Борис Виан Пена дней 2 страница

Пожатия рук, и Шик воспользовался этим, чтобы умчаться с Ализой, предоставив Изиде под руку с Коленом катиться следом.

-- Рада вас видеть, -- сказала Изида.

Колен тоже был рад ее видеть. Изида в свои восемнадцать успела вооружиться каштановыми волосами, белым свитером и желтой юбкой с кисло-зеленым шейным платком, белыми с желтым ботинками и солнечными очками. Она была прелестна. Но Колен хорошо знал ее родителей.

-- На следующей неделе у нас утренник, -- сообщила Изида.

-- День рождения Дюпона.

-- Кто это, Дюпон?

-- Мой пудель. Поэтому я приглашаю всех друзей. Вы придете? К четырем часам...

-- Конечно, -- ответил Колен. -- Охотно.

-- Попросите прийти и ваших друзей, -- сказала Изида.

-- Шика и Ализу?

-- Да, они такие милые... Итак, до следующего воскресенья!

-- Вы уже уходите? -- спросил Колен.

-- Да, я никогда здесь особо не задерживаюсь. Уже десять часов, как я здесь, пора уже...

-- Но сейчас всего лишь одиннадцать! -- сказал Колен.

-- Я была в баре!.. До свиданья!..

Колен быстро шагал по светлым улицам. Он вдыхал сухой и свежий ветер, а под его ногами лужицы, покрытые потрескавшимся льдом, сплющивались и потрескивали.

Люди прятали подбородки кто куда мог: в воротники пальто, в шарфы, в муфты, он даже увидел человека, который использовал для этого проволочную клетку для птиц; сопротивляясь, ее дверца на пружинках изо всех сил упиралась ему в лоб.

-- Завтра я иду к фон Тызюмам, -- думал Колен. Это были родители Изиды.

-- Сегодня вечером я обедаю с Шиком...

-- Пойду к себе приготовить все на завтра.

Он шагнул с тротуара, стараясь не наступить на зебру перехода, которая вдруг показалась ему тигром.

-- Если я смогу сделать двадцать шагов, не наступив на нее, -- сказал Колен, -- завтра на носу у меня не вскочит прыщик...

Это ни о чем не говорит, -- продолжал он, отдавив всем своим весом девятую полосу, -- это глупо, все это -- шутки. Все равно у меня не будет прыщика.

Он нагнулся сорвать голубую с розовым орхидею, которую мороз выгнал из-под земли. Она пахла так же, как волосы Ализы.

-- Завтра я увижу Ализу...

От этой мысли надо было избавиться. Ализа по полному праву принадлежала Шику.

-- Я, конечно, найду завтра девушку...

Но мысли Колена задержались на Ализе.

-- Неужели они в самом деле говорят о Жан-Соле Партре, когда бывают наедине!..

Может быть, было бы лучше не думать о том, что они делают,

оставшись наедине.

-- Сколько статей написал Жан-Соль Партр за последний год? По крайней мере, он не успел бы их сосчитать по пути

домой.

-- Что приготовит сегодня Николас?..

Если поразмыслить, в сходстве между Ализой и Николасом не было ничего сверхъестественного, они ведь как-никак родственники. Но это вновь мягко подтолкнуло его мысли к запретной теме.

-- Что, говорю я, приготовит сегодня Николас?

-- Я не знаю, что приготовит сегодня Николас, который похож на Ализу...

Николас на одиннадцать лет старше Ализы. Значит, ему двадцать девять. Он необычайно талантливый кулинар. Он приготовит фрикандо.

Колен был уже недалеко от дома.

-- В цветочных магазинах никогда не бывает железных решеток. Никто не пытается украсть цветы.

Естественно. Он сорвал оранжево-серую орхидею, ее нежный венчик согнулся. Пестрая, она блестела.

-- Она того же цвета, что и мышь с черными усами... Вот я

и пришел.

Колен поднялся по лестнице из одетого шерстью камня. Вставил маленький золотой ключик в замочную скважину двери из посеребренного стекла.

-- Ко мне, мои верные слуги!.. Я вернулся!

Он сбросил плащ на стул и отправился к Николасу.

-- Николас, вы приготовите к вечеру фрикандо? -- спросил Колен.

-- Помилуйте, -- сказал Николас. -- Месье не предупредил меня. У меня другие планы.

-- Почему, холера дьяволу в зад, -- сказал Колен, -- вы постоянно продолжаете обращаться ко мне в третьем лице?

-- Если Месье позволит мне привести ему мои доводы, я скажу, что известная фамильярность допустима, только когда взаимно сохраняется некоторая дистанция, что в данном случае не имеет места.

-- Вы высокомерны, Николас, -- сказал Колен.

-- Я горжусь своим положением. Месье, -- сказал Николас,

-- и вы не можете меня в этом упрекать.

-- Конечно, -- сказал Колен. -- Но мне хотелось бы видеть

вас не таким отчужденным.

-- Я испытываю к Месье искреннюю, хотя и скрытую, привязанность, -- сказал Николас.

-- Я горд и счастлив, Николас, и отвечаю вам тем же. Итак, что вы приготовите сегодня?

-- Я еще раз последую традиции Гуффе и приготовлю на сей раз островного колбасенника под мускатным портвейном.

-- А это возможно? -- сказал Колен.

-- Следующим образом: " Возьмите колбасенника и, невзирая на все крики, обдерите его как липку, стараясь не повредить при

этом кожу. Нашпигуйте колбасенника тонко нарезанными лапками омаров, с размаху припущенными в достаточно разогретое масло. Сбросьте на лед в легком чугунке. Поднимите пары, красиво расположите под ними кружочки тушеного телячьего зоба с рисом, обманите колбасенника. Когда он испустит ёфа" нижней октавы, добавьте соль, быстро снимите его с огня и залейте портвейном высшего качества. Перемешайте платиновым шпателем. Приготовьте форму; чтобы она не заржавела, смажьте ее маслом. Перед подачей на стол добавьте в подливку пакетик гидрата окиси лития и кварту парногй молока. Обложите матовым рисом, подавайте на стол и сматывайтесь".

-- Обалдеть, -- сказал Колен. -- Гуффе был великим человеком. Скажите, Николас, не вскочит ли у меня завтра на носу прыщик?

Николас исследовал носище Колена и пришел к отрицательному выводу.

-- И, пока я здесь, не умеете ли вы танцевать косячок?

-- В нем я остановился на разболтанном стиле а ля казачок

и на загорской манере, укоренившейся в последнем семестре в Нейи, -- сказал Николас, -- так что я не обладаю в косячке глубокими познаниями, а освоил лишь его начатки.

-- Как вам кажется, -- спросил Колен, -- можно овладеть необходимой техникой за один сеанс?

-- Полагаю, что да, -- сказал Николас. -- В сущности, это

вовсе не сложно. Надо только избегать грубых ошибок и погрешностей вкуса. В частности, не нужно танцевать косячок в ритме буги-вуги.

-- Это будет ошибкой?

-- Нет, погрешностью вкуса.

Николас положил на стол грейпфрут, который он ощипывал во время этого разговора, и вымыл руки холодной водой.

-- Вы очень заняты? -- спросил Колен.

-- Нет, Месье, -- сказал Николас, -- моя кухня на ходу.

-- В таком случае, вы меня обяжете, обучив началам косячка, -- сказал Колен. -- Пойдемте в гостиную, я поставлю пластинку.

-- Рекомендую Месье оранжево-блюзовую аранжировку в стиле " Хлои" в обработке Дюка Эллингтона или же " Концерт для Джонни Ходжеса", -- подсказал Николас. -- То, что за океаном называют moody или sultry tune.

VII

-- Основой косячка, -- сказал Николас, -- как, без сомнения, известно Месье, является произведение интерференции двумя одушевленными строго синхронными источниками колебательного движения.

-- Я и не подозревал, -- сказал Колен, -- что здесь потребуются элементы столь неэлементарной физики.

-- В данном случае, -- сказал Николас, -- партнер и партнерша держатся на весьма малом расстоянии друг от друга и приводят свои тела в волнообразное движение, следуя ритму музыки.

-- Да? -- забеспокоился Колен.

-- Таким образом возникает, -- сказал Николас, -- система стоячих волн, представляющая, так же как в акустике, узлы и пучности, это немало способствует созданию особой атмосферы в танцевальном зале.

-- Несомненно... -- пробормотал Колен.

-- Профессионалам косячка, -- продолжал Николас, -- иногда удается получить фокусы паразитных волн, приводя в синхронное колебание по отдельности разные части своего тела. Я не буду разглагольствовать, а просто постараюсь показать Месье, как это делается.

Колен выбрал " Хлою", как ему и рекомендовал Николас, и установил ее на плате проигрывателя. Он аккуратно опустил кончик иглы на дно первой бороздки и уставился на входящего в вибрацию Николаса.

VIII

-- У Месье вот-вот получится! -- сказал Николас. -- Еще одно усилие.

-- Но почему, -- спросил, весь в поту, Колен, -- берется медленный мотив? Так намного труднее.

-- К этому есть основания, -- сказал Николас. -- В принципе партнер и партнерша держатся на среднем расстоянии друг от друга. При медленном мотиве можно так отрегулировать

колебания, чтобы неподвижный фокус находился на уровне центра тяжести партнеров; голова и ноги тогда подвижны. Это результат теоретических построений. Случается, и это прискорбно, что не

очень аккуратные люди танцуют косячок на негритянский манер, в быстром темпе.

-- Что это означает? -- спросил Колен.

-- Это означает, что у них имеется подвижный фокус в ногах, другой -- в районе головы и, к сожалению, подвижный промежуток на высоте бедер; неподвижными точками, или как бы шарнирами, являются при этом грудная клетка и колени.

Колен покраснел.

-- Я понял, -- сказал он.

-- В буги, -- заключил Николас, -- результат оказывается, скажем прямо, тем более непристойным, что мотив неотвязен.

Колен пребывал в задумчивости.

-- Где вы изучали косячок? -- спросил он у Николаса.

-- Меня ему обучила племянница... -- сказал Николас. -- Ну

а общую теорию косячка я усвоил в процессе бесед с моим зятем. Он -- член Академии, как Месье, без сомнения, знает, и ему было не очень трудно ухватить метод. Он мне даже признался, что сделал это девятнадцать лет тому назад...

-- Вашей племяннице восемнадцать? -- спросил Колен.

-- И три месяца... -- подправил Николас. -- Если у Месье

нет более во мне необходимости, я вернусь на кухню.

-- Идите, Николас, и спасибо, -- сказал Колен, снимая кончившуюся пластинку.

-- Надену бежевый костюм, и голубую рубашку, красно-бежевый галстук, и ботинки из замши в дырочку, и бежево-красные носки.

-- А сначала ополоснусь, и побреюсь, и осмотрюсь. И пойду на кухню к Николасу.

-- Николас, не хотите ли пойти со мной на танцы?

-- Помилуйте, -- сказал Николас, -- если Месье на этом настаивает, я пойду, но в противном случае я был бы счастлив уладить кое-какие свои дела, срочность которых делает их настоятельными.

-- Наверное, нескромно, Николас, спрашивать вас о подробностях?

-- Я, -- сказал Николас, -- состою президентом Философского Кружка Прислуги округа и, следовательно, подлежу постоянному присутствию на его собраниях.

-- Я не осмеливаюсь, Николас, спрашивать вас о теме сегодняшнего собрания...

-- Сегодня речь будет идти о завербованности. Установлена параллель между завербованностью иди ангажированностью в смысле

философских теорий Жан-Соля Партра, завербованностью или добровольным поступлением (быть может, и на сверхсрочную службу) в колониальные войска и завербованностью или наймом частными лицами так называемого персонала для дома.

-- Как раз это интересует Шика! -- сказал Колен.

-- Весьма прискорбно, -- сказал Николас, -- но устав

Кружка очень строг. Месье Шик не может быть допущен. Только

обслуживающий дома персонал...

-- Почему, Николас, -- спросил Колен, -- всегда говорят так безлично: " персонал"?

-- Месье, без сомнения, заметил, -- сказал Николас, -- что если " мужчина для дома" остается еще весьма бесцветным

выражением, то " женщина для дома" принимает значение по меньшей мере вызывающее.

-- Вы правы, Николас. Как вы думаете, не удастся ли мне сегодня встретить родственную душу... сестру, так сказать?.. Мне бы хотелось родственную душу типа вашей племянницы...

-- Месье зря думает о моей племяннице, -- сказал Николас,

-- ведь последние события показывают, что Месье Шик сделал свой выбор первым.

-- Но, Николас, -- сказал Колен, -- я так хочу быть влюбленным...

Легкий пар вырвался из носика чайника, и Николас пошел открывать. Привратник принес два письма.

-- Есть почта? -- спросил Колен.

-- Виноват, Месье, -- сказал Николас, -- но оба письма для

меня. Месье ждет новостей?

-- Я хотел бы, чтобы мне написала юная девушка, -- сказал Колен. -- Я бы ее очень полюбил.

-- Уже полдень, -- заключил Николас. -- Не хочет ли Месье позавтракать? Могу предложить толченый бычий хвост и чашу благовонного пунша с гренками, намазанными анчоусным маслом.

-- Николас, почему Шик отказывается обедать у меня с вашей племянницей до тех пор, пока я не приглашу другую девушку?

-- Месье простит меня, -- сказал Николас, -- но я бы поступил точно так же. Месье, вне всякого сомнения, -- весьма красивый молодой человек.

-- Николас, -- сказал Колен, -- если сегодня вечером я всерьез не влюблюсь, я... я начну собирать произведения герцогини де Бонвуар, чтобы подшутить над моим другом Шиком.

-- Я хотел бы влюбиться, -- сказал Колен. -- Ты хотел бы влюбиться. Он хотел бы того же (быть влюбленным). Мы, вы,

хотим, хотите. В равной степени и они хотели бы влюбиться...

Он завязывал галстук перед зеркалом в ванной комнате.

-- Мне осталось надеть куртку, и пальто, и шейный платок,

и правую перчатку, и левую перчатку, И никаких шляп, а то я растреплю волосы. Что ты там делаешь? -- обратился он к серой мышке с черными усами, которой, конечно же, было не место в зубном стакане, о край которого она с равнодушным видом облокотилась.

-- Предположим, -- сказал он мыши, садясь на край ванны

(прямоугольник из желтой эмали), чтобы быть к ней поближе, -- я встречу у фон Тызюмов моего старого друга Типа...

Мышь не возражала.

-- Предположим, -- почему бы, собственно, и нет, -- что у него есть кузина. И одета она будет в белый свитер, в желтую юбку, а звать ее будут Ал... Онезимой...

Мышь скрестила лапки, казалось, она удивлена.

-- Имя не из красивых, -- сказал Колен. -- Но ведь ты -- мышь, и у тебя отменные усы. Итак?

Он поднялся.

-- Уже три часа. Видишь, ты заставляешь меня терять время. Шик и... Шик, конечно же, будет там очень рано.

Он послюнил палец и поднял его над головой. И тут же отдернул. Палец обожгло, как огнем.

-- Воздух пропитан любовью, -- заключил он. -- И какой пылкой!

-- Я встаю, ты встаешь, он встает, мы, вы, они, встаем, встаете, встают. Ты хочешь вылезти из стакана?

Мышь доказала, что ни в чьей помощи не нуждается, она вылезла сама и принялась выгрызать себе из куска мыла леденец на палочке.

-- Не сори, -- сказал Колен. -- Какая ты все-таки

лакомка!..

Он вышел, отправился к себе в комнату и надел куртку.

-- Николас, должно быть, ушел... Наверное, он знаком с необыкновенными девушками... Говорят, что девушки из Отея поступают к философам горничными на все руки...

Он притворил за собой дверь комнаты.

-- Подкладка на левом рукаве чуть-чуть порвалась... А у меня дольше нет скотча... Ничего не поделаешь, придется гвоздем.

Дверь квартиры хлопнула за ним, будто голая рука шлепнула по голому заду... Он невольно содрогнулся...

-- Буду думать о чем-нибудь другом... Предположим, что я расквашу себе на лестнице рожу...

Светло-сиреневый ковер на лестнице был вытерт лишь на

каждой третьей ступени: дело в том, что Колен всегда спускался дактилем. Он зацепился ногой за одну из никелированных штанг и вмазался в перила.

-- Этак приучишься нести белиберду. Здорово получилось. Я, ты глупы, он глуп!!!

У него болела спина. В самом низу он понял почему и вытащил из-под воротника пальто целую штану...

Дверь подъезда захлопнулась за ним, будто поцеловала чье-то голое плечо...

-- Что интересного на этой улице?

На переднем плане два землекопа играли в классики. Живот того, что потолще, подпрыгивал в противофазе к прыжкам своего хозяина. Биткой им служило написанное в красных тонах распятие, от которого отодрали крест.

Колен прошел мимо.

Справа, слева возвышались красивые строения из самана с окнами, падающими как нож гильотины. Из одного окна высунулась женщина. Колен послал ей воздушный поцелуй, а она вытряхнула ему на голову лежавший у кровати коврик из черного моветона с серебром -- ее муж очень этот коврик не любил.

Жесткий облик больших зданий оживлялся магазинами. Внимание Колена привлекла витрина с товарами для факиров. Он заметил, что цены на винегрет из стекла и на гвозди для набивки мягкой мебели с прошлой недели сильно пошли в гору.

Он встретил собаку и еще двоих. Холод разогнал всех по домам. Вырваться из его хватки удавалось, лишь разодрав в клочья примерзшую к стенам одежду, что неминуемо вело к смерти от ангины.

Полицейский на перекрестке закутал голову в пелерину. Он походил на большой черный зонтик. Официанты из кафе, чтобы согреться, бегали вокруг него. Двое влюбленных целовались в парадной.

-- Я не хочу их видеть... Я не, я не хочу их видеть...

Зачем они ко мне пристают...

Колен пересек улицу. Двое влюбленных целовались в парадной.

Он закрыл глаза и бросился бежать...

Очень скоро пришлось их открыть, так как под веками обнаружилась уйма девушек и он сбился из-за этого с дороги. Одна из них оказалась перед ним. Она шла в ту же сторону. Были видны ее белые ножки в сапожках из белого барашка, манто из истертой кожи головореза и подходящая к ансамблю шляпка. И рыжие волосы под шляпкой. Пальто плясало вокруг ее тела, из-за него казалось, что у нее широкие плечи.

-- Я хочу ее обогнать. Я хочу видеть ее лицо... -- Колен

обогнал ее и заплакал: ей было самое меньшее пятьдесят девять лет. Он сел на край тротуара и поплакал еще немного. Это его утешило, а слезы замерзали с легким потрескиванием и разбивались о гладкий гранит тротуара.

Минут через пять он обнаружил, что находится напротив дома Изиды фон Тызюм. Две молоденькие девушки прошли мимо него и проникли в вестибюль здания.

Сердце его раздалось во все стороны, полегчало, подняло его с земли, и он вошел вслед за ними.

Уже снизу было слышно, как галдят собравшиеся у родителей Изиды гости. Лестница, которая трижды оборачивалась вокруг себя, усиливала в своей клетке все звуки, как лопатки в цилиндрическом резонаторе виброфона. Колен поднимался, уткнувшись носом в каблуки двух девушек. Красивенькие пяточки из белого нейлона, высокие туфельки из тонкой кожи и нежные лодыжки. А дальше -- швы чулок, слегка сморщенные, как длинные гусеницы, и симпатичные подколенные впадинки. Колен остановился и потерял на этом две ступеньки. Отправился дальше. Теперь он видел верхнюю часть чулок левой девушки: двойную толщину кружевных петель и затененную белизну бедра. Юбка второй, в складную складку, не доставляла такого же увеселения, но под бобровой шубкой ее округлости перекатывались более равномерно, образуя едва заметные, попеременно исчезающие складочки. Из приличия Колен принялся разглядывать ноги и увидел, что они остановились на третьем этаже.

Горничная открыла двум девушкам дверь, и он устремился за ними следом.

-- Здравствуйте, Колен, -- сказала Изида. -- Как поживаете?

Он привлек ее к себе и поцеловал где-то рядом с волосами. Она чудесно пахла.

-- Но это не мой день рождения! -- запротестовала Изида.

-- Это день рождения Дюпона!..

-- А где Дюпон? Я хочу его поздравить!..

-- Это возмутительно, -- сказала Изида. -- Сегодня утром

его повели к стригалю, хотели, чтобы он был красивым. Заставили его искупаться -- и все: в два часа сюда заявились два его дружка с каким-то омерзительным старым мешком с костями и увели его. Представляю, в каком безобразном состоянии он вернется!..

-- В конце концов, это его день рождения, -- заметил Колен.

Сквозь проем двойной двери он видел молодых людей и

девушек. Дюжина танцевала. Большинство же, стоя рядом друг с другом, разбилось на однополые пары и, заложив руки за спину, с отнюдь не убежденным видом обменивалось отнюдь не

убедительными впечатлениями.

-- Снимайте пальто, -- сказала Изида. -- Идемте, я отведу вас в мужскую раздевалку.

Он пошел следом за ней, навстречу им попались все те же две девушки, которые под щелканье затворов сумочек и пудрениц возвращались из комнаты Изиды, преображенной в женскую раздевалку. На потолке висели позаимствованные у мясника

железные крюки. Чтобы украсить помещение, Изида прихватила еще

и две свежеосвежеванные бараньи головы, которые улыбались с крайних крюков.

Мужская раздевалка, разместившаяся в кабинете отца Изиды, получилась путем выбрасывания оттуда всей мебели вышеупомянутого. Забавляясь, все швыряли одежду прямо на пол и спешили прочь. Колен не поддался и задержался перед зеркалом.

-- Пошли, пошли, -- сердилась Изида, -- Я представлю вас прелестным девушкам.

Он притянул ее к себе за запястья.

-- Какое очаровательное платье, -- сказал он.

Это было маленькое, совсем простое платьице из шерсти цвета зеленого миндаля с большими позолоченными керамическими пуговицами и с решеткой кованого железа, образовывавшей на спине кокетку.

-- Вам нравится? -- спросила Изида.

-- Необычайно очаровательное, -- сказал Колен. -- А если просунуть руку, никто не укусит?

-- Не очень-то на это надейтесь, -- сказала Изида.

Она высвободилась, схватила Колена за руку и потащила его к центру потоотделения. Они оттолкнули двух вновь прибывших

представителей острого пола, проскользнули по повороту коридора и, пройдя через дверь столовой, влились в центральное ядро.

-- Надо же!.. -- сказал Колен. -- Ализа и Шик уже здесь.

-- Да, -- сказала Изида, -- я вас представлю...

Среднее арифметическое девушек вполне заслуживало представления. Одна из них была в платье из шерсти цвета зеленого миндаля с большими позолоченными керамическими пуговицами и с кокеткой необычной формы на спине.

-- Непременно представьте меня вот этой, -- сказал Колен. Чтобы немного привести Колена в чувство, Изида слегка его

встряхнула.

-- Образумьтесь же наконец...

Он выслеживал уже другую и тянул свою поводыршу за руку.

-- Это Колен, -- сказала Изида. -- Колен, познакомьтесь, это Хлоя.

Колен сглотнул слюну. Ему показалось, что весь рот забит ошметками сгоревших пирожков.

-- Добрый день! -- сказала Хлоя...

-- Добр... Это вас аранжировал Дюк Эллингтон? -- спросил Колен... И бросился наутек, потому что был убежден, что сморозил глупость.

Шик поймал его за полу куртки.

-- Куда это ты так мчишься? Неужели уже уходишь? Посмотри!..

Он вытащил из кармана маленькую книжечку, переплетенную в красный сафьян.

-- Оригинал " Парадокса блева" Партра...

-- Ты все-таки его нашел? -- спросил Колен.

Но тут он вспомнил, что убегал, и побежал дальше. Дорогу ему загородила Ализа.

-- Неужели вы уйдете отсюда, не станцевав со мной даже одного малюсенького танца? -- сказала она.

-- Извините, -- сказал Колен, -- но я только что сморозил глупость, и мне стыдно здесь оставаться.

-- Однако, когда на вас так смотрят, вы не можете отказать...

-- Ализа... -- заныл, обнимая ее.

Колен и стал тереться щекой о ее волосы.

-- Что, старина Колен?

-- Черт... Черт... и дьявол!.. Холера дьяволу в зад. Вы видите вон ту девушку?..

-- Хлою?

-- Вы ее знаете?.. -- спросил Колен. -- Я сказал ей глупость и именно поэтому решил уйти.

Он умолчал, что в грудной клетке у него зазвучало нечто вроде немецкого военного марша -- за ударами барабана точнее было не разобрать.

-- Не правда ли, она прелестна? -- спросила Ализа.

У Хлои были алые губы, темные волосы, счастливый вид, и ее платье было здесь ни при чем.

-- Я не осмелюсь! -- сказал Колен.

А затем он выпустил Ализу и побежал приглашать Хлою. Она взглянула на него. Она засмеялась и положила правую руку на его плечо. Он ощутил у себя на шее ее прохладные пальцы.

Посредством сокращения правого бицепса, сигнал к которому поступил из мозга по очень разумно выбранной паре нейронов, он свел до минимума отстранение их тел.

Хлоя опять посмотрела на него. У нее были голубые глаза.

Она тряхнула головой, чтобы откинуть назад свои блестящие вьющиеся волосы, и решительно прижалась виском к щеке Колена.

Вокруг разлилась изобильная тишина, и большая часть остального мира как сквозь землю провалилась.

Но, как и следовало ожидать, пластинка остановилась. Только тогда Колен вновь вернулся на землю и заметил, что потолок был с многочисленными просветами, сквозь которые за происходящим наблюдали жильцы верхнего этажа, что густая бахрома водяных ирисов покрывала низ стен, что разнообразно раскрашенный газ выбивался из пробитых там и сям отверстий и что его приятельница Изида стояла перед ним и протягивала ему птифуры на герцинских складках блюда.

-- Спасибо, Изида, -- сказала Хлоя, тряхнув локонами.

-- Спасибо, Изида, -- сказал Колен, беря миниатюрный эклер сложной разветвленной структуры.

-- Вы не правы, -- сказал он Хлое. -- Они очень вкусные.

И тут же закашлялся, потому что, к несчастью, наткнулся на скрытую в пирожном ежовую иголку. Хлоя засмеялась, стали видны

ее красивые зубы.

-- Что случилось?

Ему пришлось покинуть ее и отойти в сторонку, чтобы покашлять в свое удовольствие; потом наконец все пришло в порядок. Хлоя подошла с двумя бокалами.

-- Выпейте, -- сказала она, -- вам поможет.

-- Спасибо, -- сказал Колен. -- Это шампанское?

-- Это смесь.

Он сделал большой глоток и поперхнулся. Хлоя не могла удержаться и засмеялась. Подошли Шик и Ализа.

-- Что случилось? -- спросил Шик.

-- Он не умеет пить! -- сказала Хлоя.

Ализа ласково похлопала Колена по спине, раздалось нечто вроде звука балийского гонга. Все сразу же перестали танцевать

и пошли к столу.

-- Ну вот, -- сказал Шик. -- Все спокойно. Не поставить ли хорошую пластинку?

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒