Рыцари Грааля 1 страница

Платонова Т. П37

Рыцари Грааля. М.: Путь Истины, 2006. — 400 с.

Мистический опыт... Что это — вымысел или реальность? Пережившие его не сомневаются в истинности случившегося. У читателей «Рыцарей Грааля» не возникнет вопроса о реальности, их больше будет волновать, как жить просто, открыто, с большой любовью в сердце к людям и окружающему миру. Приключения героев станут частью вашей собственной жизни, на обычные события вы станете смотреть глазами рыцарей, старающихся в первую очередь изменить самих себя.

Каждый человек, даже если он этого не знает, служит Истине, душа его остаётся чистой и прекрасной. Ну а заблуждения... Пусть они останутся в прошлом. Пусть настоящее выведет вас на Путь, который давно существует, и по которому продолжают идти люди, хранящие верность Истине.

Частичное или полное воспроизведение допускается только с письменного разрешения издательства.

ISBN 5-8073-0071-8

Рыцари Грааля

Хранители верные Чаши Скорби и Чаши Жизни! Вы — рыцари бессмертные Мои! Вам суждено её доставить людям, явив им Тайну, которая их приведёт к Любви. Грааль берёгся от чужого взора, и Сыны Мои ему служили, чтобы сохранить связь с миром. Ныне час настал, чтобы поведать о судьбе Грааля и святыню народу Моему явить. Внимайте сердцем! Сам Господь вам говорит!

Перед взором идущего путника расстилались бескрайние земли, но он искал ту единственную, о которой до него доносились только едва внятные слова и отрывочные сведения. Путник по незримым вехам, по каким-то чудом улавливаемым следам продвигался всё дальше на север. Ему говорили о новых землях, открытых мореплавателями, но, напряжённым внутренним слухом внимая рассказам встречных, он угадывал знаки, посылаемые его ищущему сердцу, и понимал, что не о цели его поиска ведут беседу случайные прохожие. Сколько всего он узнал за долгие годы странствий! Сколько ему открылось тайн! Но всё оставляло его равнодушным. Одна цель его манила, одна звезда светила в ночи, одна земля звала. На север! В Беловодье! Я найду тебя, земля святая, я дойду до вас, люди Страны Северной!

Он шёл, изнемогая от усталости и лишений, и случалось, что попадал в ловко расставленные сети лжи, сбивавшие его с истинного пути, но сердце всё равно побеждало, ибо путник верил лишь ему. Поиск земли святой не был его страстным желанием. Он был самой жизнью, напряжением всех сил духа и верой, незыблемой верой в то, что она существует и он обязательно найдёт её. Наш путник отличался недюжинным умом и отвагой, он не был одним из тех слабовольных и мечтательных существ, поддающихся уговорам и сладким грёзам о Стране Северной, которыми были полны многие, кого он встречал. Они бродили в поисках счастья, благословенной земли, полной достатка, радости и блаженного покоя, которых так недоставало везде. Они мечтательно рассказывали, как будут жить там, когда найдут её. Они знали, что каждого путника встречали там радушно и потчевали его как родного и самого дорогого гостя. Они грезили спокойствием.

Наш путник не шёл туда за блаженным покоем. Он также знал, что никто не ждёт его там, чтобы потчевать и дарить счастье. Он знал, что даже если ему удастся найти эту землю, то вряд ли его просто так пустят туда, ибо зачем святым людям тратить драгоценное время на мирян, бороздящих землю в поисках благодати? Благодать нужно заслужить, а человека, жаждущего её, — испытать. Поэтому путник был готов к суровым испытаниям, тяжкому труду, а отнюдь не к радушному приёму. Он обладал трезвой рассудительностью и мечтал только об одном: прийти туда ещё в силе лет своих, чтобы годы не сделали из него немощного старика, подошедшего к цели на склоне лет и не имеющего сил для служения.

Он был человеком глубоко верующим, но далёким от слепого следования обрядам. Внутренним знанием он мгновенно угадывал в местном священнике пьяницу или лихоимца и, поклонившись образам, молча удалялся, не вступая ни в какие беседы, ибо давно понял бессмысленность пререканий и не желал тратить время на пустослова, прикрывающегося церковным саном. Куда больше щедрости душевной и простоты встречал он в обычных людях, живущих в глуши. Они были чисты и духовны, и было бы даже дико и смешно видеть их на исповеди и благословляемыми местным пьяницей, смеющим говорить от имени Господа только потому, что на нём ряса и поставлен он сюда служить властями. «Воистину странно устроен мир, но если Господь допускает, значит, зачем-то это нужно Ему». Тогда ещё он не знал, что такой мир совсем не нужен Господу и Он всеми силами стремится исправить его, но не хочет, разрушая, уничтожить и тех, кто дорог Ему. А они неизбежно погибнут, если Он начнёт сметать всё уродство и грязь этого мира. И вот ради них, ради чистых, простых и любящих Господь допускает существование ничтожных, падших, чтобы сохранить сердца, благодаря которым может жить на земле и мерзость. Тогда ещё путник не знал, что Господь желает не уничтожения мира, а его изменения. Разрушить Он мог в один миг, но смысл был не в избавлении от грязи, а в очищении, то есть в постепенном совершенствовании мира и духовном росте людей.

Как только не называли эту страну! Но когда люди говорили о прекрасном, о чистом, о светлом, они имели в виду именно её, одну заветную землю — Северную Шамбалу. Наш путник тоже иногда пытался представить её, но у него ничего не получалось, потому что мысли обязательно уводили его к земным формам, к земному труду, ибо другого он не знал. И только однажды, в момент наивысшего напряжения духовных сил, но в совсем прозаический момент жизни он увидел немыслимое сияние, переливающийся мягкий свет, исходящий лучами всех оттенков из единой точки, и понял, что видит Шамбалы сияние, потому что на сердце было тепло и радостно и не хотелось отрывать взор от этой неправдоподобной картины. Но что-то его отвлекло, какой-то звук или движение, — и всё погасло, и сколько он ни пытался, так и не смог вновь попасть в этот невидимый простым глазом мир. ибо понял, что смотрел особым зрением, тем, что было внутри. Память об этом событии жила в нём теперь всегда, и когда ему было особенно тяжело, он вспоминал виденное, углубляясь в собственные чувства.

К нему часто присоединялись другие люди, что-то ищущие, чего-то хотящие. Их поднимала с насиженных мест неодолимая сила и гнала по свету, неудовлетворённых, жаждущих, осуждающих и познающих. Он не очень-то любил таких попутчиков, ибо нужно было поддерживать пустые разговоры о государстве, политике, устройстве мира и прочей ерунде, ничего не значащей для того, кто понимает, что весь мир — внутри человека. Он берёг это ощущение, ибо оно было самым ценным его имуществом на сегодняшний день, и не хотел нарушать цельного восприятия, которое пришло к нему от осознания этой простой истины.

Однажды к нашему путнику присоединился достаточно неразговорчивый старик, бодрый, сильный, много исходивший на своём веку. Это чувствовалось в его умении преодолевать трудности: он ловко и спокойно выходил из различных обстоятельств столкновения с властями, находил потерянную дорогу, мог идти без еды не жалуясь, разводит огонь промокшими спичками и отыскивать место для ночлега в самых непредсказуемых местах. Старик не задавал лишних вопросов, но так же, как и наш путник, часто устремлял взгляд куда-то, как будто высматривал некую ценность и вслушивался во что-то доносившееся только до него. Разница между ними была в том, что старика ничто не отвлекало. Подняв голову на посторонний шум, он мог, спокойно опустив её, продолжать слушать и смотреть. Они ничего не обсуждали, не говорили между собой о тяжкой жизни и не рассказывали друг другу никаких историй о себе.

В один прекрасный день старик, собрав свою нехитрую поклажу, попрощался и ушёл, оставив о себе лишь добрые воспоминания.

Наш путник опять был один.

Часть 1

Глава 1

Когда он подошёл к затерянному в глуши селению, его удивило сочетание настороженности и радушия у жителей. Люди были приветливы, но не особенно открыты. Они так же, как и всюду, занимались хозяйством, но их действия были наполнены еще и неким особым отношением к тому, что они делали. Коров доили с лаской, сено убирали все вместе, сосредоточившись на чём-то внутреннем и сохраняя удивительное спокойствие; отношение их друг к другу было добродушным и внимательным. Они как будто не хотели тревожить близких, давая им возможность заниматься своими делами, но всегда оказывались рядом, если была в этом нужда, даже если никто не просил о помощи. Это отличалось от всего того, что наш путник встречал до сих пор, и он решил здесь остаться чуть подольше, чтобы разобраться в их жизни. Но не он их изучал, а они его, и когда он попросил пристанища на время, то собралась вся деревня в одной избе, чтобы решить, оставлять ли его, и если да, то какую работу ему поручить. Наш путник взялся плотничать, но он сам должен был и рубить лес, и обтёсывать его. Ончинил крыши и подгонял двери, но больше ему нравилось искать в тайге подходящие деревья, потому что в лесу он чувствовал себя спокойнее и увереннее.

«Как хорошо, что здесь мне никто не мешает и я могу сосредоточиться на своих мыслях», — подумал он, расположившись на солнечной полянке.

— Тебе и в деревне никто не мешает. Просто ты не умеешь правильно мыслить, — услышал он голос и, вскочив, стал оглядываться. — Я далеко от тебя, но если ты смог услышать, значит, у тебя есть шанс воспринять мои указания.

К чему только не был готов наш путник, но не к такому повороту событий.

— Всегда всё не так, как ожидаешь. Первая ошибка в том, что человек строит представления. Он представляет, что он увидит, как он услышит, кто ему скажет. И когда создан некий образ, то очень трудно потом от него избавиться и поверить в нечто совсем другое. Не строй представлений. Будь открыт миру. Это значит, воспринимай всё так, как есть, не сравнивая с тем, что ты уже знаешь. Иванушка прост не потому, что дурак, а потому, что принимает мир таким, какой он есть. Понял?

— Понял, — ответил Иван.

Ошеломлённый, он встал и пошёл обратно в деревню. Дошёл лишь к вечеру, и у него только и хватило сил, чтобы рухнуть на кровать и забыться в полусне. Единственное, чего он не понял, так это почему он так обессилел. Тогда ещё он не знал, что тонкий мир, с которым он соприкоснулся, отнимает у человека очень много энергии до тех пор, пока человек не станет частью этого мира, пока не войдёт в него не как гость, а как житель. К этому миру нужно привыкнуть и научиться жить в нём так же, как и на Земле.

Утром он наскоро собрался и пошёл в сторону поляны. В чувствах и мыслях царил хаос. Он не мог поймать ни одной мысли и понять свои чувства. Всё внутри клокотало, бурлило. Иван взял топор и стал рубить дерево. Когда же он закончил работу, то понял, что срубил совсем не то дерево, что было нужно. Только на третий день он немного успокоился и сообразил, что приходит сюда, чтобы снова услышать тот голос. Он напрягал свой слух, он усмирял свои чувства, он махал топором и затихал на поляне, но всё было напрасно. Голоса не было, жизнь померкла, остался лишь хаос, ибо он лишился прежнего спокойствия.

Совершенно неожиданно для себя он стал нервным и раздражительным. Он думал, что давно победил в себе эти качества, оставив их в далёкой юности. Но теперь они вылезли вновь, и на ласковое обращение жителей деревни он отвечал угрюмо и неохотно — ему стало казаться, что они лезут ему в душу. Он работал без прежней охоты, скорее машинально, но люди не обращали на его грубость внимания, продолжая ласково привечать, просили помочь и благодарили за труд. Так прошла зима. Только к весне Иван стал замечать, что отвечает невпопад и угрюмо огрызается на самые обычные вопросы и приветствия людей. За всё это время он впервые обратил внимание на своё поведение, ибо до этого ему казалось, что это люди бесконечно лезут к нему и пристают с разговорами.

«Что произошло со мной? — думал он. — Где тот спокойный, рассудительный, разумный человек, который пришёл сюда? Куда он делся? Мало же было нужно, чтобы совершить со мной такое превращение».

Он начал борьбу за прежнее равновесие, доброжелательность, спокойствие. Он пересиливал себя во всём, стараясь быть приветливым и отвечая ласково даже тогда, когда вопрос казался ему совершенно глупым. Он с большей охотой помогал и даже вступал в разговоры с теми, у кого работал. И месяца не прошло, как заметил он перемены в своих ощущениях. Во-первых, он стал улавливать вполне конкретные мысли свои, которые до этого разбегались во все стороны. Во-вторых, он стал чувствовать настроение людей, их состояние и понял, что всё это время думал только о себе, совершенно не сознавая, что другие люди могут страдать от его отношения к ним.

Ему очень хотелось пойти на поляну, и он ждал, когда земля станет твёрдой, подсохнув под лучами солнца. Но, с другой стороны, пора было подумать и о том, когда покидать это селение, ибо он впервые за долгие годы провёл в одном месте столько времени. Взяв топор, Иван углубился в тайгу и скоро вышел к поляне, ещё не покрытой первой зеленью и ярко освещенной солнцем, щедро льющим потоки света сквозь ветви деревьев. Иван стоял и думал о том, зачем он пришёл сюда.

— Наверное, для того, чтобы услышать мой голос. Но разве ты не понял, что голос мой можешь
слышать и в деревне? Для этого тебе не нужно уходить в тайгу. Всё дело только в тебе самом.

Прежняя волна беспорядочных чувств начала подниматься в Иване, но усилием воли он подавил её.

— Ты правильно сделал. Прежняя смута была поднята твоими неокрепшими чувствами. Ты был слишком замкнут не потому, что молчалив от природы, а потому, что считал в глубине души, что многого добился. Поэтому люди не интересовали тебя. При первом же нажиме на твои эмоции ты сломался. Ясно?

— Да, — ответил Иван.

— Возвращайся и исправляй взаимоотношения с жителями. Добивайся полного равновесия. А ту грязь, что из тебя полезла, выбрось вон. Забудь, её больше не существует.

Иван возвращался в глубоком раздумье. Самое интересное было в том, что его не мучили никакие вопросы. Он даже не думал о природе голоса. Он думал только о том задании, что получил. Но первое «здравствуй» он, погружённый в собственные мысли, всё же пропустил, забыв ответить.

Для Ивана началась совсем иная жизнь. Он по-другому стал смотреть на жителей деревни, он заметил их искренний интерес к себе, который раньше принимал за любопытство. Он стал более общительным, чем был в прежней жизни и даже в молодости. Он стал смеяться, чего не наблюдал за собой в последний десяток лет.

Однажды, сидя на крыше и стуча молотком, Иван услышал:

— Ты исправляешься. Пожалуй, можно поставить троечку.

— Почему? — спросил ошарашенно Иван.

— Потому. Ты по-прежнему слишком много думаешь о себе, а точнее, о том, чего ты добьёшься, когда сделаешь это и это. Ты привязан к результату и работаешь ради награды в виде этого результата. Потому ты многого не замечаешь.

Что же ему нужно замечать? Появились первые листья, вокруг стоял неумолкаемый птичий гомон, лес шумел, солнце светило. Он за всем наблюдал, не упуская из виду ничего. Он радовался весне, но чувства его были недостаточно ясными. Не было ясности в отношениях с людьми, с природой. Он ещё не разобрался в своих желаниях и целях. Иван мучился достаточно долго, прежде чем навёл порядок в собственных мыслях и чувствах: он был вежлив и охотно поддерживал беседу, мир для него ожил, и он стал замечать краски этого мира, но по-настоящему его интересовали только собственный успех и конечная победа над собой. И его совершенно не интересовали люди. Это внешне он был добродушным и отзывчивым, но не было в нём искреннего внимания к чужим бедам и радостям. Все мысли были о себе, своём отношении к ним, своей работе, своём взгляде на мир. Это «своё» приобрело какие-то неправдоподобно неприглядные формы и размеры и затмевало истинного Ивана. Тут только его осе нила одна ясная мысль: «Я никого не люблю». Даже нельзя было сказать «никого». В нём просто не было любви. Она отсутствовала в нём, и её место заменял некий суррогат. Иногда это было внимание, иногда доброта, желание похвалить или помочь, чувство ответственности и долга. В общем, всё что угодно, но только не любовь.

«Да где же мне взять её? — думал Иван. — Откуда она растёт, какой породы это дерево? Что порождает её, и отчего она умирает? »

Отчаянью Ивана не было предела. Он вновь ходил мрачнее тучи, забывал здороваться и старался скрыться подальше от людских глаз. Долгие размышления укрепили в нём решимость оставить деревню и вновь отправиться на поиски заветной страны. Впереди его ждали полгода трудных дорог, новые встречи и знания. Он был уверен, что всё изменится и окончательно прояснится для него. Одного не учёл наш путник. Это был совершенно не тот человек, который прошлой осенью попросил жителей приютить его. Шесть месяцев произвели в нём удивительные перемены, и нельзя сказать, что он стал лучше или хуже. Другое сознание жило теперь внутри него, иной взгляд на мир, иные чувства. Это было разбитое существо, потерявшее былую уверенность. Он перестал так хорошо ориентироваться в мире, и многие вещи ускользали от его внимания. В нём отсутствовала цельность, хотя внешне всё выглядело так же, как и прежде. Но если раньше Ивана вроде бы не замечали, даже несмотря на его рослость, потому что он сливался с миром, то теперь его задевали прохожие, пытаясь уязвить словом. Священники просто не отпускали, втягивая в споры и доказывая ему его неправедность; жители сёл, оглядев внимательно, не проявляли прежней доверчивости. Чего искал Иван? Он теперь и сам не знал, ибо цель ускользала, оставляя глухое недовольство собой и миром. Что я делаю, куда иду? Он продвигался на северо-восток, ибо за годы, проведённые в скитаниях, у него выработалось удивительное упорство, и поэтому он просто шёл, пока не наступили холода. Впереди угадывалась деревенька, и Иван направился к ней в надежде перезимовать, а потом отправиться дальше.

Чем-то удивительно знакомым пахнуло на Ивана, когда он постучал в первую же избу.

— Что, опять пришёл? — услышал он знакомый голос.

Но на этот раз голосом обладал живой старик, крепкий и жилистый. Иван знал его. Он жил на краю деревни, которую Иван оставил полгода назад, и держал пасеку. Иван никогда не разговаривал с ним, потому что они лишь мельком соприкоснулись пару раз, когда пасечник заходил в дом, где жил Иван. Если бы Иван не держался за ручку двери, в проёме которой стоял старик, он бы упал.

— Где я? — только и мог вымолвить наш путник.

— Ты пришёл туда же, откуда сбежал полгода назад, — сказал старик. — Заходи. Ты думаешь, что ушёл в поисках конечной цели своего пути? Иван, ты бежал, позорно бежал от себя и от мира. Но разве от себя убежишь? Потому ты снова здесь.

— Этого просто не может быть. Я полгода шёл на северо-восток. Я прошёл с десяток деревень и сёл, всё время продвигаясь вперёд.

— Иван, ты должен верить или себе, или реальности. Что предпочитаешь?

— Реальность, — буркнул Иван и тоскливо уставился в окно.

— Помнишь, я сказал тебе, что ты многого не замечаешь? Ты будешь проходить этот урок снова и снова, пока не усвоишь.

Утром Иван пошёл по деревне, здороваясь со старыми знакомыми. Всё оставалось на своих местах, но как-то неуловимо изменилось. Как будто другой воздух наполнял пространство, деревья шумели иначе. Он хотел было направиться к поляне, а потом подумал, зачем ему это, когда теперь у него есть живой голос. Тут только впервые Иван подумал о том, что произошло. Собственно, почему этот вопрос не возник сразу? Как мог старик говорить с ним на поляне, когда всё время оставался в деревне? Понял он, что опять был слишком занят своими чувствами, что захлестнули его с неодолимой силой.

— И долго это будет продолжаться? Полгода я борюсь с собой — и ничего.

— Ты можешь бороться ещё тридцать три года, и всё равно ничего не получится.

— Почему? Разве не нужно победить себя?

— Нужно. Но не себя, а то, что в тебе. Ты тратишь время на борьбу, а нужно просто вышвырнуть всё мешающее и стать внимательным к другим. Что ты заметил сегодня?

— Ничего особенного. Всё на прежних местах, но вроде что-то изменилось.

- Что?

— Не знаю.

— Ну что ж, живи и наблюдай.

На следующий день Иван вернулся в полной уверенности, что всё же что-то изменилось. Наверное, люди. В их взглядах появилось лукавство и иногда проскакивали искры смеха. И ещё Иван заметил, что, когда шумели деревья, ветра не было. Так отчего же они колышутся?

— От мыслей. Деревья очень реагируют на чужие мысли. Обычно они здесь не шелохнутся, но ты несёшь в себе хаос, и они беспокоятся.

Постепенно Иван успокоился. Он старался вникать в беседы и стал интересоваться жизнью людей. Теперь он шёл помогать не потому, что его просили, а потому, что чувствовал, что помочь необходимо. Он вслушивался не в слова, а в интонацию, пытаясь определить, действительно ли трудно человеку или он просто любит жаловаться. Сердце ему подсказывало, что таких не было. Сердце? За долгое время он впервые понял, что вновь обратился к сердцу. С этого момента Иван уже видел изменения каждый день. Возвращалось нечто давно утерянное, то, что жило в ребёнке, но ушло, когда он повзрослел. Мир оживал, но совсем иначе. Он рождался изнутри, и чем больше Иван проявлял интерес к людям, тем сильнее ощущал он растушую в нём любовь. Он распахнул сердце и чувствовал, как в ответ на его неподдельное участие к нему направляются волны благодарности и тепла. Он стал мягче и сострадательнее, заботливее и доверчивее.

— Иван, ты вроде бы и не глуп, Господь тебя разумом не обделил. Неужто мир изменился? Может, ты?

— Я, — кивнул Иван. — и я, и мир — всё изменилось. Во мне любовь проснулась. А может, это весна?

— Тебе ещё далеко до любви, а проснулись в тебе доброта и внимание. Ты хоть понял, отчего всё это произошло?

— Всё началось с внимания. Когда я стал интересоваться людьми, я перестал думать о себе, вернее, стал думать намного меньше. И даже когда вновь возвращался к мыслям о себе, то старался перебивать их мыслями о трудностях других людей. Так постепенно во мне что-то сдвинулось.

— Вот это и называется выбросить всё мешающее. Тебе мешал тот, кто заставлял тебя бесконечно копаться в себе. Ты отказался от его услуг, и всё стало на свои места. Теперь поговорим о твоей конечной цели.

У Ивана защемило сердце. Эта тема была для него слишком болезненной: ведь он потратил на неё годы жизни. Ему даже было как-то стыдно говорить об этом, потому что ему вдруг показалось, что он предал свою мечту.

- Что ты хочешь делать там, Иван?

— Трудиться. Я не лентяй и могу трудом служить людям.

— А здесь ты разве не трудишься? Ты целыми днями помогаешь людям.

— Это большая разница. Там я могу изменить себя и стать одним из великих людей.

— А здесь ты не можешь измениться и стать великим? Или желание стать великим затмило все остальные? Нет, Иван, ты не похож на тех, кто гонится за славой.

— Я, наверное, неправильно выразился. Я хочу стать... святым...

Из Ивана слова эти выскочили непроизвольно, и он замолчал, потому что опешил от того, что услышал.

— Понятно, — вдруг как-то особенно мягко произнёс старик.

Чувствовалось, что Иван выдал нечто сокровенное, что жило глубоко внутри и о чём он сам не подозревал. Поэтому пасечник оставил его и не стал больше расспрашивать.

А Иван сидел глубоко задумавшись и погрузившись в себя так, что мир перестал существовать для него.

Внутри рождалась мелодия, музыка. Нет, это не было похоже на музыку, это было особое звучание: какой-то шелест и колокольный звон, едва слышимые. Звучание наполнялось цветом и превращалось в сияющее нечто, что невозможно описать словами. Это нечто обладало удивительно притягательной силой, и хотелось быть рядом с ним всегда, но существовала и преграда, которая не позволяла приблизиться.

Иван созерцал это час или два, он не знал точно сколько, пока его не отвлёк голос старика.

— Нравится?

— Это не то слово. Постой, откуда ты знаешь, что происходит?

— Ты стал намного внимательнее, но самое главное всё время ускользает от тебя. Я не могу научить тебя ничему. Никто не в силах обучать другого человека. Ты должен познать мир сам, прикладывая к этому намного больше усилий, чем прежде.

Вновь для Ивана начались дни мучительных раздумий и наблюдений. Но они доставили ему и много радости. Он вдруг стал замечать, что люди здесь — особые, не такие, как везде, и вспомнил, что эта мысль пришла к нему ещё в первый день его пребывания в деревне, но забылась. Он понял, что люди знают о нём гораздо больше, чем он рассказывал о себе, и они, говоря с ним, обращаются не к внешнему Ивану, а к тому, что он есть на самом деле, к его внутреннему существу.

Иван старался быть внимательным и пробивал заслон собственных представлений о людях, пытаясь за ним увидеть их истинную суть. А они вообще не видели внешнего, как будто его не существовало. Они обращались только к его внутреннему состоянию, и даже если вид у Ивана был холодный и неприступный, они как будто видели за ним его душевную радость и хорошее настроение и, не замечая холодности, радовались вместе с ним. То, что для Ивана было непреодолимым барьером, для них было обычной жизнью. Ещё Иван подметил, что они все были на равных и не существовало никаких возрастных привилегий. И с детей, и со стариков спрашивалось одинаково в смысле ответственности за поступки. И никогда он не слышал, чтобы там сказали: он поступил так по неразумию — мал ещё. Нет, дети были такими же членами общины, как и все остальные, равными и отвечающими за свои действия, но всё же чувствовалась там и некая направляющая сила, хотя Иван никогда не замечал, чтобы в деревне было ру ководство. Подметил Иван троих, что отличались от других чем-то неуловимым. То ли чувствовали глубже, то ли знали больше — не понимал он, но если бы появилась нужда, то он бы пошёл именно к ним обсудить свои проблемы.

А ещё Иван стал размышлять над загадкой, которую постоянно задавал ему старик. Казалось, он видел то же, что Иван, и всегда знал, о чём тот думает. Постепенно Иван понял, что это ему не казалось, а так оно и было на самом деле. И что так же видели и знали остальные жители, а те трое особенно отличались большой прозорливостью. Как они этого добились?

— И ты добьёшься. Но ты стремись не к этому, а расти в себе благодарность и признательность к людям. Тогда всё придёт само собой, — услышал Иван вновь голос внутри себя.

— Ты подслушиваешь мои мысли?

— Ничего подобного. Посмотри на деревья. Когда ты усиленно начинаешь размышлять о себе, своих достижениях, результатах, думаешь, как и какими приёмами добиться того или иного состояния, деревья начинают шуметь. Пусть это движение незаметно для тебя, но я здесь вырос, и малейшие изменения подсказывают мне, что происходит нечто необычное. Я начинаю искать причину и нахожу тебя, думающего о себе. Иван, о других думай, и наградой тебе будут их мысли о тебе. Тогда получится, что ты думаешь о них, а они — о тебе. Вот и вся арифметика.

— Что же получится: я, зная желания других людей, буду исполнять их, а они — мои? Так не бывает.

— Но ведь здесь это так. Помнишь, ты стал помогать не тогда, когда тебя просили, а когда ты чувствовал, что твоя помощь необходима? Здесь ведь все так живут, и как видишь, тебе это нравится, хотя поначалу показалось, что все лезут тебе в душу. Так было до тех пор, пока первая шелуха с тебя не сошла, а теперь видишь, ты и сам к этому стремишься.

«Чудеса, да и только», — подумал Иван. Хотя никаких чудес не происходило: люди косили сено, рубили деревья, пасли коров, чинили дома, но сама жизнь и отношения людей друг к другу были удивительными и отличались особой заботой и простотой.

— И всё же я разберусь, в чём здесь дело, — решил Иван.

Глава 2

Братство готовилось к служению. Торжественное предстояние свершалось четыре раза в год: зимой, весной, летом и осенью, но каждый день, когда солнце стояло в зените. Ковчег выносили из Святилища и рыцари склонялись в молитве Единому Сущему. Их было много, но близко могли подходить только те, кто в духовной брани одержал очередную победу. Численность первого круга никогда не менялась, ибо когда был готов войти в него следующий посвященный, один из прежних покидал Братство для служения там, где свет входил в мир, чтобы осветить его и подарить ему Слово. Имена рыцарей первого круга всегда оставшись неизменными, ибо были не именем человека, а именем занимаемого рыцарем места. Много рыцарей сменилось за тысячи лет служения, и чем чаще они менялись, тем больше света вливалось в Обитель, ибо множилось число ушедших в Царство Слова. От первого круга всё дальше расходились круги рыцарей Грааля, и количество стоящих в них увеличивалось, достигая миллионов по границам Братства.

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒