Борис Виан Пена дней 7 страница

-- Алло! Фирма Гершвин? Не могли бы вы заменить мне стекло во входной двери? Через четверть часа?.. Давайте побыстрее, ко мне может зайти еще клиент... Хорошо...

Он оставил трубку, которая с трудом повесилась.

-- Месье, чем могу быть полезен?

-- Приведите в исполнение вот этот рецепт, -- подсказал Колен.

Аптекарь схватил бумажку, сложил ее вдвое, сделал из нее узкую длинную ленту и тут же ввел ее в маленькую конторскую гильотину.

-- Ну вот и все, -- сказал он, нажимая на красную кнопку.

Нож гильотины рухнул, а рецепт расслабился и опал.

-- Приходите сегодня вечером, часов в шесть пополудни, лекарства будут готовы.

-- Дело в том, -- сказал Колен, -- что мы очень спешим...

-- Мы, -- добавил Шик, -- хотели бы получить их сразу.

-- Хорошо, -- ответил аптекарь, -- тогда подождите, я приготовлю вам все необходимое.

Колен и Шик уселись на обитый пурпурным бархатом диванчик как раз напротив прилавка и стали ждать. Аптекарь нагнулся за прилавком и через потайную дверь почти бесшумно выполз из комнаты. Шуршание его длинного и худого тела по паркету ослабло, затем рассеялось в воздухе.

Они разглядывали стены. На длинных полках из покрытой патиной меди выстроились бутылки, скрывавшие в себе всевозможные снадобья, от банальных смесей до чудодейственных квинтэссенций. Из последней бутыли в каждом ряду исходило интенсивное свечение. В коническом резервуаре из толстого разъеденного стекла раздувшиеся головастики вращались по нисходящей спирали и, добравшись до дна, цугом отправлялись обратно к поверхности и возобновляли свое эксцентрическое вращение, оставляя за собой белесую кильватерную струю сгущенной воды. Рядом, на дне аквариума длиной в несколько метров, аптекарь поместил испытательный стенд реактивных лягушек, там и сям валялись отбракованные экземпляры, четверки их сердец еще слабо бились.

Позади Шика и Колена расстилалась огромная фреска, изображающая хозяина аптеки в прогулочном костюме Цезаря Борджиа, блудящего со своей матерью. На столах стояло множество машин для изготовления пилюль, некоторые из них работали, хотя

и вполсилы.

На выходе из патрубков, сделанных из голубого стекла, пилюли скапливались в восковых руках, которые раскладывали их по пакетикам из плиссированной бумаги.

Колен встал, чтобы поподробнее рассмотреть ближайшую к нему машину, и приподнял предохранявший ее заржавленный кожух. Внутри разнородное животное, полумясо-полуметалл, напрягало остатки своих сил, глотая лекарственное сырье и выделяя из организма в виде идеальных круглых катышков готовое лекарство.

-- Иди посмотри, -- сказал Колен.

-- Что? -- спросил Шик.

-- Очень любопытно! -- сказал Колен.

Шик посмотрел. Удлиненные челюсти зверя перемещались быстрыми поперечными движениями. Под прозрачной шкурой

можно было различить трубчатые ребра из тонкой стали и слабо

сокращающийся пищеварительный тракт.

-- Это переделанный кролик, -- сказал Шик.

-- Ты думаешь?

-- Так обычно и делают, -- сказал Шик. -- Сохраняют только нужную функцию. Здесь оставлена перистальтика, но убрана вся пищеварительная химия. Это намного проще, чем производить пилюли обычным укатчиком.

-- Что он ест? -- спросил Колен.

-- Хромированную морковь, -- сказал Шик. -- Ее производят на том заводе, где я работал сразу после фака. Кроме того, ему дают элементы, входящие в пилюли...

-- Здорово придумано, -- сказал Колен, -- и пилюли выходят очень красивые.

-- Да, -- сказал Шик. -- Идеально круглые.

-- Скажи-ка... -- сказал Колен, садясь обратно.

-- Что? -- спросил Шик.

-- Сколько у тебя осталось из тех двадцати пяти тысяч дублезвонов, что я дал тебе перед отъездом в путешествие?

-- Эх!.. -- ответил Шик.

-- Пора бы уже тебе решиться и жениться на Ализе. Ей же так обидно, что ты все тянешь и тянешь!

-- Да... -- ответил Шик.

-- В конце концов, у тебя же осталось тысяч двадцать?

Все-таки... Этого достаточно, чтобы жениться...

-- Дело в том... -- сказал Шик.

Он остановился. Это было трудно выговорить.

-- В чем дело? -- настаивал Колен. -- Не только у тебя денежные затруднения...

-- Я это хорошо знаю, -- сказал Шик.

-- Ну и? -- сказал Колен.

-- Ну и, -- сказал Шик, -- у меня осталось всего три тысячи двести дублезвонов.

Колен почувствовал огромную усталость. В голове у него с неясным гулом прибоя вращались острые и тусклые штуковины. Он уцепился за сиденье.

-- Неправда... -- сказал он.

Он устал, устал, словно его только что настегивали целый стипль-чез.

-- Неправда... -- повторил он, -- ты меня разыгрываешь.

-- Нет... -- сказал Шик.

Шик стоял и ковырял кончиком пальца угол ближайшего стола. Пилюли скатывались в отверстия стеклянных трубок с легким шариковым шумом, и шуршанье бумаги в восковых руках создавало атмосферу верхне-палеолитического ресторана.

-- Но куда ты их дел? -- спросил Колен.

-- Я покупал Партра, -- сказал Шик. Он порылся в кармане.

-- Посмотри. Я отыскал ее вчера. Ну разве не прелесть?

Это была " Цветочная отрыгниль" в переливчатом сафьяне с вклеенным приложением Кьеркегора.

Колен взял книгу и стал ее разглядывать, но он не видел страниц. Он видел глаза Ализы у себя на свадьбе и взгляд грустного восхищения, который она бросила на платье Хлои. Но Шику этого не понять. Глаза Шика никогда не поднимались столь высоко.

-- Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал... -- пробормотал Колен. -- Итак, ты все растратил?..

-- На прошлой неделе я добыл две его рукописи, -- сказал Шик, и голос его задрожал от сдерживаемого волнения. -- И я уже записал семь его лекций...

-- Да... -- сказал Колен.

-- Почему ты меня об этом спрашиваешь? -- сказал Шик. -- Ализе все равно, женюсь я на ней или нет. Она и так счастлива.

Я ее очень люблю, ты же знаешь, и, кроме того, она тоже без ума от Партра!

Одна из машин, по-видимому, понесла. Пилюли хлынули сплошным потоком, и в тот момент, когда они падали в бумажные кульки, во все стороны сыпались фиолетовые искры.

-- Что происходит? -- сказал Колен. -- Это опасно?

-- Вряд ли, -- сказал Шик. -- На всякий случай отойдем в сторонку.

Они услышали, как где-то вдалеке хлопнула дверь, и за прилавком неожиданно возник аптекарь.

-- Я заставил вас ждать, -- сказал он.

-- Это неважно, -- заверил Колен.

-- Напротив, -- сказал аптекарь. -- Я же сделал это

нарочно. Чтобы подчеркнуть свое положение.

-- Похоже, одна из ваших машин понесла... -- сказал Колен, указывая на механизм, о котором шла речь.

-- А! -- сказал аптекарь.

Он нагнулся, вытащил из-под прилавка карабин, спокойно упер его в плечо и выстрелил. Машина взлетела на воздух, сделала кульбит и, трепыхаясь, упала обратно.

-- Ничего страшного, -- сказал аптекарь. -- Время от

времени кролик берет верх над сталью и приходится их отстреливать.

Он поднял машину, нажал на исподний кожух, чтобы заставить

ее помочиться, и повесил ее на гвоздь.

-- Вот ваше лекарство, -- сказал он, вытаскивая из кармана коробочку. -- Будьте внимательны, оно очень сильное. Не превышайте дозы.

-- А! -- сказал Колен. -- И как, по-вашему, от чего оно?

-- Не могу сказать... -- ответил аптекарь.

Он запустил в свои белые лохмы длинную руку с волнистыми ногтями.

-- Его используют во многих случаях... -- заключил он. -- Но обычному растению долго против него не продержаться.

-- А! -- сказал Колен. -- Сколько я вам должен?

-- Оно очень дорогое, -- сказал аптекарь. -- Вам следовало бы избить меня и уйти, не заплатив...

-- Ох!.. -- сказал Колен. -- Я слишком устал...

-- Тогда два дублезвона, -- сказал аптекарь.

Колен вытащил бумажник.

-- Это, знаете ли, -- сказал аптекарь, -- просто грабеж.

-- Мне все равно... -- сказал Колен мертвым голосом. Он заплатил и отправился прочь. Шик за ним.

-- Вы глупы, -- сказал хозяин аптеки, сопровождая их до дверей. -- Я стар и не могу сопротивляться.

-- У меня нет времени, -- пробормотал Колен.

-- Неправда, -- сказал аптекарь. -- Вы ждали не так уж и долго...

-- Теперь у меня есть лекарство, -- сказал Колен. -- До свиданья, месье.

Он переходил улицу наискось, косым выпадом, чтобы сберечь силы.

-- Ты знаешь, -- сказал Шик, -- я не расстанусь с Ализой

из-за того, что не женюсь на ней...

-- Ох! -- сказал Колен. -- Я ничего не могу сказать... В конце концов, это твое дело...

-- Такова жизнь, -- сказал Шик.

-- Нет, -- ответил Колен.

XXXVI

Ветер прокладывал себе дорогу среди листьев и выбирался из крон деревьев, нагруженный запахами почек и цветов. Люди ходили громче и дышали сильнее, чем раньше, так как воздуха было предостаточно. Солнце медленно расправляло свои лучи и там, куда не могло добраться прямиком, осторожно ставило их на

карту, изгибая под слащаво закругленными углами; однако, натыкаясь на черное -- пику или трефу, -- оно тут же отдергивало их сильным и точным движением золотистого осьминога. Его громадный жгучий скелет мало-помалу приблизится

и начал, застыв в неподвижности, испарять континентальные воды,

и часы пробили три раза.

Колен читал Хлое роман. Роман, как водится, был о любви, и все кончалось хорошо. В данный момент герой и героиня писали друг другу письма.

-- Почему они делают все так долго? -- сказала Хлоя. -- На практике это бывает намного быстрее...

-- У тебя что -- есть практика в подобных вещах? -- спросил Колен.

Он больно ущипнул кончик солнечного луча, который добрался наконец до глаза Хлои. Луч вяло отдернулся и принялся разгуливать по мебели.

Хлоя покраснела.

-- Нет, у меня нет практики... -- робко сказала она, -- но

мне кажется...

Колен закрыл книгу. -- Ты права, Хлоя.

Он поднялся и подошел к постели.

-- Пора принять пилюлю. Хлоя задрожала.

-- Они такие противные, -- сказала она. -- Это обязательно?

-- Конечно, -- сказал Колен. -- Сегодня вечером ты пойдешь

к доктору, и наконец станет известно, что у тебя. А сейчас нужно принимать пилюли. После он, может быть, выпишет что-то другое...

-- Это ужасно, -- сказала Хлоя.

-- Будь благоразумной.

-- Когда я принимаю пилюлю, будто два зверя начинают драться у меня в груди. И к тому же это неправда... не нужно быть благоразумной...

-- Не хотелось бы, но иногда нужно, -- сказал Колен.

Он открыл маленькую коробочку.

-- До чего у них грязный цвет... -- сказала Хлоя, -- и пахнут они противно.

-- Они странные, не спорю, -- сказал Колен, -- но их все-таки нужно принимать.

-- Посмотри, -- сказала Хлоя. -- Они сами по себе шевелятся, и еще, они наполовину прозрачны, и что-то наверняка живет внутри.

-- В воде, которой ты их запиваешь, -- сказал Колен, --

ничто, конечно же, не проживет слишком долго.

-- Ты говоришь глупости... может быть, это рыба...

Колен рассмеялся.

-- Тогда она тебя подкрепит.

Он наклонился и поцеловал ее.

-- Прими лекарство, Хлоя, будь умницей.

-- Согласна, -- сказала Хлоя, -- если ты меня еще поцелуешь!

-- Идет, -- сказал Колен. -- Тебе не противно целоваться с таким скверным мужем, как я?..

-- Ты и в самом деле не очень-то красив, -- дразнясь сказала Хлоя.

-- Я в этом не виноват. -- Колен повесил нос. -- Я слишком мало сплю, -- продолжал он.

-- Колен, поцелуй меня, я такая скверная. Дай мне сразу две пилюли...

-- Ты с ума сошла, -- сказал Колен. -- Одну-единственную. Ну, глотай...

Хлоя закрыла глаза и, побледнев, поднесла руку к груди.

-- Так и есть, -- сказала она с усилием. -- Опять началось...

Рядом с ее блестящими волосами проступили капельки пота. Колен сел рядом и обнял ее за шею. Она обеими руками

стиснула его руку и застонала.

-- Успокойся, милая Хлоя, -- сказал Колен, -- так надо.

-- Мне больно... -- прошептала Хлоя.

В уголках ее век появились большие, как глаза, слезинки и прочертили прохладные борозды на ее округлых и нежных щеках.

XXXVII

-- Я не могу уже больше стоять... -- пробормотала Хлоя. Она спустила ноги на пол и попыталась подняться.

-- Ничего не выходит, -- сказала она, -- я совсем вялая.

К ней подошел Колен и приподнял ее. Она уцепилась за его плечи.

-- Держи меня, Колен. Я сейчас упаду.

-- Постель лишила тебя сил... -- сказал Колен.

-- Нет, -- сказала Хлоя. -- Это пилюли твоего старика аптекаря.

Она попыталась устоять сама и зашаталась. Колен снова подхватил ее, и она, падая, увлекла его за собой на кровать.

-- Как хорошо, -- сказала Хлоя. -- Оставайся со мной. Мы так давно не спали вместе.

-- И не нужно, -- сказал Колен.

-- Нет, нужно. Поцелуй меня. Я твоя жена, да или нет?

-- Да, -- сказал Колен, -- но ты плохо себя чувствуешь.

-- Я в этом не виновата, -- сказала Хлоя, и ее рот слегка задрожал, как будто она вот-вот заплачет.

Колен наклонился и поцеловал ее так нежно, как целуют цветок.

-- Еще, -- сказала Хлоя. -- И не только лицо... Ты меня больше не любишь? Ты больше не хочешь свою жену?

Он сильнее сжал ее в объятиях. Она была податливая и ароматная. Флакон духов из обитой белым коробки.

-- Да, -- сказала Хлоя потягиваясь, -- еще.

XXXVIII

-- Мы опоздаем, -- заявил Колен.

-- Ничего, -- сказала Хлоя, -- подведи свои часы.

-- Ты и вправду не хочешь ехать на машине?..

-- Нет... -- сказала Хлоя. -- Я хочу пройтись с тобой по улице...

-- Но это порядочный крюк!

-- Ничего, -- сказала Хлоя. -- Когда ты меня... целовал, только что, это вернуло мне уверенность. Я хочу немного пройтись.

-- Тогда я скажу Николасу, чтобы он приехал за нами? -- подсказал Колен.

-- Ну если тебе так хочется...

Чтобы идти к доктору, она выбрала миленькое нежно-голубое платьице с очень низким остроконечным декольте и короткую накидку из меха рыси, дополненную соответствующей шапочкой. Завершали ансамбль туфли из крашеной змеиной кожи.

-- Пошли, кошечка, -- сказал Колен.

-- Это не кошка, -- заявила Хлоя. -- Это рысь.

-- Звучит почти как " брысь", -- сказал Колен, -- и кроме того, у нее нет уменьшительного.

Они вышли из комнаты и направились в переднюю. Перед окном Хлоя остановилась.

-- Что это? Здесь не так светло, как обычно...

-- Да нет же, -- сказал Колен. -- Солнца вполне

достаточно.

-- Нет, -- сказала Хлоя, -- я хорошо помню, что солнце доходило до этого рисунка на ковре, а теперь оно вон где...

-- Все зависит от времени, -- сказал Колен.

-- Да нет же, ни от какого времени это не зависит, как раз это время и было...

-- Посмотрим завтра, -- сказал Колен.

-- Видишь, раньше оно доходило до седьмой черты. А сейчас только до пятой.

-- Пошли, -- сказал Колен. -- Мы опаздываем.

Проходя перед большим зеркалом облицованного плиткой коридора, Хлоя улыбнулась своему отражению. Ее болезнь не могла быть тяжелой, и отныне они часто будут гулять вместе. Колен станет бережно расходовать свои дублезвоны, их у него осталось достаточно, чтобы они могли жить без особых забот. Может быть, он пойдет работать...

Звякнула сталь задвижки, и дверь открылась. Хлоя держалась за руку Колена. Она шла маленькими легкими шажками. На каждые два ее шага приходился один коленовский.

-- Я довольна, -- сказала Хлоя. -- Солнечно, и хорошо пахнут деревья.

-- Да! -- сказал Колен. -- Весна!

-- Разве? -- шаловливо взглянув на него, сказала Хлоя.

Они повернули направо. Чтобы попасть в медицинский квартал, нужно было миновать пару вольготно раскинувшихся построек. Метров через сто до них донесся запах анестезирующих средств, в ветреные дни он проникал еще дальше. Совсем другим стал тротуар. Теперь это была бетонная решетка с частыми и узкими поперечинами, настланная поверх широкого и гладкого канала. Под решеткой тек смешанный с эфиром спирт, он гнал ватные тампоны, замаранные слизью и сукровицей, а иногда и кровью. Там и сям поток нестойких выделений окрашивали собой длинные волокна наполовину свернувшейся крови; медленно проплывали, вращаясь вокруг своей оси, словно чересчур подтаявшие айсберги, лохмотья полуразложившейся плоти. Запах эфира забивал все остальные. Разматывая свои сонные кольца, спускались вниз по течению и марлевые повязки и компрессы. Справа от каждого дома в канал опрокидывалась спускная труба, и не представляло особого труда определить специализацию врача, понаблюдав чуть-чуть за жерлом его трубы. Какой-то глаз выкатился сам собой, уставился на несколько секунд на Колена с Хлоей и закатился за большое полотнище красноватой ваты, мягкой, как зловредная медуза.

-- Мне здесь не нравится, -- сказала Хлоя. -- Хоть воздух

и здоров, но смотреть неприятно.

-- Да, -- сказал Колен.

-- Пошли по середине улицы.

-- Да, -- сказал Колен. -- Но нас же задавят.

-- Зря я отказалась от машины, -- сказала она. -- Я совсем сбилась с ног.

-- Тебе еще повезло, что он живет вдали от квартала общей хирургии.

-- Замолчи, -- сказала Хлоя. -- Скоро уже?

Она вдруг снова закашлялась, и Колен побледнел.

-- Не кашляй, Хлоя... -- взмолился он.

-- Не буду. Колен... -- сказала она, с трудом сдерживаясь.

-- Не кашляй... мы пришли... это здесь.

Вывеска профессора Лопатолопа изображала гигантскую челюсть, заглатывавшую землекопскую лопату; наружу из челюсти торчал один штык. Хлою это рассмешило. Она смеялась совсем тихо, очень осторожно, чтобы не закашляться. Вдоль стен висели цветные фотографии чудесных излечений профессора, снабженные подсветкой, которая в данный момент не работала.

-- Вот видишь, -- сказал Колен. -- Нам повезло, он -- крупный специалист. Ни у одного из других домов нет столь совершенной декорации.

-- Это доказывает лишь, что у него много денег, -- сказала Хлоя.

-- Или что это человек со вкусом, -- сказал Колен. -- Все

в целом выгладит очень художественно.

-- Да, -- сказала Хлоя. -- Напоминает образцовую мясную лавку.

Они вошли и очутились в большом круглом вестибюле, покрытом белой эмалью. К ним направилась санитарка.

-- Вы назначены на прием? -- спросила она.

-- Да, -- сказал Колен. -- Кажется, мы немного опоздали...

-- Ничего, -- заверила санитарка. -- Профессор кончил на сегодня оперировать. Прошу следовать за мной.

Они послушались, и звуки их шагов гулко отдавались от эмали пола. В круговой стене было несколько дверей, и санитарка повела их к той, на которой в чеканном золоте была воспроизведена в уменьшенном масштабе гигантская наружная вывеска. Санитарка открыла дверь и стушевалась, чтобы дать им пройти. Они толкнули вторую дверь, прозрачную и массивную, и оказались в рабочем кабинете профессора Лопатолопа. Тот, стоя перед окном, умащивал свою бородку при помощи зубной щетки, смоченной экстрактом опопанакса.

Он обернулся на шум и с протянутой рукой устремился навстречу Хлое.

-- Ну-с, как вы себя сегодня чувствуете?

-- Пилюли были ужасны, -- сказала Хлоя.

Лицо профессора потемнело. Теперь можно было подумать, что среди его родителей был квартерон.

-- Досадно... -- пробормотал он. -- Я надеялся на лучшее.

Он замер на месте с задумчивым видом, потом заметил, что все еще держит в руках зубную щетку.

-- Подержите-ка минутку, -- сказал он Колену, засовывая

щетку ему в руку, и добавил Хлое: -- Садитесь, малышка. Он обогнул стол и уселся сам.

-- Видите ли, -- продолжал он, -- у вас что-то с легким. Точнее, у вас что-то в легком. Я надеялся, что это...

Он замолчал и резко поднялся.

-- К чему лишние разговоры, -- сказал он. -- Идемте со мной. Положите ее куда хотите, -- добавил он в адрес Колена, который никак не мог понять, что же делать со щеткой.

Колен хотел было пойти вслед за Хлоей и профессором, но оказалось, что для этого ему нужно отбросить что-то вроде невидимой и плотной вуали, которая возникла вдруг между ними. Сердце его наполнилось странной тревогой и билось с перебоями. Он сделал усилие, взял себя в руки и сжал кулаки. Собрав все свои силы, он сделал несколько шагов, и, как только дотронулся до Хлои, все прошло.

Она подала профессору руку, и тот провел ее в небольшой белый кабинет с хромированным потолком, целую стену которого занимал гладкий приземистый аппарат.

-- Вам лучше присесть, -- сказал профессор. -- Это продлится недолго.

Напротив машины находился обрамленный хрусталем экран из червонного серебра, а на его цоколе поблескивала черной эмалью единственная рукоятка.

-- Вы остаетесь? -- спросил профессор Колена.

-- Мне бы хотелось, -- сказал Колен.

Профессор повернул рукоятку. Свет потек из комнаты ярким потоком, который исчезал под дверью и в воздушной яме вентиляции над машиной, и экран мало-помалу засветился.

XXXIX

Профессор Лопатолоп похлопал Колена по спине.

-- Не переживайте, старина, -- сказал он ему. -- Все может уладиться.

Колен с убитым видом смотрел в землю. Хлоя держала его за руку. Она изо всех сил старалась выглядеть веселой.

-- Ну да, -- сказала она, -- это ненадолго.

-- Конечно, -- пробормотал Колен.

-- Кроме того, -- добавил профессор, -- если она будет соблюдать предписанный мною режим, ей, вероятно, станет лучше.

-- Вероятно, -- сказал Колен.

Они стояли в круглом белом вестибюле, и голос Колена, отраженный от потолка, звучал, казалось, издалека.

-- В любом случае, -- заключил профессор, -- я пришлю вам счет.

-- Разумеется, -- сказал Колен. -- Благодарю вас за ваши хлопоты, доктор.

-- А если ей лучше не станет, -- сказал профессор, -- приходите ко мне повторно. Есть еще и оперативное вмешательство, о котором мы даже и не упоминали...

-- Да, конечно, -- сказала Хлоя, сжимая руку Колена; не в силах больше сдерживаться, она разрыдалась.

Профессор собрал бороду в кулак.

-- Очень досадно, -- сказал он.

Наступила тишина. За прозрачной дверью возникла санитарка и постучала два раза. Перед ней в толще двери загорелся зеленый сигнал " Войдите".

-- Пришел месье и велел предупредить Месье и Мадам, что Николас здесь.

-- Спасибо, Сучка, -- ответил профессор. -- Можете идти,

-- добавил он, и санитарка не заставила себя упрашивать.

-- Ну так что же... -- пробормотал Колен, -- до свидания, доктор...

-- Конечно... -- сказал профессор. -- До свидания...

Лечитесь... постарайтесь выкарабкаться...

-- Плохи дела? -- не оборачиваясь, спросил Николас, пока машина не тронулась.

Хлоя по-прежнему плакала, уткнувшись в белый мех, а у Колена был вид мертвеца. Запах тротуара становился все сильнее

и сильнее. Пары эфира наполняли улицу.

-- Трогай, -- сказал Колен.

-- Что с ней? -- спросил Николас.

-- Ох! Хуже и быть не может! -- сказал Колен.

Он тут же сообразил, что сказал, и бросил взгляд на Хлою.

В этот момент он так ее любил, что готов был убить себя за свою неосторожность.

Хлоя, съежившись в уголке, кусала себе кулаки. Блестящие волосы упали ей на лицо, и она топтала свою меховую шапочку. Она плакала изо всех сил, как младенец, но беззвучно.

-- Прости меня, Хлоя, -- сказал Колен. -- Я изверг.

Он придвинулся к ней и притянул ее к себе. Он целовал ее жалкие, обезумевшие глаза и чувствовал, как сердце у него в груди билось медленными, глухими ударами.

-- Тебя вылечат, -- сказал он. -- Я хотел сказать, что хуже и быть не может, чем видеть тебя больной, какой бы ни была болезнь...

-- Я боюсь... -- сказала Хлоя. -- Он наверняка предложит

операцию.

-- Нет, -- сказал Колен, -- какая операция, ты поправишься.

-- Что с ней? -- спросил Николас. -- Я могу чем-нибудь помочь?

У него тоже был очень несчастный вид. Обычное его холодное высокомерие сильно подтаяло.

-- Хлоя, -- сказал Колен, -- успокойся.

-- Конечно, -- сказал Николас. -- Она поправится со дня на день.

-- Это кувшинка, -- сказал Колен. -- Где она могла ее подцепить?

-- У нее кувшинка? -- недоверчиво переспросил Николас.

-- В правом легком, -- сказал Колен. -- Сперва профессор думал, что это всего-навсего какое-то животное. Но это кувшинка. Она хорошо видна на экране. Довольно большая, но ведь

и с ней можно справиться.

-- Конечно, -- сказал Николас.

-- Вы не можете себе представить, что это такое, -- всхлипнула Хлоя. -- Так больно, когда она шевелится!

-- Не плачьте, -- сказал Николас. -- Слезами здесь не поможешь, вы только устанете.

Машина тронулась. Николас медленно вел ее сквозь путаницу зданий. Мало-помалу солнце скрылось за деревьями, а ветер посвежел.

-- Доктор хочет, чтобы она уехала в горы, -- сказал Колен.

-- Он утверждает, что холод убьет эту мерзость...

-- Она подцепила ее в дороге, -- сказал Николас. -- Там была уйма подобных гадостей.

-- Кроме того, вокруг нее все время должны быть цветы, -- добавил Колен, -- надо запугать кувшинку...

-- Зачем? -- спросил Николас.

-- Если она зацветет, -- объяснил Колен, -- там появятся и другие. Но мы не дадим ей зацвести.

-- Режим только в этом и состоит? -- спросил Николас.

-- Не только, -- сказал Колен.

-- А в чем еще?

Колен не знал, что ответить. Он видел, как рядом с ним плачет Хлоя, и ненавидел ту пытку, которой должен был ее подвергнуть.

-- Нельзя, чтобы она пила... -- сказал он.

-- Что?.. -- спросил Николас. -- Ничего?

-- Ничего, -- сказал Колен.

-- Совсем ничего?!

-- Две ложки в день... -- пробормотал Колен.

-- Две ложки!.. -- сказал Николас.

Он ничего не добавил и уставился на дорогу прямо перед собой.

XLI

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒