейсу несколько месяцев перед операциями, чтобы убедиться, что он восстановится после каждой из них. План был разумным, но Бен мог понять, что из-за этого Джейс чувствовал себя бомбой замедленного действия.

— Я просто рад, что ты, наконец, так часто находишься дома, — сказал Бен, опираясь на руку. — Чуть не потеряв тебя, я заплатил довольно дорогую цену, но теперь готов пожинать плоды.

Джейс улыбнулся и притянул его ближе.

— Может быть, я могу найти работу за одной из стоек регистрации. Поднятие багажа будет хорошо физиотерапией, а остальное делает компьютер.

— Перестань говорить о работе, болван! Я здесь пытаюсь устроить романтику.

Джейс рассмеялся. Они вместе наблюдали за тем, как утки медленно теряют интерес к хлебу и уплывают.

***

— Иди сюда.

Бен поднял взгляд от своего сценария. Джейс стоял на месте, протягивая ему руку.

— Пойдём со мной в кровать.

— Мы только что встали, — ответил Бен, проверяя часы.

— Пойдём.

Бен взял его за руку и пошёл следом. Он понимал, в чём дело. Оставалось всего несколько дней до следующей операции Джейса, и они оба были напряжены всю неделю. Джейс несколько раз терял самообладание, ничего масштабного, но для него даже маленькая частичка злости была проступком.

— У нас всё в порядке, — заверил Бен Джейса, который присел на кровать. Самсон сонно моргнул, глядя на них, и продолжил дремать.

— Нет, не в порядке, — сказал Джейс. Он не отпускал ладонь Бена. Мужчина потянул его вниз, крепко обвивая руку Бена вокруг себя, чтобы они прижались друг к другу.

— Что происходит? — спросил Бен. Он чувствовал, как быстро стучит сердце Джейса рядом с его рукой.

— У меня болит голова, — Джейс сглотнул слёзы. — Прямо как в прошлый раз.

Бен попытался встать, но Джейс не отпустил его.

— Просто останься со мной, — умолял Джейс. — Это чудо, что я выкарабкался в прошлый раз. Этого больше не повторится.

— Ты этого не знаешь! — возразил Бен.

— Ты знаешь статистику так же хорошо, как и я.

Только пятьдесят процентов людей выживают после аневризмы. Из них только пятьдесят процентов выживают после операции, а шансы полностью восстановиться без осложнений были ещё меньше. Бен повторял эти факты в своей голове снова и снова. Он мог только представить, как часто это делает Джейс.

— Пожалуйста, я не хочу, чтобы мы ругались, не сейчас, и я не хочу умереть в больнице.

— Джейс.

— Пожалуйста, сделай это ради меня. Я люблю тебя, Бен.

Бен обнимал и целовал его, и сотню раз говорил, как сильно его любит. Он не останавливался, даже когда дыхание Джейса стало прерывистым. Он обнимал его, пока его тело не стало болеть от дискомфорта, а желудок не заурчал от голода, долгое время после того, как Джейс перестал дышать. Когда комнату покинул последний свет, Бен забрал Самсона и закрыл за собой дверь.

***

То, что солнце всё равно встало на следующее утро, было невероятно несправедливо. Умер кто-то хороший. Люди по-прежнему вставали, завтракали, шли на работу, и это было неправильно. Лепестки цветов по-прежнему раскрывались раннему солнечному свету, а животные по-прежнему паслись день напролёт, их разум ничего не тревожило. Кто-то хороший умер, а мир имел наглость двигаться вперёд.

Бен отказывался. Он больше не ел, а когда пил, это не подпитывало его тело. Он не читал, не смотрел телевизор, не развлекался. Он не работал, не принимал душ и не убирался в доме. Единственным заданием, которое он себе позволял, было позаботиться о необходимых мерах с телом Джейса, и даже это быстро взяла на себя Эллисон, когда обнаружила, в каком он состоянии.

Задолго до похорон Бен знал, что умрёт от разбитого сердца. Если нет, он нашёл бы другой способ снова быть с Джейсом, не важно, какой экстремальный. Бен никогда не думал о жизни после смерти, но теперь это стало его одержимостью. Если он сможет попасть туда, они смогут воссоединиться.

Через три дня после смерти Джейса Бен понял, что не кормил Самсона. В своём горе он забыл обо всём, но вопли кота больше нельзя было игнорировать. Он неуверенно колебался, прежде чем открыть банку кошачьего корма. Что станет с Самсоном? Кто позаботится о нём после того, как Бен умрёт? Кто-нибудь позаботится, конечно, но что, если он будет нежеланным, и с ним будут плохо обращаться? Джейс любил Самсона больше всего на свете и не хотел бы видеть его с чужаками. Что Бену сделать, убить кота, прежде чем покончить с собой?

Самсон начал отчаянно мяукать, пока Бен пытался принять решение. Последние пару дней кот был отчуждённым и несчастным, но, очевидно, по-прежнему хотел есть. Бен открыл банку, его рот наполнился слюной от запаха. На него нахлынул сильный голод, заставляя желудок сжаться, а голову кружиться. Он выложил корм в миску на полу, прежде чем открыть шкафчик и схватить буханку белого хлеба.

Он бросил кусок себе в рот. Вкус был изумительным. После семидесяти двух часов голода он считал водянистый кусок хлеба пищей богов. Бен не думал о том, что сделал, пока не сглотнул. Он, как весь остальной мир, решил двигаться дальше, и эта мысль заставила его расплакаться.

Бен обещал себе никогда не прекращать испытывать боль, никогда не позволять боли покинуть его. Ему будет больно внутри и снаружи, так же сильно, как и сегодня, и он никогда не позволит этому исчезнуть. Он никогда не позволит никому поверить, что с ним всё в порядке. Время никогда не залечит его раны. Больше всего, он пообещал себе, что никогда не полюбит снова.

Эпилог

Остин, 2008 год

Глава 28

Снова раздался звонок в дверь, который прозвучал более механически ворчливо, чем в первые два раза.

— Иду я, иду!

Бен поплёлся к двери, скинув туфлю, которую надевал. Открывая дверь, он ожидал поздней доставки посылок или кого-нибудь с религиозными буклетами. Вместо этого он обнаружил элегантную женщину в чёрном, расшитом пайетками платье, и с причёской достаточно сложной, чтобы озадачить М. К. Эшера (Прим. пер: Ма́ уриц Корне́ лис Э́ шер — нидерландский художник-график. Известен, прежде всего, своими концептуальными литографиями, гравюрами на дереве и металле, в которых он мастерски исследовал пластические аспекты понятий бесконечности и симметрии, а также особенности психологического восприятия сложных трёхмерных объектов, самый яркий представитель имп-арта).

— Как я выгляжу? — произнесла Эллисон, жестами демонстрируя своё тело как продающая себя на показе девушка.

— Потрясающе, но с каких пор ты звонишь в звонок? — спросил Бен. — Дверь была не заперта, и у тебя всё равно есть ключ.

— Мы должны вести себя должным образом, — сказала Эллисон со своим лучшим английским акцентом, проскальзывая в дом. — Ты же знаешь, мы на свидании.

— Ну, мне ещё нужно надеть туфли и проверить причёску. — Бен нашёл одну туфлю в коридоре, прежде чем обыскать гостиную в поисках второй. — Боже, ты потрясающе выглядишь, — произнёс он, оглядывая Эллисон, пока завязывал шнурки. — Думаю, по сравнению с тобой я как-то скромно одет.

— Хм, — Эллисон рассматривала его сквозь ресницы, которые были длиннее, чем за день до этого. — У тебя ещё есть тот спортивный пиджак?

— Думаю, да, он чистый. Но серый с розовой рубашкой? Это не из разряда восьмидесятых?

— Ты в нём хорошо смотришься, и там, куда мы идём, люди будут одеты ещё более разноцветно.

— Хотел бы я, чтобы ты сказала мне, где это, — пожаловался Бен.

— Но это бы разрушило наше тайное, романтическое и таинственное свидание!

— Прекрати это так называть, — нахмурился Бен.

— Мне нужно свидание! — надулась Эллисон. — Их никогда не бывает, когда ты замужем.

— Обсуди это с Брайаном, — сказал Бен, скрываясь в спальне, чтобы найти свой пиджак.

— Знаешь, тебе тоже не помешало бы свидание, — проговорила Эллисон, когда он вернулся. — Прошло два года, — как можно аккуратнее добавила она.

Бен накинул пиджак, стараясь сделать так, чтобы он хорошо сидел у него на плечах. Мужчина внезапно остановился и пригвоздил Эллисон к месту взглядом.

— Ты ведь не это делаешь, да?

— Что? — слишком небрежно спросила Эллисон.

— Нет, — сказал Бен, начиная снимать пиджак. — В таком случае, забудь.

Эллисон закатила глаза.

— Я ни с кем тебя не свожу.

— Никакого свидания вслепую?

— Ни вслепую, ни вглухую, ни в ампутированную, ни в какую-либо другую. Только я и ты выходим вечером в город. Обещаю.

Бен смотрел на неё ещё мгновение, прежде чем почувствовал удовлетворение. Он взглянул на фото Джейса в рамке на краю стола. Снимок в полный рост демонстрировал Джейса, с иголочки одетого в униформу стюарда, каждая деталь была безупречна: от белого накрахмаленного воротничка до остроносых туфель.

Бен улыбнулся. Он устал от того, что имя Джейса служило синонимом печали. Он больше не будет пятнать память о нём. Джейс ушёл с его пути, чтобы сделать его счастливым, и не будет доволен, что Бен хандрит. Остались только воспоминания, которые они создали вместе, и в эти дни Бен изо всех сил старался найти в них радость.

— Готов? — подтолкнула его Эллисон.

— Ага.

Роли были немного изменёнными для традиционного свидания. Эллисон не только сидела за рулём, но и за всё платила. Бен был счастлив подчиниться, так как последнее время у него было туго с деньгами. Еда где-нибудь вне дома ценилась высоко, но тем не менее он был ошарашен её выбором заведения для ужина.

Ресторан должен был быть каджунским, но то, как при этом в нем сочетались мексиканская кухня и караоке, было за гранью понимания. Бен и Эллисон были одеты слишком нарядно, учитывая шумную энергетику обеденного зала, но, по крайней мере, он был рад, что не увидит никаких полных надежд романтиков, ожидающих за столиками. Зная Эллисон, она выбрала этот кабак только для того, чтобы они смогли спеть вместе, против чего он не возражал. Они выбрали себе жирную еду, а затем бросили её ради сцены, где вместе пропели множество своих любимых песен.

Они продолжили петь в машине на пути к своему следующему пункту назначения. Бен подозревал, что они заедут в пару клубов, но Эллисон повезла их в центр ко Второй улице. Она нашла свободное место для парковки, ведя себя так, будто только что выиграли в лотерею. Бену пришлось усмехнуться, завидуя её энтузиазму. Они вместе прошли несколько кварталов, пока не дошли до художественной галереи, где туда-сюда сновали люди.

— Поэтому нам нужно было изобразить модников? — спросил Бен.

— Угу, — кивнула Эллисон. — Будешь жвачку?

Бен взял у неё подушечку жвачки с подозрением.

— Никаких свиданий вслепую? — снова спросил он.

Эллисон широко улыбнулась, и Бен понял, что уже слишком поздно. Но всё равно закинул жвачку в рот. Бен окинул взглядом людей, которые стояли рядом с галереей, ища кого-то, кто казался особенно ожидающим или нервным. Но никого не заметил.

— Мы здесь для того, чтобы посмотреть на искусство, — невинно произнесла Эллисон.

Бен заглянул в ближайшее окно и снова отвернулся, прежде чем посмотрел второй раз. На картине на ближайшей стене был изображён бульдог, ограниченный холстом, сияющим радужными цветами. Эмоции пробежали через его организм, скопившись в груди и уютно там устроившись, будучи были обрадованы снова оказаться дома после стольких лет.

— Хочешь зайти внутрь? — мягко спросила Эллисон.

— Не знаю, смогу ли я с этим справиться, — признался Бен.

— В любом случае, я тебя заставлю, — прошептала девушка.

— Ладно, — Бен нервно рассмеялся. — Он... Нет, не говори мне. Давай просто посмотрим на искусство.

Они бродили по галерее, Бен пытался сосредоточиться только на картинах, но его голова поворачивалась каждые несколько секунд в попытках увидеть художника. Он узнал несколько картин с дней их юности. Другие он никогда раньше не видел, это были кусочки жизни, частью которой он не был. Одна была крайне проста: нарисованная пальцами лягушка на какой-то коробке, что заставило Бена рассмеяться, несмотря на его нервозность. А затем шёл портрет Эрика, теперь завершённый и великолепный в своей красе. Его окружала небольшая толпа поклонников.

Звук реверберации (Прим. пер: Реверберация — это процесс постепенного уменьшения интенсивности звука при его многократных отражениях) микрофона, похожий на скрежет зубов, раздался на всю галерею.

— Эта штука включена? Воу! Слишком громко. Извините.

Бен чуть не побежал на звук этого голоса. Остальные посетители галереи двинулись вместе с ним, заполняя коридоры и мешая его попыткам добраться туда первым. К тому времени, как Бен добрался до главного зала, тот уже был наполовину заполнен. Бен встал на носочки, напрягаясь, чтобы увидеть необходимое за людьми впереди. Пожилой мужчина прямо перед ним передвинулся к своей жене, а затем полная дама отодвинулась в сторону, вероятно, чувствуя лучи лазера, которыми Бен мысленно стрелял из глаз.

И там стоял он. Тим Уаймэн. Он превосходно выглядел. Его толстоватый живот исчез, узкая рубашка не скрывала слишком уж идеальное телосложение, которое было у Тима до встречи с Райаном. Его чёрные как смоль волосы немного отросли и в беспорядочной причёске обрамляли серебристые глаза, которые больше не казались уставшими. Вместо этого в них блестел свет, который Бен видел только в их самые личные моменты. Эти глаза изучали толпу, но прежде чем они нашли Бена, полная дама вернулась на место, загораживая его.

— Эм, я действительно рад, что вы все решили прийти сюда, — начал Тим. — Я не очень хорошо умею произносить речи, так что потерпите меня.

Публика рассмеялась. Бен начал пробираться к краю толпы, разыскивая проход вперёд.

— Картины, которые вы видите здесь, создавались практически двадцать лет. Я уверен, что большая часть из вас видела моё главное достижение, картину под названием «Лягушка отправляется в плавание на лодке».

Зрители снова рассмеялись.

— Она была написана, когда мне было восемь, и это моя самая первая картина.

Бен, наконец, прорвался вперёд, но находился слишком далеко сбоку, за гранью бокового зрения Тима. По крайней мере, теперь он мог видеть его, нервно переминающегося с ноги на ногу и бормочущего в микрофон.

— Я обязан этим искусством многим людям. Конечно, объекту каждой картины. Моей собаке Шиншилле или Эрику, который был для меня отцом, героем и много кем ещё. Даже незнакомцам, например, пожилой женщине, которую я увидел лежащей на траве в парке, когда она смотрела на облака и хихикала как маленькая девочка над тем, что там увидела, — Тим сделал паузу, снова исследуя толпу. — Меня вдохновило множество людей, но только один дал мне мужество показать свои рисунки другим. Надеюсь, он сегодня где-то здесь, и, заканчивая эту неловкую речь, я хотел бы, чтобы вы все поаплодировали ему, а не мне. Спасибо, в первую очередь, Бенджамину Бентли.

Публика разразилась аплодисментами. Бен покраснел, хотя оставался инкогнито. Тим выключил микрофон и слегка поклонился, и люди начали медленно расходиться. Некоторые задержались, чтобы поговорить с художником. Бен наблюдал за ними с завистью. Как легко они могли подойти к Тиму, не переполняясь чувствами, которые жили с ним десятилетиями.

Тим вежливо отвечал, жал руки, слушал, кивал и проделывал всякие другие жесты, которых ожидали от гостеприимного хозяина. Время от времени он рисковал и отводил от них взгляд, чтобы снова осмотреть зал, и с каждым провалом выглядел немного более разочарованным. С гудящими нервами Бен вышел на центр зала, где его легко можно было увидеть.

Тим кивнул, попрощался с пожилым джентльменом и попытался снова. На этот раз он нашёл Бена и без малейших сомнений подбежал к нему и сгрёб в свои объятия.

— Я так рад, что ты здесь! — сказал Тим, несколько раз покружив Бена, прежде чем снова опустить его. — И ещё больше рад, что ты опоздал! Я только что произнёс самую постыдную речь!

— Я думаю, ты был очень хорош, — произнёс Бен, усмехнувшись, когда Тим ярко покраснел.

— Я на секунду подумал, что Эллисон передумала.

— В любом случае, где она? — спросил Бен.

— Бегает у меня на посылках, — загадочно ответил Тим. — Эй, ты видел много картин?

— Немного, — ответил Бен, — но экскурсия от самого художника была бы очень информативной.

Тим провёл его по галерее, привычно и неожиданно двигаясь зигзагами от зала к залу. Одна картина напоминала ему о другой, заставляя утаскивать Бена в совершенно другом направлении.

Видеть Тима таким увлечённым своей работой было удивительно. Он вовсе не стеснялся того, что большое количество людей рассматривает его искусство и слушает его объяснения. Время от времени какой-нибудь зритель задавал ему вопрос, на который Тим с радостью отвечал. Это разительно отличалось от умаляющего собственное достоинство художника, который когда-то держал свои картины запертыми в гараже.

— Есть ещё кое-что, что я хотел бы тебе показать, — произнёс Тим. — Кое-что действительно особенное для меня.

Бена провели по галерее в зал, не предназначенный для публики, и вывели за дверь на парковку. Увидеть машину Тима было достаточно легко. Это была самая новенькая и блестящая машина.

— Хотя бы представляешь, что это за машина? — спросил Тим, открывая перед Беном дверь.

— Неа.

— Хочешь узнать?

— Не очень.

Тим усмехнулся.

— Это «Бентли». Я подумал, что это следующая лучшая вещь на свете после её тёзки.

Бен попытался закатить глаза, но в итоге вместо этого улыбнулся.

Когда они сдвинулись с места, Бен начал чувствовать беспокойство. Как бы счастлив он ни был снова видеть Тима, и какими бы неопровержимыми не были его чувства к нему, Бен всё ещё был замужем, даже если только за призраком в своём сердце. Ехать сегодня домой с Тимом казалось неправильным. Всё это было слишком рано, если для этого вообще будет когда-либо подходящее время. Он собирался попросить отвезти его обратно в галерею, когда машина свернула в микрорайон Бена. Мог ли Тим действительно знать, где он живёт? Он сохранял молчание, не выдавая никаких знаков, но Тиму всё равно удалось остановиться на правильной подъездной дорожке.

— Что мы здесь делаем? — спросил Бен.

— Я хотел показать тебе свою особенную картину, — сказал Тим.

— Ты имеешь в виду ту, которую подарил мне на день рождения, — произнёс Бен, понимая. Он не мог ненадолго не замереть от романтической идеи. — Знаешь, ты не можешь забрать её обратно, — с поддельной серьёзностью продолжил он.

Тим только улыбнулся и вышел из машины.

— Веди, — сказал он.

Ну, по крайней мере, у Тима ещё не было ключа от его дома! Бен провёл его в гостиную и включил свет. Самсон проснулся на своём любимом месте на диване и моргнул, посмотрев на них. Он старел и был немного потрёпан, но всё равно не терял пыл. Бен на мгновение почувствовал укол вины и посмотрел на Джейса в рамке. Возможно, это всё-таки была плохая идея.

— Джейс... — начал Бен.

—... был хорошим человеком, — продолжил за него Тим. — Лучшим, на самом деле. Я бы никогда не оскорбил его память и никогда в жизни не смогу его заменить. Никто не сможет.

Самсон замяукал, спрыгнув с дивана, и прошёл прямиком к Тиму. Он ласково потёрся об него, прежде чем проделать то же самое с Беном. Он посмотрел на их пару, замурчал и прыгнул обратно на диван, где продолжил дремать.

Может быть, всё будет в порядке.

Бен повернулся, чтобы обратить внимание на картину, но её там не было. На её месте висело кое-что новое. В некоторой степени, это было то самое произведение искусства, которое Тим подарил ему много лет назад, но представленное в его новом стиле. На месте двух сердец теперь располагались две руки, сжимающие друг друга. Одна была сильной, с толстыми пальцами, а пальцы другой были тонкими и светлыми. Бен в удивлении поднял свою собственную руку, распознавая её во второй на картине. Тим идеально запечатлел их схожесть.

Руки купались в сияющем свете, который объединял такие же цвета, какие были на старой картине. Это было усовершенствованное сообщение, выражение того, что Тим чувствовал к Бену, но на этот раз не обременённое страхом и свободное от неуверенности. Бен смотрел на картину, чувствуя, будто, наконец, услышал от Тима слова, которых так жаждал.

Тим потянулся и взял Бена за руку, устраивая её в своей собственной так, как это было изображено на картине.

— Я люблю тебя, Бенджамин Бентли, — произнёс он. — Я должен был сказать тебе это двенадцать лет назад. Я всегда любил тебя.

Все его сомнения, каждый страх, каждое малейшее чувство незащищённости внутри Бена уступило место неудержимой, неизменной, непреклонной силе под названием любовь.

— Что теперь? — спросил Бен.

— Теперь мы начинаем сначала.

Тим прильнул для поцелуя, в его глазах танцевали надежда и привязанность. Бен мгновение его рассматривал, видя только нахального подростка, которого однажды посмел полюбить, хотя это всегда всему противоречило. Затем Бен закрыл глаза и подался вперёд.

И они начали снова.

Конец

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 16 17 18 19 2021