Часть вторая 8 страница

Тим был в мрачном настроении, когда приехал Бен, что было неудивительно, учитывая всю ситуацию. Бен убрал еду и привнес рождественское настроение в домашнюю обстановку. Он включил на стерео рождественскую музыку и подпевал песням, расхаживая по дому и включая все гирлянды. Добавил свой подарок ко множеству других под бездушной ёлкой из магазина.

Не то чтобы ёлка не была привлекательной, но, как и всем деревьям с витрины, ей не хватало определённых личных штрихов. На ней не было никаких домашних украшений, и она действительно стояла прямо. Кто вообще слышал о прямой рождественской ёлке? Гирлянды тоже были все одного цвета, и как бы ему ни нравился голубой, им не хватало разноцветной броскости, которая ожидалась в это время года.

Праздничное настроение, которое Бен распространял как сумасшедший, наконец, заразило Тима, к которому вернулась его обычная улыбка. Он танцевал медленный танец с Беном под приятные куплеты песни " Happy Holidays" Бинга Кросби и рассмеялся, когда Бен станцевал джигу под джазовую часть в середине. Тарелка остатков еды, которую Тим с жадностью проглотил, ещё больше подняла ему дух. Картина того, как он поедает ветчину и пюре быстрее, чем когда-либо сможет Уилфорд, была странно милой.

— Ты готов к подаркам? — спросил Бен, когда закончил с едой.

— О да! — с энтузиазмом ответил Тим.

Они переместились в гостиную, где начали раскрывать упаковку за упаковкой. Все подарки были для Тима, что немного шокировало. Бен предполагал, что они для всей семьи. Очевидно, Уаймэны старались компенсировать то, что оставили своего сына в одиночестве.

— В прошлый раз улов тоже был таким же большим, — объяснил Тим, распаковывая новую стереосистему. — По крайней мере, это показывает, что они чувствуют себя виноватыми.

Прошло больше получаса, прежде чем они открыли все его подарки, оставив под ёлкой только два: один от Бена и ещё одну маленькую коробочку, упакованную в бумагу со снежинками. Тим в некоторой степени застенчиво протянул эту коробочку Бену.

— Не стоило, — соврал Бен, с любопытством принимая подарок. Пока он открывал коробочку, его носа достиг дивный аромат. Он понял, что это дизайнерский парфюм, ещё до того, как прочёл этикетку.

— Я чуть не купил его себе, — объяснил Тим. — Этот запах сводит меня с ума, но его никогда по-настоящему не почувствуешь, если побрызгаешь на себя. В этом смысле круто иметь бойфренда. Теперь я могу нюхать этот запах постоянно.

— О, мне нравится! — произнёс Бен, побрызгав немного на себя.

Тим прильнул ближе и вдохнул аромат, зарычав от удовольствия. Он набросился на Бена, игриво кусая кожу на его шее, прежде чем поцеловать его.

— Эй, перестань! — рассмеялся Бен. — Теперь ты должен открыть свой!

— Позже, — настаивал Тим.

— Нет, сейчас! — Бен с улыбкой оттолкнул его. — У нас есть целая ночь, чтобы пообниматься и согреться.

— Да, верно, — произнёс Тим, выпрямляясь, и потянулся к своему подарку. — Мы могли бы пойти гулять в шортах и сланцах. Зимы в Техасе сумасшедшие. Ты никогда не скучал по снегу?

— Иногда, — признался Бен. — Мы однажды ездили к моему дяде в Миннесоту и...

Он затих, когда с подарка Тима слетела бумага. Он нервничал из-за того, что выбрал.

С Тимом было две запрещённые темы. Первая — ориентация. Большее, что Бен мог заставить его сказать, что Тим бисексуал, но он сказал это всего раз, чтобы успокоить Бена и положить конец бурному спору. Другой запрещённой темой было рисование. Тим никогда открыто не признавался в этом хобби и встречал любые вопросы об этом мёртвой тишиной. Это сделало для Бена выбор подарка в этом году отчасти рискованным.

Тим осматривал деревянную коробочку, полную кистей для рисования. Они были очень дорогими, лучшими, которые мог позволить себе Бен. Выражение лица Тима было сдержанным, но взгляд впечатлённым. Затем молодой человек посмотрел на четыре тюбика с краской: красная, зелёная, белая и голубая, как лёд.

— Рождественские цвета, — объяснил Бен.

Тим поднял на него вопросительный взгляд.

— Ты не должен ничего говорить, — сказал Бен. — Я просто хочу, чтобы ты знал, что мне очень нравится картина, которую ты мне подарил, и я считаю тебя исключительно талантливым.

Он сглотнул, ожидая какой-нибудь реакции от по-прежнему неподвижного Тима. Бен был на грани извинений, когда тишина нарушилась.

— Они действительно хороши, — сказал Тим, поднимая кисточки. — Я буду стараться их использовать.

Бен с облегчением шумно вздохнул.

— Ты очень настойчивый человек, Бенджамин Бентли, — произнёс Тим. — Довольно скоро у меня не останется никаких секретов.

— Имеешь в виду, что они ещё есть?

— Может быть. Эй, хочешь бокал вина?

— Эм, ладно.

Бен раньше никогда не пил настоящее вино. Если не считать какой-то дешёвой выпивки, которая напоминала на вкус острый " Кул-Эйд", он и вовсе не пил.

Они оставили огромный беспорядок за собой и пошли в логово, где Тим выбрал бутылку, которую, как он был уверен, родители не разрешили бы ему открыть. Он налил два бокала, протянул один Бену и взял другой себе.

— Весёлого чёртового Рождества, — с широкой улыбкой произнёс он тост.

— Весёлого Рождества, — ответил Бен, робко делая глоток. Вкус был горьким, но не таким уж плохим. — Что? — спросил он, когда улыбка на лице Тима не уменьшилась. — Я не так держу бокал или что-то ещё?

— Нет, нет. Я просто думал о том, что ты сказал на свой день рождения.

— И что это?

— Как ты там выразился? — Тим изобразил глубокую задумчивость. — Думаю, ты сказал, цитирую: " ты можешь сделать всё, что может девушка".

— Да, и что?

Бен не понимал, к чему он ведёт.

— Я подумал, что сегодня мы могли бы проверить эту теорию.

Второй глоток вина Бена чуть не полился у него из носа. Он раньше уделял время мыслям об анальном сексе, но, честно говоря, никогда не фантазировал об этом. Даже когда экспериментировал сам, он ничего такого не делал. А теперь Тим предлагал, чтобы они это попробовали? Впервые быка за рога тянул не Бен. Этого точно не будет.

— Хорошо, — сказал Бен. — Я тебя трахну. Наклоняйся.

— Что? Я не это имел в виду!

— Конечно это! Не стесняйся, — язвил Бен. — Я обещаю не делать тебе больно!

— Посмотрим, кто кого трахнет, — пригрозил Тим. Он поставил свой бокал с вином и бросился на Бена, который чуть не разлил свой напиток по всему ковру.

— Подожди! Подожди! — хихикал он, напоказ осторожно поставив свой бокал, прежде чем броситься прочь из комнаты, заставив Тима побежать следом.

Они гонялись друг за другом по коридору, смеясь и крича, и, наконец, целуясь, как только Тим поймал Бена. Шутки стихли, когда стало очевидно, что Тим намерен воплотить свою идею. Их пыл мгновенно прервался озадаченным разговором о том, следует ли использовать смазку. Они знали, что что-то должно быть, но их знания об этой теме по большей части брались из шуток о геях. Бен отверг предложение Тима о " Криско" (прим. пер.: американская марка разрыхлителей для теста и растительных масел), а налёт на ванную миссис Уаймэн не принёс результатов в виде вазелина. В конце концов, они нашли какой-то модный крем для лица и решили обойтись им.

— Хочешь подняться в свою комнату? — неуверенно спросил Бен.

— Нет. Сегодня Рождество.

Тим взял его за руку и провёл в гостиную, где было темно, если не считать гирлянд на рождественской ёлке.

— Здесь?

Бен был ошеломлён, когда его потянули на постель из упаковочной бумаги.

Они начали целоваться, одновременно пытаясь раздеться, перекручиваясь в странные позы, чтобы стянуть одежду и не разрывать контакт губ. Бен принялся доставлять удовольствие Тиму, отчасти надеясь удовлетворить его до того, как всё перейдёт на следующий уровень, но только преуспел в приближении момента. Возбуждённого Тима было не остановить, он перекатился на Бена, возясь с лосьоном в одной руке.

Тим оторвался от губ Бена, чтобы спросить:

— Ты готов?

— Да, — ответил он, хотя это было отнюдь не так.

Первая попытка принесла такую боль, о которой Бен никогда не знал, будто кто-то проворачивал нож глубоко в его желудке. Тим извинялся, но не колебался, прежде чем попробовать снова. На этот раз ему удалось войти полностью, но Бен запретил ему двигаться хоть чуть-чуть, стараясь привыкнуть к ощущениям. Он знал, что Тим большой, но теперь его член казался в три раза больше, чем на вид.

В конце концов, Тим начал медленно двигаться. Поначалу только крошечными движениями по дюйму, а затем всё больше, когда физические ощущения взяли над ним верх. Бен сжал зубы и задумался о том, как переживёт этот опыт, в то время как Тим усиленно толкался. У него не было выбора. Бену придётся попросить его остановиться.

Он открыл глаза, чтобы сделать это, и увидел над собой своего любовника, тело которого купалось в мрачном голубом свете ёлки. Его лицо светилось страстью, и он был как никогда красив. Бена так захватил этот неземной вид, что он забыл о дискомфорте и расслабился. Боль исчезла, сменившись чем-то похожим на удовольствие. Бен опустил руку, чтобы коснуться себя, и удовольствие умножилось. Вскоре к хору стонов Тима присоединились его собственные.

Он протянул свободную руку и притянул Тима для поцелуя, в процессе прижимая их тела ближе друг к другу. Их движения стали одним целым, ускоряясь с потребностью и напряжением, пока они не взорвались оргазмом вместе. Тим рухнул на Бена, его тяжёлое тело согревало и успокаивало. Они лежали так несколько минут, восстанавливая дыхание, и оба рассмеялись от сумасшедшей радости испытанного.

***

Реки фиолетового, зелёного и голубого цветов текли с трёх сторон холста, дико и свободно собираясь вместе, прежде чем попытаться продолжить путешествие к востоку. Цвета были остановлены тусклым серым барьером, который нельзя было разрушить, хоть против него соединились все три потока. Так себя чувствовал Тим? Поэтому эта картина висела на его стене, окружённая поверхностными современниками в виде автомобильных и спортивных постеров?

— Хочешь увидеть больше? — спросил из-за спины Тим.

Бен опешил, не заметив, что звук воды в душе стих.

— Увидеть больше чего?

Тим осторожно рассматривал его, вытирая полотенцем волосы.

— Хочешь увидеть мои картины? В моей мастерской.

— Конечно, хочу!

— Хорошо. А потом мы можем позавтракать.

Бен ожидал, что мастерская будет где-нибудь в доме, но вместо этого они поехали в бизнес-парк на краю города. Тим открыл невзрачную дверь в таком же тусклом здании и отключил сигнализацию, набрав код на клавиатуре.

— Это один из офисов моего отца, — объяснил он, провожая Бена внутрь.

— Чем именно он занимается? — спросил Бен, вглядываясь в тенистое море кабинок.

— Поставкой медицинских препаратов. Это скучно, но он делает на этом большие деньги. Сюда.

В конце коридора с дверьми была одна дверь с закрытым бумагой окном. Тим использовал на этой двери другой ключ и включил свет. Комната была маленькой, но хорошо освещённой благодаря большому окну, которое занимало одну стену. Бен видел задние стороны двух мольбертов, стоящих лицом к окну. За ними был маленький стол, заваленный большими листами бумаги, свисающими с краёв, каждый украшенный эскизами чёрным углем. Он посмотрел на Тима, молчаливо ища разрешения пройти дальше. Тим кивнул, но остался у двери.

Первым делом Бен подошёл к столу, чтобы рассмотреть эскизы. Они все отражали наружный вид зданий. Некоторые были более техническими, чем другие, но на всех были шутливые эксперименты с формами и видами.

— Иногда я подумываю о том, чтобы стать архитектором, — объяснил Тим.

— Они действительно хороши. Особенно вот этот!

Бен поднял эскиз чего-то похожего на небоскрёб, который постепенно расширялся к верху.

— Это задумывалось как водонапорная башня. — Тим нахмурился, чтобы показать своё недовольство. — Я не знаю.

— Ты должен собой гордиться! — произнёс Бен, кладя эскиз и направляясь к мольбертам.

На одном из холстов работа только началась, и стиль намного отличался от подарка на день рождения Бена или от рисунка в комнате Тима. Эта картина была реалистичной, а не абстрактной, и отражала мужчину, закрывающего лицо обеими руками.

— Автопортрет, — нервно усмехнулся Тим. — Над этим я работал вечность. Руки рисовать действительно тяжело.

— В этом я уверен. Почему руки, а не лицо?

— Не ищи в этом скрытый смысл. Просто эту часть себя я легко могу увидеть. Может быть, мне следует принести сюда большое зеркало или ещё что-нибудь.

— Или, может быть, я мог бы тебе попозировать, — пошутил Бен.

— Почему бы и нет? Это было бы классно! Конечно, я буду наставить на том, чтобы нарисовать тебя обнажённым.

— В таком случае, тебе следует остановиться на зеркале, — улыбнулся Бен. — Круто, что твой отец разрешает тебе использовать это место.

— Мама настояла. Некоторые мои картины вызывают небольшой беспорядок. Давай. Пойдём отсюда.

Выйдя из мастерской, Тим почувствовал себя свободнее и стал говорить о своём искусстве более открыто, крепко сжимая руку Бена всю дорогу до дома. У Бена создавалось такое чувство, будто он прошёл обряд посвящения, получив разрешение увидеть ту сторону Тима, которая была даже интимнее секса, но это было меньшим подвигом, чем то, чем они занимались вчера.

Затем, в тихий момент, когда Тим парковал машину, пришло осознание, которое должно было сопровождаться нарастающей музыкой. Его любовь к Тиму была настоящей. Бен желал его тело, жаждал принадлежать ему, а затем просто наслаждался коротанием часов вместе с ним, но всё это переросло в нечто намного более значимое. Он хотел бы, чтобы настоящая обстановка была более подходящей в романтичном плане, чтобы он мог сказать Тиму эти слова, но такого не было. Он подождёт подходящего времени. До тех пор Бен смирится и будет выражать свою любовь способом, для которого слова не нужны.

Глава 13

С приходом нового года, Бен чувствовал себя обновлённым. Он как никогда наслаждался свободой, состоял во всё более и более серьёзных отношениях и даже нашёл работу. Бен устроился на неполный рабочий день в " Зондерс", местный супермаркет, где выполнял грязную работу, такую как расфасовка товара или заполнение полок. Это обеспечивало ему достаточное количество карманных денег, которые ему больше не нужно было просить у родителей, хотя теперь они давали ему деньги в два раза чаще, оценивая его усилия. В общем и целом, он чувствовал себя очень взрослым.

Даже мир казался вышедшему из своего шкафа подростку менее одиноким. Эван, один из коллег Бена, был на год старше и ходил в школу в соседнем городе Конрое. Эван казался давно потерянным братом. Они даже внешне были похожи, оба худощавые и светловолосые, но Эван обладал злым чувством юмора, присущим только ему. Он всё ещё скрывал свою ориентацию, но Бену признался, не теряя времени, когда узнал о нём.

Опыты Эвана в школе были ещё более ограничены, чем у Бена. У него был только один половой акт, после того как он послонялся однажды ночью рядом с гей-баром, но он не насладился этим опытом и надеялся найти что-нибудь более значимое. Он был милым и явно заинтересовался Беном, но не годился Тиму и в подмётки. Бен дал ему понять, что встречается кое с кем, но сохранил подробности в секрете, что скрывающийся Эван мог понять.

Взрослая жизнь Бена неохотно возвращалась в детство на пять уроков, которые он терпел в школе каждый день. Он по-прежнему пропускал первый урок, но теперь делал это с полной уверенностью. В его табеле успеваемости за предыдущий семестр стояла стандартная " С" (прим. пер.: тройка по пятибалльной системе), которую он всегда получал по физкультуре, и никак не показывала, что он отсутствовал на уроках несколько месяцев. Его имя было просто одним из многих, которые тренера игнорировали в пользу более талантливых спортсменов, желающих остаться в том же положении.

Урок испанского тоже не улучшил ситуацию. С его минимальными требованиями к языку, Бен свободно мог выбрать другой факультатив. Он выбрал журналистику, в надежде, что это подогреет его интерес к писательству. По крайней мере, это гарантировало больше наслаждения, чем страдания с языком, который он мало вероятно когда-либо использует эффективно.

Журналистика началась медленно, с утомительного изучения учебников о том, что представляет собой хороший рассказ, и о формулах написания таких рассказов. Ко второму месяцу это перетекло в подготовку статей и фотографий для школьной газеты. Первые несколько статей, которые предоставил Бен, получили хорошие оценки, но не были опубликованы. Чувствуя себя особенно сентиментальным в весеннюю погоду, после этого он написал любовное стихотворение, которое учитель тут же предложил напечатать в следующем номере.

Бен был взволнован, не только потому, что его работу оценили, но и потому, что это было очень прогрессивным решением со стороны миссис Джонс. Его стихотворение играло с местоимениями и оставалось довольно нейтральным до последней пары строк, которые резко становились гомосексуальными:

«Он смотрит пристально в мои глаза, во взгляде отражаются мои,

мы оба замечаем паренька, познавшего блаженство нищеты».

Миссис Джонс была не первой молодости и не казалась одной из тех, кто опубликует что-то такое потенциально спорное в газете старшей школы, но её энтузиазм внушал, что она нацелена пройти через это. Бен размышлял о том, что, возможно, люди, связанные с литературой, были более восприимчивыми.

Прошло две недели, и его стихотворение опубликовали. Бен захватил экземпляр газеты из газетного автомата по пути на второй урок, но до звонка ему хватило времени только на то, чтобы проверить, что его на самом деле напечатали. Стихотворение было на месте, прямо с его именем и всё такое. Когда начался урок, Крейг прошептал, что его девушке стих очень понравился, и что он удивился, что его написал Бен. Бен решил принять это как комплимент. Он получил ещё больше приятных слов на журналистике и пару насмешек по пути на ланч, но это его не беспокоило. Он больше хотел услышать мысли Эллисон.

— Ты прочла? — спросил он, когда она села рядом с ним, держа в одной руке газету.

— Ещё нет. День был сумасшедший. Но теперь прочту.

Девушка покопалась в своём пакете для ланча и медленно покусывала морковные палочки, читая. Её глаза были широко открыты, взгляд заинтересованным, пока она проводила им по строчкам. До конца, на котором её лицо озадаченно сморщилось.

— Что? — подтолкнул Бен, вдруг чувствуя в желудке волнение.

— Всё хорошо, — ответила Эллисон, на её лице по-прежнему отражалось замешательство. — Я просто удивлена, вот и всё.

Именно то, что сказал Крейг.

— Я не понимаю, что такого удивительного, — настаивал Бен, начиная чувствовать, что пора обороняться. — Гетеросексуальные люди не единственные, кто способен на романтичные чувства.

— В этом и дело, — сказала Эллисон, стуча газетой. — Ты написал о парне и о девушке.

— Что?

Бен выхватил газету из её рук. Его ладони сжались, пока он читал последние строки:

«Она смотрит пристально в мои глаза, во взгляде отражаются мои,

пред нами возникает родственная душа, познавшая блаженство нищеты».

— Эта стерва его изменила, — прорычал он. — Это не я написал!

— А кто?

— Миссис Джонс, — объяснил он. — Моя версия была про геев, но она изменила на это.

Он отбросил от себя газету, не желая больше на неё смотреть.

— И она даже сначала не поговорила с тобой об этом?

— Нет! Я бы предпочёл, чтобы это вовсе не публиковалось, чем чтобы она так всё разрушила.

Он подумал о Тиме, источнике своего вдохновения. Он прочёл это? Подумает ли он, что Бен более скрытный, чем утверждал раньше? Или это заставит его думать о Кристе Норман и скучать по тому, что у них было вместе?

— Ты должен пойти и поговорить с ней, — сказала Эллисон. — Скажи ей, что она не может изменять то, что пишут другие люди. Это хуже, чем цензура! Она задолжала тебе извинение.

— В этом нет смысла! — пожаловался Бен. — Эта тупость уже опубликована.

Но Эллисон была права. Он не собирался стоять в стороне и молча терпеть это. После уроков он пойдёт к миссис Джонс и скажет ей, что именно думает по этому поводу.

***

После шестого урока Бен стоял перед дверью в класс журналистики, стараясь собраться с силами. Психовать или не психовать, вот в чём вопрос. Он постарается вести себя спокойно во время разборки, но не знал, сможет ли сохранить хладнокровие, и вообще стоит ли. Он открыл дверь. Комната была тёмной и пустой. После мгновения раздумий, он щёлкнул выключатель и ступил внутрь.

Конечно, журналистику преподавали не шесть раз в неделю, как другие предметы. Он никогда раньше об этом не думал, но теперь это стало очевидно. Он задавался вопросом, какие ещё уроки преподаёт миссис Джонс. Возможно, историю, судя по её собственным детским воспоминаниям столетней давности и изменению правды на свой вкус, как проделала с его стихотворением.

Бен подошёл к её столу и начал шуршать бумагами на нём. Он хотел вернуть оригинал своего стиха. Он хотел увидеть его. Она посмела зачеркнуть его слова красными чернилами и заменить их своими собственными? Прошло десять минут, но его поиски не принесли результатов. Ему просто придётся попросить вернуть его завтра, когда он снова её увидит.

Он вернулся в теперь уже пустой коридор и заметил другого ученика, проходящего мимо. Испытывая чувство вины, он начал пятиться обратно в класс, когда осознал, что это Тим.

— Эй! — прошептал он.

Тим увидел его и нервно огляделся.

Бен молча поманил его пальцем, отступая назад через дверной проём. Тим пошёл следом, взглядом ища в комнате кого-то ещё, пока заходил.

— Здесь больше никого нет, дурачок! — произнёс Бен, как только дверь закрылась.

— Что ты здесь делаешь? — рассмеялся Тим.

— Ты видел сегодня газету?

— Да, милый стишок. Но ты потерял меня на " любви нищего".

Бен вздохнул.

— Когда двое людей настолько бедны, что у них ничего нет, у них всё равно остаётся любовь. В этом их счастье.

— О, но никто из нас не беден, — подмигнул Тим.

— А ещё мы не парень и девушка!

В глазах Тима отразился понимающий взгляд.

— Хах, кто-то испортил твой стих?

— Да, моя училка-кретинка изменила его, — Бен раздражённо покачал головой. — Я пришёл сюда поругаться с ней, но здесь пусто.

— Почему бы тебе не оставить сообщение?

Тим огляделся вокруг и заметил вешалку, которая у миссис Джонс стояла рядом с дверью, и играя ударил её наотмашь. Вешалка громко приземлилась на пол с треском, который означал, что она больше не состоит из одного куска.

— Не надо! — поругал его Бен, прежде чем довольно улыбнуться.

— Ты должен попробовать, — предложил Тим. — От этого тебе станет легче.

— Она этого заслуживает, — признал Бен. Он огляделся вокруг в поисках вдохновения. Схватился за ближайшую парту и перевернул её. Учитывая, что поверхность парты была пустой, это не особо впечатляло.

— Брось, ты можешь сделать получше, чем это. Как насчёт её стола?

Бен подделал озорную улыбку Тима, в нём возросла злость на плохое обращение по отношению к нему. Молодой человек подошёл к столу миссис Джонс и одним сильным толчком отправил всё содержимое столешницы на пол.

— Да! — маниакально рассмеялся Тим, схватившись за ящики и потянув их на себя, разбрасывая документы. — Что дальше?

— Хочешь увидеть её каморку? — с внезапным воодушевлением спросил Бен.

— Конечно.

Тим прошёл следом за ним по странному закрученному коридору в маленькую тесную комнатку, охваченную красным светом.

— Что у тебя на уме? — спросил Тим, прижимаясь к Бену сзади и обдавая дыханием его шею.

Бен не ответил. Его отвлекли обнаруженные фотографии, приколотые для сушки. На некоторых из них были спортивные сцены или улыбающиеся лица из драматического кружка, но на большинстве отражались пары, которые обнимались и льнули друг к другу. Эти фотографии никогда бы не подверглись цензуре. Их разместили бы в газете, и никто не ставил бы их под вопрос и не настаивал бы на изменении. Отношения людей на этих фотографиях всегда будут принимать мгновенно, и они никогда не подумают, каково чувствовать, что такой простой жест, как держание за руки, может быть осмеян публикой.

Взгляд Бена переключился на маленький огнетушитель, прикреплённый к стене. Он скинул руки Тима и взял огнетушитель, пытаясь сорвать пломбу и выдернуть чеку, прежде чем нацелить раструб на фотографии.

— Я ненавижу эту чёртову школу, — выругался Бен, прежде чем белая пена взорвалась на фотографии, пропитывая висящие нити негатива и просачиваясь в чувствительные запчасти оборудования.

Вскоре стало сложно дышать, так что они сбежали по закрученному коридору и вернулись в главную комнату, где Бен начал разбрызгивать искусственный снег на всё, что видел.

— Дай мне попробовать, — сказал Тим.

Он обошёл комнату, брызгая на книжную полку до такой степени, пока с неё не начала капать пена. Челюсти Тима сжались. В его глазах была ярость, которую Бен считал пленительной. Из-за чего Тима мог испытывать такую злость? Из-за своих родителей? Из-за своей неспособности открыто быть тем, кем он являлся на самом деле? Он ненавидел то общество, в которое так идеально вписывался?

Огнетушитель начал шипеть. Истощив своё оружие, Тим бросил его в маркерную доску на дальней стене, оставляя противную вмятину в центре. Они тихо покинули комнату. Впервые они шли по школьным коридорам рядом друг с другом. Выйдя из здания, они бросились бежать, и от смеха у них болели бока, пока они пытались оставить между собой и школой как можно больше расстояния.

Они добрались до велосипедных дорожек и прошли по ним в святилище леса. Там они упали на ковёр из хвои, смеясь и хватая ртами воздух, пока не выдохлись.

— Эй, — серьёзно произнёс Бен, когда ему что-то пришло на ум. — Тебе понравилось?

— Что понравилось?

— Мой стих.

— Ну, я не знаю, — сдержанно ответил Тим. — Я не слышал правильный конец.

Бен повторил для него изменённые строки, краснея от смущения.

Тим усмехнулся, всё это время зная, для кого был написан стих.

— Подойди и посмотри мне в глаза, мой милый нищий, — сказал он, притягивая Бена ближе для поцелуя.

***

Приток адреналина, который последовал за дневными разрушениями, к ночи выдохся, заставляя Бена ворочаться и крутиться на кровати. Он был уверен, что их поймают, что кто-нибудь видел его возле кабинета журналистики, пока он собирался с мыслями. К тому времени, как он проснулся после мизерных трёх часов сна, он уже принял то, что ещё до ланча будет стоять в кабинете директора, возможно, даже в полицейском участке.

Он раздумывал над тем, чтобы впервые за год пойти на физкультуру, переживая, что кто-нибудь будет там его искать. В конце концов, парень решил, что проблема есть проблема. Теперь уже слишком поздно притворяться ангелом. Бен приехал на второй урок английского, всё время до предела напрягая нервы, ожидая какого-нибудь признака своей неминуемой гибели. Он огрызнулся на Дэниела Уигмора, когда тот взглянул на его записи, которые были жалкими и малочисленными, так как он смотрел на дверь.

Прозвенел звонок. Следующим уроком стояла журналистика. Бен обнаружил в себе желание вновь посетить место преступления и посмотреть, что произошло. Миссис Джонс стояла за дверью, окружённая полукругом из учеников.

— Никому нельзя заходить, — объявила она. — Там произошёл инцидент. Пока мы воспользуемся кабинетом 2В6.

Бен нервно ждал, когда она обратит на него внимание. Её глаза на мгновение встретились с его, пока она мысленно считала своих учеников, чтобы убедиться, что все на месте. Не было ни момента признания или даже подозрения. Она понятия не имела! Камень с его души упал так резко, что он чуть не рассмеялся вслух. Ему всё сошло с рук!

Расположившись в другом кабинете, миссис Джонс эмоционально описала всё, что произошло. Несколько учеников казались расстроенными из-за новостей о том, что их работа разрушена, в то время как другие фыркали. Бен нацепил на лицо своё лучшее обеспокоенное выражение, пока миссис Джонс снова и снова повторяла одну и ту же информацию, которая в основном сводилась к тому, что она ничего не знает.

— Когда мы сможем снова использовать тёмную комнату? — спросила девушка, которая частично увлекалась фотографией.

— Может быть, завтра или послезавтра. Полиция не хочет, чтобы что-то мешало, пока они не снимут отпечатки пальцев.

Камень вернулся, выбив из Бена самодовольство, как и кислород из лёгких. В его голове прокручивалось то, как Тим хватался за ящики стола и выдёргивал их. Он был уверен, что на этих ручках из нержавеющей стали будут отпечатки. Его собственные будут на огнетушителе. Но было ли это и, правда, важно? Не то чтобы у кого-то из них имелось криминальное прошлое. У полиции в базе не будет его отпечатков, верно?

К нему вернулось расплывчатое детское воспоминание. Мама отвела его в общественную библиотеку, где у него взяли отпечатки пальцев и сделали фото в профиль и анфас. Он помнил, как после этого играл с Карен в копов и грабителей. Это делали для базы данных пропавших детей, как безошибочный способ опознания ребёнка при ужасных обстоятельствах. Тогда отпечатки его пальцев были намного меньше, но Бен знал, что их узор никогда не меняется.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒