Рыцари Грааля 7 страница

— Ну и как народ отреагировал? — спросил улыбающийся Иван.

— Вы знаете, там что-то произошло. Я их задела. Но, видит Бог, во мне была ясность и твёрдая уверенность, что я говорю правду. Это и было правдой, и они это почувствовали. Ведь существует такое понятие, как божественное вдохновение. Ну вот у меня было как раз такое вдохновение. Кто-то попытался что-то сказать, но большинство пристыженно молчали и разошлись быстро. А ведь, знаете, я поняла, что они выслужиться хотят, чтобы иерарх мухоморный заприметил их, конфетку подарил или булочкой угостил. Не знаю, если он имеет право у них запрещать и отлучать — журнал-то ведь отлучен, — значит, может и награждать за верную псиную службу.

— Да, они скорее напоминают цепных псов, — сказал Иван. — У них мнения своего нет. Спустили их с цепи — бросились, приказали — покусали, запретили — близко не подходят. Ну и где совесть, честь, правда? Где заповедь «Возлюби ближнего своего, как самого себя»? Они её не выполняют и от Христа отрекаются, а завтра скажут, что единство касается только тех, кто в их иерарха уверовал. И при чём здесь Рерихи? Я прекрасно знаю их Учение и принимаю всё, что там говорится, но некоторые люди пытаются присвоить то, что дано для всех, и кричат: или пустим, или не пустим. Они-то какое имеют к этому отношение? Может, они думают, что за свет сражаются? От таких рьяных служителей свет только померкнуть может. Вы вдумайтесь! Кто-то выносит вердикт, заключение суда, будто обер-прокурор Синода вещает: «Вредно! Запрещено! » А другие этому подчиняются. Они что, осуждёнными себя считают? Кто они, осуждённые на то, чтобы не читать и не прикасаться к журналу?

— Оставьте эти рассуждения. Каждый сам слагает свою судьбу. Людям за всё отвечать придётся, — говорил Сергей. — Вы лучше, Татьяна Андреевна, ещё что-нибудь про себя расскажите.

— Нет, что это я всё о своём. Теперь ваша очередь. Вы люди необычные. От всех отличаетесь, кого я до сих пор встречала.

Иван с Сергеем коротко рассказали ей о себе, но это явно не удовлетворило Татьяну Андреевну.

— Нет, это всё внешнее, за этим что-то ещё стоит. Я ведь почему по всем религиозным центрам да обществам ходить стала? Я искала. Не знаю, что, но искала. Неужели вы только работой своей заняты? Вы ничего не искали?

— Ох, если бы знали вы меня десять лет назад, — сказал Иван. — Я полстраны в поисках исходил, лю дей искал, страну заветную, любовь, дружбу. Нашёл Сергея. А может, это он нашёл меня. И ещё двоих других, и ещё многих, с которыми могу общаться, не видя их годами.

— Я это прекрасно понимаю. У меня тоже есть невидимые друзья, и порой они мне ближе реальных. Они надёжные очень. Не продадут, не осудят. Они любят. Вам Господь, Иван, встречу послал. Ну и мне теперь грех жаловаться. Так всё же, чем вы в вашей внутренней жизни занимаетесь?

Да, непроста была Татьяна Андреевна. Говорила обычными словами, но очень точно ставила вопросы, которые исключали двусмысленные ответы.

— Знаете, Татьяна Андреевна, — решился Сергей, — если честно, то мы — рыцари. Мы хотим возродить традиции рыцарства на Земле и будем принимать в свой рыцарский клан тех, кто стоит за честь и справедливость. Действенная помощь будет основным условием. Различий в поле и возрасте не существует.

— Да здравствует рыцарство! — засмеялась Татьяна Андреевна. — Примите меня. Я так поняла, что общество открытое.

— Вы станете первым рыцарем Москвы. Правом, данным мне, я посвящаю вас в рыцари Земли, — торжественно произнёс Сергей. — И хоть общество наше открытое, не всякий в него войдёт.

— Но вас мы принимаем со всей душой. Сердцем чистым и любящим я посвящаю вас в рыцари, — добавил Иван.

Тут Татьяна Андреевна неожиданно прослезилась.

— Да что это творится такое! Вроде всё со смехом, но меня это трогает, и самое интересное — для меня это правда. Вы не шутите?

— Нисколько, — хором ответили два друга.

Для Татьяны Андреевны это оказалось большим внутренним переживанием и подействовало на её сердце. Она разболелась и пролежала два дня дома. Она сама не могла понять, почему этот шуточный экспромт так сильно повлиял на неё, но когда она вспоминала о сем действе, она вдруг понимала, что это не было шуткой. Сердце говорило ей, что всё — истинная правда, а сердцу она привыкла доверять.

Ивану пришлось навестить её и полечить своими методами, которые её поразили. Но когда на следующий день она и думать забыла о своей болезни, то уверовала в чудодейственную силу Ивана сразу и безоговорочно.

Когда Иван с Сергеем обсуждали поездку в Новый Иерусалим, то они и сами диву давались, как события развернулись.

— Ты знаешь, я привык управлять обстоятельствами, но вдруг увидел её в храме, на малом служении, и сразу понял, какой великий дух живёт в теле этой женщины. Я счастлив, что мы её встретили. Но она и ведать не ведает о всех наших незримых делах, поэтому её следует готовить постепенно и воспитывать.
Думаю, она усвоит всё быстро, у неё данных для этого много. Ты помнишь, как она про ключницу сказала? Ну ведь в точку попала. Это истинная правда. Она сердцем знает и совершенно ему верит. А что ещё нужно рыцарю?

— Любви, — ответил Иван, — но её любви на всех хватит. Она-то у неё как раз настоящая, лишённая слезливой сентиментальности и излишней эмоциональности. Наша Татьяна Андреевна — просто клад.

Глава 3

Татьяна Андреевна с небольшим рюкзачком стояла на перроне и оглядывалась по сторонам.

— Здравствуйте! — неожиданно для неё раздался голос рядом. — Меня зовут Фёдор. Пойдёмте, Татьяна Андреевна. Я здесь уже три часа околачиваюсь.

А они всё объявляют, что поезд будет то через тридцать минут, то через час.

— Я бы вас в толпе и не приметила. Нет, всё же приметила бы. Вы спокойны и уверенны, как Иван и Сергей. Я так рада встрече с вами.

— Я тоже. Теперь вижу, почему они вас в рыцари посвятили. Вы, конечно, экземпляр редкий. Не обижаетесь?

— Нисколько. Но для меня это всё равно как сон. Я столько за это время нового узнала! Даже удивляюсь, как раньше без знаний таких жила. Если бы не мои друзья, что бы я делала? Моя жизнь была бы прожита зря.

— Господь с вами. Ни одна жизнь зря не прожита. Опыт вы извлекаете из любой. Другое дело, что для Вечности вы ничего не делаете. С этой точки зрения она прожита зря. Но вы-то, Татьяна Андреевна, в любом случае Вечности уже послужили сердцем своим добрым. Это счастье, что вы не стали плесневеть, как многие, и интересовались всем, оставляя своё сознание открытым. Очень многие люди в вашем возрасте говорят: «Хватит, поздно меняться, мне мало осталось, поэтому я хочу сделать за короткое время вот эту работу». Они очерчивают себе рамки, и за них — ни на шаг. Это ужасно. С этого момента они остановились в своём духовном развитии, хоть, наверное, и могут написать какую-то книгу. Потом, откуда им знать, сколько им осталось? Можно прожить ещё двадцать или тридцать лет, а это — гигантский срок. Ешё пол-жизни. Но они вводят себе ограничения, за которые не желают переступать. Это и есть духовная смерть. А сколько ещё могли бы сделать для Вечности! — говорил Фёдор.

Они шли дворами небольшого посёлка и вышли на дорогу. Грузовик подбросил их ещё на три километра в сторону. Там стояло несколько домов, прилепившись прямо к лесу.

— Вот мы и дома. Располагайтесь. Я здесь редко бываю. За хозяйством соседка присматривает, а теперь мы вместе заниматься им будем. У меня корова есть и куры. Вы корову доить умеете?

— Да что вы? Откуда? Я всю жизнь в городе прожила, — сказала Татьяна Андреевна.

— Придётся учиться. Домашнее хозяйство будет на вас. Моё дело — лес. У меня пасека есть. Отсюда недалеко — дня два ходу. Я скоро туда пойду, а вы здесь останетесь. Травы нужно посмотреть, пока ещё время не вышло. За деревьями приглядеть. Вот та маленькая комнатка будет вашей. У неё отдельный выход. Не страшно прямо в лесу жить?

— Ну, вообще-то жутковато. Но ведь мне в любом случае надо привыкать?

— Вы спрашиваете или утверждаете? Если не хотите, можете не привыкать. Это целиком зависит от вашего желания. Делайте, как хотите.

Вообще-то Татьяна Андреевна этого не ожидала. Когда Иван и Сергей сказали, что ей бы следовало поучиться духовной науке в действии, она конечно же согласилась. Но она, как и всякий человек, построила себе некое представление об этом обучении. А тут — хозяйством заниматься, корову доить. Хозяйством она и в Москве была сыта, правда без коров. Молоко там было покупное.

— И долго мне здесь оставаться нужно?

— А сколько хотите. Хотите — месяц, хотите — год, — ответил Фёдор.

Это уж совсем не укладывалось в представление Татьяны Андреевны, но она пока решила посмотреть, что же будет дальше, и поэтому промолчала.

Она быстро освоилась, несколько раз ходила с Фёдором в лес, познакомилась с соседями, которые оказались простыми жителями заброшенных посёлков, которых полно на Руси, училась доить корову. С курами ей было попроще, а вот за коровой нужен был уход. Вставать приходилось в 5 утра и целый день крутиться по дому, хотя и непонятно почему. Вроде двое их, с коровой трое, а дел — хоть отбавляй. Через десять дней Фёдор ей сказал, что уходит недели на три, тут ей и вовсе жутко сделалось. Но виду не подала, только сразу же дни стала считать, когда же он вернётся. Когда Фёдор вернулся, Татьяна Андреевна ещё веры в своё обучение не потеряла — всё-таки стойкий у неё характер был, но за это время она стала заправской дояркой, пильщиком и рубщиком дров. Она, по примеру соседей, запасалась ягодами, которые как раз пошли, и обрабатывала небольшой огород. Фёдор побыл недельку и снова уехал дней на десять. Но через неделю он не появился, а на десятый день проезжий шофёр передал ей от него весточку, чтобы раньше чем через месяц его не ждала. Совсем приуныла Татьяна Андреевна. Всё складывалось не так, как она ожидала. Что она возится здесь, в лесу, окружённая неразвитыми людьми, коровами и курами? Где обещанное обучение, где действие? Нельзя сказать, чтобы ей там не нравилось. Место — сказочное, воздух — пьянящий, кедры, сосны, берёзы — где такую красоту в городе найдёшь? Это было похоже на летний отдых: позабавились на дачах — и хватит. А дальше-то что? Снова городская суета? Стала она по вечерам думать об Иване и Сергее. А они как же? Они ведь в тайге жили, вообще одни. Что же они делали? Тут Татьяна Андреевна впервые задумалась: может быть, она что-то не так понимает? Стала она вспоминать рассказы друзей своих, сопоставлять разрозненные куски биографий их, в памяти всплыли дед Кузьма и бабка Дарья. «Здесь что-то не то, — решила она. — Нужно всерьёз поразмышлять».

И началась её великая работа по осознаванию и своей жизни вообще, и того, чем она была занята сейчас. От всего того, что Татьяна Андреевна увидела, она пришла в ужас. Всё было не так, как должно было быть. Она правильно мыслила и даже правильно поступала. Но это было из области рассуждений о правильности и чистоте. В жизни всего этого не было. Она думала, что жила, но на самом деле действовала по привычке. Всё было привычкой, даже совесть и правда были привычкой, а ей хотелось уже другого — сознательности всех своих действий.

«Сколько я здесь, а соседей по-настоящему не знаю, — вдруг подумалось ей, и стало стыдно. — Так чего же я жду? Любви и обучения добрых тётей и дядей, которые придут сюда за мной? Сама-то что я для этого сделала? »

Она твёрдо решила изменить своё прежнее житьё-бытьё и начать немедленно. Утром она прошлась по деревеньке, поговорила со всеми и выяснила, что у людей обычные заботы и проблемы, со здоровьем неполадки, по хозяйству помощь нужна. Татьяна Андреевна помнила, как Иван её лечил когда-то, какими травами, и стала применять то, что вспоминала. К ней туг же стали прибегать за советами. Вспомнила и лучшие сроки для посева и сбора урожая, если руководствоваться фазами Луны, да ещё столько знаний стала из себя вытаскивать, о которых и думать забыла. Ещё она поняла, что людям не столько помощь нужна, сколько участие и понимание, и стала выслушивать их жалобы и сетования. Жизнь Татьяны Андреевны изменилась круто. Раньше она хозяйством целый день занималась, теперь управлялась за три часа, а остальное время посвящала людям и помощи им.

«Я, наверное, ленилась, — думала она. — Это как в школе. На занятия времени не хватает, но если появляются дополнительные уроки, то успеваешь ещё и на них бегать. Получается, чем больше нагрузка, тем больше времени свободного появляется, которого вдруг начинает хватать на огромное количество дел».

Она крутилась как белка в колесе, и когда вернулся Фёдор, то и думать забыла о каком-то обучении.

— Вы простите меня, — говорила она, — я не злилась, нет, но была в недоумении, зачем я здесь. А потом поняла. Вот это и есть наука — с людьми по-настоящему общаться. Может, я и хорошая была, только я свою эту хорошесть и вспоминать не хочу. Одна гордыня. И это так больно, когда ты понимаешь, что ты из себя представляешь на самом деле. Господи, мы себя не знаем, мы только думаем, что знаем, мы погрязли в своих мыслях и думаем, что чего-то достигли. А чего? Изнуряем себя в городе, а жизнь мимо проходит. Я здесь поняла, что значит по-настоящему помогать другим.

— Вы не только поняли, вы помолодели лет на десять. Вас бы родные не узнали. Вот теперь я вижу, что вы готовы обучаться. А до этого, вы правы, гордыни было много. И это — у вас, у лучшего представителя огромной массы! Мы здесь пробудем до конца лета, а потом уйдём в другие места.

— Ой, а как же корова? И дома ничего не знают, — сказала Татьяна Андреевна.

— Вы сначала скажите, хотите ли вы, а там решим.

— Конечно хочу. Я теперь останавливаться не имею права.

— Ну, за коровой присмотрит Валентина, а домой я уже сообщил, что вы будете не скоро.

Теперь уже более понимающая всё Татьяна Андреевна воспринимала жизнь совершенно иначе. Она вся устремилась к цели, стараясь не строить никаких представлений о том, что её ждёт впереди. Она уже была научена прежним опытом и больше не хотела ошибаться. Два месяца пролетели очень быстро, а в конце августа они отправились в дорогу.

— Мы в основном будем идти пешком, горами.
Вас хозяйство закалило, так что будет намного легче, — объяснял ей Фёдор.

Казалось, что Фёдор знал всё на свете. Он умудрялся из ничего складывать костёр, выискивать тёплые места для ночлега. Было уже довольно холодно, но Татьяна Андреевна не помнила, чтобы хоть один раз замёрзла ночью. Конечно, длинная дорога изнуряла её, но она не жаловалась, а терпеливо сносила все лишения. Очень часто они спускались в пещеры и шли долго по тоннелям, в которых бы любой человек заблудился в считанные секунды, но Фёдор мог идти и в темноте, ориентируясь по одному ему понятным знакам. Так прошёл почти месяц, пока однажды им не встретился человек, говорящий на непонятном языке. Фёдор объяснил ему, что они исследуют растения. Они стали изредка встречать людей, всегда очень доброжелательных, приветливых и любопытных. Как-то утром они увидели внизу деревню. Понятие «внизу» было относительным, поскольку их окружали горы. Когда они спустились, жители высыпали навстречу, радостно улыбаясь. Фёдор легко с ними объяснялся, и после небольшого отдыха их провели в местный храм. При храме были жилые постройки, коровы. В общем — хозяйство. Татьяна Андреевна ничего не понимала, но делала всё то, что и Фёдор. Вечером Фёдор объяснил ей:

— Татьяна Андреевна, мы в Индии. Здесь почитают Шиву, но это совершенно не значит, что они не принимают других богов. Для них любой бог — это путь вверх. Они будут почитать любого бога, но свой им как-то понятнее. Поэтому о вере и религии не думайте. В их сердцах нет разделения.

Татьяна Андреевна остолбенела:

— Ну при чём здесь религия? Вы о чём говорите? Какая Индия? У меня паспорта нет. Как мы здесь оказались?

— Шли, шли и пришли. Что я могу поделать, если это — Индия? Вам будет очень полезно здесь
побыть немного, язык выучить. А о паспорте не бес покойтесь. Здесь гостиниц нет и спрашивать вас о нём никто не будет. Мы остановимся в доме брамина. Поскольку мы белые люди, они нас почитают особыми гостями.

Татьяна Андреевна освоилась очень быстро. Хозяйство было теперь для неё делом привычным, и ей доверили всё, удивляясь лишь неприхотливости и умению белой женщины. Коровы её потрясли — они были худыми и измождёнными. Ими никто не занимался, поскольку у местного населения понятия были очень простыми: животное — это животное, мы его не трогаем, потому что корова — священна. Молока эти коровы почти не давали. Татьяна Андреевна быстро навела порядок: доение, кормление, пастбище. Местные ребятишки с радостью помогали, потому что сроду не занимались таким необычным делом, как пастьба коров. Через месяц это были уже не тощие непонятного племени животные, а раздобревшие коровы, дававшие много молока. Ещё Татьяна Андреевна научила соседей делать сыр, простоквашу и сметану. Язык, несмотря на внешнюю сложность, оказался прост, и она уже могла изъясняться на местном наречии. Особо её заинтересовал местный астролог. Все его вычисления были очень необычны и базировались на древнейших знаниях. Система никогда не менялась, потому что добавить новое было равносильно святотатству. Можно было с уверенностью сказать, что так было здесь и пять, и шесть тысяч лет назад. Если местный брамин говорил, что его дед был брамином в этом храме, он имел в виду деда тысячелетней давности. Семья не сходила с места, и разрушившийся дом или храм строили на том же самом месте. Астролог говорил, кому можно жениться, а кому нет. При этом он был бесстрастен, основываясь исключительно на своих таблицах. В них не было ничего похожего на созвездия и знаки Зодиака, а существовала своя особая система, причём очень ясная и точная.

Фёдор помогал всем, немного лечил. Часто уходил в горы собирать травы, забирая с собой двух мальчишек. Он их обучал своей нехитрой науке, говоря, что, когда он уйдёт, ребята его заменят. Однажды, вернувшись, Фёдор сказал, что им пора собираться. Через несколько дней они распрощались со всеми. В их честь был устроен даже небольшой праздник, и все местные боги благословили их в дальнейший путь.

Вновь они шли несколько дней на довольно большой высоте, пока однажды не увидели скачущего в их сторону всадника.

Когда он подъехал ближе, Фёдор склонился в приветствии. Татьяна Андреевна не могла объяснить, что с ней произошло, но ей тоже захотелось поклониться, что она и сделала с величайшим почтением. Всадник посмотрел на них внимательно, но Татьяну Андреевну будто током пронзило, и она окаменела. Бросив несколько слов и подняв руку в прощальном приветствии, он умчался.

— Что это со мной? — говорила Татьяна Андреевна. — Я пошевелиться не могу. Сейчас, погодите, я приду в себя.

— Да не спешите, — сказал Фёдор. — Он пришлёт провожатого. Нам нужно ждать.

Татьяна Андреевна села и прикрыла глаза.

— Миру нужна ваша помощь. Человечеству нужен пример истинного рыцарства. Оно так же тоскует по нему, как и по Любви. Вы и только вы можете явить мужество, верность, любовь и истину. Во Славу Грааля, во имя Истины, в помощь униженным и обездоленным вы посылаетесь на Землю служить Мне. Справедливость восторжествует на планете, и зло будет уничтожено. Сегодня, в день праздника Весак, Я, Христос, славлю Владыку Будду, Бога Грядущего. Вы знаете Тайну. Сохранив Тайну, откройте её. Вас поймут те, кто принадлежит Вечности. С миром, верные рыцари Хри стовы. Да будет Любовь вечно пребывать в сердце вашем! Аминь.

— Фёдор, вы не знаете, что такое праздник Весак?

— Знаю, а почему вы спрашиваете?

— Да так просто. Я всё больше понимаю, что значит истинное единство. Я как никогда чувствую, что мир — это единое целое.

— Праздник Весак — это день единения с Владыкой Буддой. Люди нуждаются в датах, потому они и существуют. В Вечности дат нет — там есть свет. А все эти градации и даты — это когда уже ближе к Земле, чтобы понятней было. А иначе ведь всё перепутается. Они и так путают, не понимая смысла начала и конца. Они считают, что конец — это когда ничего больше нет. Но ведь так не бывает. Им подбросили эту мыслишку, а они и рады с ней носиться. На все лады её крутят, обсуждают. Чего непонятного? Символ Айдо-Хведо существовал вообще в доисторические времена. Ну неужели люди тогда умнее были?

— Нет, не умнее, но, наверное, сердечнее. Или духовнее, — сказала Татьяна Андреевна. — Теперь все рассуждают, сопоставляют, вместо того чтобы просто сердцем послушать. А ведь этого никто не умеет. Все соскакивают на умственные рассуждения, не умея сказать по существу вопроса. А ещё вы замечали, как у нас не умеют говорить конкретно? Вместо обсуждения книги начинают рассказывать об авторе. Я часто просила: «Давайте по существу, по смыслу, по содержанию». А меня не слышат и давай личности перемалывать. Это ведь просто сплетни, говорящиеся громко. По-моему, ещё и гордятся этим. Они даже не понимают, что говорят вслух, но ведь за спиной. Оппонента рядом нет. Ну всё перепутали. Позором своим — гордятся. Из сплетен делают знамёна. Прикрываются громкими фразами, а за ними — пустота.

- Вы правы. Я хоть сейчас и далеко от города живу, но мне много ездить приходится. Я горы хорошо знаю, а где они у нас остались? На юго-востоке. В горах весть разлетается мгновенно, потому что не останавливается городской мысленной тучей. Поэтому я у себя всё знаю, что в других местах творится. Знаю тех, кто громко о себе заявляет, прикрываясь тем, что стоит за правду. А зачем об этом кричать? Дело делайте. Но и действия свои эти ревнители истины и справедливости стараются сделать громкими, чтобы все слышали, какие они, правдоискатели и борцы за справедливость, честные и верные. Я часто слышу об экспедициях в горы, которые способствуют единению. Так ведь знаете, что придумали? Они за экспедиции деньги берут, то есть за единение, но ведь вроде бы неудобно со своих-то, объяснить нужно, почему. Отвечают, на благое дело — восстановление храма. Год берут деньги, другой, третий. Людей уже много — они вроде в святом деле участвуют. Денег — куча. Никто только про храм не удосужился спросить. А я пошёл сам да проверил. Уж очень меня заинтересовал этот способ единения и борьбы за справедливость. Ну и что вы думаете? Правильно думаете. Противно и мерзко и объяснять не хочется. А лозунгов, знаете, сколько? «Да мы, да я! » А там это Я такое огромное, больше гор алтайских стало.

— Смотрите! — сказала Татьяна Андреевна.

Рядом с ними как из-под земли вырос смуглый человек с широкой, радушной улыбкой. Он поклонился и жестом велел следовать за ним. Все шли молча и часа через три, перевалив за невысокую гряду, оказались в неописуемой красоты долине.

— А вон домики я уже вижу! — сказала Татьяна Андреевна.

— Ну и зрение у вас. Знаете, этих домиков, пожалуй, никто кроме вас и не заметил бы.

— Это почему же? Вы же их видите?

— Я — да, — ответил Фёдор. — Но посмотрите вниз, вправо. Вы сразу ведь не приметили ту деревню?

— Нет, и вправду, не заметила, — ответила Татьяна Андреевна.

— Так вот жители этой деревни о существовании той, что перед вами, понятия не имеют.

— Как же так? Они ведь недалеко друг от друга?

— Да, но жители нижней деревни приходят вот к этому храму, который они знают, чтобы просить помощи у монахов, их здесь несколько человек живёт. И другие издалека сюда со своими болезнями и прочими проблемами тянутся, но деревни верхней не видят.

— Она что, невидимая, что ли?

— Татьяна Андреевна, вы удивительно догадливы, — засмеялся Фёдор.

Татьяна Андреевна вдруг разозлилась. Вообще-то она никогда не злилась, но такое откровенное насмехательство её задело.

— Знаете, Фёдор, я привыкла вам доверять, но совершенно не давала вам повода для насмешки.

Проводник молча вслушивался в их перебранку, как будто всё понимая.

— Татьяна Андреевна, чтобы вновь поднять себя в ваших глазах, я прошу, посмотрите на деревню.

Сколько Татьяна Андреевна ни вглядывалась, деревни не было. Она исчезла.

— Куда она подевалась? Что происходит? — спрашивала она.

— Нам придётся остановиться и ждать. Вот и проводник наш советует идти к храму. Переночуем у монахов.

— Но ведь можно было и до деревни дойти? — Татьяна Андреевна уже не знала, как реагировать.

— Дошли бы, если бы вы не разозлились. Теперь, пока не уляжется этот астральный вихрь, ни куда идти не можем. Вот и Танга говорит, что два дня отдохнуть надо. Деревня эта и видима, и невидима. Кто достиг определённой степени духовного развития, тот её видит. Но помимо этого нужны ясность мысли и равновесие. Пока вы были спокойны, вы всё видели, а как астрал разбушевался — всё пропало. И потом люди, что там живут, обладают удивительно тонким сознанием. Мы ведь не зря сидели и ждали. Они внимательно нас изучали, наши мысли, наши желания. Они знают о нас абсолютно всё, от них ничего не скрыто, — объяснял Фёдор.

— Как, они слышали нас? И наши мысли? И всё то, что вы говорили, им тоже стало известно? Я о стольких людях думала. Это что же, всё как на ладони?

— Да, но не оттого, что вы сейчас о них думали. Обо всех людях, так или иначе связанных с нами и находящихся в поле нашего зрения они знают больше, чем те сами о себе знают. Все мысли, действия и помыслы людей — для них открытая книга. Но это — здесь, в горах. В других местах есть другие деревни, там свой круг общения. И так по всей Земле. А потом всё это в одном месте собирается и просматривается, как кино. Неприглядная картинка получается, я вам скажу.

— Какой кошмар, — сказала Татьяна Андреевна. — Я туда не пойду. Я там буду голой.

— А чего вам стыдиться? Они и так всё знают о вас. Получается, стыд ложный, перед собой совестно. Вы думайте хорошо, мыслите честно, и ничего вам не будет страшно. Впрочем, никогда бы вы сюда не попали, если бы не ваше чистое сердце.

— Да, действительно, я что-то всё не то думаю и делаю. Как жаль, что я не сумела всё принять сразу. Но я буду стараться. Почему Танга смеётся? Он что, понимает?

— Конечно. Он мысли ваши читает, а языка не знает, — сказал Фёдор.

— Боже мой, я теперь обо всём сразу должна думать и всё контролировать.

— Да нет, просто будьте спокойны. А остальное придёт постепенно.

Не успели они оглянуться, как стояли уже перед храмом. Он был явно буддийский. Четыре монаха в красных одеждах приветствовали их и провели в маленькую комнатку для гостей.

— И они мысли читают? — безнадёжно спросила Татьяна Андреевна.

— Все, все без исключения. А вам не кажется, что нужно жить, будучи уверенным, что весь ты как на ладони? Со всеми своими недостатками? И виден каждому человеку? Может быть, мир чище бы стал?

Хоть Татьяна Андреевна и устала, но сидеть не могла, потому что хотела отвлечься от дум. Чем больше она не хотела думать, тем больше ей в голову лезла всякая несуразица. Она встала и пошла искать, чем бы заняться по хозяйству. Но, проинспектировав всё, что было возможно, она пришла к выводу, что хозяйство находится в образцовом порядке. Быстро наступила ночь, а рано утром она была разбужена голосами. Пришли три человека из нижней деревни. Один из них был в очень тяжёлом состоянии. Сначала его увели в особую комнату, а потом и Татьяне Андреевне позволили смотреть на весь процесс лечения. Ему уже было намного лучше, но всё же для полного излечения нужен был курс очищения в двенадцать дней. Ну а пока начался второй этап: человека положили на ровную скамью, и один из монахов водил по нему руками, иногда останавливаясь на каких-то участках тела. Трое остальных что-то читали негромким голосом. Это длилось минут двадцать. Когда началась служба, все пришедшие присутствовали на ней, и ничего не говорило о том, что один из них был почти смертельно болен два часа назад. Служба тоже была посвящена очищению. На этот раз использовались музыкальные инструменты. Всё это просто поразило Татьяну Андреевну. Единственное, что она могла спросить, так это используют ли монахи травы.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒